Российская безработица: дифференциация по социально-демографическим группам

Р.И. Капелюшников, Н.Т. Вишневская
(Полностью опубликовано в книге: Феномен российской безработицы: динамика, структура, специфика. Сер. "Независимый экономический анализ",
Москва, 2003. с. 74-101)

Для разных социально-демографических групп риск остаться без работы может быть неодинаковым. Обычно к числу особо уязвимых категорий относят женщин, молодежь, работников с недостаточным образованием и низкой квалификацией, национальные меньшинства, инвалидов.

Устойчивая межгрупповая дифференциация безработицы порождает трудно разрешимые социальные и экономические проблемы. Она усиливает неравенство в распределении доходов, способствуя концентрации бедности в определенных сегментах общества. Ее существование может сигнализировать, что значительная часть безработицы имеет структурный характер и обусловлена несоответствиями между качественными характеристиками рабочей силы и требованиями производства. Это означает, что процесс перераспределения трудовых ресурсов из стагнирующих секторов экономики в растущие идет с большими трениями: либо из-за низкого качества высвобождаемых работников, либо из-за серьезных финансовых, информационных и социальных барьеров, препятствующих их мобильности (скажем, в форме дискриминирующего поведения работодателей).

Подобная сегментированность рынка труда сужает поле для маневра в макроэкономической сфере, ограничивая возможности безинфляционного развития. Опасность ускорения инфляции возникает на более ранних стадиях, поскольку одни сектора начинают сталкиваться с дефицитом кадров и усиливающимся давлением в сторону повышения заработной платы тогда, когда в других секторах предложение рабочей силы по-прежнему остается избыточным и безработица удерживается на высокой отметке.

Таким образом, смягчение неравенства в распределении бремени безработицы может быть столь же приоритетной задачей государственной политики на рынке труда, как и снижение ее среднего уровня. Именно этой цели служат разнообразные "активные" программы, призванные оказывать содействие в занятости различным проблемным категориям безработных.

Ситуация на рынках труда постсоциалистических стран - в том числе и в России - осложнялась рядом дополнительных факторов. С самого начала было понятно, что воздействие системной трансформации на различные звенья экономики будет неодинаковым и что она потребует масштабного перераспределения трудовых ресурсов и кардинальной перестройки всей структуры занятости. Отсюда - закономерные ожидания значительной структурной безработицы. К тому же в первые пореформенные годы целевые программы, призванные содействовать занятости наиболее уязвимых категорий населения, только начинали отстраиваться. Это давало веские основания полагать, что не только средний уровень, но также и степень дифференциации безработицы в переходных экономиках окажется исключительно высокой.

Насколько же структура российской безработицы укладывается в модели, известные из опыта других стран?

На российском рынке труда риск попадания в ряды "лишних людей", как правило, выше для тех групп, которые повсеместно рассматриваются как наиболее уязвимые.

Одним из наиболее значимых исключений можно считать безработицу среди женщин, которая в большинстве стран мира превышает безработицу среди мужчин. В России вероятность попадания в ряды безработных для мужчин и женщин отличалась очень мало. Уровень общей безработицы среди женщин даже несколько уступал среднероссийскому: чаще всего он был ниже на 0,3-0,7 процентных пункта.

Интересно, что гендерная дифференциация безработицы в странах с переходной экономикой не укладывается в какую-то общую модель (см. последнюю колонку в таблице 1). В одних, как и в России, отмечалась более высокая безработица среди мужчин, в других - среди женщин. Но в любом случае эти различия были не столь глубоки, как в большинстве развитых стран. На первый взгляд, это могло бы быть связано с более быстрым оттоком женщин из экономически активного населения, последовавшим за стартом рыночных реформ, - именно такой сценарий был реализован в некоторых переходных экономиках. Однако в России снижение уровня экономической активности среди женщин было выражено даже слабее, чем среди мужчин (-6,3 и -8,0 процентных пункта соответственно за период 1992-2000 годов).

