Опыт изучения рождаемости у мигрантов в России¹

Захаров С.В.², Сурков С.В.³

К сожалению, для России мы не можем привести каких-либо оценок, сопоставимых с приведенными выше (см. Миграция и рождаемость в России), в силу полного отсутствия необходимой статистической информации. Эмпирическая изученность взаимосвязи миграции и рождаемости в России оставляет желать лучшего на всех уровнях анализа:

• статистической оценки вклада мигрантов в формирование обобщенных показателей рождаемости стран;
• дифференциального анализа рождаемости мигрантов в разрезе наиболее  важных миграционных потоков;
• изучения взаимосвязи миграционного, брачного и репродуктивного поведения в рамках жизненного цикла индивидов и пр.

Нехватка эмпирических наблюдений не позволяет результатам исследований кристаллизоваться в форме теоретических обобщений, в которых остро нуждается практика управленческих решений в сфере национальной, региональной, миграционной, социально-демографической политики.

В советский период на пространстве бывшего СССР были выполнены, хотя и немногочисленные, но достаточно интересные исследования взаимосвязи миграции и рождаемости, особенностей репродуктивного поведения мигрантов. Нельзя не вспомнить, что еще в 1934 году, в рамках большого выборочного исследования рождаемости, проведенного ЦУНХУ СССР, были получены результаты, характеризующие различия в рождаемости в зависимости от миграционного статуса опрошенных⁴. Мигранты, приехавшие в 1920-1930-е годы из сельской местности в города, демонстрировали существенно более высокую рождаемость по сравнению с местными уроженцами.

Уникальные для своего времени и часто цитируемые в специальной литературе результаты были получены Л.М. Давтяном по данным выборочного исследования в Ереване (1963 г.): коэффициент брачной рождаемости у женщин, недавно прибывших из сельской местности в город (в течение первых пяти лет), был на 44,5% выше, чем у коренных жительниц. Во втором пятилетии проживания в городе интенсивность деторождения у мигранток падала, и к 8-10-му году проживания уровень брачной рождаемости у выходцев из села почти сравнивался с уровнем рождаемости местных уроженок⁵.

В середине 1960-х годов А.Г.Волков ставит тот же вопрос перед отечественными исследователями, что волнует и специалистов за рубежом. Какая точка зрения правильнее характеризует особенности поведения мигрантов из сельской местности: длительное сохранение особенностей репродуктивного поведения, имевших место в сельской местности, с постепенной адаптацией его к стандартам городских жителей, либо быстрое воспроизведение характера рождаемости городского населения⁶? Базируясь на результатах выборочных опросов на ряде промышленных предприятий Стерлитамака (1968-1969 гг.) и Ижевска (1976-1977 гг.) А.А. Петраков отвечает на поставленный вопрос следующим образом: «Респонденты, вступившие в брак еще до переезда в город, не сразу перенимали отношение городского населения к внутрисемейному регулированию рождаемости, главным в котором является отказ от большого числа детей в семье… Супруги, вступившие в брак после миграции, сразу воспринимают особенности репродуктивного поведения новой социальной группы и социальной микросреды»⁷.

В начале 1970-х гг. А.Г. Волков формулирует свое собственное отношение к проблеме особенностей репродуктивного поведения мигрантов. Отдавая должное и «теории адаптации», и «селективной теории», он полагал, что среди мигрантов из села в город преобладают люди, подготовленные еще до переезда к восприятию городских установок, в том числе и представлений о семье, желаемом числе детей, особенно в случае заключения брака с жителями города. Урбанизация сельской местности и развитие средств коммуникации способствуют усвоению сельскими жителями стандартов городского образа жизни, изменению структуры их ценностных ориентаций⁸. Более категорично по данному вопросу писал в те же годы В.И. Переведенцев: «Сближение города с селом происходит не на каких-то промежуточных позициях, а на условиях «диктуемых» городом»⁹. Правда, для подобного утверждения особых оснований в то время не было, поскольку сближения показателей рождаемости в городской и сельской местности в тот период не наблюдалось¹⁰. Точка зрения А.Г. Волкова получила подтверждение двумя десятилетиями позже в ходе опроса сельских школьников Волгоградской и Ростовской областей: самые высокие репродуктивные намерения демонстрировали учащиеся, которые не собирались уезжать из села, а наиболее низкие – потенциальные мигранты в города¹¹.

