Большой террор и депортационная политика

Павел Полян
(Выступление на Международной конференции "1937-1938 годы: апогей "Большого сталинского террора" (Париж, Национальная библиотека Франции, филиал Франсуа Миттерана, 9-11 декабря 2007 года))

Точками отсчета этнических депортаций в СССР можно считать «корейскую» депортационную операцию образца 1928-1931 годов, а также «польскую» и «финскую» образца 1929-1930 годов. Время систематических и основательных «зачисток границ» тогда приблизилось, но еще не подошло, и именно они стали провозвестниками куда более массовых депортаций второй половины 1930-х гг. К самой же идее вернутся довольно-таки скоро – почти сразу же после убийства Кирова, то есть в 1935 году.

В середине 1930-х гг. отмечается резкий рост депортационной активности властей, связанный с «зачистками» границ. От неблагонадежных элементов в приграничной зоне начали избавляться в 1935 году сначала на западной части периметра границ. При этом, если первые две операции года, осуществлявшиеся в феврале-марте, замыкались поблизости и, благодаря уже этому одному, носили сравнительно «гуманный» характер (немцев и поляков из западных областей УССР переселили в восточные области УССР, а «лишних людей» (или «контрреволюционный элемент») из Ленинграда и Ленинградской области – в различные области Европейской части СССР), то уже третья операция года – депортация финнов-ингерманнландцев из той же Ленинградской области, проводившаяся в мае 1935 года, осуществлялась как в Вологодскую и Новгородскую области, так и в Коми АССР, Казахстан, Таджикистан и Западную Сибирь. Спустя год (в мае 1936 года) вторая волна депортации немцев и поляков с Украины в качестве районов вселения предусматривала уже исключительно Карагандинскую и другие области Казахстана. Иными словами, в 1935-1936 гг. наблюдается географическая радикализация депортационной политики.

Следующие операции, политически означающие собой «зачистку» на сей раз южных и восточных границ страны, начались в июле 1937 года¹, – то есть в самый разгар Большого Террора, - и занимались ими, отчасти, еще в 1938-1939 гг. Это, прежде всего, депортация курдов из приграничных районов всего Закавказья и всей Средней Азии и Казахстана (июль 1937 года). Первой была зачищена советско-турецкая и советско-иранская границы в Азербайджане и, вероятно, в Армении. А всего к очищению от “неблагонадежного элемента” намечалось 40 приграничных районов Армении, Азербайджана, Туркмении, Узбекистана и Таджикистана (обращает на себя внимание отсутствие в этом списке Грузии)².

Постановление СНК от 17 декабря 1936 года предусматривало переселение в Южный Казахстан и хозяйственное устройство там приблизительно 400 семей - в порядке доприселения в существующие совхозы и колхозы Алма-Атинской и Южно-Казахстанской областей³.

В Закавказье это реально затронуло довольно незначительное число людей – по национальности курдов, армян (по всей видимости, хемшинов, то есть  армян-мусульман, проживавших разрозненными группами, в основном, вдоль Черноморского побережья Кавказа) и турок. И действительно, в конце 1937 года на южном – закавказском и среднеазиатском – участке пограничного периметра СССР порядка 1-2 тысяч человек было выселено в Южный Казахстан. Иными словами, вопреки своей трансрегиональности, эта депортационная кампания характеризуется малочисленностью депортированного контингента⁴.

Несмотря на свою малочисленность, это, пожалуй, один из самых загадочных контингентов депортированных. Самый статус их долго не прояснялся (де факто он был приравнен к статусу поляков из Западной Украины). Вместе с тем он напоминает и двусмысленный статус депортированных корейцев. В сочетании с изначальным отсутствием статуса спецпоселенца (и, соответственно, спецкомендатур), это имело одним из следствий их массовое самовозвращение на родину или расселение по другим регионам Средней Азии⁵.

А вот депортацию корейцев с юга Дальнего Востока в Казахстан и Узбекистан – малочисленной уже не назовешь. Она стала первой сверхмассовой (всего было выселено 172 тысячи человек) и первой тотальной депортацией в истории этнодепортаций в СССР, ей сопутствовали операции по выселению из тех же мест китайцев, репатриантов-«харбинцев» и некоторых других категорий.