Таблица 1. Структура общей безработицы в России и странах ЦВЕ по основным социально-демографическим группам*

Источники: Обследование населения по проблемам занятости, ноябрь 1999 г.. М, Госкомстат России, 2000, выпуск 2; Обследование населения по проблемам занятости, ноябрь 2000 г.. М., Госкомстат России, 2001; база данных ОЭСР "OECD-ССЕЕТ Labour Market Data Base"; Boeri, Т., Burda, M.C., and J. Kollo. Mediating the Transition: Labour Markets in Central and Eastern Europe. N.Y.: Centre for Economic Policy Research, 1998, pp. 23-24.

* Россия: 1992-1995, 1997-1998 гг. - октябрь, 1996 г. - март, 1999-2000 гг. - ноябрь. Страны ЦВЕ: 7 стран, середина 1997 г.
** Молодежь -15-24 года; активный возраст - 25-49 лет; предпенсионный возраст - женщины 50-54 лет, мужчины 50-59 лет.; пенсионный возраст - женщины 55 лет и старше, мужчины 60 лет и старше.

Другое напрашивающееся объяснение - различия в распределении мужской и женской рабочей силы по отраслям. В течение переходного периода традиционно "мужские" отрасли (ВПК и др.) понесли особенно большие потери в занятости, тогда как в традиционно "женских" отраслях социального сектора (образовании, здравоохранении и др.) она, напротив, увеличилась - как абсолютно, так и относительно¹. Хотя этот фактор, по-видимому, внес определенный вклад в сдерживание женской безработицы, все же не следует забывать, что некоторые из наиболее "феминизированных" отраслей (текстильная и др.) длительное время были в числе лидеров по темпам сокращения занятости.

На наш взгляд, решающую роль здесь сыграл традиционно высокий уровень участия женщин в рабочей силе, который десятилетиями поддерживался в бывших плановых экономиках. В большинстве стран мира значительная часть женщин либо никогда не выходит на рынок труда, занимаясь ведением домашнего хозяйства, либо делает в трудовой активности многолетние перерывы, посвящая их рождению и уходу за детьми. В результате по объему накопленного трудового опыта они значительно проигрывают мужчинам, что неизбежно ослабляет их способность конкурировать на равных за имеющиеся рабочие места. В отличие от этого в плановых экономиках политика государства была направлена на предельную мобилизацию трудового потенциала женской рабочей силы: заниженная заработная плата делала модель семьи с одним кормильцем экономически непривлекательной либо вообще невозможной; перерывы на рождение детей чаще всего длились недолго; по уровню образования женщины превосходили мужчин, что дополнительно ориентировало их на профессиональную карьеру и т.д. В результате женщинами был накоплен опыт трудовой деятельности, мало уступавший по продолжительности опыту мужчин. На наш взгляд, именно это способствовало укреплению их позиций в переходный период, позволяя удерживать женскую безработицу на уровне, сопоставимом с мужской.

Кривая изменения уровня безработицы по возрасту представлена на рисунке 1 (по состоянию на конец 2000 года). Максимального значения он достигает в самой младшей возрастной группе (15-19 лет) - 35,1%, а затем почти монотонно падает на протяжении большей части возрастной шкалы. Минимум фиксируется в последней предпенсионной группе (50-54 года) - 6,2%, после чего наблюдается небольшое "постпенсионное" повышение (примерно на 1,3 процентных пункта). Сравнивая тендерные кривые, легко заметить, что только на самой нижней ступени возрастной шкалы женщины опережают мужчин. Скорее всего, этот разрыв в уровнях безработицы (почти на 9 процентных пунктов) объясняется отвлечением значительной части молодых мужчин данной возрастной категории на военную службу. Уже на следующей ступени вперед выходят мужчины, которые сохраняют "лидерство" вплоть до пятидесятилетнего возрастного рубежа. Однако в пожилых возрастах вперед вновь выходят женщины (наиболее значительный разрыв отмечается в группе 64-72 года). Важно тем не менее отметить, что во всех группах - за исключением самой младшей и самой старшей - уровни безработицы для мужчин и женщин оказываются практически одинаковыми.

