Мигрантки из Средней Азии в большом городе и беременность: выбор, проблемы, перспективы

Вера Пешкова, Анна Рочева
(Опубликовано на сайте Genderpage.ru, адрес: http://genderpage.ru/?p=925)

На протяжении всего постсоветского периода, и особенно в последнее десятилетие, Россия привлекает масштабные миграционные потоки. По данным ФМС, по состоянию на 14 декабря 2012 г. на территории России единовременно находились 10,2 млн. иностранных граждан, 40% которых составляли граждане Узбекистана, Таджикистана и Кыргызстана. Одни на этот момент пребывали в России больше года, другие – меньше трех месяцев. Одни обозначали официальную цель миграции как приезд на работу, другие – посещение родственников, однако провести четкую границу между этими категориями мигрантов довольно сложно.

Среди приехавших в Россию постепенно происходит увеличение доли женщин. По разным оценкам, доля женщин среди внешних мигрантов составляет от 15% до 30%. По данным ФМС, в миграционных потоках из Средней Азии самая высокая доля женщин – среди мигрантов из Кыргызстана (практически 40%), а из Узбекистана и Таджикистана меньше: 18% и 16,5% соответственно.

Опыт изучения миграции в других странах показывает, что вовлечение женщин в миграцию приводит ко многим изменениям в жизни не только самих мигрантов, но и в жизни посылающего и принимающего обществ. Феминизация миграционных потоков, в частности, приводит к изменениям стратегий планирования семьи, сексуального и репродуктивного поведения. Что происходит в российской ситуации? Каким образом можно охарактеризовать сексуальное и репродуктивное поведение женщин-мигрантов, и в какой степени на него влияет переезд в Россию? Какое значение приобретают беременность и рождение ребенка в чужой стране?  Поиску ответов на эти вопросы был посвящен проект по изучению сексуального и репродуктивного поведения женщин-мигрантов из Средней Азии, проведенного в 2012 г. в Москве при поддержке Фонда Белля. Исследование задействовало целый комплекс данных: официальные данные ФМС и Госкомстата РФ; серия публикаций, посвященных изучению миграции в России; материалы кандидатского исследования Анны Рочевой (2011-2012 гг., Москва); материалы проекта «Анализ миграционного профиля, проблем адаптации и интеграции мигрантов» Центра Этнополитических и Региональных Исследований по заказу НИУ ВШЭ (руководитель – Мукомель В.И.); а также серия интервью, проведенных авторами статьи в Москве в конце 2012 — начале 2013 гг. Целевая группа нашего исследования – женщины в репродуктивном возрасте, приехавшие в Москву из Кыргызстана, Таджикистана и Узбекистана. Они могут обладать различным миграционным опытом и правовым статусом, являться как гражданами России, так и гражданами стран Средней Азии.

Из Средней Азии в Россию приезжают женщины в наиболее активном трудоспособном и репродуктивном возрасте: 80-85% из них – в возрасте от 17 до 45 лет. Женщины в возрасте от 17 до 25 лет составляют четверть, от 26 до 35 лет – около трети. Они лучше образованны, чем мужчины-мигранты из того же региона: среди них выше доля тех, кто имеет как минимум незаконченное высшее образование. При этом уровень образования далеко не всегда соответствует позиции, занимаемой на рынке труда: среди женщин-мигрантов высока доля тех, кто имеет высшее образование, но занят на низкоквалифицированных позициях.

По сравнению с мужчинами, женщины-мигранты чаще состоят или когда-то состояли в браке (56% против 49% состоят в зарегистрированном браке); среди них меньше доля тех, кто никогда не был в браке (24% против 42%), но больше вдовых и разведенных (11% против 2%).

Большинство мигрантов проживает в съемном жилье; почти половина женщин – с родственниками (43%), около трети – с другими людьми, не родственниками (32%). При этом женщины-мигранты из Киргизии чаще живут с другими людьми, не родственниками (42% против 28%). У киргизок в Москве, по сравнению с остальными мигрантами из Средней Азии, самые стесненные условия проживания: в одной квартире могут проживать в среднем до 15 человек, а в одной комнате в среднем до 5 человек¹.

По уровню владения русским языком женщины-мигранты из Средней Азии уступают приехавшим из других стран СНГ. Больше половины женщин-мигрантов из Средней Азии в Москве хорошо или очень хорошо говорят по-русски, еще четверть – удовлетворительно, около 10% — плохо или очень плохо². По данным Центра миграционных исследований, недостаточное знание русского языка характерно примерно для пятой части женщин-мигрантов из Узбекистана и Кыргызстана; и для трети женщин из Таджикистана. Сохранению низкого уровня знания русского языка способствует общение преимущественно на родном, а не на русском языке. По-русски с друзьями общаются 20% (на родном – 50%), с соседями 55% (на родном – 16%), на работе 68% (на родном – 5%).