Укажем на одну аберрацию. В сознании многих  корейцев запечатлелось, что их первая депортация состоялась не в 1937, а в 1935 году. Однако депортации корейцев как таковой до 1937 года не было, а те общегосударственные репрессии, которые обрушились на них в тот год, - а именно административная ссылка с разрешением взять с собой семьи, - собственно, и вызвали у некоторых впечатление чуть ли не первой волны именно депортаций⁶.

Ссылки продолжились и в 1936 году. Еще в начале года Политбюро ЦК ВКП(б) принял Постановление «О пограничных районах ДВК», согласно которому НКВД разрешалось выслать в административном порядке из приграничных районов Дальнего Востока в другие края до 1500 бывших коммунистов, вычищенных из партии и подозреваемых в шпионаже: вторыми среди перечисляемых подкатегорий, – вслед за белогвардейцами и перед троцкистами и зиновьевцами, - идут корейцы!⁷

В экономическом отношении корейцы были одной из опор хозяйства края, однако с политической точки зрения власти находили, что во второй половине 30-х годов корейская диаспора на советском Дальнем Востоке — это питательная среда для японского шпионажа в регионе и что пора их выселять.

23 апреля 1937 года “Правда” выступила с разоблачениями японского шпионажа: основными агентами японцев, объявлялись белогвардейцы-харбинцы, а также «деклассированные и продажные элементы коренного населения Манчжурии и Кореи»⁸.

В конце августа 1937 года краевой НКВД возглавил небезызвестный Г.С. Люшков, будущий перебежчик⁹. По существу в кармане он привез с собой Постановление СНК и ЦК от 21 августа 1937 года “О выселении корейского населения пограничных районов Дальневосточного края”, предусматривающее завершение всей операции к 1 января 1938 года¹⁰. Любопытно, что один из пунктов постановления гласил: “Не чинить препятствия переселенным корейцам к выезду при желании заграницу, допуская при этом упрощенный переход границы”. Одновременно в Японию высылались все японские граждане, в том числе и корейцы по национальности.

Эта межрегиональная операция по депортации велась практически одновременно с другой операцией - общесоюзной, ныне широко известной как «Большой террор». 24 августа Ежов направил Люшкову соответствующую директиву, в которой, в частности, говорилось: «корейцев, проходящих по разработкам, ведущих антисоветскую деятельность и подозреваемых в шпионских связях за кордоном, арестовать, провести короткое следствие, оформить дела и направить их в зависимости от результатов в судебные органы или решить на тройках»¹¹ А 25 августа – новая директива Ежова: «немедленный арест корейцев намеченных второй категории по общей операции контрреволюционным элементам санкционирую» ¹².

В обоих случаях речь идет о разных категориях жертв: в первом – о 1-ой категории (подлежащих расстрелу), во втором – о 2-й (подлежащих тюремному или лагерному заключению, – но и не депортации!). Не удивительно, если окажется, что в первую очередь по «первой» и «второй» категориям проходила партийно-корейская элита¹³. Головы ее представителей полетели (буквально) в конце первой декады сентября¹⁴.

В этом контексте тотальную корейскую депортацию уместно, – хотя и условно, - приравнять к своеобразной «третьей» категории репрессии, касавшейся абсолютно всех, кого не затронули первые две категории. В любом случае депортации и ГУЛАГ часто соединялись в единое целое в сознании корейских жертв, особенно в коллективном их сознании, а то и вовсе отождествлялись друг с другом.

В первую очередь (в начале сентября) было отправлено 74500 корейцев из Спасска, Посьета, Гродеково, Биробиджана и других мест. 27-28 сентября 1937 года был расширен круг районов, подлежавших очистке от корейцев: в их число вошли Владивосток, Бурят-Монгольская АССР, Читинская область и Хабаровский край, а также, по некоторым сведениям, и Охотск с Камчаткой. Тем самым была санкционирована вторая “очередь” корейцев на переселение. В частности, для Хабаровского края, где проживало всего 1155 корейцев (практически все – на Северном Сахалине), установленными сроками проведения операции были две недели с 5 по 20 октября¹⁵.

