Памяти Александра Самойловича Ахиезера (1929-2007)

Слова прощания

Александр Самойлович Ахиезер (29 сентября 1929 - 12 октября 2007)

12 октября 2007 года на 79-м году жизни скоропостижно скончался ведущий научный сотрудник Института народнохозяйственного прогнозирования РАН, доктор философских наук Александр Самойлович Ахиезер.

Александр Самойлович Ахиезер родился 29 сентября 1929 года в Москве, где, с небольшими перерывами, и прожил всю жизнь. Он был разносторонне образованным человеком, прошел большую жизненную школу. Высшее образование получил в Московском Государственном экономическом институте Госплана СССР, который окончил в 1953 году. Трудовую деятельность начинал в качестве председателя плановой комиссии Заокского райисполкома Тульской области, затем работал начальником планово-финансового отдела НИИ сельского строительства, параллельно пополняя свое образование. Учился на вечернем отделении факультета по математическим методам планирования в Московском инженерно-экономическом институте (1960-1962 годы), затем - в аспирантуре НИИ Госплана СССР по специальности "народнохозяйственное планирование", которую окончил в 1964 году. В 1967 году окончил еще одну аспирантуру, на этот раз по специальности "философия".

Собственно научная карьера Александра Самойловича началась в НИИ градостроительства Академии строительства и архитектуры СССР, где он работал с 1962 по 1968 год. В 1967 году после окончания своей второй аспирантуры защитил кандидатскую диссертацию и вскоре перешел в НИИ теории, истории и перспективных проблем советской архитектуры, а некоторое время спустя - в 1969 году - в Институт международного рабочего движения АН СССР, где и проработал более 20 лет в должности старшего научного сотрудника. В 1991 году судьба привела его в Центр демографии и экологии человека, который до 1993 года входил в состав Института занятости Минтруда РФ и РАН, а с 1993 года - в состав Института народнохозяйственного прогнозирования РАН. Все эти годы он был - ведущим научным сотрудником лаборатории анализа и прогнозирования миграции этого Центра, которая сохранилась в ИНП РАН и после перехода в начале 2007 года большей части сотрудников Центра демографии и экологии человека в Институт демографии Высшей школы экономики. В последние годы А.С. Ахиезер работал также по совместительству в Институте философии РАН. В 1998 году Александр Самойлович защитил докторскую диссертации по философии.

Все эти формальные вехи профессиональной карьеры А.С. Ахиезера не дают, однако, подлинного представления о его научном пути. Работая в том или ином институте, он достаточно серьезно относился к своим служебным обязанностям. Работая в НИИ градостроительства, он писал очень интересные работы по теории урбанизации. Когда он участвовал в исследованиях лаборатории миграции, то, хотя миграция не была стержнем его интересов, даже его прикосновение к этой теме подняло ее осмысление на новый уровень. Но все это были лишь периферийные отступления от главной темы, работу над которой он вел с середины 1970-х годов, когда начал писать книгу, сделавшую его одним из крупнейших философов России.

Здесь уместно привести выдержку из вступительной статьи ко второму изданию его главной книги. Вступление это написано коллегой Александра Самойловича, ставшей его второй женой, Сусанной Матвеевой.

"Эта книга пришла к нам из мира неофициальной подпольной науки. Она долго шла к читателю…, судьба ее - часть общей судьбы независимой мысли в России и всего только одна из бесчисленных иллюстраций страха общества перед самопознанием, критикой собственных иллюзий, осмыслением своего исторического опыта.

