Рыночная экономика и этническая среда

В. Тишков
(Опубликовано в журнале "Общество и экономика", 2005, №12)

Опыт перехода к рыночной экономике, становления предпринимательства, адаптации населения к новым условиям свидетельствует, что разные страны и разные этнические группы в разной мере продвинулись на этом пути. При анализе этой ситуации иногда называют не только такие причины, как неодинаковый стартовый уровень развития экономики, особенности политической ситуации, выбор правящими элитами методов своего обогащения и т.п., но и этнокультурную специфику. Иногда констатируется, что, например, русские в процессе рыночной трансформации оказались менее подвижными, менее заинтересованными в статусном росте, чем представители других национальностей, например, если сравнить их с народами Закавказья, татарами или некоторыми другими национальностями. К таким утверждениям, даже подкрепленным материалами исследований, нужно относиться с осторожностью. Вопрос о том, существует ли в реальности некая зависимость между национальностью, этническим фактором и способностью к адаптации в рыночных условиях, достаточно сложен. Есть опасность, что влияние различий в исторических условиях развития и в нынешней экономической и политической ситуации в ареале проживания того или иного народа будет недооцениваться и подменяться преувеличенной трактовкой значимости «крови», этнической принадлежности. А это может иметь негативные последствия: вместо того, чтобы преобразовывать общественные условия, препятствующие рыночной адаптации, менять общественные стереотипы, в обществе будет консервироваться, со ссылкой на исторически детерминированную национальную специфику, некая «самобытность» или же затрачиваться ресурсы на якобы некогда существовавшую «историческую норму». Но это может порождать саморазрушительную обреченность в подходе к социально-экономическим преобразованиям и неравенство представителей той или иной этнической общности в условиях современной экономики, которое одновременно выступает оправданием торможения инновационных процессов в обществе.

То, что мы называем этничностью, включает в себя не только язык, мировидение, мифологию и прочее, но и традиции, связанные с системой жизнеобеспечения. Нельзя сводить этничность к специфическим духовным ценностям. Огромную роль играет сфера материальной культуры, т.е. система хозяйствования, пища, одежда, жилище и некоторые другие формы материальной культуры. Материальная культура только в малой степени вытекает из духовных ценностей этнической группы, поскольку исторически формировалась в определенных природно-климатических условиях, постоянно подвергалась техническим инновациям и культурным заимствованиям, а также воздействию мировых цивилизационных достижений. Более того, не духовная культура определяет материальную, а, наоборот, в большей степени научно-технический прогресс и инновационная деятельность людей, природные и материальные ресурсы, которыми обладают людские сообщества, воздействуют на культурное производство, включая культурные ценности. Это воздействие может быть противоречивым, но в основном оно ведет к модернизации духовных ценностей в свете общего прогресса общества, гуманизации общественной жизни, сотрудничеству и сближению людей с разными этнокультурными корнями как условию более гармоничного, менее конфликтного существования полиэтничных сообществ в рамках государств. Государства на основе этнокультурного разнообразия проживающего в них населения сами формируют более сложные национальные культурные комплексы и традиции в системе экономического и культурного поведения людей. В России - это российская национальная культура, материальные и духовные компоненты которой сложились и развиваются на основе многих этнических традиций с безусловным преобладанием среди них культуры русского народа и русского языка.

Системы жизнеобеспечения различных этнических групп, некогда сильно отличавшиеся, в современную эпоху сближаются, прежде всего, в силу развития мирового производства на основе общих технологий и появления сходных форм трудовой организации (частный аграрный производитель-фермер, компания, банк и т.п.). Система жизнеобеспечения - это определенный строй экономической жизни, хозяйственный опыт, трудовые традиции, трудовая этика. Эта система складывалась и менялась на протяжении истории у разных народов, но под понятием «народ» можно понимать как этнические общность и традицию, так и население государства и его национальную традицию. Поэтому можно говорить, например, о трудовых навыках и традициях, скажем, русских, татар, чукчей, баварцев, аляскинских старожилов, американских индейцев. Также как россиян, немцев, американцев и т.д. Это принято и вполне научно. Но следует помнить и о том, что условия и образ жизни наций (как многоэтничных гражданских сообществ) и этносов (этнических групп) постоянно, особенно в XX веке, развивались и модернизировались. Это особенно явно прослеживается в новейшей истории народов. Поэтому городское население, если его сравнивать с сельским, уже не так привязано к традиционным хозяйственным комплексам, в том числе этнически обусловленным. И вообще можно говорить о том, что современное трудовое поведение членов этнических сообществ отражает некую общую установку под названием «интересы людей», которая определяется базовой для любого людского сообщества социальной стратегией. Элементами такой стратегии являются, прежде всего, желание преуспеть в жизни, обеспечить себя, свое потомство, достичь определенных жизненных благ, исполнить определенную социальную миссию, на понимание которой этническая принадлежность оказывает некоторое влияние, но это влияние никогда не было определяющим (если не иметь в виду какие-то исторические кризисные моменты, связанные с угрозой существованию этноса), а в современную эпоху перспективна тенденция к снижению этого влияния. И уместнее стремиться соответствовать требованиям современной экономики, чем ссылаться на русские народные сказки и поговорки, вроде преимуществ «лежания на печи» как чего-то не просто «исконно русского», но и более морального, противостоящего «бездумному» прагматизму и «презренному» стяжательству.

