Китайская диаспора и "китайская угроза"^*

А.Г. Ларин
(Опубликовано в: Ларин А.Г. Китай и зарубежные китайцы. Экспресс-информация №2 (147), М.: Институт Дальнего Востока РАН, 2008, с. 52-59)

На рубеже XIX-XX веков, когда КНР превратилась в одно из самых могучих и быстро развивающихся государств мира, ее связи с диаспорой приобрели небывалый размах и возникла идея формирования Большого Китая, для недоверчивого отношения к китайским диаспорам в ЮВА появился новый мотив, вызванный, прежде всего, их широкой инвестиционной деятельностью на земле предков. Мало того, что своими инвестициями диаспоры вольно или невольно помогает Китаю наращивать силу. Если посмотреть на дело с другой стороны, для государств их проживания это означает утечку капитала. В результате «некоторые государства выражают озабоченность относительно лояльности этнических китайцев, уводящих капитал в свои деревни и уезды в Китае, в то время как страна, в которой создано их благосостояние, остается в сфере инвестиционного голода»¹.

По-видимому, именно настроения такого рода побуждают Пекин уклоняться от публикации объемов инвестиций, притекающих из диаспор. Сами китайские ученые отмечают: «Вследствие деликатности ряда международных вопросов материковый Китай не считает целесообразным давать свои оценки объема экономики зарубежных китайцев. Сянган, Тайвань и Аомэнь также не спешат внести ясность. В странах, где китайские эмигранты составляют национальное меньшинство, такие оценки легко могут привести к обострению межнациональных противоречий и нанести вред китайским эмигрантам»².

Позиция государств, не желающих мириться с утечкой капитала, и служит, очевидно, главным тормозом, препятствующим его вывозу. Поскольку над выходцами из Китая и их потомками постоянно довлеет опасение быть обвиненными в пропекинских настроениях и действиях, они вынуждены вести себя в отношениях с этнической родиной с неизменной осторожностью, подчеркивая: то, чем они занимаются - это чистый бизнес, не имеющий ничего общего с идеей «Большого Китая». Чтобы не давать пищу для подозрений, они нередко «делают все возможное, чтобы продемонстрировать уважение в первую очередь к пожеланиям местных правительств»³.

Линию, которой следует придерживаться членам китайской диаспоры, четко обрисовал известный политический деятель Ли Куан Ю, экс-премьер Сингапура, этнический китаец по происхождению. Позволим себе привести пространную цитату из его выступления на 2-й Всемирной конвенции китайских предпринимателей в 1993 г.: «Мы - этнические китайцы. У всех нас есть некоторые черты, определяющие общность предков и культуры. Мы легко устанавливаем доверие и связи между собой. Но мы должны быть честными и признать, что, в конце концов, наша лояльность по сути своей принадлежит стране, где мы живем, а не Китаю. Думать по-иному - что у нас больше общего друг с другом и со страной наших предков, чем с нашими согражданами в стране проживания - было бы нереалистично. Будет печально, если наши интересы разойдутся. Более того, это вызовет непонимание и трения с теми нашими согражданами, которые не являются этническими китайцами, даже в тех странах, где этнические китайцы составляют большинство, как в Сингапуре»⁴.

Далее Ли Куан Ю предостерегает: «Добившись успеха, заморские этнические китайцы не должны впадать в китайский шовинизм. Это тем более важно, что Китай становится процветающим и сильным. Успехи Китая могут посеять страх, что он станет доминировать в регионе, особенно если его будут рассматривать как соперника в борьбе за инвестиции, а не партнера в региональном процветании».