Автор находится "внутри" ситуации, но и способен взглянуть на нее как бы "извне". Его собственная жизнь отвечает многим условиям, которые должны были быть, чтобы реализовать этот тип одновременно объясняющей и понимающей рефлексии. Столичный житель, сын интеллигентных родителей (отец окончил киевский университет как юрист, работал в Германии, затем в редакции "Правды", владел одиннадцатью языками), но жили в страшной бедности, фактически в нищете. Детство и юность прошли в знаменитых московских коммуналках с их пестрым населением и фантастическим бытом. Судьба забросила в российскую глубинку, которую знал не понаслышке: жил во время войны в колхозе, на Урале, в Васильсурске среди марийцев, мать ходила в городском пальто с модным тогда каракулевым воротником и в лаптях. Три года работал в Заокском районе Тульской области председателем районной плановой комиссии, поселился в избе, с утра до ночи толпился пришедший на прием народ, и вопросы решались самые житейские - дрова, распределение сенокосов, комбикорма. Учился на факультете экономики сельского хозяйства Московского экономического института - выбрал сам, особых трудностей избрание какого-либо другого факультета и института не составило бы. Степенями и должностями не интересовался, да и сейчас, проработав в одном из небольших престижных академических институтов более двадцати лет,- всего лишь кандидат наук. На достаточно частое удивление - почему не защищаешь докторскую? - отвечал одинаково: "Нет времени". Времени, действительно, не было. Нет кабинета, больная мать на руках, детишки, жена, разрывающаяся между работой и домом, вечная нехватка денег. И книга, которую стал писать с 1974 года, постоянная внутренняя сосредоточенность - и работа, работа, работа. В 1982 году произошла катастрофа - обыск у одного из знакомых, был изъят полный машинописный экземпляр рукописи, более 1000 страниц через один интервал. Безумные ночь и день - ходил по городу с сохранившимся экземпляром и не имел куда, не знал кому, не решался у кого-нибудь спрятать. Сожженные черновики - сгорело все,- и самое страшное - весь огромный справочный аппарат, указание на сотни источников, страниц, все сноски. Учитывая размеры рукописи - потеря, которую, несмотря на последующий каторжный труд, до конца восполнить так и не удалось".

Александр Самойлович - автор около 20 монографий и брошюр и свыше 500 статей. Ученый широчайшей эрудиции, глубокий методолог, истинный мыслитель, он стал создателем циклической теории социокультурной динамики развития России. Автор трехтомного труда "Россия: критика исторического опыта", получившего широкий резонанс, не раз обсуждавшегося на специально организованных семинарах и круглых столах, в дискуссиях на страницах научных журналов, на международных конференциях. Он был теоретик, но его теория никогда не была оторвана от жизни. Его всегда интересовали самые животрепещущие проблемы страны: судьба последних реформ, специфика российского общества, перспективы нашего государства.

Философ милостью Божьей, Александр Самойлович совершенно не был похож на небожителя. Он был очень скромным, доброжелательным, мягким и тактичным человеком, бессребреником. Несмотря на огромное по масштабам научное наследие работал без суеты, никогда не привлекая к себе внимания, не создавая вокруг себя никаких проблем.

Для всех нас его внезапная кончина - очень тяжелая утрата. Мы глубоко скорбим об Александре Самойловиче вместе с его близкими.

Друзья и коллеги

Умер Александр Самойлович Ахиезер. Огромное горе. Умер крупный философ, создавший эпоху в культурологии, старый верный друг, товарищ по научной работе, учитель, рыцарь науки. До самозабвения увлеченный исследовательским процессом, он не просто работал в науке, он был ее архитектором, художником, певцом. Каждому научному открытию, каждой новой оригинальной мысли он радовался как ребенок. Он создал свою школу. Его ученики - в Москве, Тюмени, Саранске, Санкт Петербурге, Казахстане.

Знаменитая "Россия: критика исторического опыта" Ахиезера, изданная в Философском обществе СССР, сразу обрела рыночную стоимость, продавалась с рук в дни, когда Москва, опьяненная в 1991 году свободой, вышла на улицы продавать и покупать. Советский режим довел страну до разрухи, магазины были пусты, на улицы выносили все. И я увидел книгу Ахиезера - мужчина средних лет поставил табуретку перед собой и продавал книгу. Один экземпляр. Цена была огромной. Знаю, что книга в продажу не поступала. Спрашиваю: - "О чем книга?". - "О сегодняшнем дне, о свободе, о нас с вами". - "А как она попала к вам?". - "Купил с рук". - "Почему продаете?". - "А что еще сегодня читать? Здесь написано, почему рухнул СССР. Купите, если хотите знать правду о себе".

Позже, когда ельцинская эпоха уже клонилась к закату, я слышал суждения некоторых ученых, что трехтомник сделал свое дело в начале 90-х и устаревает. Нет, господа, он только начинает свою работу. Благодаря Ахиезеру, можно говорить о становлении российской культурологии как самостоятельной науки.