Нельзя забывать, что многое из того, что относится к экономическому поведению людей и трудовой морали и т.п. и то, что привыкли связывать с этническими факторами или этническими традициями, вовсе не закреплено жестко за определенной этнической группой, а обусловлено историческим опытом страны, государства, системой, в которой живет этот этнос. Так в трудовом поведении советских людей, независимо от национальности, ярко проявлялось отсутствие достаточных стимулов к труду при социализме, уравниловка, не говоря уже о полном отсутствии возможностей для подлинного предпринимательства. Одно из базовых проявлений мировосприятия, которое свойственно представителям всех национальностей в социалистическом мире, было, например, такое: «Они делают вид, что нам платят, а мы делаем вид, что работаем».

Общая социальная и экономическая культура, которая складывается в рамках государства, гораздо мощнее влияет на процесс рыночной трансформации, чем партикулярные этнические и культурные традиции. Более того, если сохраняется какая-то этническая партикулярность или малая этнокультура, то она сохраняется чаще всего не на уровне отдельной национальной группы, скажем, кабардинцев, балкарцев, ингушей, чеченцев, а на уровне определенных региональных комплексов, где есть общие климатические, хозяйственные условия, которые действуют на протяжении длительного времени. Поэтому русский, который живет на Северном Кавказе, вместе с ингушем или осетином на протяжении десятилетий и даже столетий, в своем хозяйственном опыте, трудовом поведении, в своей адаптации больше повторяет ингушей или балкарцев, чем русских поморов, которые живут в Архангельской области. Поэтому культурный фактор воздействует не менее, а даже более мощно, чем партикулярная культура каждого этноса. Хотя на этническом факторе часто зацикливаются все неофиты в области обществоведения, которые вторгаются в этническую тематику. Часто им кажется, что именно в этносе они найдут что-то, что поможет им понять российскую реальность. Доходит до того, что предлагают создавать какие-то особые хозяйственные отношения, поскольку де у нас особая этнокультура, отторгающая мировой опыт.

Разумеется, складывались и отчасти сохраняются местные традиции там, где люди занимались, например, земледельческим трудом, в частности, на Восточно-европейской равнине, есть горные местности, где есть свои традиции. Есть лесная или степная зоны. Там живут и русские, и украинцы, даже в третьем поколении, нанайцы и т.д. Но этнические различия между ними, особенно в сфере хозяйственной деятельности, зачастую не столь важны. Важнее общегосударственная и региональная политика, которая все больше формирует традиции, по сравнению с этнонациональным фактором.

Более того, в мировой социальной и культурной антропологии существует общий взгляд относительно того, что способность человека к инновациям гораздо более выражена, чем приверженность традициям. И абсолютизировать традицию как некую детерминанту поведения человека, особенно культурно-этническую, я бы не стал. Мой вывод прост - культурно-детерминированная склонность людей к адаптации, модернизации, восприятию технологических достижений является гораздо более сильной, чем принадлежность к определенному этносу, и эта культурная детерминанта формируется все более под влиянием глобальных процессов, а не национальных традиций. Кстати, наше поколение быстро, всего за десять-двенадцать лет, сменило многие жизненные привычки и ориентиры. Новые, продиктованные становлением рынка установки уже в основном восприняты массовым сознанием, более того, мы научились за эти годы жить в новых рыночных условиях. Большинство населения, независимо от национальной принадлежности, воспринимает эти условия как естественные. Несмотря на низкий жизненный уровень значительной части населения, резко изменились представления о приемлемом жизненном стандарте и резко возросли жизненные притязания и стремление их реализовать.

Особый вопрос - включение в предпринимательскую деятельность, вовлечение в бизнес. Известно, что в любой стране способность к предпринимательской активности и риску присуща меньшинству населения. Возможно, эта способность выше у этнических групп, сосредоточенных на перекрестках торговых путей, вынужденных искать отдельные рынки сбыта своей продукции, живущих в особых условиях горных районов, приученных историей активнее отстаивать свои шансы на существование. Это - иная жизненная активность, чем, например, у государствообразующей русской нации, у жителей русских сел на равнинах и т.п. Но нельзя не обратить внимание на тот массовый всплеск предпринимательской активности русских «челноков» в начале 90-х годов, когда возникли минимально необходимые условия для индивидуального предпринимательства и жизненные трудности заставили окунуться в рыночную стихию.