В 1974-1975 годах под руководством Э.К. Васильевой были проведены выборочные исследования в Ленинграде и Казани, послужившие основаниями для следующих выводов: начальный период развития семьи у мигрантов носит замедленный характер (более позднее вступление в брак и рождение первого ребенка), но сформировавшиеся семьи мигрантов характеризуются более высокой детностью, чем семьи уроженцев указанных городов. Так, средний возраст вступления в первый брак для женщин, в случае, когда оба супруга родились в Ленинграде, составил 21,6 года, а в случае, когда оба супруга родились за пределами Ленинграда – 23,2 лет. Средний возраст рождения первого ребенка был равен, соответственно, 22,2 и 25,0 годам. Для Казани были получены сходные результаты. Более высокой детностью и меньшей долей бездетных семей отличаются семьи бывших сельских жителей, по сравнению с приехавшими из других городов. В то же время различия в числе рожденных детей в пользу семей, в которых присутствуют мигранты, оказались не очень большими: в Ленинграде на одну детную брачную пару, в которой оба супруга были местными уроженцами, приходилось 1,29 детей, на пару, где оба супруга были мигрантами – 1,32 детей, и на пару, где один из супругов был мигрантом – 1,46 детей. В Казани на одну детную семью мигрантов приходилось 1,86 детей, а на одну семью местных уроженцев – 1,62. Исследование показало, что случай, когда мигрант состоит членом смешанной семьи, включающий уроженцев изучаемого города – очень распространен, и это ускоряет адаптацию мигранта к новым условиям жизни. Дети, рожденные после переезда обоих родителей на новое место жительство (оба супруга – мигранты), воспринимают элементы культуры не только присущие той территориальной общности, где они проживают, но отчасти и той, откуда прибыли родители. Наконец, при более высоком образовательном и профессионально-квалификационном уровне респондентов различия в формировании семьи, вызванные миграционными процессами, выражены слабее¹².

В конце 1970-х годов в ЗАГСах начинает собираться информация о длительности проживания матери в населенном пункте, в котором произошла регистрация ребенка¹³. Несмотря на почти двадцатилетнее присутствие в актах о рождении этой полезной информации, она, к сожалению, статистическими органами так никогда и не была централизованно собрана и разработана. Как, впрочем, и программами разработки данных переписей 1979 и 1989 годов не предполагалось разрабатывать вопрос для женщин о числе рожденных детей в разрезе продолжительности их проживания на той или иной территории. В то же время по инициативе исследователей попытки увязать данные переписей и текущего учета населения предпринимались. Так, Н.Е. Чистякова на основе распределения рождений по возрасту и длительности проживания матери в Ленинграде в 1978-1979 и 1989-1990 годах и распределения женщин по длительности проживания в том же городе по данным переписей населения 1979 и 1989 годов, рассчитала коэффициенты суммарной рождаемости для женщин, проживающих в городе менее 6 лет и более¹⁴. Автором было условно принято, что уровни рождаемости у женщин, проживающих в городе более 6 лет, и у женщин, родившихся в Ленинграде, совпадают. Результаты получились следующие: для женщин, проживающих в городе менее 6 лет, коэффициент суммарной рождаемости (далее – КСР) составил 2,0 в 1978-1979 годах и 2,81 в 1989-1990 годах, а для женщин, проживающих более 6 лет, соответственно, 1,35 и 1,12. Причем почти половина детей, рожденных женщинами в возрасте 20-24 лет, приходилась на долю недавних мигранток (46,1% в 1979г. и 45,6% в 1990г.). Полученные показатели для женщин-мигранток не вполне корректно интерпретировать как ожидаемый итог их репродуктивной деятельности к концу жизни из-за возможной повышенной концентрации рождений у мигрантов в первые годы после переезда, в результате чего полученный КСР, чувствительный к такого рода календарным сдвигам, вероятнее всего, для мигрантов несколько завышен. Тем не менее, можно полагать, что, во-первых, уровень рождаемости у мигрантов заметно выше, чем у коренных жителей города, а, во-вторых, не лишено оснований предположение, что по сравнению с коренными жителями города, недавние мигранты охотно отозвались на меры семейной политики, введенные в действие в 1980-х годах¹⁵.

В результате принятия нового закона об актах гражданского состояния в 1997 году возможность исследовать различия в рождаемости в зависимости от длительности проживания матери в месте регистрации новорожденного была утрачена. Наряду с большинством других социально-экономических характеристик из актовых записей был исключен соответствующий признак. Наличие в системе регистрации рождений признака, указывающего на то, является ли  мать зарегистрированным жителем данного субъекта федерации, другого региона России или другой страны, не может быть использовано для изучения особенностей репродуктивного поведения мигрантов. Очевидно, что юридический статус лица в момент регистрации демографического события в ЗАГСе не эквивалентен его миграционному статусу. Мигранта от коренного жителя отличает только длительность его проживания на некоторой территории, а не наличие каких-либо особых отметок в паспорте или других документов, подтверждающих его право на проживание на какой-либо территории.