И сам Александр Самойлович, и я много раз писали в печати о том, как мы с ним вывозили из типографии последний том его трехтомника. Сегодня уместно вспомнить об этом еще раз. Мы забирали книгу из издательского склада в день, когда в Москву вошли танки. Довольно долго грузили тираж в мою "Волгу" и, уставшие, только готовились садиться в машину, как услышали по автомобильному радиоприемнику что в Москву вошли войска и что ГКЧП берет власть в свои руки. Осенила догадка - видимо, произошел политический переворот. Бедная Россия. Мы радовались, что успели выхватить тираж. Выехав то ли на Рязанский, то ли на Волгоградский проспект, попали в соседство с колонной бронемашин и танков. Вынуждены были либо ехать в тесном потоке машин параллельно с колонной, не имея возможности обогнать ее, так как впереди шли машины ГАИ, либо встроиться в колонну. Я въехал сначала в промежуток между первым и вторым танком - расстояние между ними было метров пятнадцать. Но долго находиться между двумя чудовищами было жутко, и я довольно быстро выскочил из этого пространства и влез в другой промежуток - между первым танком и ехавшими впереди колонны "Жигулями". Мы с минуту чувствовали себя довольно уютно, если не считать лязгающих сзади гусениц, по крайней мере, нам не мешали автомобили. Саша даже шутил, что едем то ли под охраной, то ли в сопровождении. Но вдруг из окна двигавшихся впереди "Жигулей" высунулся кулак и погрозил нам, затем громкоговоритель на крыше автомобиля повернулся в нашу сторону и расстрелял нас обещанием чего-то страшного, если мы немедленно не выедем из колонны - это, как мы поняли, была машина госбезопасности, ведшая колонну танков. Преодолевая огромные автомобильные пробки и людское море в районе Садового кольца по тротуарам, через дворы и самым немыслимым образом, мы не скоро вырвались из центра и добрались до квартиры Ахиезера в Крылатском. Когда разгрузили "Волгу" и подняли книги на 12-й этаж, не покидавшее нас чувство тревоги ослабло, и было ощущение маленькой диссидентской победы. И когда в кругу друзей заходит речь о том, как создавалась книга, я достаю первый ее экземпляр с автографом автора "Алеше Давыдову с наилучшими пожеланиями" и датой переворота ГКЧП 19/VIII/91 и рассказываю эту историю.

Среди размышлений об Ахиезере как человеке важное место занимает история о том, как он писал свой трехтомник и о его отношениях с органами советской госбезопасности. Я работал с ним довольно долго в Институте международного рабочего движения (затем Институт сравнительной политологии РАН, а ныне одно из подразделений Института социологии РАН), но не подозревал, что он пишет объемистый труд. Историю эту я потом много раз слышал от него и передаю ее с его слов. Ахиезер уже завершал работу над трехтомником, когда один экземпляр рукописи был изъят органами КГБ. Нет, за рукописью специально не охотились, но на одной из московских квартир, где этот экземпляр хранился, в 1982 г. во время обыска была изъята самиздатовская литература, а также экземпляр рукописи. В этой квартире трудиться более было нельзя из-за возможности нового обыска. Нельзя также было "подставлять" дочь Лену, которая перепечатывала текст. Объемом более полутора тысяч страниц, содержащая тысячи ссылок, рукопись была делом всей жизни, и ее похищение было ударом, который не каждый способен выдержать. Наступил перерыв в работе. Но пришли новые времена, и Ахиезер восстановил книгу. По существу, это был новый ее вариант. Он потом шутил, что должен быть благодарен КГБ за то, что они заставили его усовершенствовать его теорию. Без этого переосмысления, может быть, и не получилось бы трехтомника - "таблицы Менделеева" русской культуры, как выразился И. Г. Яковенко, один из первых рецензентов книги.

Важное место в рассказе об Ахиезере как человеке должна занять его вторая жена и ученый-коллега Сусанна Яковлевна Матвеева. Я встречался с ней несколько раз у Саши дома, хотя близко не был знаком. Но мне кажется, что сегодня из ее обширного Введения в книгу "Россия: критика исторического опыта" я узнал о ней гораздо больше, чем из личных встреч с нею. Первый раз, когда я читал Введение, оно не произвело на меня впечатления. Но по мере многократного обращения к книге в процессе работы, я увидел во Введении много точных выводов. Мне кажется, я изучил теорию Ахиезера вдоль и поперек. Но даже сегодня я открываю для себя те оценки его теории, которые Сусанна сделала еще в 1990 году. Чего стоит хотя бы ее заключение о том, что Ахиезер превратил некоторые общеизвестные научные метафоры в научные понятия. Можно сказать, что она была первым и на сегодняшний день остается, пожалуй, самым глубоким интерпретатором теории Ахиезера. Об этом можно было бы не писать, но, зная характер Ахиезера, можно легко заключить, что далеко не каждому он доверит написать введение к своему труду, даже если это самый близкий друг или жена. Введение Матвеевой, одобренное и принятое Ахиезером, это не просто труд жены, это глубокое и все еще редкое сегодня проникновение в суть творчества Александра Самойловича.