Для сглаживания проблемы инвестиций Ли Куан Ю выдвигает предпринимателям из этнических китайцев ряд оригинальных предложений: позаботиться о том, чтобы их капиталовложения в их собственные страны не сокращались в результате инвестирования в Китай, а также использовать свои связи в Китае, чтобы расширить его торговлю с их странами и инвестиции в них. Китай же, со своей стороны, может использовать связи с диаспорой и получить отдачу от своих капиталов, вложив их в Индонезию, Малайзию или Таиланд - страны с богатыми энергоресурсами и дешевой рабочей силой. Надо полагать, приведенные выше высказывания Ли Куан Ю в значительной мере отражают позиции правительств не только Сингапура, но и других стран ЮВА. Пока еще проблема перекачки капитала не приобрела особой остроты и не встала в повестку дня в диалоге Китая со странами региона, однако, не исключено, что со временем она потребует практических решений.

Дело, однако, не только в инвестициях.

С мыслями Ли Куан Ю перекликаются рассуждения китайских ученых, признающих, что китайские эмигранты новой волны отличаются высоким уровнем этнического самосознания. «Их национализм, как и космополитизм, со временем проявляются все более полновесно, - отмечает исследователь из Шанхайской академии наук У Цяньцзинь. - Национализм зарубежных китайцев, хотя и не является генеральным направлением движения зарубежного китайского сообщества, представляет собой заметную силу в международных отношениях»⁵. Поскольку эмигранты становятся гражданами стран пребывания, здесь возникает потенциально опасное противоречие, которое может быть преодолено, как считает китайский ученый, только посредством «глубокого слияния» этнического национализма и гражданской лояльности. «Если слияние будет недостаточным, если оно приведет к межнациональным противоречиям и конфликтам - национализм зарубежных китайцев должен будет раствориться в национальном самосознании большинства и исчезнуть, или же все закончится возвращением в страну предков». По мнению ученого, «решающим здесь является отношение государства к многозначной политической самоидентификации. Трансграничный национализм может развиваться, только если его не рассматривают как угрозу политической лояльности граждан по отношению к данному государству».

Но в государствах, принявших эмигрантов, как раз и возникают опасения, что новые финансовые связи в сочетании с игрой на этнических узах позволят Китаю втянуть диаспору в сферу своего экономического и политического влияния, использовать ее как инструмент для достижения своих целей. «Мы не просто обеспокоены, - делился своими чувствами один из высокопоставленных филиппинских чиновников; - мы испытываем священный трепет. Лет за десять или около того Китай станет главным игроком в Азии, и мы рассматриваем зарубежных китайцев как неотъемлемую часть общего пакета»⁶.

Насколько обоснованы тревоги насчет превращения диаспоры в разносчика «китайкой угрозы»? Нам представляется, что на данный момент они опровергаются рядом серьезных аргументов.

Достаточно уже того, что сами диаспоры абсолютно не жаждут превращаться в чей бы то ни было «инструмент». Так или иначе они интегрированы в местные общества, весь ход их жизни зависит от его стабильного функционирования, и ломать устоявшийся уклад, подчиняясь какому-то влиянию извне, явно не отвечает их коренным, жизненным интересам. Да, они инвестируют свои капиталы в экономику КНР, но в их развороте навстречу родине предков есть предел, заходить за который они едва ли захотят. Это обстоятельство, кстати, наглядно выявилось во время «культурной революции», когда китайские диаспоры (за исключением небольшого числа индоктринированных коммунистическими идеями лиц в Индонезии) не поддержали проповедуемую Пекином идею восстания «мировой деревни» против «мирового города».

Дальше естественно задаться вопросами: может ли экономический потенциал китайской диаспоры в странах ЮВА трансформироваться в политическую силу? Если да - то может ли этот процесс, в конце концов, привести к установлению контроля диаспоры над тем или иным государством? Ведь уже сегодня наиболее крупные фигуры из верхнего слоя китайской диаспоры награждаются такими прозвищами, как «Властелины кольца» (имея в виду Тихоокеанское кольцо), «Новые азиатские императоры»⁷ и т.д. События несколько иного плана, такие как «дело Ли Вэньхэ», американца китайского происхождения, обвиненного в 1999 г. в США в хищении военно-технических секретов, дают добавочную пищу для предположений, что китайцы за рубежом могут действовать по заданиям Пекина.

Тем не менее, и на эти вопросы должен быть дан отрицательный ответ.