Конечно, нельзя недооценивать этнокультуру. Она может благоприятствовать экономической активности населения или сдерживать ее, облегчать или осложнять участие в модернизационных процессах. Но требования жизни в любом случае диктуют необходимую адаптацию этнокультурных факторов. В этом деле определенное место занимает этническая солидарность, она используется как дополнительный механизм для более успешной адаптации к рынку. Эта солидарность зачастую более выражена у малых народов, особенно у тех, кто сталкивается с теми или иными ограничениями в их самореализации. Но это нельзя не признать вполне естественным на данном историческом этапе. Можно считать, что этническая солидарность в условиях рыночной трансформации сыграла роль особого механизма, который ускорил и облегчил доступ различных этносов к экономической активности, к власти и ресурсам. И этот механизм действует на региональном уровне. Появляются тенденции к стремлению так называемых титульных наций к доминированию, в частности в процессах приватизации. Это, возможно, неизбежные издержки переходного периода, которые будут изживаться по мере нормализации экономического и социального развития страны. На мой взгляд, чрезмерная акцентуация внимания на этих процессах не ослабила бы, а усилила сепаратистские настроения. Противодействовать им нужно не административно-силовыми методами, а объединением усилий всех этнических групп в решении общегосударственных и региональных проблем. При этом нельзя не видеть опасность спекуляции некоторых политических сил на менталитете этнических русских, как представителей доминирующей культуры. Бесспорна огромная историческая роль русского языка и русской культуры как фактора развития всех этносов СССР, а ныне России. Ослабление этой роли было бы во вред всем. Но такая роль имела и обратную сторону. Она порождала некую психологическую расслабленность русских, их меньшее внимание к организации своей жизни, более низкую мотивацию к приложению усилий для успеха и т.д. Однако эта тенденция не связана со спецификой российской этнической культуры как таковой. Любая культура большинства в смысле самоорганизации слабее, чем культура меньшинств. Так, в Испании масса каталонских, баскских организаций и т.д., но нет кастильских организаций. Или ханьские организации в Китае: ведь 95% китайцев и есть ханьцы.

Сам факт меньшинства, даже независимо от его статуса в государстве и от этнической культуры, формирует свой стиль жизни, иную мотивацию достижений, другой уровень активности, группового социального взаимодействия. Чаще всего представителям меньшинств нужно прилагать больше усилий, чем этническому большинству, чтобы двигаться вперед. А для представителей большинства требуется меньше конкурентных усилий, ведь они представляют доминирующую культуру в обществе.

Вполне нормальной ситуацией является адаптация меньшинства к культуре большинства, уважение к доминирующей культурной среде. В то же время этническое меньшинство должно иметь необходимое право требовать взаимного понимания и уважения, иметь возможность сохранять свою идентичность, не противопоставляя ее доминирующей культурной среде.

Для гармоничного развития общества не нужно и невозможно устанавливать также квоты, пропорции национального представительства во власти или в бизнесе. Просто каждый человек должен иметь возможность иметь социальный статус, соответствующий его способностям, квалификации и т.д. И в то же время следует обратить внимание и на опыт США, где общество и государство стремится к утверждению толерантности, политкорректности, к расширению возможностей доступа этнических меньшинств к образованию, карьерному росту, культурному представительству. Правда, и здесь есть определенные «перегибы», не всегда оправданные льготы, не идущие на пользу самим этническим меньшинствам. Но положительно следует оценить то, что, например, престиж образования у этих меньшинств обычно выше, чем у национального большинства.

В современной России пока наблюдается недостаточная вовлеченность национальных меньшинств в «социальный лифт». Я уже не говорю о нетерпимом положении многих мигрантов из государств СНГ. Но дело не только в них. Если в пределах некоторых субъектов РФ наблюдается тенденция к неоправданному доминированию «титульных народов», то на общероссийском пространстве, на федеральном уровне налицо недостаточное представительство различных этносов в условиях федерального государства. В Татарстане татары составляют большинство во власти, они являются господствующим этносом, но в рамках всей Российской Федерации они, конечно, меньшинство. Плохо, когда где-то этническое меньшинство превращается в доминирующее, «господствующее», правящее. Возникает некий замкнутый этнический анклав. Эти перекосы должны отслеживаться и исправляться федеральной властью, всем обществом. Но равным образом недопустима ситуация, когда возможности вовлечения этнических меньшинств в общественную жизнь и государственную деятельность в масштабе страны недоиспользуются. Я говорю сейчас о политике, но это зачастую относится и к бизнесу, который иногда имеет тенденцию замыкаться в этнических группах, что ухудшает перспективы экономического развития страны.

Не могу не высказать здесь несколько общих суждений по этнологической проблематике. При рассмотрении этнических отношений возможны два подхода, которые известный западноевропейский философ Майкл Уолцер называет «процедурными» и «ситуативными» подходами¹. Первый подход - это своего рода нормативный взгляд, идеальный (гипотетический) вариант развития ситуации. Культурное многообразие здесь выступает как исторический и моральный императив и как универсальная данность, а мультикультурализм - как идеология и политика признания и даже поощрения этого многообразия в качестве единственно правильного политического выбора и механизма. Второй подход дает историческое и контекстуальное объяснение разным социокультурным ситуациям и различным реакциям общественной среды на сам факт культурных различий и на их меняющуюся динамику.