Таким образом, женщины-мигранты из Средней Азии в России молоды, имеют более высокий уровень образования, чем того требует их работа, говорят по-русски хуже женщин-мигрантов из других стран СНГ и живут в стесненных условиях. После приезда в Россию они сталкиваются с рядом проблем, которые можно условно разделить на две группы: универсальные, или характерные для всех мигрантов, и специфические, характерные для женщин-мигрантов.

Универсальные проблемы связаны, во-первых, с тонкой гранью между легальностью и нелегальностью, которая создается системой документального оформления пребывания иностранца в России и порождает уязвимость его положения. Во-вторых, отсутствие гражданства РФ исключает человека из круга тех, кому доступны даже базовые социальные блага, в первую очередь – медицинская помощь. Начиная с 2010 г. работодатели прекратили выплаты в социальные фонды за иностранных работников, которые лишились права на получение полиса обязательного медицинского страхования, а значит и доступа к плановой медицинской помощи. А начиная с 1 января 2013 г. по закону экстренная медицинская помощь может быть оказана только тем, кто застрахован в системе ОМС. Альтернативы в виде добровольного страхования для иностранных мигрантов не работают: существующие полисы ДМС оказываются слишком дорогими, а доступных вариантов при въезде просто не существует. Это может привести, с одной стороны, к росту заболеваемости среди мигрантов и в итоге росту смертности; и с другой стороны, к увеличению неформальных платежей в государственной медицине и росту частной медицинской инфраструктуры, ориентированной на мигрантов, в итоге – к усилению социальной исключенности мигрантов. В-третьих, дискриминация и ксенофобия касается не только иностранных граждан, но и в широком смысле – «видимых меньшинств» независимо от гражданства,  в том числе граждан РФ, приехавших когда-то из стран Средней Азии.

Другая группа проблем затрагивает преимущественно женщин-мигрантов. Эти проблемы связаны с гендерными и культурными особенностями мигрантов, в первую очередь, в  области сексуального и репродуктивного поведения. Для многих мигрантов из Средней Азии переезд означает столкновение с другой социальной средой, с другими нормами, особенно в сфере регуляции добрачных сексуальных отношений, внебрачной беременности и в целом отношений между мужчинами и женщинами. Однако в отношении женщин действует более пристальный социальный контроль, чем в отношении мужчин, особенно в определении «правильных» сексуальных партнеров и места сексуального дебюта в биографии, т.е. того, с кем и когда женщина может вступать в сексуальные отношения. Такие границы становятся тем более значимыми в силу того, что в новых государствах Средней Азии женщина рассматривается как «носитель коллективной чести». Ей вменяется ответственность за сохранение и воспроизводство всей «нации». В рамках такой идеологии появляются инициативы по запрещению миграции девушек моложе 22 лет из Кыргызстана и деятельность группы «Патриоты Кыргызстана»³. Однако реализация социального контроля в полном объеме в ситуации миграции в Россию оказывается проблематичной. Девушки вступают в сексуальные связи с мужчинами до брака и вне брака, и их уязвимость повышается в случае отношений с «неправильным партнером», например, этнически или религиозно другим.

Значимый аспект уязвимости в области сексуального и репродуктивного поведения женщин-мигрантов связан с практиками контрацепции, которые в России и в странах Средней Азии различаются. В отличие от России, где в последние десятилетия постепенно происходит модернизация контрацептивных методов, контрацептивная грамотность и показатели распространенности разных контрацептивных практик в странах Средней Азии значительно ниже. По данным Всемирного банка, в России показатель применения различных видов контрацепции составляет почти 80%, в Киргизии – 47,8%, в Таджикистане – 37,1% и в Узбекистане – 64,9%. Более низкие показатели обусловлены общей низкой сексуальной грамотностью, отсутствием институциональных условий для распространения подобной информации, особенно среди молодежи. На контрацептивную культуру оказывает также влияние место проживания и уровень образования: сельские жительницы с низким уровнем образования обладают и менее развитой контрацептивной культурой.

В России женщины-мигранты из этих стран скорее следуют привычным для них моделям поведения в сексуальной сфере, чем переключаются на модели, принятые в российском обществе. По данным Центра миграционных исследований, по религиозным соображениям или по причине отказа партнера не предохраняются 40% замужних женщин, приехавших из Таджикистана; среди приехавших из Узбекистана данный показатель сопоставим со средним  по женщинам-мигрантам из стран СНГ (17%) , а среди прибывших из Кыргызстана – меньше среднего.