Во-первых, экономическая мощь китайцев в странах ЮВА (за исключениями, о которых мы говорили выше) не мешает им оставаться чужеродным национальным меньшинством, не вполне полноценной частью общества. Богатство верхнего слоя диаспор не облегчает интеграцию эмигрантов в местные общества, не дает им иммунитета от дискриминации и даже не избавляет от опасности стать козлами отпущения, если власти необходимо будет отвлечь внимание населения от фактов своей коррумпированности и некомпетентности. Оно не становится и оружием борьбы за равноправие, вообще, политической борьбы, поскольку китайские диаспоры такой борьбы избегают, не желая нарушать равновесие, установившееся в их отношениях с местным населением. По образному выражению одного из китайских ученых, экономическая мощь китайской диаспоры остается «богатством евнуха».

Ученые КНР вежливо, но решительно отвергают появляющиеся в западной литературе гипотезы относительно грядущей, пусть и в далеком будущем, «угрозы», проистекающей из увеличения экономического веса китайской диаспоры. Истолкование в подобном ключе цифр, свидетельствующих о финансовой мощи диаспоры, о наличии большого процента этнических китайцев в списке азиатских сверхбогачей - это, с точки зрения китайских ученых, одностороннее, искаженное изображение диаспоры, «способное лишь спровоцировать антикитайские настроения среди азиатских этносов, особенно в молодых государствах ЮВА»⁸.

Кажется, единственный, достаточно скромный ответ на дискриминацию и неприязнь, который могут себе позволить нынешние поколения китайских эмигрантов - это пропагандистско-просветительная работа, направленная на создание вокруг диаспор атмосферы толерантности и одновременно на воспитание в их членах чувства достоинства, гордости за принадлежность к великой китайской нации. В качестве примера можно сослаться на организацию с громким названием "World Huaren Federation" (Всемирная Федерация этнических китайцев, создана в 1998 г, базируется в США и Австралии), выпускающую на своем вебсайте http://www.huaren.org интернет-журнал "E-magazine For the Globe Chinese Community". Организация ставит своей целью содействие процветанию зарубежных китайцев, борьбу за их признание, за равноправное отношение к ним, преодоление негативных стереотипов, воспитание у представителей китайской общины самоуважения, чувства собственного достоинства.

Во-вторых, местные общества крайне неохотно принимают представителей китайских диаспор (за редкими исключениями) в качестве участников властных структур, и деятельность этнических китайцев, как правило, ограничивается сферой бизнеса.

В-третьих, представление о сплоченности китайской диаспоры в той или иной стране в единый организм на проверку оказываются чрезвычайно упрощенными. Правильнее было бы говорить о существовании в диаспоре многочисленных групп с более или менее тесной внутренней спайкой, соперничающих друг с другом. Не случайно вышеупомянутая Всемирная федерация этнических китайцев формулирует свою задачу как «примирение между различными группами китайцев, а также между китайцами и некитайцами». Известны многочисленные истории о богатых китайских магнатах, неспособных договориться между собой о совместном решении политических или деловых проблем. Тем более не приходится говорить о политической активности «новых азиатских императоров» на международном уровне: никаких солидарных выступлений за национальное равноправие с их стороны не наблюдается.

«Деятельность этнических китайцев протекает в мире бизнеса, и здесь расхождения в интересах разделяют их в большей мере, чем объединяет принадлежность к китайской нации, - отмечает авторитетный австралийский ученый Дэвид Гудмэн и делает вывод: - помимо основы, нередко чрезвычайно смутной, в виде общности предков, мало что объединяет китайцев региона, и концепция сообщества этнических китайцев в Восточной и Юго-Восточной Азии при ближайшем рассмотрении рассыпается»⁹.

