Низкая рождаемость и государство: эффективность политики¹

Питер Макдональд²
(Опубликовано в: Низкая рождаемость в Российской Федерации: вызовы и стратегические подходы. Материалы международного семинара, М., 15-15 сентября 2006 г., с. 27-56)

В настоящее время примерно в 30 странах уровень рождаемости составляет менее 1,5 детей, рожденных одной женщиной. Правительства каждой из этих стран сообщили в Организацию Объединенных Наций, что они считают такой уровень рождаемости «слишком низким»³. Если рождаемость лишь незначительно ниже уровня воспроизводства населения, то сокращение размера последующих поколений происходит медленно, и тогда, в случае необходимости, есть шанс восполнить размер конкретного поколения за счет миграции. Однако если уровень рождаемости так и остается очень низким, происходит быстрое сокращение численности населения, и для того, чтобы как-то скомпенсировать этот процесс, потребуется массовый приток мигрантов⁴. Таким образом, мы можем рассматривать проблему низкой рождаемости с точки зрения некой «зоны безопасности». Динамика развития народонаселения подтверждает мнение правительств о том, что «зоной безопасности» является уровень рождаемости, превышающий 1,5 ребенка, рожденных одной женщиной.

Существуют доказательства, что в целом очень низкая рождаемость не соответствует действительным устремлениям отдельных людей, за счет которых она возникает⁵. В то время как в экономическом анализе, проведенном на индивидуальном уровне, во внимание принимаются только выявленные (реализованные) установки и пожелания людей, фактическое фертильное поведение населения (выявленные установки) реализуется в конкретных социально-общественных условиях. В среднем, описывая свои «идеальные жизненные установки», женщины, на самом деле, комментируют характер социально-общественных условий, в которых они планируют завести детей. Они говорят, что в других общественных условиях они, безусловно, завели бы большее количество детей. Главная идея этой моей статьи заключается в том, что создание таких общественных условий, которые были бы более благоприятны для рождения детей, и желательно, и вполне осуществимо. У людей есть много нереализованных желаний. Почему же именно эта конкретная нереализованная мечта вызывает такое беспокойство? Я придерживаюсь той точки зрения, что если идеальные репродуктивные устремления людей будут ближе к своему воплощению, это пойдет на благо не только самим этим людям, но и всему обществу в целом. Если граждане не заводят то количество детей, которое им хотелось бы иметь, даже при том, что речь идет всего лишь об одном, двух или трех детях, возникают очень жесткие вопросы относительно характера социальной организации общества. Это момент достаточно щекотливый, поскольку в рассматриваемых нами обществах граждане не лишены права иметь детей, в отличие от тех, где граждане лишены других личных свобод. Наоборот, моя идея заключается, скорее, в том, что идеальные установки населения не ре­ализуются вследствие определенных противодействующих механизмов, присущих характеру современного общества. Низкая рождаемость является скорее непреднамеренным, чем планируемым результатом изменений социальных и экономических институтов государства.

Несмотря на то, что в большинстве развитых стран выявленные репродуктивные установки не совпадают с идеальными, в настоящее время появляются доказательства, что в тех случаях, когда очень низкая рождаемость сохраняется в течение длительного периода времени, идеальные репродуктивные установки населения могут начать меняться: люди уже меньше хотят заводить детей или вовсе предпочитают бездетность. Так, Голдстейн, Лютц и Теста⁶ показали, что после того как в Германии в обществе снизился уровень поддержки деторождения, а немецкие семьи ответили на это уменьшением количества детей или бездетностью, в последние три-четыре десятилетия общество в Германии стало менее дружелюбным по отношению к детям, и представители более молодых поколений уже не хотят их заводить, чего не наблюдалось ранее. В тех случаях, когда социальная организация общества достигла такой стадии, преодоление крайне низкого уровня рождаемости становится гораздо более проблематичным.