Применительно к внутренней миграции к неверным выводам о ее вкладе в рождаемость может привести только фиксация в том или ином субъекте федерации, например, в Москве, либо случайных родов у жителей других субъектов, либо специального приезда, скажем,  для осуществления родов в московских клиниках. При этом, строго говоря, такие рождения и не должны регистрироваться в московских ЗАГСах¹⁶. Чтобы «числитель» и «знаменатель» при расчете демографических коэффициентов лучше соответствовали друг другу, нужно стремиться не только к тому, чтобы числитель адекватно отражал число рождений у родителей, проживающих в Москве определенное время (например, не менее года, как это было принято при отнесении лица к постоянному населению в переписи населения 2002 г.), но и чтобы знаменатель максимально возможно охватывал всех проживающих в городе, удовлетворяющих тому же критерию по длительности проживания. Формальный же статус лица, легитимирующий его право на проживание в том или ином городе, не должен выступать критерием при отнесении его к статистической совокупности, участвующей в демографическом воспроизводстве населения данного города.

Мигранта от коренного жителя отличает только длительность его проживания на некоторой территории, а не наличие каких-либо особых отметок в паспорте или других документов, подтверждающих его право на проживание на какой-либо территории. К сожалению, необоснованное отождествление постоянного жителя с лицом, получившим постоянную регистрацию на некоторой территории – довольно распространенная ошибка, допускаемая не только представителями органов власти, но и некоторыми исследователями.

Так, в одном из исследований особенностей рождаемости в г. Москве, был оценен вклад «иногородних» жителей¹⁷ в общее число зарегистрированных рождений в 2004 году на уровне 13,9%, причем этот показатель устойчиво увеличивался, по крайней мере, с 1992 года, когда он составлял 3,5%¹⁸. На основе этих данных делаются следующие выводы: «Односторонний учет рождаемости у иногородних (когда в показателях рождаемости учитываются только новорожденные, но не учитываются их отцы и матери, и получается, что рождения этих детей фактически приписываются постоянным жительницам Москвы) в известной степени камуфлирует неблагоприятную ситуацию в столице»¹⁹. И далее: «Сохранение такой динамики в будущем может привести к своеобразному постепенному замещению рождений у постоянных жительниц Москвы рождениями у иногородних женщин. Последствия такого замещения, безусловно, негативны. С одной стороны, если эти дети будут оставаться в Москве, то наряду с миграционным замещением естественной убыли населения, это может привести к значительному изменению социо-культурного и этнического состава населения города. С другой стороны, если эти дети не будут оставаться в Москве, то их рождения будут создавать иллюзию поддержания в столице определенного уровня рождаемости (или более медленного ее сокращения), но реально не будут вносить вклад в воспроизводство населения Москвы»²⁰. Получается, что, согласно авторам, рождение ребенка у некоторой категории жителей Москвы в любом случае не во благо города! От комментария этической стороны данного высказывания мы воздержимся. Остановимся на обоснованности статистической процедуры исключения рождений, зарегистрированных у так называемых «иногородних» матерей, из общего числа зарегистрированных рождений с целью получения более корректных, «не завышенных», по мнению авторов, показателей рождаемости для постоянного населения Москвы.

Во-первых, мы в достоверности не знаем, какая доля рождений, по мнению авторов, подлежащих «исключению», была произведена на свет родителями, «де-юре» не являющимися жителями города (не имеющими постоянной регистрации), а «де-факто» составляющими неотъемлемую часть постоянного населения Москвы в виду длительного проживания в этом городе. Исходя из определения, используемого при переписях населения, к категории «постоянного» населения относятся не столько лица, имеющие постоянную регистрацию на некоторой территории, сколько лица, проживающие на ней определенное время²¹. Во-вторых, утверждение авторов, что лица, не имеющие постоянной регистрации в Москве, не учитываются при расчете численности постоянного населения города, не вполне соответствует действительности. Текущие расчеты численности и половозрастного состава населения отталкиваются от численности постоянного населения, полученного по результатам последней переписи, которая ежегодно модифицируется в зависимости от того, как меняются общие числа зарегистрированных рождений и смертей (а не только той части рождений и смертей, которая произошла у жителей, имеющих постоянную регистрацию), и от размера чистой миграции. Действительно, текущий учет числа мигрантов, подлежащих включению в расчет численности постоянного населения той или иной территории, не совершенен. Особенно много вопросов вызывает система учета временных мигрантов, регистрируемых «по месту пребывания»²². Нельзя утверждать, что все те, кто длительно проживает на некоторой территории, учитываются Росстатом при текущих расчетах  численности постоянного населения. Так, для граждан России «временная регистрация» не имеет ограничений срока пребывания, а в статистический учет (и, следовательно, и в расчетную численность постоянного населения) такие мигранты не попадают, вне зависимости от срока фактического проживания. Имеются проблемы со статистическим учетом многократно продлевающих визу иностранных граждан и мн. др. Лишь с 2005 года в России стали постепенно и не на всех территориях применять критерий длительности пребывания (1 год и более) в качестве основания для заполнения листка статистического учета мигранта с временной регистрацией (таковых набиралось около 300 тыс. в год). До сих пор в расчетах численности постоянного населения эти данные не используются по причине их очевидной неполноты.