Даже среди ведущих российских экспертов взгляды на этничность как на одну их форм культурных различий могут расходиться. Так, ряд специалистов по кросскультурной психологии исходят из того, что во всем мире (обычно имеется в виду Запад) деактуализация этничности - один из основных вариантов привнесения толерантности в общество. Другие абсолютизируют значение отчетливого и устойчивого этнического самосознания со всеми его стереотипами, хотя это далеко не всегда благоприятствует развитию общества, страны.

В реальной жизни, в противовес фундаменталистским трактовкам этничности, как неких «миров» и «статусов», многие россияне совершили или еще совершают переход в другую «национальность» по предпочтительному (экономически или политически более выгодному) выбору. Иногда они изобретают для себя «отдельную» идентификацию: эрзя вместо мордвы, кряшены и булгары вместо татар, поморы и казаки вместо русских и т.п. Многие меняют свое название на более благозвучное и, как им кажется «подлинное», а не на навязанное: лопари на саамов, эскимосы на инуитов, якуты на саха и т.п. Преимущественно в инструменталистских целях (получение привилегий по закону, обеспечение гарантированных мест в органах власти, контроль за местными ресурсами и т.д.) часть россиян отказывается от некогда более престижной принадлежности к «социалистической нации» аварцев, удмуртов, тувинцев, хакасов или алтайцев, в пользу еще более узких идентичностей, - так называемых «субэтносов», количество которых уже исчисляется десятками.

Огромное влияние на человека оказывает не семейная или местная социальная среда (благодаря им передаются язык, некоторые нормы и ценности, а также знания), а политика этнических элит, позиция властей, идеология, преобладающая в том или ином административном или государственном образовании. Именно окружающая человека общественная среда, а не «этнический код» или «этнический мир» конструирует этническую идентичность. Последняя почти никогда не бывает доминирующей среди других форм идентификации человека (по полу, возрасту, профессии, религии, месту проживания, гражданской принадлежности, увлечениям и т.п.). Исследования российских этносоциологов подтверждают это и на отечественных материалах, не говоря уже о том, что такой взгляд является доминирующим в зарубежной литературе об идентичности. В данном случае главное заключается не в самом факте наличия полиэтничного общества (государства), совместного проживания и взаимодействия людей с культурно отличительными характеристиками (не людей разных культур!), а в том, какой смысл то или иное общество придает культурным (этническим, языковым, религиозным, расовым) различиям, как и в каких целях эти различия используются.

И с этой точки зрения опыт России существенно отличается от опыта стран Западной Европы и остального мира. Сходный с Россией опыт имеют только государства бывшего СССР и отчасти восточно-европейские страны. По выражению американского историка Т. Мартина, СССР представлял собой «империю аффирмативных акций» - государство, в котором был осуществлен уникальный эксперимент масштабного спонсирования этничности, начиная от научных разработок и этнического картографирования, системы переписного и документального учета и вплоть до системы государственного устройства и официальной идеологии «дружбы народов»². К тому же в СССР не имелось определения государства или гражданства как целостности в национальном смысле, кроме категории советский народ, историческая, социально-политическая и культурная целостность которого не признавалась такой общемировой дефиницией, как нация. Последняя категория была отдана в безраздельное пользование этнических групп. Утверждение о том, что российская «многонациональность» есть неистребимый результат длительной эволюции, что принадлежность к этносу дает человеку «его культуру» и что на основе этого эксперимента можно утверждать многокультурность и толерантность, является, на наш взгляд, заблуждением. При внешне обновленческой увлеченности многокультурностью части российского научно-образовательного сообщества многое опять сводится к тривиальной «многонациональности» и к «теории этноса».

Сердцевина культурного многообразия - это признание культурной сложности на уровне не только группы, но и отдельного человека. К сожалению, отечественный научный, политический и управленческий арсенал понимания и взаимодействия не предполагает, что такое возможно и что это есть норма, а не маргинальность или аномалия. Именно поэтому «культурная свобода» в России мыслится почти исключительно как «национальное самоопределение» (русское, осетинское, татарское и пр.), как право и обязанность быть в группе. На самом деле культурная свобода не в меньшей мере определяется отказом деления людей по членству в этнических группах и правом выхода из группы или правом нахождения вне группы.

Необходима политика признания политкультурной общности росси­ян. Кстати, худший вид нетерпимости, который мне приходилось наблюдать, - это прямое или косвенное принуждение индивида жить так, как живут другие члены общества. В сравнительно малых и актуализированных этнических сообществах подобная ситуация чаще всего оборачивалась личными драмами и конфликтами между поколениями. Безусловно, существуют два типа групповой идентичности (по культуре и по гражданско-политическому сообществу), и они не являются взаимоисключающими, т.е. русский и россиянин, татарин и россиянин, чеченец и россиянин и т.п. Это есть норма, как бы не старались этнонационалисты подвергать сомнению российскую идентичность, выраженную в самом слове россиянин, и представлять ее как некий уродливый эвфемизм. Именно такая стратегия формирования нации признается как наиболее оптимальная и перспективная. Для Российской Федерации дна является единственно возможной.