С точки зрения макроэкономики крайне низкая рождаемость в будущем приводит к острой нехватке рабочей силы, в особенности молодых квалифицированных кадров при одновременном быстром старении населения. В настоящее время несколько европейских государств уже были вынуждены сократить размер пенсионного обеспечения по старости, что привело к ряду политических проблем. Попытки некоторых европейских стран скомпенсировать нехватку трудовых ресурсов за счет существенного увеличения притока иммигрантов также вызвали враждебность со стороны местного населения. По оценке Макдональда и Киппена⁷, в течение последующих 50 лет трудовые ресурсы Японии сократились бы на 22 миллиона, а Италия и Германия потеряли бы по 11 миллионов экономически активного населения, если бы рождаемость и доля участия в рабочей силе в общей численности населения этих стран остались на уровне конца 1990-х годов. Следует отметить, что основное прогнозируемое сокращение трудовых ресурсов происходит за счет сокращения молодых кадров. Значимость молодых квалифицированных кадров для поддержания экономической конкурентоспособности страны на мировом рынке подчеркивается утверждением о том, что 80 процентов новейших технологий устаревают за десять лет, - и это при том, что 80 процентов работников получили свои профессиональные навыки более десяти лет назад⁸. С точки зрения новых технологий переподготовка старых кадров является относительно неэффективным способом замены молодых трудовых ресурсов⁹. При появлении каждого нового поколения технологий эти технологии обычно осваиваются именно молодыми кадрами, работающими совместно со старшим поколением, которое, в свою очередь, обладает соответствующим профессиональным опытом, знаниями и идеями по применению новых технологий. По мере развития науки растут и темпы технологических преобразований. Страны, игнорирующие эти реалии, в условиях глобальной экономической конкуренции создают для себя реальную угрозу, и в настоящее время большинство стран с крайне низким уровнем рождаемости, кажется, начали это осознавать. С другой стороны, незаметно, чтобы в этой связи принимались какие-то активные меры. С 1976 по 1996 год только семь стран - участников ОЭСР сообщили ООН, что они разработали и внедрили политику, направленную на поддержание или повышение уровня рождаемости. Тем не менее к 2003 году число таких стран возросло до 13, и начиная с 2003 года все больше государств объявляют о реализации у себя политики по повышению рождаемости¹⁰. Примечательно, что в своем Обращении к нации 2006 году Президент Путин объявил о новых мерах, направленных на повышение рождаемости¹¹. Правительство Южной Кореи также активно занимается определением нового комплексного подхода к решению этой проблемы¹².

Почему государства не торопятся принимать меры?

Есть четыре причины, по которым так долго не предпринимались политические меры по преодолению низких уровней рождаемости. Во-первых, в 1970-е и 1980-е годы демографы были склонны считать низкую рождаемость явлением временным, связанным с откладыванием создания семьи и рождения детей на более поздний срок (так называемый «эффект отсроченной рождаемости»). Так как рождение детей просто-напросто откладывалось, то рождаемость должна была повыситься в какой-то более поздний момент, когда родители, наконец, решат реализовать свои репродуктивные намерения. Эту точку зрения подтверждал рост показателей рождаемости в нескольких странах (во всех странах Северной Европы, Соединенных Штатах, Бельгии, Нидерландах, Люксембурге) во второй половине 1980-х годов.

В других странах, где к началу 1980-х рождаемость упала ниже уровня в 1,5 ребенка, рожденного одной женщиной (Германия, Австрия, Италия), предполагалось, что проблема низкой рождаемости решится сама по себе, с компенсацией эффекта отсроченной рождаемости. Тем не менее, рождаемость в этих странах продолжала сокращаться до еще более низких уровней и уже более 20 лет (т.е. практически целое демографическое поколение) остается на уровне 1,5 детей, рожденных одной женщиной. С тех пор к этим странам добавились другие государства Южной Европы, восточно-азиатские государства и большая часть Центральной и Восточной Европы. Таким образом, ожидание проявления «эффекта отсроченной рождаемости» начинает напоминать ожидание Годо. Крайне низкая рождаемость на протяжении 20 лет уже нанесла существенный ущерб возрастной структуре страны, так как годовое количество рожденных детей формируется на основании рождаемости во всех возрастных группах населения.