Рисунок 1. Изменение уровня безработицы по возрастным группам, 2000 год (ноябрь)

Источник: данные Госкомстата России.

Дополнительные интересные аспекты выявляет анализ по укрупненным возрастным категориям, которые традиционно выделяются при изучении проблем занятости и безработицы (таблица 1).

Как и везде в мире, безработица среди молодежи в России выше, чем среди других возрастных групп. Это естественно, поскольку наиболее интенсивный поиск на рынке труда, сопровождающийся неизбежными пробами и ошибками, приходится на начальный этап трудовой активности человека. На протяжении большей части 90-х гг. общая безработица среди молодежи примерно вдвое превосходила среднероссийский уровень. Однако в некоторых других переходных экономиках ситуация была еще более критической, причем даже после их вступления в фазу подъема. Только в 1997-2000 годах безработица среди молодежи в России приблизилась к показателям, характерным для стран ЦВЕ. В последние годы она достигала 20-25%. Высокую молодежную безработицу можно рассматривать как свидетельство того, насколько велика степень неопределенности и информационной непрозрачности, с которыми приходится сталкиваться "новичкам" при вступлении на российский рынок труда.

К уязвимым категориям с точки зрения занятости нередко относят лиц предпенсионного и пенсионного возраста. Однако в переходных экономиках, включая российскую, вероятность попадания в состав безработных для данных возрастных групп относительно невелика. Так, в России безработица среди них была в последние годы на 2-5 процентных пунктов ниже среднероссийских показателей. Таким образом, широко распространенное представление, что риск попадания в ряды "лишних людей" особенно велик для женщин предпенсионного возраста, не находит подтверждения в данных ОНПЗ. Если они и подвергаются дискриминации на рынке труда, то, скорее всего, в иных формах - меньшей оплаты или худших условий занятости.

Что касается лиц активного возраста, то уровень безработицы среди этой группы практически совпадал с общероссийским. Однако именно они формировали основной массив незанятости: на их долю приходилось примерно две трети всех "мотовских" безработных.

Как известно, один из наиболее кризисных секторов российской экономики - сельское хозяйство. Известно также, что многие регионы с критической ситуацией на рынке труда (например, республики Северного Кавказа) имеют по преимуществу аграрную ориентацию. Отсюда можно было бы заключить, что в России должна была сформироваться масштабная сельская безработица. Действительно, в пореформенный период "вклад" села в численность безработных вырос почти в полтора раза: с менее чем 17% в 1992 году до более чем 24% в 2000 году (таблица 1). Тем не менее на протяжении всего переходного периода между уровнями безработицы сельского и городского населения поддерживался примерный паритет - с той лишь разницей, что в начале десятилетия немного "впереди" был город, тогда как в конце десятилетия - село. Так, хотя в конце 2000 года сельская безработица превышала городскую, разрыв составлял всего 2,0 процентных пункта.

Чем может объясняться отсутствие сколько-нибудь значимых различий в масштабах открытой безработицы между городом и селом несмотря, на, казалось бы, глубоко кризисное состояние российского аграрного сектора? Во-первых, амортизирующую роль играл интенсивный отток в экономическую неактивность (у сельского населения трудоспособного возраста темпы этого процесса были вдвое выше, чем у городского). Во-вторых, в случае потери формального места работы сельским жителям намного проще, чем городским, переходить к производству товаров и услуг в домашних хозяйствах. В-третьих, аграрные предприятия были особенно склонны к придерживанию избыточной рабочей силы². В-четвертых, цена сельского труда находилась на предельно низкой, подчас почти нулевой отметке, что до известной степени стабилизировало спрос на рабочую силу, позволяя избегать резких сокращений занятости (заработная плата в аграрном секторе была одной из самых низких, а задержки в ее выплате исчислялись месяцами, если не годами). Наконец, в условиях переходного кризиса в сельскохозяйственном производстве наметился определенный сдвиг от использования более капиталоемких к использованию более трудоемких технологий. Все это тормозило потенциальный рост сельской безработицы.