С заданием, даже и увеличенным, дальневосточное НКВД справилось задолго до Нового Года, уже к 25 октября 1937 года: к этому времени 124 эшелонами было выселено 36442 корейских хозяйств, или 171781 человек (к началу ноября в ДВК все еще оставалось, — правда, ненадолго, — около 700 корейцев из Охотска и с Камчатки)¹⁶. Эшелоны формировались по принципу “хозяйственно сложившихся коллективов”. Вместе с корейцами были “прихвачены” семь тыс. китайцев, около 1000 харбинских репатриантов, по нескольку сот немцев, поляков и прибалтов.

Возникает вопрос: являлись ли депортации 1937-1938 годов автономными операциями в рамках текущей депортационной политики государства или же частью общего разгула репрессий эпохи Большого Террора, связаны ли они друг с другом и, если да, то как?

Думается, что, сохраняя известную автономность друг от друга и имея в целом не вполне тождественные инициирующие, планирующие и исполнительные органы, депортации и Большой террор являлись звеньями единой внутренней политики государства и уже благодаря этому тесно взаимосвязаны друг с другом. На поприще государственных репрессий они слаженно дополняли друг друга.

Отнюдь не случайным представляется фактическое совпадение начала Большого Террора и устрожения режимного статуса приграничных зон. В соответствии с Постановлением ЦИК и СНК от 17 июля 1937 года, на всех границах СССР вводились специальные запретные полосы, или пограничные зоны, из которых, собственно, и начали отселять неблагонадежное население, прежде всего иноподданных и апатридов (то есть лиц без гражданства)¹⁷.

То же можно сказать и о фактически синхронной этнизации приграничных зачисток и депортационной политики СССР, с одной стороны, и ярко этнически окрашенных операций «Большого террора», с другой.

Вместе с тем наличие непосредственной смычки, спайки между ними не очевидно и, уж во всяком случае, нуждается в дополнительном изучении.