Еще одним источником для неверных выводов о вкладе, на этот раз внешней миграции, в число рождений в России может стать информация о числе новорожденных, не имеющих российского гражданства, также предоставляемая ЗАГСами. В последние два года Росстат начал разрабатывать данные о гражданстве новорожденных, что, безусловно, не то же самое, что данные о рождениях по гражданству матери (родителей). Во-первых, не ясно, какое гражданство для своего ребенка выбирается в семьях, в которых либо мать, либо отец имеют российское гражданство (российские законы это никак не регулируют). И в случае, если ребенок получает российское гражданство в связи с тем, что один из его родителей - российский гражданин, то, естественно, в статистику рождений как рожденный у иностранца он не попадает. Во-вторых, иностранные граждане, даже длительно проживающие в России, вовсе не обязаны регистрировать своих новорожденных детей в российских ЗАГСах – для этого существуют иностранные посольства. Вполне возможно, что это делается только теми родителями, которые хотят, чтобы их ребенок в дальнейшем мог претендовать на получение российского гражданства со всеми вытекающими статусными преференциями (в России, правда, факт рождения на ее территории не является законным основанием для получения гражданства).

И все же новые данные Росстата представляют определенный интерес. В первую очередь, полезно посмотреть на распределение новорожденных по странам, гражданство которых ими было обретено в момент рождения.

Всего в общем числе рождений, зарегистрированных на территории России (включая рождения, зарегистрированные российскими гражданами в российских посольствах за рубежом), новорожденные-иностранцы и новорожденные, официально не имеющие гражданства какого-либо государства, составляли в 2007 году 1,11%, а в 2008 году – 1,09%.

По своему гражданству 95% новорожденных-иностранцев относятся к 21 стране, из которых 14 – это страны, находившиеся в составе СССР, а также Вьетнам, Афганистан, Китай, Турция, Израиль, Сирия и США (табл. 1, рис. 1). Самое большое представительство среди новорожденных-иностранцев в 2008 г. имели Азербайджан (21%), Армения (14%), Таджикистан (13%), Украина и Узбекистан (по 12%), Киргизия (7%), Молдавия (6%), Грузия (3%), Казахстан и Вьетнам (по 2%) и Афганистан (1%). Из этих стран за год более всего увеличили свой вклад в российское число рождений Таджикистан и Узбекистан, что соответствует тенденции увеличения представительства этих стран в потоке иностранной рабочей силы, прибывающих на временной основе в Россию.

Таблица 2. Распределение новорожденных в России по статусу в гражданстве, 2007 и 2008 годы

* Страны указаны в порядке уменьшения числа рождений в 2008 г.

Источник: расчеты С.В. Захарова на основе неопубликованных данных Росстата.

Рисунок 1. Распределение новорожденных - иностранных граждан в России по странам гражданства, 2007 и 2008 годы

Источник: расчеты С.В. Захарова на основе неопубликованных данных Росстата

Представленная выше структура новорожденных по статусу в гражданстве, в первую очередь, интересна с точки зрения демографического потенциала, которым обладают диаспоры, формирующиеся современными потоками мигрантов, прибывающих в Россию. Но представлений о реальном вкладе мигрантов в формирование общего уровня рождаемости в России она не дает, хотя бы потому, что большинство мигрантов, прибывающих в Россию на постоянное жительство из республик бывшего СССР, либо оформляли российское гражданство в стране выезда, либо по упрощенной процедуре обретали его вскоре после переезда.

Как видим, проблема изучения взаимосвязи рождаемости и миграции многогранна, а принципиальные вопросы, связанные с сопряженным и регулярным статистическим наблюдением за обоими процессами, сегодня в России находятся еще дальше от решения, чем это было в советский период. Поскольку статистика пока не в состоянии адекватно отразить роль миграции в российской рождаемости, единственным источником аналитических данных становятся выборочные исследования.