Сохранению низкого уровня использования контрацепции среди женщин-мигрантов из Средней Азии способствуют низкая грамотность в сексуальной сфере; консервация моделей сексуального поведения (чему частично благоприятствует преимущественная однородность дружеских социальных сетей); низкая доля смешанных браков; ограниченный доступ к медицинской помощи.

Контрацептивная грамотность – далеко не единственное, что влияет на репродуктивное поведение; другой, не менее значимый фактор – социальный контроль со стороны родственников. Миграционные потоки создают социальное пространство, соединяющее посылающее и принимающее общество, в котором укоренены люди, передвигающиеся по этим потокам. Миграция в Россию перестает быть экстраординарным событием, а становится одним из возможных вариантов развития собственной жизни. Соответственно, отъезд в Россию не отменяет остальных жизненных планов, в т.ч. заключения брака и рождения детей. От молодой семьи ожидают рождения первенца в течение 1-3 лет после свадьбы, и миграция далеко не всегда отменяет такие ожидания. Поскольку семейные связи на расстоянии не разрываются, а в силу развития современных технологий коммуникации трансформируются, давление родственников, иногда приближающееся к шантажу, остается. Молодые женщины-мигранты в первую очередь подвергаются давлению и обвинениям, если ребенок не появляется в «нужные» сроки, беспокоятся за будущее своего брака.

И: уже замуж выйди – уже начинается «рожать». Если не рожает – все, разведется. Надо три уже три года – все: «когда рожаешь? ты не рожаешь». Вот так начинается. <…> «Надо лечиться, ты не рожаешь, давай, лучше уходи из дома, мы другую [найдем]. <…> Лучше сразу рожать (смех) жить нормально. Если не рожает – нормально жить не дает.

Сексуальное и репродуктивное поведение выходит за рамки приватной сферы внутри пары – влияние оказывают родственники, в первую очередь свекровь:

И: Потом поставила спираль.

Р: а муж был в курсе?

И: Муж посоветовал. Вместе ходили ставили (смех). Потому что надо работать, а тут если маленький ребенок, кричит, работать не можешь. <…> Потом свекровь спрашивала в скайпе «ты не беременна? Не получается у тебя что ли?». Я говорю «не знаю», и закрываю [тему], а потом приехала в Киргизию, она сразу говорит «давай пошли в больницу». <…> Пришли к знакомому врачу, он посмотрел – сразу увидел [спираль], конечно. Свекровь говорит «убирай». Убрали.

Таким образом, рождение первого ребенка «вовремя» – способ обеспечить себе более безопасное положение в расширенной семье. Но за этим решением могут следовать дополнительные трудности. Если женщина решает провести беременность и роды в России, то она может столкнуться как минимум с тремя сложностями: материальные сложности (деньги и жилье), отсутствие сетей поддержки и сложности получения медицинской помощи, если у нее нет гражданства РФ. Отъезд обратно без мужа рассматривается в связи с риском потерять над ним контроль:

Здесь если оставишь мужа (смех), здесь женщин много очень (смех), которые разведенные, которые без мужа <…> поэтому нельзя оставлять мужа, ни в коем случае. В одной квартире много вместе живем: четыре пять семей,  до десяти, в двухкомнатной квартире <…> живем там вместе, женщины и мужчины, вот поэтому нельзя оставлять.

Объективные условия (сложности с получением медицинской помощи, стесненные жилищные условия) и представления (например, опасения потерять мужа) создают причудливую совокупность обстоятельств, в силу которых мобильность женщины в связи с беременностью и родами может увеличиться:

была здесь, работала  уборщицей, <…>  когда было семь месяцев [беременности], я туда уезжала,  рожала там, дома. <…>  Оставила [ребенка], опять приехала, второй раз тоже так же: забеременела, уехала, опять рожала, опять растила, приехала.

Отмена с 2010 г. возможности прикрепления к женской консультации для наблюдения беременности бесплатно привела к появлению альтернативных стратегий по получению женщинами-мигрантами медицинской помощи при беременности и родах:

1. «Минимальный набор», который сводится к прохождению УЗИ во время беременности; УЗИ рассматривается как необходимый и достаточный шаг для обеспечения собственной безопасности, скорее даже ритуал, чем некоторый рациональный шаг.
2. Отказ от медицинской помощи во время беременности: ориентация на собственные ощущения, отсутствие твердого представления о необходимости медицинской помощи во время беременности; такая практика входит в конфликт с представлениями медиков, для которых необследованная женщина – источник опасности.
3. Минимизация финансовых издержек при полном объеме наблюдений. Женщина ориентируется на необходимость медицинского наблюдения во время беременности и экономию финансовых средств. Эта стратегия предполагает полный цикл действий медиков, но распределенный по разным географическим точкам: например, наблюдение может начаться в России, продолжиться в Кыргызстане, завершиться родами в России.