Наконец, посвятив себя исключительно коммерции, китайская эмиграция, включая ее верхний слой, оказывается заведомо далека от того, чтобы посвятить себя грандиозной цели - содействию возвышению этнической родины, хотя охотно гордится ее успехами. Показательно в этом смысле заключение, к которому пришел один из авторов, исследуя свойственные новым мигрантам широкие связи с недавно оставленной ими родной землей: их «национализм» уравновешивается их же «транснацонализмом», т.е. освоением нового жизненного пространства, вследствие чего «маловероятно, что возникнет единая идеология или движение с централизованным руководством»¹⁰.

Вообще, китайские эмигранты «если и идут в политику, то только из соображений выгоды, а не из идейных соображений, связанных с их китайским происхождением»¹¹.

В таких условиях превращение диаспоры в проводника интересов Пекина представляется невозможным.

Однако такое положение дел вполне устраивает Пекин, заинтересованный прежде всего в сохранении политической стабильности на окружающем его пространстве, в продолжении экономической активности диаспор и гармонизации их взаимоотношений с местными властями. Поэтому его «диаспоральная» линия носит консервативно-охранительный характер. При этом в его идеолого-пропагандистской позиции начисто отсутствуют малейшие намеки на политический характер связей материка и диаспоры сегодня или в перспективе, на потенциал диаспоры как политической силы и т.п. В этом смысле можно сказать, что позиция Пекина в области отношений с диаспорой полностью деполитизирована.

Втягивая в свою экономику в массовых масштабах капитал зарубежных китайцев, подняв на небывалую высоту торговое и инвестиционное сотрудничество с Тайванем, вернув Сянган, слившийся в единое экономическое целое с прилегающими районами провинции Гуандун, Пекин подчеркнуто игнорирует разговоры о «Большом Китае», ассоциируемом в международном общественном мнении с вовлечением диаспоры в политику КНР. Благодаря этому, ажиотаж вокруг идеи «Большого Китая», возникший было в первой половине 90-х гг., затем сам собой сошел на нет.

Важно отметить, что, во избежание неразберихи и разного рода конфликтов, Китай в своем законодательстве еще в 1950-е гг. провел ясную границу между гражданами КНР и гражданами других государств, четко обозначив свою обязанность защищать интересы собственных граждан и вместе с тем выразив готовность соблюдать интересы граждан других государств. Действующий в настоящее время «Закон о гражданстве КНР» от 10 сентября 1980 г., основанный как на принципе крови, так и на принципе почвы, содержит следующие положения:

«Ст. 3. Китайская Народная Республика не признает двойное гражданство своих граждан.

Ст. 4. Человек, оба родителя или один родитель которого являются гражданами Китая и который родился на территории Китая, обладает китайским гражданством.

Ст. 5. Если оба родителя или один родитель являются гражданами Китая, то человек, родившийся вне Китая, обладает китайским гражданством. Но если гражданином Китая является только один из родителей, постоянно проживающий вне Китая, то новорожденный обладает иностранным гражданством и не обладает китайским гражданством.

Ст. 6. Если родители, не имеющие гражданства или с неясным гражданством постоянно проживают в Китае, то их ребенок, родившийся в Китае, обладает китайским гражданством».

Другие статьи Закона подтверждают статью 3: человек, получивший китайское гражданство, лишается иностранного гражданства, а получивший иностранное гражданство - лишается китайского.

Это относится и к хуацяо. Китайское правительство одобряет и поддерживает добровольное принятие эмигрантами-хуацяо гражданства страны пребывания, выказывая при этом в их адрес ряд требований и пожеланий. В материалах китайской консульской службы подчеркивается: «Добровольно принявший гражданство другой страны является иностранным гражданином, он должен пользоваться всеми правами и исполнять все обязанности гражданина данной страны. Однако, теряя китайское гражданство, хуацяо вместе с тем «сохраняет родственную связь с китайским народом».

Если же хуацяо остается китайским гражданином, то правительство Китая обязывает его «соблюдать законы и обычаи страны проживания, жить в дружбе с местным населением, вносить вклад в развитие экономики страны проживания».