Наиболее значимый вклад в изучении репродуктивного поведения мигрантов был сделан в рамках специальных разработок данных двух микропереписей населения 1985 и 1994 годов (репрезентирующих 5% всего населения России), программы которых предоставили богатые возможности для изучения дифференциальной рождаемости и брачности.

Диссертационное исследование Л.Р. Кузнецова, базирующееся на разработке индивидуальных данных микропереписи 1985 года, было специально посвящено проблеме изучения демографических процессов во взаимосвязи их с миграцией в Российской Федерации и в среднеазиатских союзных республиках (по основным национальностям). Автор приводит следующие результаты своих расчетов относительно различий в рождаемости мигранток и немигранток в России (табл. 2):

Таблица 2. Показатели репродуктивного поведения мигранток* и немигранток в Российской Федерации (по данным микропереписи 1985 г.)

Примечание: рассматриваются респондентки, прибывшие на новое место жительство в возрасте не старше 28 лет (к моменту обследования 1985 г. они проживали на новом месте не менее 15 лет).

Источник: Кузнецов Л.Р. Статистическое изучение взаимосвязи демографических процессов и миграции. Автореферат дисс. на соискание ученой степени канд. эк. наук. М.: НИИ Госкомстата РФ, 1992, с. 24.

Основные выводы автора исследования сводятся к следующему²³:

• независимо от уровня миграционной подвижности уровень рождаемости проживающих в городе бывших сельских жительниц занимает промежуточное положение между значениями для немигранток города и села, но существенно ближе к уровню рождаемости жительниц городов;
• репродуктивное поведение мигранток тем меньше отличается от немигранток, чем дольше они проживают на новом месте. В то же время, среднее число рожденных детей даже у мигранток, длительное время проживающих на новом месте, отличается в большую сторону от среднего числа детей у немигрировавших уроженок городской местности, что может объясняться условиями формирования репродуктивных установок на прежнем месте жительства;
• мигрантки, вступившие в брак после переезда, как по числу фактически рожденных детей, так и по ожидаемому числу детей существенно ближе к коренным жителям нового места проживания, нежели мигрантки, вступившие в брак до переезда;
• в случае, когда по сравнению с коренными жителями своего нового места жительства мигрантка выступает в роли носителя более продвинутых (с точки зрения демографического перехода) репродуктивных установок, ее поведение и после переезда остается более близким к репродуктивному поведению коренных жителей той местности, откуда она переехала;
• результаты репродуктивного поведения мигранток, так же, как и немигранток, зависят от возраста вступления в брак (табл. 3). В то же время пик распределения мигранток по возрасту рождения ребенка смещен к пику распределения возрастов их переезда. «Всплеск» первых рождений, приходящийся на возраст переезда или несколько старший, есть следствие предшествующему ему «всплеска» браков, также ассоциирующегося с моментом переезда: чем чаще в когорте женщин год заключения брака приходится на год переезда, тем чаще первые рождения у этих женщин происходят также в этом году или в следующем году;
• у мигранток наблюдается повышенный уровень внебрачной рождаемости, по сравнению с коренными жительницами той местности, куда они переехали, что позволяет высказать гипотезу, что для некоторой части женщин именно внебрачное рождение могло стать причиной переезда.

Таблица 3. Показатели репродуктивного поведения мигранток* и немигранток в Российской Федерации в зависимости от возраста вступления в первый брак (по данным микропереписи 1985 года)

Примечание: см. примечание к табл. 2.

Источник: Кузнецов Л.Р. Цит. соч., с.125. Данные публикуются впервые с согласия автора.

Возможно, главный вывод из глубокого исследования Л.Р.Кузнецова заключается в том, что переезд на новое место жительство для многих женщин есть событие, тесным образом переплетенное с другими событиями ее брачно-семейной и репродуктивной биографии. Зачастую миграция инициируется именно с целью формирования семьи в новых условиях, которые им представляются в чем-то более предпочтительными, чем в том месте, откуда они уезжают²⁴. Так, например, и у женщин, и у мужчин, по данным того же исследования, частота повторных браков у мигрантов существенно выше частоты повторных браков у немигрантов. И у недавно прибывших вероятность вступления в повторный брак намного выше, чем у проживающих на новом месте жительства длительное время. Миграция и адаптация мигранта на новом месте жительства во многих случаях модифицируют календарь демографических событий в жизненном цикле мужчин и женщин, но нельзя их рассматривать как фактор по преимуществу насильственного (стрессового) слома жизненных планов или вынужденной переоценки ценностей и установок в отношении формирования семьи и деторождения, сформированных до переезда.