Вторая важнейшая причина, по которой страны не торопились принимать меры по решению данной проблемы, связана с распространенной среди демографов и экономистов точкой зрения, что политика, направленная на повышение рождаемости, является и дорогостоящей, и неэффективной. Исторически эта точка зрения, возможно, уходит корнями в 1930-е годы, когда Дэвид Гласс дал свою оценку политике, направленной на повышение рождаемости¹³. Однако в настоящее время такая позиция кажется достаточно нелепой: получены весомые доказательства (о которых речь пойдет ниже), что в большинстве стран эта политика, проводилась ли она прямо или косвенно, оказалась эффективной. Конечно, ее реализация может быть дорогостоящей, но то же самое можно сказать про большинство мер в области социальной политики. Ведь вопрос тут состоит в том, оправдывает ли эта политика такие расходы, - или, если перевести это в более реалистичную плоскость, - какой риск выше: риск бездействия или риск того, что данная политика не принесет ожидаемых результатов. Более того: меры, направленные на повышение рождаемости, оправданы и по ряду других причин, среди которых можно назвать обеспечение равенства между лицами, имеющими и не имеющими детей, а также улучшение условий для родителей, в особенности для матерей, связанных с возможностью совмещать создание семьи и оплачиваемую занятость. Так, например, в странах Северной Европы меры, не направленные напрямую на стимулирование рождаемости, традиционно относят к области семейной политики. Аналогичная тенденция наблюдается и в Австралии.

В-третьих, в некоторых странах меры по стимулированию рождаемости считались щекотливым с политической точки зрения вопросом, поскольку в прошлом это ассоциировалось с фашизмом и евгеникой¹⁴. Проще говоря, власти считали, что не их дело вмешиваться в частную жизнь людей, и когда рождение детей аргументировалось тем, что «женщины должны выполнить свой гражданский долг», это вызывало вполне оправданную реакцию со стороны женских организаций.

Наконец, было заявлено, что низкую рождаемость можно скомпенсировать за счет повышения притока мигрантов. Да, миграция может частично решить проблему нехватки молодой рабочей силы, особенно если речь идет о краткосрочной перспективе, но, за редким исключением, ее нельзя считать долгосрочным решением проблемы нехватки трудовых ресурсов, связанной с крайне низким уровнем рождаемости. Кроме того, во многих странах с очень низким уровнем рождаемости возникла политическая оппозиция широкомасштабной иммиграции. Кроме того, поскольку с проблемой нехватки молодых рабочих кадров многие страны столкнутся одновременно, в будущем между ними разгорится нешуточная конкуренция за привлечение иммигрантов этой категории. Короче говоря, одним из средств решения этой проблемы в странах с очень низкой рождаемостью должно стать повышение показателей рождаемости. В странах же, где уровень рождаемости в данный момент можно считать лишь относительно низким (1,7-2,0), целесообразно было бы этот уровень поддерживать.

Причины низкой рождаемости

Я считаю, что низкий уровень рождаемости связан с двумя волнами социальных изменений, которые за последние 40 лет оказали сильное влияние на поведение, касающееся создания семьи. Первой волной - она началась в 1960-х годах и набрала силу в 1970-х - был быстрый рост социального либерализма (другое название этого явления - «рефлексивная модернизация»). Вторая волна началась в 1980-е и набрала силу в 1990-е годы - это был быстрый и резкий переход к дерегулированию экономики, и в том числе (что в данном случае наиболее важно) к дерегулированию рынка труда (которое именуется также «новый капитализм»). Далее в этой статье я подробно описываю каждую из этих волн и анализирую их совокупное влияние на рождаемость.