Должен сказать о своем опыте. Удовлетворить Ахиезера как научного редактора чрезвычайно трудно, контакт с ним специфичен, это как раз тот самый случай, когда дружба дружбой, но истина дороже. Ни разу Александр Самойлович не покривил душой, когда читал мои черновики, хотя понимал, что его критика в очередной раз вызовет мое раздражение. Сколько раз было так, что я ехал к нему домой с сознанием, что сделал очередное гениальное научное открытие, а возвращался с чувством, что я полный идиот, и удивлялся, почему я не видел очевидного, лежащего на поверхности. Я говорю об этом потому, что его научной принципиальностью далеко не всегда и не все довольны. В последние годы жизни к нему пришло подлинное признание в научных кругах, и он, став работать в секторе социальной философии Института философии РАН, наконец-то окунулся в творческую научную атмосферу, о которой давно мечтал. Он опубликовал около пятисот научных работ, но особое личное удовлетворение он получал от публикаций в журнале "Вопросы философии".

Теперь о научных достижениях Ахиезера. Александр Самойлович работал в тех областях науки, которые он считал фокусными для понимания прошлого, настоящего и будущего России.

1)Это развитие социокультурной теории и методологии анализа динамики общества. Его метод основан на объединении предметов социологии и культурологии. Ахиезер рассматривает в качестве основы, субстанции общества массовую способность людей, групп, сообществ принимать эффективные решения, способные обеспечить им выживаемость. Теория и методология Ахиезера является теорией переходных процессов, в которой на историческом опыте России показана зависимость выживаемости, жизнеспособности культуры и общества от исторически сложившейся способности людей непрерывно формировать смыслы, осмысливать мир. Эта способность реализуется через диалог между сложившимися смыслами культуры, между полюсами дуальной оппозиции. Этот процесс совпадает с поисками нового смыслового пространства, что необходимо для решения все более сложных проблем как ответ на опасности, связанные с ростом сложности человеческой реальности. Тем самым Ахиезер предложил новую теорию развития общества как социокультурного процесса, где каждая инновация должна осмысливаться как попытка преодоления противоречия, угрозы раскола между полюсами дуальной оппозиции. Дуальная оппозиция рассматривается не только как исходная клеточка организации культуры, необходимая для формирования нового смысла, но и как форма организации человеческой реальности. Осмысление мира является предпосылкой, аспектом диалогизации, в частности, диалогизации традиционной и либеральной суперцивилизаций.

Ахиезер ввел в научный оборот понятия "инверсия" и "медиация" как способы движения мысли между полюсами дуальной оппозиции. По Ахиезеру, инверсия - логика метания между полюсами-абсолютами, игнорирующая смыслоформирующую "середину" и характерная для динамики русской культуры, медиация (media - лат. середина) - логика поиска нового смысла в сфере между полюсами, слабо выраженная в русской культуре. Эти логики составляют противоречивое единство мыслительного процесса русского человека. Отличие "медиации" Ахиезера от "медиации" К. Леви Стросса, впервые введшего это понятие в научный оборот, огромно. Леви Стросс, изучавший мышление первобытных племен, понимал медиацию как статичную смысловую альтернативу статичным полюсам в сфере между ними. Ахиезер, изучавший мышление русского человека, понимал медиацию как динамичный процесс, альтернативный исторически сложившимся статичным полюсам в динамике русской культуры. Результат впечатляет: инверсия+медиация+"внелогичное мышление", которое я вывожу из диалогики Библера, составляют целостный набор понятий, которыми можно проникнуть в самое трудное для анализа - в логику диалога.