¹ Немаловажно, однако, что соответствующие нормативные акты были приняты на полгода раньше – в декабре 1936 года.
² Бугай Н. Ф. Выселение советских корейцев с Дальнего Востока // Вопросы истории. 1994. № 5. С. 141–148.
³ БУГАЙ Н.Ф. Л. Берия — И. Сталину: «Согласно Вашему указанию...». — М.: АИРО-ХХ, 1995. С. 17; Бугай Н.Ф., Гонов А.М. Кавказ: народы в эшелонах (20–60-е годы). — М.: Инсан, 1998. С. 104. Со ссылкой на: ГАРФ. Ф. Р-9401. Оп. 1. Д. 3144. Л. 65. Точное число их на момент депортации пока не уточнено – ср. с численностью контингента на 1.5.1952 (Полян П.М., Поболь Н.Л. (Сост.). Сталинские депортации. 1928-1953. Документы./ Сер.: Россия XX век. М.: Демократия, 2005. 904 с.). Там, кстати, они встретились с жертвами более ранних приграничных зачисток – теми поляками из Западной Украины, кого перенаправили в Алма-Атинскую область.
⁴ В начале 1938 года депортации «вернулись» к южной части периметра границ, откуда вычищали ирано-поданных, в том числе и евреев-ирани.
⁵ И только очная ставка на чужбине в начале 1945 года с такими же, как и они, - курдами, армянами (хемшинами) и турками-месхетинцами, но - советскими гражданами, переселенными в 1944 году из Южной Грузии, вновь поставила вопрос об их реальном статусе.
⁶ Югай Г. Мигранты из Кореи: поневоле или добровольно // АЛИЕВА С. У. (Сост.) Так это было: Национальные репрессии в СССР 1919–1952 годы: Худож.-док. сб. в 3-х тт. Т. 1. М., 1993. С.58-59; Ким С. Исповедь сорен-сарам-советского человека // Дружба народов. 1989. № 4. С.168-195 и др. Кстати, и география была иной раз на удивление «провидческой»: так, семья С.Кима была сослана не куда-нибудь, а на Аральское море - сначала на о. Бугунь, а затем в Аральск.. Отмечаться на острове не требовалось, а вот в городе – ежемесячно!
⁷ Пост. ПБ от 9.2.1936 (Протокол № 36, п.156, принято опросом от 07.01.1936). // Хаустов В.Н., Наумов В.П., Плотникова Н.С. (Сост.) Лубянка: Сталин и ВЧК — ГПУ — ОГПУ — НКВД. Январь 1922 – декабрь 1936. / Сер.: Россия. XX век. Документы. — М.: Международный фонд «Демократия», 2003. с. 723, № 563, со ссылкой на: АПРФ. Ф.3. Оп.58. Д.174. Л.95. Возможно, это постановление имеет в виду японский исследователь Харуки Вада, когда, со ссылкой на документы японского МИДа, говорит о выселении из пограничных районов ДВК ненадежных элементов, в частности, из бурятов (Бугай Н.Ф., Харуки Вада. Из истории депортации «русских корейцев» // Дружба народов. 1992. № 7. с. 219).
⁸ См.: Володин И. Иностранный шпионаж на советском Дальнем Востоке. // Правда. 1937. 23 апр.
⁹ См. о нем в: Папчинский А.А., Тумшис М.А. “Я счастлив, что принадлежу к числу работников карательных органов...”, или истинные причины побега чекиста Люшкова за кордон. // Новый часовой. - 1998. № 6-7. С.132-146. Указом ПВС “О награждении работников УНКВД по ДВК и работников НКПС” от 6.2.1938 Люшков был награжден за эту операцию.
¹⁰ См. также Постановления СНК СССР № 1571-356 сс от 17.9.1937 и № 1697-377 сс от 27.9.1937
¹¹ Меморандум №  516 // Белая книга… Кн.1. М., 1992. С.70..
¹² Белая книга. О депортации корейского населения России в 30–40-е годы. Кн. 1. — М., 1992. с. 101.
¹³ Всего осенью 1937 г. было арестовано около 2500 корейских активистов, в т.ч. и делегат XVII съезда - «Съезда победителей» - известный революционер и секретарь Посьетского райкома партии Афанасий Ким (Пак Б. Д. Корейцы в Советской России (1917 — конец 30-х годов) // Корейцы в судьбе России, СССР и СНГ / Ред. Ким Ен Ун и др. М.- Иркутск,1995. С.227-228), репрессиями было затронуто около 90% руководящих работников корейской национальности Дальнего Востока (из пояснительной записки к проекту Постановления Верховного Совета Российской Федерации «О реабилитации российских корейцев»).
¹⁴ Так, О. Ли приводит данные о заседаниях в эти дни Дальневосточного крайкома и Уссурийского обкома ВКП(б) и об освобождении на них от служебных обязанностей большого отряда партийных функционеров-корейцев районного звена (Ли О. Тайная папка Сталина-3. // 2007. № 8. Российские корейцы. С.17).
¹⁵ В конце октября всех северо-сахалинских корейцев вывезли во Владивосток. См.: Пашков А., Дударец Г. Депортации на Сахалине // Карта (Рязань). — 1994. — №5. с.15, со ссылкой на: Государственный архив Хабаровского края, ф.2, оп.1, д.1316, л.148-150.
¹⁶ Бугай Н.Ф., Харуки Вада. Из истории депортации «русских корейцев» // Дружба народов. 1992. № 7. с. 220-221. Часть депортированных погибла во время крушения одного из эшелонов под Хабаровском (Ким Ен Ун. Депортация корейцев 1937 года: причины, ход и результаты // The 70th Anniversary of Deportation of Koreans in CIS [Papers of the conference: Diaspora of the 70th Anniversary of Deportation of Koreans in CIS: Wandering, Settlement, Return. Gwangju, Chonnam National University. 4.9.2007]. Gwangju, 2007. P. 30).
¹⁷ Постановление СНК и ЦИК № 103/1127-267сс от 17.7.1937. Условием выселения являлось наличие на них компрометирующих материалов, - но вот уж с чем никогда проблем не возникало!