Инструкции прямо определяют границы деятельности китайских консульств. Так, они не могут вмешиваться в ход судебного процесса и помогать находящемуся под судом китайскому гражданину уйти от ответственности за преступление; не могут добиваться для него особо благоприятных условий содержания под стражей; не могут оплачивать его расходы на адвокатов, на проживание, лечение, транспортные расходы и ресторанные счета; не могут помогать ему получить документы, дающие право на работу или на длительное проживание в данном государстве; не могут укрывать его на территории посольства или консульства.

Что же касается лиц китайского происхождения с иностранным гражданством (вай цзи хуажэнъ), то их права и интересы охраняются законами их государств. В Китае они могут действовать на правах иностранных предпринимателей и в этом качестве пользуются защитой соответствующих законов КНР. Вместе с тем установки для консульской работы гласят: «Поскольку многие иностранцы китайского происхождения имеют в стране родственников, мы рассматриваем их как родных нам людей, охраняем и развиваем их родственные, близкие связи с нашей страной». На территории Китая в предпринимательской сфере на иностранцев китайского происхождения фактически распространяются многие важнейшие права, предоставляемые эмигрантам-гражданам («хуацяо»).

Китайское гражданское законодательство подчеркивает, таким образом, что правительство КНР не имеет никаких претензий на власть над этническими китайцами, не являющихся гражданами КНР, и лишь рассматривает их, в силу культурных и родственных связей, как «персона грата».

Главное же средство, с помощью которого китайские руководители стремится развеять опасения относительно «китайской угрозы», едино для всех ее мыслимых видов - экономической, военной, демографической, диаспоральной и т.д. Это средство - утверждение в международном общественном мнении образа миролюбивой и ответственной державы, строго придерживающейся правил цивилизованного поведения.

* - Работа подготовлена при содействии Фонда научных обменов им. Цзян Цзинго (Chiang Ching-Kuo Foundation for Scholaru Exchange, Taipei).
¹ Lee Kuan Yew. The Loyality of Overseas Chinese Belongs Overseas // International Herald Tribune. 23.11.1993. http://www/iht.com/articles/193/11/23/nulee.php
² Дань Чунь. Люэ лунь хай вай хуажэнь цзинцзи // Хай вай хуажэнь яньцзю лунь цзи / Хэ Шиюань чжубянь (Дань Чунь. Кратко об экономике зарубежных китайцев // Сборник работ по изучению зарубежных китайцев / Гл. ред. Хэ Шиюань). Пекин, 2002. С. 194.
³ Там же.
⁴ Lee Kuan Yew. The Loyality of Overseas Chinese Belongs Overseas // International Her­ald Tribune. 23.11.1993. http://www/iht.com/articles/193/11/23/nulee.php
⁵ У Цяньцзинь. Лзн чжань хоу хуажэнь иминь ды куа го миньцзучжуи (Трансграничный национализм китайских эмигрантов после «холодной войны») //Хуацяо хуажэнь лиши яньцзю. 2006. № 1. С. 28
⁶ Enter the Dragon: Building the Chinese Powerhouse 6/26/94. www.academic.brooklvn.cuny.edu/core9/phalsall/chinpress.html
⁷ George T. Haley, Chin Tiong Tan, Usha C.V. Haley. New Asian Emperors. Butterworth Heinemann, 1998
⁸ Дань Чунь. Люэ лунь хай вай хуажэнь цзинцзи //Хай вай хуажэнь яньцзю лунь цзи / Хэ Шиюань чжубянь (Дань Чунь. Кратко об экономике зарубежных китайцев // Сборник работ по изучению зарубежных китайцев / Гл. ред. Хэ Шиюань). Пекин, 2002. С. 197.
⁹ Survival. Winter 1997-1998. р. 141.
¹⁰ Hong Liu. New Migrants and the Revival of Overseas Chinese Nationalism. http://taylorandfrancis.metapress.com/app/home/contribution.asp?wasp=562e68cbc09b4
¹¹ Phar Kim Bemg. Overseas Chinese: How Powerful are They? Asia Times online. 10.12/2002. http://www.atimes.com/atimes/China/DL10Ad04.html