2) Это теория циклического развития России, которая объясняет закономерности маятникового развития циклов, начиная с Киевской Руси и по настоящее время. Ахиезер раскрыл конкретно-историческое содержание каждого этапа и периода. Он также показал природу раскола русской культуры и общества, механизм адаптации русской культуры к расколу, что рассматривается им как "историческая ловушка", в которой находится русская культура. Сегодня это единственная в российской науке теория развития России, основанная на социокультурной методологии. Ахиезер предсказал логику и время распада СССР.

3) Это новая интерпретация философствования на его современном этапе в специфических условиях России. В статьях в журнале "Вопросы философии" и книге "Труды" Ахиезер обосновывает необходимость философствования, "погруженного в культуру". Разрабатываемое им понятие "субъект-диалог" он нацеливает на понимание того, что в основе человеческой реальности лежит выраженная в культуре и организации человеческих отношений способность к диалогизации общества, к постоянному на этой основе повышению его жизнеспособности.

4) Это разработка типологии нравственных идеалов как основания форм деятельности. Он выделил в российской культуре нравственные типы: вечевой (соборный, авторитарный), утилитарный (умеренный утилитаризм, развитый утилитаризм), либеральный, ввел понятие "нравственный гибрид". Эта типология позволяет понять изменения культурных оснований хозяйственных решений, всей человеческой деятельности.

Ахиезер работал на самом острие социокультурной проблематики России, поэтому его обходили стороной вежливые академики, осторожные грантодатели и умные СМИ, он был явно обделен премиями и званиями.

Спрашиваю себя - что же главное в Ахиезере как ученом и человеке? Его знало множество людей - ученые, политики, администраторы. Мужчины вспоминают о нем как о рыцаре науки, женщины - как о настоящем мужчине, друзья - как об удивительно отзывчивом и бескорыстном человеке. Ахиезер явление необычное и пока, осмелюсь заявить, не до конца понятое в нашей научной и культурной жизни. Это представитель того типа людей, творчеством которых жива Россия.

Алексей ДАВЫДОВ

Смерть близкого человека задает точку отсчета. Настоящее живых, подвижных человеческих отношений мгновенно оборачивается историей, в которой ничего уже ни добавить, ни убавить. Когда первый шок известия о кончине Александра Ахиезера прошел, и я задался вопросом, сколько же лет мы были знакомы, то обнаружил, что не могу вспомнить момента нашего знакомства. В моем сознании жило странное убеждение, что мы знали друг друга всегда.

В культурологию я пришел в 1978 году. Пик брежневской эры; вписанная в казенные формы научная жизнь не баловала событиями. Я - не первой молодости аспирант академического Института философии - искал чего-то живого. В самом конце 70-х энергией и усилиями сотрудника Института философии Эльны Орловой возникла дискуссионная площадка, на которой обсуждались актуальные социокультурные процессы. По-моему это называлось "Круглый стол" и существовал он под крышей Дома художника. Здесь собирались гуманитарии самых разных профилей от искусствоведов и теоретиков архитектуры до демографов. Всех этих людей объединяла способность видеть мир через призму культуры. Здесь я и познакомился с Александром Ахиезером. Через пару лет круглый стол переместился под крышу Философского общества. Там все было гораздо скромнее, но ядро семинара сохранилось. Площадка просуществовала до середины восьмидесятых годов. Мы с Ахиезером был среди постоянных участников этих культурологических посиделок.

К этому времени Александр Самойлович был сложившимся ученым. Сегодня сложно ответить на вопрос - что зацепило его в моих рассуждениях? По-видимому, нас объединяла россиеведческая устремленность познавательных интересов и близость интерпретаций традиционной культуры. Так или иначе, с начала 80-х Александр Ахиезер присутствует в моей жизни как интересный собеседник, коллега, а потом и близкий человек.

В личности Ахиезера счастливым образом сошлись масштаб мышления, способность слышать другого, доброжелательная естественность и, наконец, абсолютная, безграничная поглощенность профессией. В редких ситуациях, когда ничто не отвлекает, и нет возможности сесть за компьютер - в поезде или гостиничном номере - с ним можно было беседовать часами; при этом посторонние темы не возникали или обрывались на второй фразе. Если и возникали сюжеты, связанные с актуальной политикой или нашумевшим сериалом, то они вписывались в широкий теоретический контекст, превращались в материал для осмысления. То же самое происходило за праздничным столом. Светская беседа, или треп ни о чем просто не компоновались с Александром Самойловичем.

