Жизнь в России глазами китайских мигрантов
		Над темой номера работал Александр ЛАРИН

Китайцы в России живут небогато

Для трудовых мигрантов, естественно, главным является вопрос об их заработках, т.е. материальном положении. Как видно из табл. 8, подавляющее большинство мигрантов оценивает свое материальное положение как «среднее, приемлемое» (рис. 6). Оценок «хорошее» плюс «очень хорошее» несколько больше, чем «плохое» плюс «очень плохое» (21% против 15%). Меньше всего тех, кто добился «очень хорошего» положения и тех, кто оказался в «очень плохом», тех и других – единичные проценты. Сходную картину находим у В. Гельбраса в обоих его опросах¹⁷.

Рисунок 6. Как Вы оцениваете свое материальное положение в России?

Интересно, что в данных нашего опроса зависимость между уровнем материального положения и продолжительностью жизни в России не прослеживается. В частности, распределение оценок между теми, кто прожил у нас менее одного года, мало отличается от аналогичных показателей у проживших более пяти лет: сумма положительных оценок среди новичков составляет 20%, сумма отрицательных – 13%. Среди «старожилов», соответственно, 16% и 16% (табл. 3).

Таблица 3. Сколько лет Вы суммарно прожили в России (хотя бы приблизительно)?

В принципе, это естественно для трудового мигранта, который из года в год приезжает на заработки, а заработанные деньги отвозит или отправляет на родину. Вероятно, равномерности заработков способствует и то обстоятельство, что новички легко «находят концы» и встраиваются в уже сложившуюся систему. По крайней мере, почти половина респондентов (47%) поехала в Россию, имея там заранее точку опоры (друзей), которые обещали помочь на первых порах, а почти треть (29%) сама послужила таковой, т.е. по их совету в Россию приехал кое-кто из друзей, родственников.

Теперь заметим, что число мигрантов, видящих себя в хорошем или очень хорошем материальном положении в России, оказалось меньше, чем таковых было в Китае (рис. 3,6): 21% против 35%. Это странное явление похоже на ошибку, но таковой, скорее всего, не является: в опросе В. Гельбраса¹⁸ (2002 год) разрыв между оценками в пользу китайских оказался еще более значительным - 25,4% против 57,4%. Правда, у него в счет вошли, помимо коммерсантов и служащих, еще и китайские студенты, но у последних при отдельном подсчете получились те же цифры, а, значит, эти цифры должны быть справедливы и для совокупности коммерсантов и служащих без студентов.

Сопоставив данные о материальном положении респондентов в Китае и в России в разбиении по оценкам, мы получили следующие цифры: высшую оценку своего положения в Китае как «очень хорошего» сохранили в России лишь 26%. Оценку «хорошее» понизил 51%, среднее положение сохранилось у 79% и понизилось у 8%.

Явственно улучшилось положение после приезда в Россию только у тех, кто на родине считал его плохим: у 80% из них. В целом респондентов, снизивших в России свое положение, оказалось 21%, не улучшивших его – 46%.

Надо полагать, при таких обстоятельствах у жителей Китая давно бы пропало желание ехать к нам на заработки, и поток мигрантов из Китая давно бы иссяк – чего в реальности не наблюдается. Как мы покажем ниже, подавляющее большинство мигрантов не собирается сворачивать свою деятельность в России. Поэтому нам ничего не остается, как констатировать субъективный характер оценок мигрантами собственного материального положения. Правдоподобно предположить, что свое положение на родине они сознательно или бессознательно приукрашивают, с тем чтобы повысить самооценку, а заодно и престиж своей страны в рамках модели «я и мир». Успехи же свои в России мигрант едва ли станет преувеличивать, скорее, проявит склонность на всякий случай преуменьшить при заполнении анкеты, хотя бы и анонимной. Иными словами, свое положение у себя дома и в чужой стране, на заработках мигрант меряет разными мерками. Однако и в этом случае оценка собственного материального положения интересна для нас тем, что позволяет, при всей ее расплывчатости, составить какое-то представление о том, насколько человек удовлетворен им.

Более ясную картину можно увидеть с помощью рис. 7, где доходы показаны в реальном исчислении.

Рисунок 7. Если можно, укажите, пожалуйста, Ваш ежемесячный доход

Из нее следует, что подавляющее большинство  опрошенных - 82% довольствуются заработками до 20 тысяч рублей. Сходные с нашими данные опубликовала и Е. Вишник, опросившая 250 вернувшихся из России мигрантов  в провинции Хэйлунцзян¹⁹: 3,6% ее респондентов зарабатывают менее 1000 юаней (приблизительно 3 тысячи рублей при пересчете через доллар), 36,4% - от 1000 до 3000 юаней (т.е. до 9 тысяч рублей), 37,2% - от 3000 до 5000 юаней (до 15 тысяч рублей). Таким образом, 77,2% респондентов имеют заработок в пределах 15 тысяч рублей.