Выбранный вариант получения медицинской помощи во время беременности не связан с местом рождения ребенка: за любым может последовать отъезд для родов в родную страну или, напротив, роды в России.

В случае родов в России, как и любые другие роженицы, женщины-мигранты, независимо от гражданства, вовлекаются в неформальные платежи: начиная от платежей команде «Скорой помощи» для выбора «хорошего» роддома, заканчивая покупкой внимательного отношения и «благодарностью» медицинскому персоналу роддома. По сути, между системами оказания медицинской помощи в России и Средней Азии нет большого разрыва в силу преемственности советской медицины. Отличия будут наблюдаться на уровне «городская — сельская больница»: разница в медицине менее заметна для тех, кто рожал в Бишкеке, и более заметна для тех, кто рожал в сельской местности в Кыргызстане. Впрочем, материальная база московской медицины не является решающим фактором при принятии решения о месте рождения. Другие факторы – ксенофобия российского медицинского персонала и отсутствие или наличие сетей поддержки, которые формируются преимущественно из женщин-родственниц, – последний фактор особенно значим для тех, кто рожает впервые.

В целом, нельзя сказать, что место рождения всегда выбирается осознанно. Несмотря на то, что рождение ребенка – событие эмоционально насыщенное, оно становится таковым уже пост-фактум; беременность становится в ряд с другими событиями жизни и подчиняется другим целям – в первую очередь, заработку.

Если женщина-мигрант столкнулась с неожиданной беременностью, которая не вписывается в нормативную картину (вне брака, от «неправильного» партнера), то она оказывается в особенно уязвимом положении. Цепочка возможных проблем: расставание с партнером/мужем; увольнение с работы; отказ хозяина квартиры в аренде; депривация социального капитала (нарушение норм приводит к тому, что женщина больше не может мобилизовывать свои связи для решения проблем). Остается три варианта. Первый вариант – это аборт. В Москве только в одной клинике, ориентированной на оказание медицинских услуг мигрантам, производится от 50 лекарственных абортов в месяц – абортов на ранних сроках. В случаях, когда в силу отсутствие нужных знаний женщина не замечает или не хочет замечать свою беременность, возникает опасность поздних абортов или же рождения ребенка и отказа от него. В Москве работает роддом, где принимают роды у тех, кто не имеет обменной карты (не проходил наблюдение) – и значит, можно предположить, хотя бы частично тех, кто находится в сложной жизненной ситуации, для кого беременность была неожиданной. По словам эксперта, «в месяц там регистрируют 4-5 отказов, из них большая доля приходится на мигранток из Средней Азии, то есть это 60 в год». Надо учесть, что это большой роддом – в маленьких показатели будут в разы меньше. Другая разновидность отказа от ребенка –  передача его родственникам или знакомым, которые готовы принять его. Третий вариант – сохранение ребенка, что требует получения поддержки извне. Пребывание в России предоставляет женщинам жизненный опыт, знакомство с более разнообразными моделями поведения в таких ситуациях: в частности, с моделью матери-одиночки, которая мало известна до приезда в Россию:

потом посмотрела: в Москве живут женщины даже без мужа, с ребенком, спокойно себе живут. Почему я так не смогу? Без мужа я же могу прожить так же, как и они живут. С ребенком без мужа живут. И с ними ничего такого не случается. Меня всегда пугали там, да: женщина, с ребенком, одна! Это ну, погибающий цветок, мне говорили постоянно.

В такой ситуации женщина лишается сетей поддержки и оказывается вне зоны интереса и компетенции органов власти, а самостоятельно справиться с возникающими вопросами  юридического, материального, психологического и бытового характера она не может. Женщина либо отказывается от ребенка, либо ищет дополнительные источники поддержки, какими могут стать приюты, готовые ее принять независимо от гражданства и прочих формальных критериев. Существующие государственные центры помощи женщинам, оказавшимся в кризисной ситуации, ограничены в своей компетенции: они принимают граждан РФ, с постоянной регистрацией или в отдельных случаях с временной регистрацией в Москве.