Социальный либерализм, или рефлексивная модернизация

Первой серьезной волной социальных изменений, происшедших за последние четыре десятилетия, стали переоценка ценностей и связанные с этим институциональные и законодательные изменения, которые Ван де Каа и Лестег (van de Kaa и Lesthaeghe), вслед за работой Ингельгарта¹⁵ о переориентации ценностей молодых людей с материализма на постматериализм, описали как второй демографический переход¹⁶. Эта волна изменений, которую некоторые социологи (Бек, Гидденс и Лэш¹⁷)  называют «рефлексивной модернизацией», возникла в условиях жесткого общественного строя, при котором и в 1950-1960-е годы, и за десятки лет до этого господствовала модель семьи, где основным кормильцем был мужчина. Рефлексивная модернизация - это модернизация принципов индустриального общества, включающая переоценку отдельными лицами или группами лиц пригодности существующих общественных институтов для современной жизни. Она резко увеличила потенциал человека в плане достижения им личной независимости и возможности самостоятельно строить свою личность, вместо того чтобы существовать в рамках стереотипов, установленных для него социальными нормами и общественными институтами.

В условиях рефлексивной модернизации индивидуум освобожден от институциональных и нормативных ограничений и становится в большей степени ответственным за результаты своих действий. В этой связи уровень рисков для человека возрастает, и, по определению Бека¹⁸, общество становится обществом риска, а люди становятся восприимчивыми к этому риску, и большинство из них стремится его избежать. Например, на личностном уровне женщины, осознающие высокий риск возможного развода, будут более осторожно подходить к выбору супруга и в большей степени стремиться к получению квалификации, востребованной на рынке труда, а также к созданию такого профессионального послужного списка, который позволил бы им, в случае необходимости, стать экономически независимыми.

Что касается формирования семьи, рефлексивная модернизация ослабила ограничения, связанные с возможностью развода, который раньше не поощрялся как государством, так и обществом. Многие страны приняли законы, разрешающие односторонний развод, для которого не требовалось наличия вины одной из сторон и при котором подтверждением необратимого распада семьи служило относительно недолгое раздельное проживание супругов. Кроме того, в 1970-е годы модель раннего брака и раннего рождения детей, характерная для 1950-60-х годов, быстро уступила место совместному проживанию без оформления брака и откладыванию рождения детей. Одновременно был законодательно расширен ряд прав в отношении проживающих совместно пар и детей, рожденных вне брака. Пары, решавшие просто пожить вместе, не оформляя брака до поры до времени, стремились сохранить свою личную независимость и одновременно испытать на прочность свои чувства и альтруистичность, так необходимые для семейной жизни. Таким образом, рост числа гражданских браков может рассматриваться как результат стремления избежать риска, характерного для периода рефлексивной модернизации. Совместное проживание партнеров до заключения брака стало своего рода экспериментом - оно стало формой близких отношений, позволявшей получить большую личную независимость¹⁹. В этом смысле совместное проживание не является альтернативой браку и может рассматриваться как путь поддержания института брака в более рискованной социальной среде²⁰.

Наиболее важной чертой рефлексивной модернизации была как минимум частичная реализация требований женщин, касающихся обеспечения большего гендерного равенства при распределении благ, предоставляемых модернизацией, в частности путем оплачиваемого трудоустройства. Структуры, подвергавшие женщин дискриминации на рабочих местах, постепенно ликвидировались. Последовавшие за этим изменения в жизни женщин были подкреплены революцией в технологии контрацепции, а также выходом соответствующих судебных постановлений и законодательных актов, обеспечивавших более свободный доступ к абортам. Возможность контролировать свою фертильность позволила женщинам с большей уверенностью планировать и организовывать свою жизнь. Молодых женщин начали поощрять к расширению перспектив своего трудоустройства путем получения более высокого уровня образования, который в результате резко возрос и теперь в большинстве развитых стран превышает уровень образования молодых людей. Доля работающих женщин и размер их заработной платы по сравнению с аналогичными показателями у мужчин также резко возросли²¹. Тем не менее, для отдельных общественных институтов все еще характерна довольно высокая степень гендерного неравенства. К таким институтам относятся собственно семья, система перераспределения доходов с помощью налогового регулирования, а также организация и условия работы²². При том, что в условиях социального либерализма личные риски возрастают как у мужчин, так и у женщин, в большей степени они затрагивают именно женщин: гендерное неравенство распространяется и на распределение этих рисков.