Если придерживаться более свободного взгляда на то, что есть культурное многообразие, тогда такие формы культурной идентификации среди россиян, как кряшены (православные татары), поморы (приверженцы историко-региональной традиции), казаки (сословно-историческая идентификация), кубачинцы (культурно отличительное местное сообщество в Дагестане) и многие другие самообозначения национальности не будут предметом ожесточенных дебатов, причиной обострения отношений между людьми с разной культурной идентификацией, между властью и населением, между центром и регионами. Культурное многообразие России — это не просто номенклатура проживающих на территории страны народов, а многообразные, в том числе множественные и многоуровневые формы идентичности в рамках российского народа.

В связи с наличием в России тех или иных форм псевдонаучного и улично-бытового расизма принципиальным является представление о расовых различиях как об одной из форм социокультурного (а не биологического) многообразия. В современном общепринятом представлении раса - это социально-культурная категория и академическая конструкция, т.е. при таком толковании, раса как чисто биологическая реальность не существует. Зато основанные на биологизаторском представлении о расе расиалистское мышление и расизм как практика есть самые жесткие реалии. Для России это положение представляется крайне актуальным, ибо пропаганда замшелых расовых теорий наблюдается в многочисленных публикациях современных авторов, чьи труды красуются на книжном прилавке в здании Государственной думы и на сайтах в Интернете.

Если мы принимаем современный подход к проблеме культурного многообразия и желаем проводить эффективную (мирную и к общей пользе) политику многокультурности, тогда необходим ряд существенных корректив в науке и в общественном управлении. Казалось бы, простейший путь сохранения многообразия культур - это их консервация (выражаясь более элегантно - «сохранение, поддержка и развитие») в том виде, как это многообразие сложилось на данный момент в нашей стране и в мире в целом. Но тогда, как справедливо задают вопрос авторы «Доклада о развитии человека 2004», подготовленного Программой развития ООН, «не сведется ли после этого борьба за культурное многообразие к поддержке культурного консерватизма, когда людей будут призывать оставаться верными своим культурным корням и не пытаться перенимать другие образы жизни? Это приведет к переходу на позиции, противоречащие свободе, и к ограничению права выбора образа жизни, в котором, возможно, были бы заинтересованы многие. Таким образом, мы окажемся в сфере иной исключительности, а именно - исключительности из участия, в отличие от исключительности по образу жизни, так как люди, принадлежащие к культурам меньшинств, будут исключены из участия в преобладающем направлении культуры (курсив наш. - В.Т.)»³.

Печально, что одновременно с исламским экстремизмом в российском обществе приобрела особую актуальность проблема антиисламских фобий и распространения дискриминационных практик в отношении верующих мусульман. Как отмечает Е. Степанова, «в России не религия побеждает атеизм, но, наоборот, религия и атеизм как структурированные системы ценностей отступают под натиском мировоззренческой неопределенности и мифологизированной эклектики»⁴. «Доклад о развитии человека 2004» формулирует три аспекта обеспечения религиозной свободы в качестве приоритетов государственной политики в этой области. Это, во-первых, предоставление не только свободы веры, но и права на «многоголосие» в интерпретации догматов веры в рамках одной религии, во-вторых, непредоставление религиозным иерархам каких-либо политических и социальных привилегий, в-третьих, предоставление всем религиям простора для дискуссий по вопросам веры с правом приверженцев одной религии критиковать с позиций социальной ответственности практику и верования других религий. Последнее означает дать индивидам свободу не только критиковать религию, к которой они принадлежат, но и отвергать ее ради другой религии либо оставаться вне религиозной жизни вообще⁵. Для России эти рекомендации вполне приемлемы, хотя их далеко не достаточно для обеспечения межрелигиозной толерантности и кооперативных отношений между религиозными организациями и группами, с одной стороны, и государством - с другой.

Будем трезво оценивать ситуацию. В многоэтничном обществе нельзя исключать возможности определенной межэтнической конкуренции, споров, конфликтов. Но эту возможность нужно минимизировать соответствующей государственной политикой, общественной толерантностью, компромиссами. Нельзя поощрять непрофессиональные, вульгарные или даже провокационные разговоры об этническом факторе как факторе, разобщающем общество. Это становится средством обеспечения кому-то дополнительного комфорта, политических выгод, экономических привилегий. Но на самом деле это антинациональные, антироссийские явления. Ошибочны и другие суждения. Некоторые полагают, что этно-культура послужила неким убежищем в условиях кризиса. Даже некоторые этнографы убеждены в том, что кризис экономики привел к тому, что люди вернулись к «своим корням», к традиционным системам жизнеобеспечения. Но это заблуждение. Даже в тех случаях, когда обнищание части населения сподвигнуло людей вернуться к примитивным занятиям, вызвало деурбанизацию, возвращение на село, это не было связано с этническим фактором. К тому же в России не было такой ситуации, когда люди бежали в деревню с голода, как это было в 20-е годы. Это было проявлением стремления освоить занятие, приносящее доход, создать товарное хозяйство, закрепить за собой землю. И даже имевшая место в 90-е годы безработица не стала фактором, определяющим миграцию населения в сельское хозяйство. Тем более все это не имело ничего общего с «возвращением к национальным истокам».