Парадоксально, но даже в регионах, где, казалось бы, следовало ожидать давления аграрного перенаселения (например, в республиках Северного Кавказа), уровни безработицы на селе и в городе оставались примерно одинаковыми³. По-видимому, сегодня на пути миграции сельских жителей в город уже не существует непреодолимых барьеров. Часть избыточного аграрного населения рано или поздно передислоцируется в город, способствуя выравниванию уровней сельской и городской безработицы.

Интересно, что близость уровней сельской и городской безработицы сохраняется почти на всем протяжении возрастной шкалы (рисунок 2) Единственное исключение - самая младшая группа 15-19 лет, для которой городская безработица оказывается на 10 процентных пунктов выше, чем сельская. Скорее всего, это отражает тенденцию к участию сельской молодежи в производстве товаров и услуг для реализации в семейном подсобном хозяйстве. Без учета этого фактора уровни безработицы в городе и на селе практически сравниваются и для данной возрастной группы.

Рисунок 2. Изменение уровня безработицы по возрасту у городского и сельского населения, 2000 год (ноябрь)

Одним из главных факторов, определяющих позиции работника на рынке труда, является уровень образования. Чем больше запас накопленного человеческого капитала, тем меньше риск попадания в ряды "лишних людей". Эта закономерность достаточно четко прослеживается и на российском рынке труда (таблица 2). Так, в 2000 году уровень общей безработицы среди лиц с высшим образованием был на 4,8 процентных пункта ниже, чем в среднем по стране. Напротив, среди лиц с низким образованием (не закончивших среднюю школу) он был в полтора раза - на 6,5-7,6 процентных пункта - выше среднероссийского.

Таблица 2. Структура общей безработицы в России и странах ЦВЕ по уровню образования*

Источники: Обследование населения по проблемам занятости, ноябрь 1999 г.. М., Госкомстат России, 2000, выпуск 2; Обследование населения по проблемам занятости, ноябрь 2000 г.. М., Госкомстат России, 2001; база данных ОЭСР "OECD-ССЕЕТ Labour Market Data Base"; Boeri, Т., Burda, M.C., and J. Kollo. Mediating the Transition: Labour Markets in Central and Eastern Europe. N.Y.: Centre for Economic Policy Research, 1998, pp. 23-24.

* Россия: 1992-1995, 1997-1998 гг. - октябрь, 1996 г. - март, 1999-2000 гг. - ноябрь. Страны ЦВЕ: 7 стран, середина 1997 г.

Однако в российских условиях снижение безработицы по мере роста уровня образования не происходит строго монотонно. Так, на протяжении большей части 90-х годов уровень безработицы среди лиц с незаконченным высшим образованием превосходил среднероссийский. Скорее всего это связано со спецификой трудового поведения студентов вузов (рассматриваемая категория в значительной мере состоит именно из них), заинтересованных в получении работы, которую можно было бы совмещать с учебой. Обращает на себя внимание и относительно высокая безработица среди лиц с начальным профессиональным образованием (бывших выпускников ПТУ). По-видимому, она отражает общее для всех переходных экономик явление: унаследованный от плановой системы избыток работников с узкой специальной подготовкой.

Это предположение согласуется с данными о вариации уровней безработицы по профессиональным группам (таблица 3). Общая картина выглядит стандартно: чем выше квалификация, чем меньше работник подвержен риску остаться не у дел. Так, в 2000 году уровень безработицы среди руководителей был более чем на треть ниже, тогда как среди неквалифицированных рабочих - более чем на треть выше общероссийского. Из этого правила обнаруживается одно значимое исключение: для высококвалифицированных рабочих вероятность столкнуться с безработицей была выше, чем для рабочих средней квалификации, и почти такой же, как для неквалифицированных рабочих. Этот достаточно необычный результат можно связать не только с более высокой резервируемой заработной платой, характерной для данной профессиональной группы, но также и с тем, что наиболее сильный удар переходный кризис нанес по отраслям и предприятиям с повышенной концентрацией именно высококвалифицированных рабочих (ВПК и т.п.).