Заслугой рефлексивной модернизации считается то, что она предоставила людям возможность создания «чистых взаимоотношений», которые строятся не на ограничениях, установленных обществом, а на основании добровольной близости²³. Одновременно это высмеивалось как эгоистическая попытка самореализации за счет других - в частности, за счет института семьи²⁴. Есть и промежуточная точка зрения - рефлексивная модернизация рассматривается с точки зрения кантовского понимания независимости, которая расширяет возможности человека в плане саморегуляции поведения. Эти возможности могут быть использованы как во благо, так и во зло. И это уже не индивидуальный, а общественный риск, который связан с предоставлением человеку личной независимости. Дилемма, стоящая перед нами сегодня, та же самая, с которой столкнулись философы эпохи Просвещения: «как увязать цель достижения личной независимости с убеждением, что и мужчины, и женщины являются неодолимо общественными [существами]»²⁵.

Экономическое дерегулирование, или новый капитализм

В 1980-х и первой половине 1990-х большую часть мира захлестнул процесс, который стал впоследствии известен под названием «новый капитализм». В соответствии с концепцией неолиберальной философии, состоящей в том, что свободный рынок является наиболее действенной и эффективной формой экономической организации, в последние 20 лет объем правил и ограничений был сокращен таким образом, чтобы обеспечить свободное движение капитала с целью максимального увеличения эффективности и прибыльности предпринимательской деятельности. Согласно этой теории прибыльность предприятия подразумевает улучшение возможностей трудоустройства и повышение заработков, а значит, и экономическое благополучие населения. Основными характеристиками этой новой экономической системы являются свободный поток капитала через государственные границы, свободная торговля, право работодателей и работников обсуждать размер заработной платы и условия работы при ослаблении вмешательства государства в экономику, а также сокращение объема социального обеспечения, финансируемого государством.

Принципы старого капитализма, который, наверное, лучше всего описывается термином «капитализм государства всеобщего благосостояния», были тщательно изучены и признаны негибкими и «традиционалистскими». Под прогрессом подразумевалось устранение неэластичности рынка путем предоставления фирмам, инвесторам и работникам большей независимости для получения наиболее прибыльных результатов. В то время как структура старого капитализма (стабильность промышленности и структуры компаний, пожизненное трудоустройство, рутинная работа, профсоюзы, тарифы, валютный контроль, ограничения инвестирования, относительно высокий размер налогообложения, а также государственное социальное обеспечение) была ориентирована на то, чтобы обеспечить защиту как фирмам, так и работникам, новый капитализм, как сказал Бек²⁶, означал, что общественное производство материальных ценностей стало систематически сопровождаться общественным производством риска.

Если говорить о создании и распаде семьи, то самым важным аспектом нового капитализма является его влияние на рынок труда. К результатам этого влияния относятся реструктуризация промышленности с быстрым ростом сектора услуг и спадом промышленного производства; возможность прямых переговоров между работниками и работодателями, ослабление роли крупных профсоюзов; изменение структуры спроса на рабочую силу, при котором востребованным оказывается человеческий капитал более высокого уровня; гибкость трудоустройства, позволяющая легко передвигаться внутри системы, а также гибкость в плане назначения на должность, увольнения сотрудников, содержания, условий, а также графика работы, при одновременной концентрации всех усилий на выполнении определенных краткосрочных задач; снижение важности сокращения затрат до уровня краткосрочной стратегии; конец эпохи, когда работа на одном и том же месте была «пожизненной»; а также наем по контракту в небольшие узкоспециализированные фирмы. Новый капитализм щедро вознаграждает тех, кто добивается успеха, подчиняясь его условиям, и беспощаден к тем, кого отвергает. В этой связи еще одной важной чертой нового капитализма стал рост неравенства доходов.