Это не означает, что некая часть населения не обратилась к исконным формам трудовой деятельности, исторически присущей той или иной этнической группе. Действительно, в 90-е годы появились вновь или расширились некоторые традиционные формы трудовых занятий. Например, собирательство грибов и ягод на продажу. Такие занятия могут дать и дают не такой уж малый доход. По некоторым моим наблюдениям, женщины, собирающие ягоду и грибы в Нечерноземье с мая-июня до октября, получают примерно два их обычных годовых дохода от пенсий или зарплаты по основному месту работы. В некоторых регионах (Ивановской, Вологодской областях), где местная власть создала условия для сбыта подобной продукции, собиратели ягод и грибов зарабатывают по десять годовых доходов, если исходить из средней заработной платы. Примерно такая ситуация в регионах к востоку от Урала, где развиты охота и рыболовство. Плохо лишь то, что процветает браконьерство, нарушение природоохранных правил стало обычным делом. Говорить о том, что это происходит от нищеты, как минимум некорректно или чаще всего вообще неправильно. Зачастую, например, каспийские и волжские браконьеры располагают современными дорогими катерами, а дальневосточные браконьеры - частными рыболовными флотилиями. Это тоже предпринимательство, не имеющее каких-либо этнических корней. Кстати говоря, их продукция не учитывается при оценке ВВП страны, что радикально занижает его объем.

Такая «серая», «ненаблюдаемая» экономика характерна особенно для субъектов РФ, которые считаются беднейшими регионами. Это относится, например, к Дагестану и Ингушетии. Нельзя определять уровень их экономического развития по средней бюджетной обеспеченности или по средней заработной плате. В Дагестане, к примеру, минимум на 100 млн. долларов браконьеры вылавливают в год осетрины, икры - не меньше, а на Дальнем Востоке - нефиксируемые статистикой рыба и морепродукты оцениваются в миллиарды долларов. Северная Осетия и Ингушетия имеют большие доходы от нелегального спиртопроизводства. Мощная теневая деятельность налицо в строительстве, золотодобыче, при использовании многих других ресурсов. Можно ли считать такие республики зоной бедности? Здесь дело вовсе не в этническом факторе, а в политике федеральной и местной власти, уклоняющихся от организации легальных рабочих мест и организующих теневую экономическую деятельность или попустительствующих ей. Она выгодна многим властным кланам. Используя теневую экономику для обогащения, они говорят о бедности региона и в результате получают федеральные дотации. А федеральная власть не реагирует на это, надеясь на политическую лояльность региональных властей. Обществоведческая же экспертиза, которая могла бы разъяснить ситуацию, либо отсутствует, либо крайне непрофессиональна.

Итак, социокультурные факторы являются определяющими в процессах рыночной адаптации. Этничность лишь один маленький компонент совокупности этих факторов. Проблема первостепенной важности - преодоление нашего советского наследия, которое определяет многие наши формы поведения и сегодня. Именно из советского прошлого проистекают еще и сегодня доминирующие представления о трудовой этике, к примеру, «пофигизм» как распространенный тип отношения к труду. Но это не этническая, а политическая черта. Я бы сказал, что религиозные традиции влияют на ситуацию в обществе сильнее, нежели этнический фактор. Правда, они достаточно тесно связаны с этнической принадлежностью. Человек, выросший в исламской традиции, может демонстрировать более сильную мотивацию к труду, будучи человеком менее пьющим, а значит более дисциплинированным. Исламская традиция помогает татарам на порядок меньше иметь проблем с алкоголем, хотя и среди них много алкоголиков. Но многое зависит от образовательной, воспитательной системы, от политики. Например, относительно благоприятная экономическая ситуация в Татарстане. И дело не только в том, что Татарстан получил от Советского Союза мощные производства, научное обеспечение, квалифицированные кадры. Дело еще и в том, что в республике проведена большая работа по укреплению хозяйственного менеджмента. Уже в середине 80-х годов властями Татарстана были привлечены авторитетные консалтинговые фирмы, повышалась эффективность хозяйственного руководства.

Посмотрим на проблему с другой стороны. Я наблюдал, как работают наши русские в Стэнфорде в Силиконовой долине. Качество их трудовой деятельности не отличалось от американской. Ситуация побуждала их к этому. Вообще индивидуальные способности, личностные факторы, складывающиеся под влиянием среды, на порядок более значимы, чем этнические традиции. Семейное воспитание гораздо более значимо, чем этническое влияние. Поэтому я полагаю, что нельзя отводить большое место этническому фактору в развитии рыночной экономики.