Таблица 3.Структура общей безработицы по основным профессиональным группам*

Источники: Обследование населения по проблемам занятости, ноябрь 1999 г.. М, Госкомстат России, 2000, выпуск 2; Обследование населения по проблемам занятости, ноябрь 2000 г., М., Госкомстат России, 2001.

* 1997-1998 годы - октябрь, 1999-2000 годы - среднее по четырем квартальным опросам.
** Средний уровень рассчитывался как среднеарифметическое групповых уровней безработицы.

В российской экономике общее соотношение между уровнями безработицы для "белых" и у "синих воротничков" труда составляло 1,3-1,5 (оценки относятся к 1997-2000 годам)⁴. В странах со зрелой рыночной экономикой оно выше, колеблясь от 1,5 в Германии до 2,3 в США. Таким образом, на российском рынке труда перспективы занятости у представителей физического труда были, как правило, сравнительно лучше или, по меньшей мере, не хуже, чем на рынках труда многих других стран.

Оценки отраслевых уровней безработицы отражены в таблице 4. Наиболее весомый вклад в формирование пула безработных вносили два сектора - промышленность и торговля. В 2000 году доля первой достигала почти 30% от общей численности безработных (без учета лиц, не имеющих опыта трудовой деятельности), доля второй приближалась к 20%. Характерно, что самые высокие показатели безработицы (на 2-5 процентных пунктов выше среднероссийского уровня) демонстрировали отрасли с наиболее интенсивным оборотом рабочей силы - строительство, торговля и промышленность. Такая же связь между безработицей и текучестью кадров отмечается во многих других экономиках. Риск остаться без работы был меньше всего для "выходцев" из сферы здравоохранения и, как ни странно, науки (напомним, что в 90-е годы наука была одним из лидеров по темпам сокращения занятости). Вероятно, работники, высвобождаемые из научной сферы, обладали достаточно высокой квалификацией, чтобы перемещаться в другие сектора напрямую, минуя промежуточное состояние безработицы.

Таблица 4. Структура общей безработицы по отраслям, 2000 год*

Источник: Обследование населения по проблемам занятости, ноябрь 2000 года, М., Госкомстат России, 2001

* Усредненные данные по четырем квартальным опросам
** Рассчитывался как отношение численности безработных, имеющих опыт работы, к численности всего экономически активного населения
*** Средний уровень рассчитывался как среднеарифметическое групповых уровней безработицы

Естественно, что дифференциация показателей регистрируемой безработицы может не совпадать с дифференциацией показателей общей безработицы. Сравнительные данные об их структуре представлены в таблице 14. В каждой ячейке этой таблицы сначала указана доля той или иной социально-демографической группы в общей численности зарегистрированных безработных, а затем - через косую линию - ее доля в численности безработных по определению МОТ. Соотношение между этими величинами можно было бы обозначить как "коэффициент регистрации" (мы не приводим его конкретных значений, которые легко получить, поделив соответствующие показатели). "Коэффициент регистрации" больше единицы означает, что вероятность обладания официальным статусом безработного у данной категории выше, а меньше единицы - что она ниже, чем в среднем для всего пула безработных.

Нетрудно заметить, что на протяжении всего переходного периода отклонения структуры регистрируемой безработицы от структуры общей безработицы были, как правило, невелики. В подавляющем большинстве случаев отдельные группы оказывались представлены в составе той и другой примерно в равных пропорциях (другими словами, "коэффициент регистрации" был близок к единице).

Самое заметное отклонение - женщины, которые составляли почти две трети зарегистрированных безработных, но менее половины безработных по определению МОТ. Именно данные служб занятости послужили источником популярных в начале 90-х годов представлений о "женском лице" российской безработицы. В действительности, правомерно говорить лишь о том, что безработные женщины намного охотнее, чем мужчины, обращаются за помощью к государству (по-видимому, мужчины привыкли больше полагаться на собственные силы). Не исключено, что за их обращениями нередко может стоять заинтересованность не столько в получении трудоустройства, сколько в получении выплат и социальных гарантий, предоставляемых зарегистрированным безработным. В подобных случаях можно говорить о фактическом превращении пособий по безработице в специфическую форму социального вспомоществования.