Исследование, выполненное Е.М. Андреевым и Т.Л. Харьковой (при участии Г.А. Бондарской и Е.Л. Сороко) на базе индивидуальных данных микропереписи 1994 года, носило иную цель – показать, в какой мере быстрое снижение рождаемости в начале 1990-х годов может быть связано с ухудшением социально-экономической ситуации в России. Для этого был использован большой набор признаков, характеризующий социально-экономическое положение замужних женщин, родивших ребенка в 1993г. Изучение дифференциации рождаемости в зависимости от миграционного статуса респондента не носило характер самостоятельной задачи в данном исследовании. Тем не менее, выявленные различия в относительной частоте рождений детей первых трех очередностей у мигранток и немигранток заслуживают внимания (табл. 4-6).

Таблица 4. Относительная частота* первых рождений в 1993г. у женщин с различным миграционным статусом, на 1000 женщин (по данным микропереписи 1994 г.)

Примечание: Относительная частота рождений определялась как отношение числа женщин, родивших ребенка в 1993 г. к общему числу женщин указанной группы. Рассматривались только женщины, состоящие в браке, чьи мужья присутствуют в составе того же домохозяйства.

Источники: Составлено на основе: Андреев Е., Бондарская Г., Харькова Т. Падение рождаемости в России: гипотезы и факты //Вопросы статистики. 1998. №10, с.82-93, c.85; Andreev E.M., Kharkova T.L. Did the Economic Crisis Cause the Fertility Decline in Russia: Evidence from the 1994 Microcensus //European Journal of Population. Vol. 16(3), p.218.

Таблица 5. Относительная частота* вторых рождений в 1993г. у женщин с различным миграционным статусом, на 1000 женщин (по данным микропереписи 1994 г.)

Примечание: См. примечание к табл. 4.

Источник: См. табл. 4.

Таблица 7. Относительная частота* третьих рождений в 1993г. у женщин с различным миграционным статусом, на 1000 женщин (по данным микропереписи 1994 г.)

Примечание: см. примечание к табл. 4.

Источник: См. табл. 4.

В условиях кризисных лет, к которым следует отнести и 1993-й, мигрантки отнюдь не демонстрировали более низкую рождаемость по сравнению с немигрантками. Двадцатилетние женщины, переехавшие из сельской местности в города и из одного села в другое, и особенно мигрировавшие в возрасте старше 16 лет, имели более высокую частоту первых рождений, чем немигрировавшие женщины в месте вселения мигранток.

Относительная частота вторых рождений у женщин, сменивших место жительства в возрасте старше 16 лет, опять же более высока, чем у женщин, никуда не переезжавших. Преимущество мигрантов в городской местности сохранялось во всех возрастах от 18 до 35 лет и независимо от того, откуда они прибыли: из сельской местности или из других городских поселений. Даже по интенсивности рождений третьих детей мигранты не уступали немигрантам во всех типах поселений. Отметим, что вообще риск рождения третьего ребенка был слабо дифференцирован по выделенным категориям женщин.

Представляется интересным факт более высокой рождаемости у женщин, переехавших жить из городской в сельскую местность, по сравнению с женщинами, непрерывно проживавшими в городах с рождения. Относительная частота вторых и третьих рождений у мигранток почти вдвое выше. Правда, до уровня рождаемости уроженок сельской местности (мигрантов и немигрантов) они все же не дотягивают. Напрашивается вывод, что гипотеза селективности отбора мигрантов в отношении репродуктивных установок, особенно для такого специфического случая, как переезд уроженца города в деревню, имеет право на существование. Не менее важно эмпирическое подтверждение теоретического посыла, что женщины, сменившие ареал обитания в детском возрасте, ближе по уровню рождаемости к характерному для места вселения, чем женщины, переехавшие в социально более зрелом возрасте.