Таким образом, оказавшись вне зоны интереса и компетенции органов власти посылающего и принимающего общества, женщина может рассчитывать только на гражданские инициативы. В результате появляются альтернативные виды помощи: от отдельных инициатив граждан (и на индивидуальном уровне, и на уровне сообществ в социальных онлайн-сетях), до приютов, создаваемых Русской Православной Церковью («Дом для мамы»), разными НКО. Ценность таких приютов заключается в их гибкости: они чувствуют потребности людей и могут подстраивать под них свою работу. Соответственно, они реагируют на изменения жизни «за окном» гораздо оперативнее, чем государственные органы помощи.

В настоящее время в Москве и Подмосковье на постоянной основе действуют только три негосударственных приюта, которые помогают женщинам (и иногда мужчинам), оказавшимся без поддержки и часто без нужных документов с ребенком на руках: «Теплый дом» БФ «Волонтеры в помощь детям-сиротам», «Незнайка» БФ «Приют детства» и «Дом для мамы» РПЦ.

И «Незнайка», и «Теплый дом» выросли из предыдущей деятельности благотворительных фондов, их открывших: БФ «Приют Детства» (приют с 2005 года) и БФ «Волонтеры в помощь детям-сиротам» (приют с 2011 года). Два приюта работают в Подмосковье, они разной вместимости, и работа в них организована по-разному. Спектр услуг, которые получает человек в «Теплом доме», делится на два направления:

1. преодоление объективных обстоятельств:
2. юридическая помощь: помощь в восстановлении документов, получении выплат;
3. медицинская помощь: получение  медицинской помощи на платной основе, если это невозможно сделать бесплатно.
4. развитие инициативы, готовности действовать, брать на себя ответственность, практические навыки жизни с ребенком (что особенно актуально для выпускников интернатов). Эта работа подразумевает следующее:
5. работа с психологом (три раза в неделю приют посещает взрослый психолог, и еще раз в неделю – детский психолог):
6. выстраивание индивидуального плана по выходу из приюта,
7. готовность принять собственную ситуацию,
8. развитие навыков обращения с ребенком,
9. попытки восстановить сети поддержки или создать новые (в том числе через восстановление связей с родственниками и создание партнерских союзов между клиентами приюта).
10. образование, обучение: возможность получить образование мастера  по маникюру, педикюру, парикмахера; дополнительные занятия (навыки планирования бюджета и времени);
11. развитие практических навыков: в приюте установлен график дежурства, когда каждый готовит обед, делает уборку в общественном пространстве.

Комплекс услуг, которые может получить клиент «Незнайки», практически идентичен тем, что оказывают в «Теплом доме», однако в силу особенностей организации эта работа не носит систематического характера: например, в штате нет психолога, который регулярно приезжал бы для работы с клиентами. Привлечение специалистов в той или иной области (юристов, психологов, врачей) происходит через дружеские связи, сети партнерства. Часть работы производится волонтерами (в т.ч. «выпускниками») и самими жителями приюта.

Женщины-мигранты, которые не владеют русским языком на хорошем уровне, оказываются в проигрышной ситуации: у них мало шансов найти информацию о приютах и получить там помощь. В связи с этим, существует чрезвычайно острая потребность в развитии и поддержке различных каналов информации об имеющихся возможностях для женщин, оказавшихся в трудной ситуации с ребенком. Парадокс, тем не менее, заключается в том, что при распространении информации есть риск, что приюты в имеющемся количестве и формате не смогут принять всех, кто хотел бы воспользоваться их помощью.

Таким образом, даже эта очень важная деятельность в рамках подобных общественных инициатив не может кардинально решить проблемы в сфере сексуального и репродуктивного поведения, если к ней не будут привлечены не только общественные, но и государственные ресурсы как принимающей, так и посылающей страны. Стратегию возможных мер нужно обсуждать подробно, сейчас можно наметить возможные пути развития:

• проведение кампаний по информированию мигрантов и жителей посылающих стран в сфере сексуального поведения;
• например, создание единого ресурса на родных для мигрантов языках с информацией об анатомии, контрацепции и с возможностью индивидуального подбора контрацепции;
• вирусная реклама;
• выстраивание партнерств между разными организациями, в т.ч. с роддомами – по информированию их о возможностях получения помощи;
• развитие системы приютов, пунктов временного пребывания, оказывающих помощь вне зависимости от формальных критериев (гражданство, регистрация).

¹ Агаджанян В., Зотова Н. Социальная уязвимость и сексуальные риски женщин-мигрантов из Средней Азии в Москве / Демоскоп Weekly № 465-466, 2-22 мая 2011 года. http://demoscope.ru/weekly/2011/0465/analit02.php
² Нужно иметь в виду, что женщины, которые совсем не говорили по-русски, не опрашивались и не фиксировались.
³ “Патриоты” издеваются над девушками / Радио Аззатлык, 11 мая 2012 года