"Коэффициент регистрации" больше единицы имели также лица активного и предпенсионного возраста. В то же время среди зарегистрированных безработных была явно недопредставлена молодежь в возрасте 16-24 лет. Скорее всего, дело здесь в специфике российского законодательства: среди молодых людей много учащихся и студентов, занятых поисками временной работы, которые согласно Закону о занятости не имеют права претендовать на получение официального статуса безработного. К тому же материальные стимулы к регистрации должны быть слабее у лиц, не имеющих опыта трудовой деятельности, так как по существующему законодательству они могут рассчитывать лишь на минимальное пособие. (Высказанные предположения хорошо согласуются с тем, что у лиц с незаконченным высшим образованием и у лиц без опыта трудовой деятельности "коэффициент регистрации" также не дотягивал до единицы.)

Естественно было бы предполагать, что у сельских безработных возможности для регистрация будут сильно ограничены из-за территориальной отдаленности местных отделений ГСЗ. Однако вопреки ожиданиям в течение всего пореформенного периода коэффициент регистрации был у этой группы выше единицы. По-видимому, для жителей села, где экономические отношения до сих пор носят в значительной мере безденежный, натуральный характер, даже мизерное пособие по безработице представляло такую ценность, что они делали все возможное для его получения.

По образовательным категориям регистрируемая безработица распределялась примерно в тех же пропорциях, что и общая. Одно из исключений - группа с неполным высшим образованием, о которой речь шла выше; другое - группа с начальным профессиональным образованием, у которой значение коэффициента регистрации достигало 1,5-2. Похоже, бывшие выпускники ПТУ прибегали к услугам государственных служб занятости намного охотнее, чем другие группы⁵.

Информация о профессиональной принадлежности собирается ГЭС не по зарегистрированным безработным, а по всем, кто обращается к ним за содействием в трудоустройстве. Доля "синих воротничков" в составе их клиентуры примерно вдвое превосходила долю "белых воротничков". Отсюда можно заключить, что чаще всего в службы занятости обращались представители физического труда, тогда как представители нефизического труда предпочитали искать работу по иным каналам.

Обращение к характеристикам временной протяженности безработицы позволяет выявить дополнительные источники ее дифференциации. Так, если по общему уровню безработицы между мужчинами и женщинами поддерживался примерный паритет, то по уровню долговременной безработицы (продолжительностью свыше года) женщины устойчиво лидировали: в 2000 году он составлял у них 4,5%, тогда как у мужчин 4%. Это было отражением того факта, что среди женщин длительно безработные встречались намного чаще (почти на 10 процентных пунктов), чем среди мужчин. Соответственно средняя продолжительность безработицы (завершенной) достигала у женщин 14,9 месяцев по сравнению с 10,7 месяцами у мужчин. Вместе с тем мужчины намного активнее пополняли ряды "лишних людей" (месячный коэффициент притока составлял у них 1,1% против 0,7% у женщин), что и обеспечивало примерное равенство между уровнями мужской и женской безработицы. Таким образом, если вероятность остаться без работы была относительно выше для мужчин, то вероятность надолго "застрять" в этом состоянии - для женщин.

Распределение возрастных групп по уровню долговременной безработицы мало отличалось от их распределения по общему уровню безработицы. Самая высокая долговременная безработица была характерна для молодежи (аналогичная ситуация наблюдается в большинстве стран мира), самая низкая - для лиц предпенсионного возраста. Однако отсюда было бы неверно делать вывод, что риск длительной незанятости достигает максимума на начальных ступенях возрастной шкалы. Уровень долговременной безработицы у молодых людей выше только потому, что они имеют более высокий общий уровень безработицы. В то же время доля безработных с продолжительностью поиска свыше года была среди молодежи в полтора-два раза меньше, чем среди остальных групп: соответственно 29% против 46-62% (данные конца 2000 года). Средняя продолжительность молодежной безработицы (завершенной) составляла менее 9 месяцев, тогда как в активном возрасте поиск длился около 15, в предпенсионном растягивался на 17 месяцев, а в пенсионном превышал два года. Зато, как и следовало ожидать, среди молодежи приток в безработицу происходил в несколько раз активнее, чем среди лиц старшего возраста. Таким образом, молодежная безработица имела по преимуществу краткосрочный характер, с высокими темпами входа и выхода, тогда как застойная безработица являлась уделом прежде всего пожилых возрастов (особенно - пенсионеров).