Конечно, влияние этого фактора нельзя совсем сбрасывать со счетов. Есть особенности поведения этнических групп, которые основываются на некоторых обычаях и традициях, связанных с ритуальной стороной. Например, мусульманину нельзя обнаженным ходить по подиуму, поэтому он не будет модельером, в силу сложившейся традиции. Или верующему еврею нельзя в субботу работать, он не будет этого делать. Существуют какие-то поведенческие нормы, которые учитывают этничность, существуют ценностные ориентиры, которые придают некоторую специфику поведения и даже могут его существенно регламентировать. Однако базовое трудовое поведение человека зависит в гораздо большей степени от других факторов, нежели этничность.

Но, констатируя все это, нельзя отрицать, что этничность отчасти влияет на разделение труда между людьми, на сферы предпринимательства, в которых они участвуют. Хотя, повторяю, этничность - это второстепенный, далеко не главный фактор, определяющий трудовое поведение человека. Тем не менее, проявляется сложившаяся исторически определенная стратификация чаще всего в сфере занятости по этническим группам. Это происходит не потому, что азербайджанцы просто по своей этнической природе хорошие торговцы, а армяне - хорошие ювелиры и т.д. В основе этого лежат другие причины, исторические, географические природно-ресурсные факторы, последствия которых, в конечном счете, оформляются как этнический фактор. Складываются традиции, переходящие из поколения в поколение. Например, дагестанское ремесло в Кубачах. Это яркий пример, но таких примеров много. Традиция формирует определенные навыки, вплоть до зоркости глаз. Иногда в поколениях у отдельных наций происходили биологические изменения в организме. Действительно, у некоторых северян-охотников из аборигенов особая зоркость по сравнению с другими людьми, населяющими эту же местность. Поэтому трудовая традиция всегда имеет историческую обусловленность. Скажем, вязание, резьба по кости, изготовление игрушек из дерева. Но это может быть, к примеру, специализация на денежных сделках (ведь ростовщичество является древней профессией), специализация на торговых услугах или на чем-то еще. Но если, например, предки армянина всю жизнь делали изделия из серебра, это не значит, что он не может стать математиком. Этническая традиция - это не предначертание, однако, человек может использовать и то преимущество, которое он наследовал. Кстати, традиции сильно проявляются в большинстве предпринимательских групп в той или иной сфере занятости. Думаю, что во многих случаях вероисповедание (если оно не формально декларированное, а осмысленное, освоенное) больше влияет на образ мыслей и поведение человека, чем этническая принадлежность. Так, русские - староверы отличались большей хозяйственной активностью и высокой трудовой и предпринимательской моралью не потому, что они русские, а потому, что староверы, и свою веру выстрадали, пронесли через века преследований со стороны государства.

Есть и другой фактор, связанный с выстраиванием этнических, сетевых сообществ, связанных с той или иной трудовой деятельностью. Там, где требуется определенная доверительность, определенная подвижность, может быть некоторая закрытость. Но и здесь главную роль играет не этническая принадлежность, а реакция культурно отличительного сообщества на потребности рынка.

Существует мнение, что этнический бизнес менее транспарентен для других этнических групп, что этнические группы создают свои национальные бизнесы, не пуская туда остальных. Часто утверждают, что русские в отличие от других этносов более открыты в бизнесе для других этнических групп, что вполне могут взять к себе на работу людей другой национальности. Закрытость этнических бизнесов гораздо выше, потому что они строятся не только на экономических принципах, а на достижении главной цели - дать возможность «выжить своим». Но нужно серьезно разбираться по существу, как все происходит на самом деле. Американский социолог Айван Лайт с соавторами написал ряд книг про этнические и расовые аспекты предпринимательства в Америке⁶. В них проанализировано, как складываются этнические деловые сообщества, сети и даже корпорации, в чем смысл этнического предпринимательства, в чем его предназначение. Авторы показали, что убеждение, будто бы этничность важнее, чем выгода, является глубоким заблуждением. И бизнес вообще очень транспарентен в смысле кросскультурных влияний, которые распространяются и на деловые сделки, и на отношения внутри компаний и т.д. Нужно только уметь это выявить и понять.