Подводя итог отечественному опыту изучения взаимосвязи миграций и рождаемости, следует отметить, что, несмотря на малочисленность самих исследований, в них можно обнаружить факты, в той или иной мере подтверждающие положения выше названных теоретических концепций (см. Миграция и рождаемость в России) - "социализации" и "адаптации", "селективности" и "нарушения жизненного цикла". Однако никто еще в России целенаправленно не изучал репродуктивное поведение мигрантов на уровне организованных этнических общин – выходцев из регионов с высокой рождаемостью. И поэтому мы не знаем, в какой мере в них преобладает тенденция к быстрой адаптации к локальным нормам малодетности, или, напротив, к специфической интеграции во «враждебной среде» через целенаправленное поддержание демографического поведения, обеспечивающего самоидентификацию национальных меньшинств. Этническая дифференциация рождаемости в связи с миграцией из-за пределов России – в целом наименее разработанная тема. Вот редкое, заслуживающее доверия, свидетельство о противоречивом характере адаптации семейно-демографического поведения мигрантов – азербайджанцев и армян в Тюменской области. «В семейных отношениях доминирует двупоколенная малодетная семья. Средний возраст вступления в брак остается ранним – 17-18 лет. Национальные семьи обычно держатся на женщинах, которые, по большей части, являются домохозяйками… Как правило, в мигрантских семьях 2-3 ребенка. Однако, по мере получения более длительного образования, отхода от традиционных представлений об институте семьи и роли женщины в обществе, молодое поколение и азербайджанцев, и армян, как юноши, так и девушки начинают менять … семейные традиции. Начался процесс более позднего вступления в брак, современного разделения мужских и женских семейных ролей в семье. Нередко молодые люди внутри своей семьи придерживаются современного уклада жизни, а в присутствии родителей или родственников, особенно, с «исторической родины», имитируют традиционную этническую семью. Часть создаваемых этнических супружеских союзов не регистрируется в органах власти»²⁵.

Удивительно, что изменение миграционной ситуации после распада СССР не подтолкнуло исследователей вплотную заняться дифференциальной рождаемостью ни в контексте массовой репатриации русского населения, во многом носящей характер стрессовых семейных переселений, ни в контексте проблем интеграции в российский социум растущего потока мигрантов из регионов, сохраняющих существенно более высокий уровень рождаемости, чем на большинстве территорий Российской Федерации.