Для людей моего поколения слова о простоте большого человека (а Ахиезер - безусловно, крупный мыслитель, подлинный масштаб которого, будет высвечиваться с течением времени) навсегда испошлены агитпроповской Ленинианой. И все же, переступая через отторжение казенных штампов, я не могу не сказать о редкой естественности, абсолютном отсутствии какой либо позы, взгляда на самого себя со стороны. В нем жила исходная доброжелательность, внутренняя открытость другому. Александр Самуилович не смотрел на мир через розовые очки и не идеализировал окружавших, однако его суждения о людях были какими-то мягкими, примиряющими с бытием.

Ахиезера отличало полное безразличие к чинам, статусам, жизненным благам. Он поздно, в преклонном возрасте, защитил докторскую диссертацию. Не суетился, не шустрил, не лез на глаза начальству, не стремился понравиться сильным мира сего, зарабатывал копейки.

Жизнь Александра Самойловича сложилась таким образом, что последние десять лет он жил один, в пустой, запущенной, заваленной книгами квартире. Память сохранила один эпизод: Как-то, я зашел; по российской традиции сели на кухне. Саша предложил мне налить себе стакан чаю. Взяв с полки фаянсовую чашку, которую последние пять лет никто не мыл дочиста, я спросил, есть ли у него сода. Соды не оказалось. Помню, как стою с этой чашкой у мойки и оттираю слой коричневого налета поваренной солью. Ахиезер просто не видел всего этого. Он жил в другом измерении.

Ключевое событие в жизни Александра Ахиезера - публикация главного труда "Россия: критика исторического опыта". Книга эта писалась в семидесятые годы, когда никаких шансов на ее публикацию не было. Ахиезер работал для будущего. Перестройка внесла свои коррективы. В 1991 году Философское общество СССР издало трехтомную монографию. Осенью Саша подарил мне свой труд и предложил написать рецензию. Я всегда работаю с книгой с ручкой в руках, но ни одной из сотен прочитанных мною книг я не исчеркал так плотно и так яростно подчеркиваниями, восклицательными знаками, комментариями на полях, развернутыми комментариями (для которых места на полях не оставалось), вынесенными на задний колонтитул и обложку книги.

Магия большого таланта состоит в том, что ему свойственно формулировать нечто, что узнается читателем как истина. Истина про него самого, про мир. Он - читатель - чувствует ровно то же самое, только ему не приходилось найти такие точные, глубокие, потрясающие формулировки. Читатель открывает новое и одновременно узнает - самого себя, окружающий его мир, Истину, встреча с которой удостоверивается экзистенциально, всей целостностью личности. Книга Ахиезера потрясала. Было очевидно, что это событие. После "Критики исторического опыта" нельзя было оставаться в колее наезженных интерпретаций. Любопытно, что мне не удалось оперативно написать рецензию. Притом, что я полностью соглашался в главном и принимал авторскую позицию, предложенную Ахиезером теорию надо было переварить и освоить. Уважение к себе и к автору не позволяло написать рецензию формально, а для сущностного отклика потребовался примерно год. Вместо рецензии я написал цикл статей в журнале "Знание-Сила", выходившем тогда стотысячным тиражом.

В первой половине 90-х книга Ахиезера превращается в интеллектуальный бестселлер. Ее комментируют на страницах журналов, обсуждают на "круглых столах", автора приглашают выступить с докладом в самых разнообразных сообществах. Помню как в начале 1993 года чуткий к интеллектуальной моде Виктор Милитарев, тогда еще человек рукопожатный, спросил при встрече - Ну как, ты уже прочел Ахиезера? При всем этом, среда профессиональных историков в массе своей замолчала "Критику исторического опыта". Тому есть целый ряд причин. Во-первых, Ахиезер работал в пространстве культурологии и цивилизационного анализа, а не классической истории. Во-вторых, идеологически замордованная советская историческая наука как черт от ладана бежала от больших концептуальных моделей. Наконец, масштаб этой теории не предполагает ее быстрого принятия. Для этого необходимо время.

С той поры мы часто работали вместе - в семинарах, научных советах, экспертных сообществах, неоднократно выступали как соавторы. Если беседовать и полемизировать с Ахиезером было легко и интересно, то писать в соавторстве - трудно (каждому из нас присущ свой стиль мышления), но всякий раз это был благодарный труд.