Но одна этническая проблема действительно существует. Есть одна ниша, где этнический фактор играет определяющую роль. Это ниша теневой и просто криминальной экономики. Именно там этническая солидарность выражена наиболее ярко, будь то солидарность русских или представителей других групп. Этническая солидарность становится формой круговой поруки криминалитета. Я против понятия этнической преступности, но, повторяю, этнический фактор в ней заметен. Но нельзя закрывать глаза на следующее обстоятельство. Нередко ту или иную этническую группу бюрократия, власть просто загоняют в такую ситуацию, когда эти сообщества по сути не могут заниматься хозяйственной деятельностью, просто трудиться, не нарушая законов, не поддаваясь на провокации и т.п. А если действуют более или менее нормальные правовые нормы, и бизнес имеет возможность действовать более или менее цивилизованно, следуя закону и этике, разделяемой и контролируемой обществом, то этничность не только не толкает к криминалу, но и вообще как бы уходит из бизнеса, перестает быть существенным фактором. Она просто теряет практический смысл. Во всем мире, и у нас в том числе, при приеме на работу в компании действует система конкурсного отбора, разрабатываются критерии подбора и подготовки кадров. Иначе любая корпорация не выживет на рынке. Российское бизнес-сообщество не построено на этнической солидарности. Это особенно очевидно в практике крупных компаний. И новые крупные компании, и имеющие советское прошлое, толерантны к национальному признаку. И даже распространенный принцип отбора кадров по близости к первому лицу не связан с этничностью. Особенно важен профессиональный конкурентный потенциал кандидата. Компании делают все, чтобы сохранить свою конкурентоспособность.

Это относится и к среднему бизнесу. Там обычно нет в руководстве каких-то особых этнических групп. Но существует и другой процесс - процесс сверхэксплуатации мигрантов. Им не доплачивают, нарушают их права. Вот в чем заключается острая этническая проблема, требующая своего правового решения.

И все-таки, несмотря на все вышесказанное, я хочу особо выделить место этнического фактора в процессе адаптации к рынку и в развитии предпринимательства. Речь идет о том, что для рыночной экономики полезна полиэтничность, равноправие этносов, культурное разнообразие, которое способствует развитию инновационных возможностей общества и бизнеса, потому что каждая этническая и национальная культура содержат в себе что-то, чего нет в другой культуре, и тем самым они друг друга взаимообогащают. Это способствует диверсификации экономики, освоению новых резервов роста. То, что могут принести в бизнес русские, татары, чуваши, азербайджанцы и т.д., все вместе, не может сравниться с усилиями одной этнической группы. Если доминирует только одна этническая группа, у нее мощной экономики не будет. Этническое или этнокультурное многообразие обеспечивает необходимую сложность общества и широкий спектр его возможностей. И даже если люди закончили одинаковые школы, учились по одинаковым учебникам, тем не менее, есть что-то, что привносится из национальной культуры общения, принятия решений. Это может быть незаметно, но это взаимообогащает. Любой народ, который имеет этнически сложное строение, более продуктивен, более эволюционен, чем моноэтничный народ. Пожалуй, только японцы являются в этом отношении некоторым исключением, но и эта ситуация гам сегодня меняется в пользу привлечения мигрантов. Я убежден, что культурное многообразие - это дополнительный ресурс для развития.

Второе обстоятельство, связанное с этничностью и важное для человека, - это сознание того, что он не какой-то абстрактный человек определенной национальности, и это является одним из аспектов его самооценки. Этническая культура дает дополнительный ресурс человеку. Я уверен, что этническая культура несет в себе много пластов, которые чрезвычайно важны для развития. Например, есть принадлежность к определенной языковой системе, в которой накоплено много культурного багажа, будь то русскоязычные культурные системы, татаро-язычные и т.д. Это способствует мобилизации усилий человека. Более самоценен тот человек, который не только освоил массовые культурные стандарты, но еще умеет или по-татарски, или по-украински, или как-то иначе проявить себя, хотя бы одеться, спеть песню и т.д., то есть тот, кто имеет и свой этнический ресурс. Культурная отличительность сегодня также ценна и важна, как и унифицированность. Даже среди компьютерных программ лидерами становятся те, которые связаны со специфическими этническими культурами.

Но в заключение все же подчеркну - нельзя раздувать значение этничности. Сегодня культурное многообразие существует, но оно строится не на этничности, а скорее рождается на уровне конкретного человека. Культурная общность или культурная схожесть людей в одном городе, селе или даже государстве уже сегодня, а тем более в будущем больше определяет жизнь общества, граждан, чем различия, диктуемые этнической принадлежностью. И это обстоятельство, или по крайней мере тенденцию в развитии общества не отменят никакие перипетии, которые сейчас трактуют как фундаментальный и долговременный конфликт цивилизаций.

¹ См.: Уолцер М. О терпимости. М, 2000.
² См.: Martin T. The Affirmative Action Empire. Nations and Nationalism in the Soviet Union, 1923-1939. Ithaca; London, 2001.
³ Доклад о развитии человека 2004. Культурная свобода в современном многообразном мире. М, 2004. С. 21.
⁴ Степанова Е.А. Религиозная ситуация в России и основы межконфессиональной толерантности // Социология межэтнической толерантности. М. С. 145-146.
⁵ Доклад о развитии человека 2004. Культурная свобода в современном многообразном мире. М.,2004. С. 67.
⁶ Ivan Light. Ethnic Enteprise in America. Berkeley: University of California Press, 1979; Ivan Light and Carolyn Rosenstein. Race, Ethnicity, and Entrepreneurship in Urban America. New York: Hawthorne, 1995; Ivan Light and Steven Gold. Ethnic Economies. San Diego: Academic Press, 2000.