¹ Исследование выполнено при финансовой  поддержке Научного Фонда ГУ-ВШЭ.
² Захаров Сергей Владимирович - к.э.н., заместитель директора Института демографии ГУ ВШЭ
³ Сурков С.В. - к.э.н., с.н.с. Независимого института социальной политики
⁴ Захаров С.В. Демографические обследования населения: прошлое, настоящее, будущее //Родители и дети, мужчины и женщины в семье и обществе.  По материалам одного исследования. Сб. аналитических статей. Вып.1. /Научн. ред.: Т.М.Малева, О.В.Синявская. М.: НИСП, 2007, с. 11-12; Струмилин С.Г. 1936. К проблеме рождаемости в рабочей среде //Проблемы экономики труда. М.: Госполитиздат, 1957.
⁵ Давтян Л.М. О зависимости между благосостоянием и рождаемостью //Проблемы демографической статистики /Ред. кол.: А.Г.Волков (отв. ред.). М.: Наука, 1966, с. 158.
⁶ Волков А.Г. Демографические процессы в городском населении СССР и задачи их изучения //Проблемы расселения и поселений в СССР. М., 1966, с. 182.
⁷ Петраков А.А. О воздействии миграции на рождаемость //Люди в городе и на селе /Ред кол.: Д.И. Валентей (гл ред.) и др. М.: Статистика, 1978, с. 56-57.
⁸ Волков А.Г. Влияние миграции на демографические процессы в СССР //Проблемы современной урбанизации /Под ред. Ю.Л.Пивоварова. М.: Статистика, 1972. с. 116.
⁹ Переведенцев В.И. Методы изучения миграции населения. М.: «Наука», 1975, с.203
¹⁰ Значительное сближение значений коэффициента суммарной рождаемости для городского и сельского населения по сути произошло лишь в 1990-х гг. До этого, начиная с 1950-х гг., траектории изменений рождаемости в городской и сельской местности шли параллельным курсом, сохраняя примерно один и тот же разрыв в пользу села (Захаров С.В., Иванова Е.И. Региональная дифференциация рождаемости в России: 1959-1994 // Проблемы прогнозирования, №4, 1996. с.112-114; Население России. Четырнадцатый ежегодный демографический доклад /Под ред. А.Г.Вишневского. М.: ГУ-ВШЭ, 2008, с. 99-101).
¹¹ Тарасова Н.В. Миграция и рождаемость //Всесоюзная научная конференция «Прогнозирование социально-экономического развития и демографических процессов в условиях ускорения научно-технического прогресса» (Ереван, 25-27 мая 1988). Тезисы докладов, секция 3. М., 1988.
¹² Васильева Э.К., Лукина В.И. Семья и миграция //Демографические проблемы семьи /Ред. кол.: Н.М. Римашевская (научн. ред.) и др. М.: Наука, 1978. с.150-151, 162.
¹³ В 1979-1997 гг. в акте о рождения ребенка указывалось, с какого года мать постоянно проживает в указанном населенном пункте. В российской истории текущего учета был еще один короткий период – с 1935 по 1941 год, когда в акте о рождения производилась запись о времени проживания родителей в указанном месте [Народонаселение. Энциклопедический словарь/ Редколлегия: Д.Д. Меликьян и др. М.: «БРЭ», 1994, с. 591].
¹⁴ Чистякова Н.Е. Прогноз возрастно-половой структуры населения Ленинграда как основа анализа демографической ситуации в городе //Методология демографического прогноза /Отв. ред. А.Г.Волков. М.: Наука, 1988, с. 215-221; Чистякова Н.Е. Демографические проблемы Петербурга //Качество населения Санкт-Петербурга /Ред. кол.: Б.М.Фирсов (отв. ред.) и др. СПб: СПб филиал Института социологии РАН, 1993, с. 65-78.
¹⁵ О демографическом эффекте мер семейной политики, инициированных в 1980-х гг., безотносительно к рассматриваемой проблеме о взаимосвязи миграции и рождаемости, см.: Захаров С.В. Демографический анализ эффекта мер семейной политики в России в 1980-х гг. //SPERO. Социальная политика: Экспертиза, Рекомендации, Обзоры. 2006. №5, с. 33-69.
¹⁶ Мы здесь оставляем в стороне «трудные» случаи с неочевидными для статистической регистрации решениями: рождения у лиц «без определенного места жительства», «дети-отказники» кратковременно проживающих гастарбайтеров и пр.
¹⁷ Статус «иногороднего» определялся на основе специальной отметки о «месте постоянного жительства», которая на основе паспортных данных ставится в актах гражданского состояния при регистрации демографического события. Возможны следующие состояния: «данный субъект федерации», «другой регион России», «другая страна», «место постоянного жительства отсутствует или неизвестно», «личность не известна и место жительства не установлено».
¹⁸ Рыбаковский 2006. Демографическая ситуация в Москве и тенденции ее развития /Авт. кол.: Архангельский В.Н., Иванова А.Е., Рыбаковский Л.Л., Рязанцев С.В. (Под ред. Л.Л. Рыбаковского). М.: ЦСП, 2006. с. 21-22
¹⁹ Там же, с.22
²⁰ там же, c.28-29
²¹ Так, при переписях населения 1979 и 1989гг. к категории «постоянного» населения относились все лица, проживающие на данной территории свыше 6 месяцев, и все те, кто не мог указать какое-либо другое место обычного проживания. При переписи 2002 г. был установлен другой критерий – 1 год, что, кстати, обусловливает не полную сопоставимость оценок численности постоянного населения по последней переписи с предыдущими переписями, особенно, в отношении оценок численности населения отдельных регионов и городов, активно участвующих в миграционном обмене.
²² В соответствии с правилами регистрации и снятия граждан Российской Федерации с регистрационного учета по месту пребывания и по месту жительства в пределах Российской Федерации (утв. пост. Правительства Российской Федерации от 17.07.95 №713) местом жительства является место, где гражданин постоянно или преимущественно проживает в качестве собственника, по договору найма (поднайма), социального найма, договору аренды или на других основаниях, предусмотренных законодательством Российской Федерации. Местом пребывания является место, где гражданин временно проживает, - гостиница, санаторий, дом отдыха, пансионат, кемпинг, больница, туристская база, иное подобное учреждение, а также жилое помещение, не являющееся местом жительства гражданина [Правила регистрации граждан по месту жительства и пребывания: Паспортный режим. 2-е изд. М.: Ось-89, 2000].
²³ Кузнецов Л.Р. Статистическое изучение взаимосвязи демографических процессов и миграции. Автореферат дисс. на соискание ученой степени канд. эк. наук. М.: НИИ Госкомстата РФ, 1992.
²⁴ Повышенная брачность и разводимость у недавних мигрантов, особенно в столичных городах, отчасти объясняется известной распространенностью «фиктивных браков» для решения проблем с пропиской и «фиктивных разводов» для решения некоторых жилищных проблем, характерных для советского периода. В то же время не нужно забывать и о реальных проблемах брачного рынка в сельской местности или в мелких городах, характерных для всех стран («где невеста для американского фермера?», «где жених для советской доярки»?).
²⁵ Бобров И., Клюева В. Закавказские диаспоры в социетальной системе региона // Этнополитическая ситуация в России и сопредельных государствах в 2008 году. Ежегодный доклад /Под ред. В. Тишкова, В. Степанова. М.: ИЭА РАН, 2009. с.168-169.