Завершая, надо отметить, что сфера научных интересов Александра Ахиезера была намного шире того пространства, на котором совпадали наши с ним научные интересы. Он занимался урбанистикой, демографией, философскими проблемами мышления и массой других вещей, оставаясь, прежде всего, широко мыслящим гуманитарием. Александр Ахиезер был философом…

Игорь ЯКОВЕНКО

Я знал Сашу с 1964 года Тогда я заканчивал свою кандидатскую диссертацию, связанную с городским транспортом, и часто бывал в ЦНИИПградостроительства. Там и познакомился с ним и с Олегом Николаевичем Яницким. Они оба занимались проблемами урбанизации и экологии, но в душе были философами-социологами. Помню, на меня тогда произвела впечатление и врезалась в сознание идея Ахиезера о необходимости учета мотиваций людей при прогнозе пассажирских перевозок.

Следующее наше пересечение пришлось на период его работы в Институте теории и истории архитектуры. Меня приглашали на обсуждение статей в сборники этого института.

Дружба началась позднее, по-настоящему - с географической конференции по расселению в Перми в 1973 году. На ней были многие крупные географы, урбанисты, демографы. Помнится, мы сфотографировались на теплоходе на Каме - вместе с демографом А. Вишневским и географом Ю.Пивоваровым. Тогда мы с Сашей провели пару дней на природе, много говорили о своем детстве, личной жизни, направленности творчества, мечтах и т.п., почему-то запомнилось посещение местного зоопарка.

Затем Саша перешел в ИМРД и стал сразу писать книгу. Она была посвящена рабочему классу. В конце 70-х годов я тоже работал над книгой - о транспорте и расселении. Мы часто переговаривались по телефону - кто кого перегонит с выходом книги из печати. Когда вышла его книга, он сказал, что неплохо было бы написать на нее рецензию, - тогда это было важно. Я попытался, но понял, что это слишком далекая от меня область, и, к стыду своему, отказал. Позднее он договорился с редактором престижного альманаха "Соревнование двух систем", для которого мы начали писать совместную статью о межстрановом сравнении уровня образования и влиянии его на макроэкономику стран. Работа шла успешно, но сам альманах неожиданно прекратил существование.

Вновь наши отношения оживились после того, как я поселился в Матвеевском, в круглом доме. Его дом был поблизости, я, естественно, часто к нему захаживал. Меня поразила его личная библиотека, мне казалось, что он знал наизусть всего К. Маркса. Во всяком случае, бывало, что он показывал на тот или иной том на полке и комментировал, что там сказано.

В то время он написал несколько статей по экономической географии и подумывал даже о защите докторской диссертации в Институте географии, но что-то там не заладилось. Тогда он с головой ушел в семиотическую таллиннскую школу - это было уж слишком далеко от меня, мне трудно было поддерживать разговоры с ним на научные темы, и мы несколько отдалились.

Новое сближение произошло, когда в 1989 году в Ленинке он мне сообщил, что готовится выпустить книгу о философском осмыслении истории России. Для меня это было полной неожиданностью и очень меня заинтересовало. Когда книга вышла, он сразу ее мне подарил и попросил написать рецензию в Книжном обозрении. Я вспомнил о былой неудаче, собрался и буквально за несколько часов успел набросать заметку, которая и вышла в этой газете. Эта была самая первая, пусть и небольшая рецензия на знаменитую сейчас книгу, на нее обратили внимание многие будущие читатели.

С тех пор мы встречались часто у него дома, в Крылатском. Обсуждали текущую жизнь, когда он перешел в ИНП РАН, показал свой трехтомник директору и главному редактору журнала "Проблемы прогнозирования". Опять встала проблема с рецензией. Я сказал прямо, что осилить три толстых тома для глубокого разбора мне очень трудно, я ведь не философ. В конце концов, Саша мне помог, и рецензия вышла в этом журнале.

Позднее, с ростом его популярности и звездности, тон наших бесед немного изменился, мы нередко обменивались критическими замечаниями. Он твердил мне постоянно, что я плохо пишу литературно, а мне казалось, что он стал часто повторяться, слишком много писал и печатался. Но его невозможно было оторвать от компьютера, он день и ночь сидел за ним. Буквально за три дня до его ухода, я послал ему материал о тупике в развитии транспорта Москвы, ждал его отклика, намеревались написать совместную статью…

Григорий ГОЛЬЦ