С уровнем образования долговременная безработица связана отрицательно. Ниже всего она оказывается в группе с высшим образованием, выше всего - в группе, которая не имела даже общего. Самая низкая доля длительно безработных была характерна для лиц с незаконченным высшим образованием, что объясняется присутствием среди них большого числа студентов, поисковая активность которых зачастую носит кратковременный характер. Соответственно эта группа имела самую короткую среднюю продолжительность безработицы (завершенной) - менее 9 месяцев, тогда как у большинства других групп она достигала 10-12 месяцев. Однако у тех, у кого не было даже общего образования, поиски растягивались почти на три года. Достаточно продолжительная безработица (около 15 месяцев) отмечалась и среди обладателей дипломов техникума, что, возможно, свидетельствует о чрезмерно специализированном характере полученной ими квалификации. Такая узкая специализация может делать ее носителей неспособными к быстрой и эффективной адаптации, снижая шансы на трудоустройство за рамками ограниченной профессиональной ниши.

Среди профессиональных групп максимальный уровень долговременной безработицы наблюдался среди работников, занятых подготовкой информации, и неквалифицированных рабочих⁶. Парадоксальное сочетание отмечалось у категории руководителей - уровень долговременной безработицы был у нее одним из самых низких, тогда как доля длительно безработных выше, чем во всех остальных группах, - более 50%. Возможно, это объяснялось завышенными притязаниями, которые выдвигались в ходе поиска представителями этой группы.

Таблица 5 содержит интегральные оценки неравенства в распределении безработицы на российском рынке труда (для этого использован показатель дисперсии относительных уровней безработицы по различным социально-демографическим группам). Очевидно, что главным источником ее дифференциации выступал демографический фактор: дисперсия относительных уровней безработицы по возрасту достигала в большинстве случаев 50-60%. Аналогичные оценки для образовательных, профессиональных и отраслевых категорий, как правило, не превышали 20%.

Таблица 5. Дисперсии относительных уровней общей по основным социально-демографическим безработицы группам, %*

* 1992-1995, 1997-1998 годы - октябрь, 1996 год - март, 1999-2000 годы - ноябрь (по профессиональным группам - усредненные данные по четырем квартальным обследованиям). Оценки производились по формуле var(uj/u), где u - средний уровень безработицы, а uj - уровень безработицы в i-той группе. Средний уровень безработицы в каждом случае рассчитывался как среднеарифметическое из уровней безработицы для выделенных групп.

Дифференциация российской безработицы вполне сопоставима с той, что отмечается на рынках труда развитых стран. В исследовании Р. Лэйарда, С. Никкела и Р. Джэкмэна приводятся следующие данные о дисперсии относительных уровней безработицы в Великобритании в 1985 году⁷.

• по полу (2 группы) - 1%
  
• по возрасту (10 групп) - 22%
  
• по профессиям (7 групп) - 22%
  
• по отраслям (10 групп) - 14%.

Единственное измерение, по которому неравенство в распределении бремени безработицы оказывается в России заметно глубже, - это возраст. На британском рынке труда вариации по этому признаку были примерно вдвое меньше, чем на российском. Однако по сравнению с большей частью других переходных экономик социально-демографическая структура российской безработицы выглядит более сбалансированной и менее "проблемной". Так, в странах ЦВЕ дисперсия относительных уровней безработицы по возрасту достигала 60-100%, исключая "благополучную" Чехию, где она составляла около 35% (оценки относятся к середине 1997 года). В любом случае дифференциация по возрасту - это в значительной мере отражение жизненного цикла, который проходят работники, и она не может восприниматься как свидетельство существования непроницаемых барьеров, жестко отделяющих одни группы работников от других.