Приведенные здесь цифры позволяют думать, что заработки основной массы китайских мигрантов в настоящее время достаточно скромны. Они вполне сравнимы со средними заработками россиян – работников тех же профессий, и потому представление, будто первые отнимают у вторых «хлебные места» - один из любимых аргументов наших ксенофобов – являются не более чем мифом.

Полезно сопоставить результаты опросов с данными, которые изредка появляются в китайских СМИ. Так, в одном материале из провинции Гирин можно прочесть: «С июня 1996 года крестьяне из поселка Сыхэцунь стали ездить в Москву. По словам секретаря поселковой парторганизации Чжао Цзинлиня, в поселке насчитывается 650 дворов, более двух тысяч жителей, семьсот из них занялись торговлей в Москве. За год в Москве можно было заработать от 50–60 тысяч до одного миллиона юаней. У крестьянина Чжоу Кэциня семья – четыре человека. Прежде годовой доход семьи не превышал тысячи юаней. В 1998 году семья Чжоу отправилась в Москву. Сейчас в Москве за год он может заработать 400 тысяч юаней, а то и больше. Чжоу не только обзавелся собственным домом, но и купил два грузовика и занялся перевозками. По неполным данным, крестьяне Сыхэцуня за год привозят из Москвы 40 миллионов юаней»²⁰.

Разделив эту сумму на 700 крестьян-коммерсантов и на 12 месяцев, получим 4760 юаней в месяц, или приблизительно около 15 тысяч рублей, что полностью соответствует ответам наших респондентов. Месячный доход крестьянина Чжоу вычислить труднее, поскольку неизвестно, все ли члены его семьи в Москве работали и в какой степени были заняты. Но если предположить, что все четверо трудились, то ежегодный заработок в 400 тысяч юаней в раскладе на одного человека в месяц дает 25 тысяч рублей. Это уже выше среднего по нашей шкале, но, наверное, и в деревне тоже: недаром же местный партийный вожак приводил предприимчивого Чжоу в качестве примера!

Заметим, что из своего заработка мигранты должны не только питаться, но и оплачивать жилище, давать взятки и т.п. Мало того, многие мигранты, как это видно из рис. 8, вынуждены помогать материально родственникам в Китае. Лишь десятая часть мигрантов имеет возможность не оказывать такой помощи, поскольку в ней нет нужды, еще 5% не помогают из-за отсутствия средств и еще 5%, наоборот, сами пользуются помощью родственников. Помогать родственникам и близким, живущим в Китае, вынуждено большинство мигрантов независимо от того, к какой группе они принадлежат по своему материальному положению.

Рисунок 8. Помогаете ли Вы кому-либо в Китае материально, деньгами?

Китайские мигранты в большинстве своем пользуются весьма скромными жилищными условиями (рис. 9). 69% респондентов проживают в общежитиях, благоустроенность которых, как правило, оставляет желать лучшего.

Рисунок 9. В каком жилище Вы живете?

Только 22% снимают квартиру, 33% живут в одном помещении или квартире с несколькими компаньонами, 5% - в одном помещении или квартире с одним компаньоном.

Не исключено, конечно, что мигранты на всякий случай преуменьшают свои доходы, так же как и оценку своего материального положения. Бесспорно, далее, что они сплошь и рядом пользуются менее качественным жилищем, чем могли бы, исключительно в целях экономии. Однако, как показывает опрос, необходимость экономить нередко простирается и на область необходимого: питания (32%), одежды и обуви (20%), медицинских услуг (48%). Возможность ни в чем не отказывать себе оказалась привилегией явного меньшинства респондентов.

Даже среди тех, кто обозначил свое материальное положение как «хорошее» или «очень хорошее», доля таких счастливчиков, по нашим подсчетам, составила 54%; среди тех, кто оказался в «среднем» положении – 26%; в «плохом» и «очень плохом» - 3%.

Интересно, что между доходами и оценками материального положения не просматривается сколько-нибудь ясной зависимости. Согласно нашим выкладкам, на всех ступенях заработка свое положение считают «средним, приемлемым» более 50% мигрантов. Это обстоятельство вкупе с рассмотренным выше соотношением оценок материального положения дома и «на выезде» убеждает, что оценка мигрантом собственного материального положения не может служить сколько-нибудь достоверным показателем его действительного материального положения. Однако она важна как показатель его психологического самоощущения. Гибкость в восприятии реальной ситуации, подвижность уровня запросов свидетельствуют о высокой степени приспособляемости китайских мигрантов в условиях пребывания в чужом окружении.

¹⁷ Гельбрас В.Г. Китайская реальность России. М., 2001. С. 88; Гельбрас В. Россия в условиях глобальной китайской миграции. М., 2004. С. 127.
¹⁸ Гельбрас В. Россия в условиях глобальной китайской миграции. М., 2004. С. 105, 127, 157.
¹⁹ E. Wishnick. Economic Security and Chinese Migration to the Russian Far East. Honolulu. 2004. P. 9.
²⁰ Цзилинь Шулань ю г э «Элосы синь нян цунь» (В провинции Гирин в Шулане есть «поселок русских молодух») http://commerce.northeast.cn 24.10. 2006.