Чем мог быть обусловлен этот достаточно неожиданный результат - сравнительно ограниченная дифференциация показателей безработицы в экономике, переживающей процесс глубинной системной трансформации? По-видимому, здесь сказалось действие нескольких факторов:

• переходный кризис не был сфокусирован на каком-то ограниченном круге отраслей или секторов, а в большей или меньшей мере затрагивал все сегменты экономики;
  
• реструктуризация российских предприятий происходила достаточно медленно, во всяком случае медленнее, чем в большинстве стран ЦВЕ;
  
• специфика политики занятости, проводившейся российскими предприятиями, заключалась в том, что они избегали целенаправленных сокращений персонала, делая ставку на добровольное выбытие работников. Это приводило к тому, что приток в безработицу не ограничивался наиболее уязвимыми категориями, а формировался из представителей самых разнообразных возрастных, профессиональных и квалификационных групп, в том числе - имеющих сильные позиции на рынке труда⁸;
  
• гибкость заработной платы, присущая российскому рынку труда, позволяла компенсировать различия в производительности отдельных работников различиями в их оплате, что открывало дорогу в занятость даже наиболее "проблемным" категориям рабочей силы;
  
• по-видимому, на российском рынке труда была относительно слабо распространена открытая дискриминация при трудоустройстве по признакам пола, возраста и т.д. Избирательность политики занятости российских работодателей выражалась не столько в неравных шансах на получение занятости для различных категорий работников, сколько в их неравной оплате или неравных условиях труда.

Как следствие, российская переходная экономика характеризовалась не только сравнительно умеренным средним уровнем безработицы, но и сравнительно умеренной степенью неравенства в ее распределении.

1 - Gimpelson, V., Treisman, D., and G. Monusova. Public Employment and Redis-tributive Politics: Evidence from Russia's Regions. - Bonn: IZA, 2000 (Discussion Paper No. 161.)
2 - Kapehushnikov R. Overemployment at Russian Agricultural Enterprises / The Russian Economic Barometer, 1998, vol 7, No 4
3 - В 2000 году единственным значимым исключением была Карачаево-Черкесия, где уровень безработицы на селе был в полтора раза выше, чем в городе (27% и 14% соответственно)
4 - К работникам нефизического труда отнесены первые четыре профессиональные группы, к работникам физического труда - остальные пять. Следует оговориться, что российская классификация профессиональных групп частично расходится с той, которая использовалась для других стран. Это делает приводимые оценки не полностью сопоставимыми.
5 - Вероятность получения официального статуса безработного была заметно выше для инвалидов: "коэффициент регистрации" достигал 2,2.
6 - По показателю фактической продолжительности безработицы (незавершенной) эти различия оказываются смазаны.
7 - R. Layard, S. Nickel and R. Jackman. Op. cit. p. 310.
8 - Существует иная точка зрения, согласно которой косвенные методы "выдавливания" работников (через низкую зарплату, задержки в ее выплате и т.д.) должны вести к концентрации безработицы в "слабых" группах. Это, по-видимому, так, если иметь в виду наиболее радикальную форму вынужденных увольнений - закрытие целых предприятий, что в равной мере затрагивает как "сильных", так и "слабых" работников. Однако такая форма увольнений редко бывает преобладающей. Если же говорить о менее экстремальных способах "сброса" рабочей силы (увольнения по сокращению штатов и т.п.), то при их использовании у предпринимателей всегда есть возможность сохранить наиболее ценные кадры, избавившись от "балласта" - наименее нужного и наименее квалифицированного персонала. Кроме того, при применении косвенных методов "выдавливания" первыми обычно начинают уходить "сильные" работники, тогда как "слабые" держатся за свои места до последнего. В результате вынужденные увольнения оказываются намного больше, чем добровольные, смещены в направлении "слабых" групп. Данные ОНПЗ подтверждают, что среди безработных, уволенных по инициативе работодателей, доля лиц с низким образованием, недостаточной квалификацией и т.д. выше и что им приходится заниматься поисками работы дольше, чем безработным, уволившимся по собственной инициативе.