Сеннет²⁷ утверждает, что на личностном уровне результаты работы в условиях нового капитализма привели к «коррозии личности», включая потерю чувства по­жизненного самоопределения, утрату веры в людей, потерю ощущения важности служения другим людям (альтруизма), снижение роли общественности (см. также Putnam 2000), презрительное отношение к «иждивенцам» и боязнь потерпеть неудачу или «отстать от жизни». Как и Бек, Сеннет описывает новый капитализм как явление, ведущее к росту чувства риска. Это чувство риска подкреплялось самыми разными факторами: например, если друзья или коллеги, занимавшие должности среднего или даже высшего звена, теряли работу; если период безработицы длился достаточно долго; если человек сталкивался с презрительным отношением к безработным; если он видел последствия экономической рецессии; и, наконец, если случался крах крупных корпораций - из-за коррупции, неэффективности управления или просто были тяжелые времена. С другой стороны, с точки зрения распределения доходов новый капитализм вознаграждает новаторство и упорный труд и, следовательно, обеспечивает стимулы и для того, и для другого. Работа стала менее рутинной, более интересной и увлекательной. Работник получает больше свободы с точки зрения возможностей продажи своих профессиональных знаний и умений тому работодателю, который предложит ему наилучшую цену, а использование компьютерных технологий повышает производительность труда. Таким образом, люди становятся также и свидетелями успехов, связанных с трудовой деятельностью в условиях нового капитализма. Участие в азартной игре может принести целое состояние, но может и лишить всего. Отличительной чертой жизни в условиях рефлексивной модернизации и нового капитализма является то, что при них не общество, а сам человек отвечает за последствия своих действий и несет за это всю ответственность.

И Бек, и Сеннет подчеркивают негативные последствия этих социальных тенденций как для отдельной личности, так и для «сообщества» в целом. Они мало что говорят об аналогичных последствиях для семьи, хотя неявным образом в их утверждениях подразумевается, что семья, как источник альтруизма, испытывает огромное давление. Работодатели, в массе своей, возможно, никогда не оказывали особенной поддержки семьям, однако при «капитализме государства всеобщего благосостояния», который господствовал до 1970-х годов, вмешательство государства так или иначе имело место, и целью такого вмешательства была защита рабочих мест и заработной платы работников - на основании тех соображений, что каждому работнику необходимо содержать жену и детей. При новом капитализме власти ликвидировали подобные механизмы защиты работников, подразумевая тем самым, что работодатели практически не несут ответственности за семейную жизнь своих сотрудников. Так же как и рефлексивная модернизация, новый капитализм получил поддержку со стороны органов власти посредством внесения изменений в законы, связанные с производственными отношениями, торговлей, финансовыми институтами, налогообложением и правами на социальное обеспечение.

Тем не менее, в некотором смысле при новом капитализме был достигнут ряд очень положительных результатов. В условиях нового капитализма продолжается рост уровня жизни. Молодые люди, пожинающие его плоды (а таких огромное количество), вносят существенный вклад в рост потребления, в результате чего произошел рост материальных запросов и экономических устремлений молодежи в целом. Однако все эти выгоды молодые мужчины и женщины получили в обмен на снижение гарантий трудоустройства, меньшую защищенность в плане обеспечения адекватного уровня заработной платы, отказ от нормированного рабочего дня, а также отмену некоторых льгот, предоставляемых работодателем. В условиях постоянно растущих амбиций, для того чтобы поддержать свое экономическое положение на одном уровне со своими сверстниками, молодые люди должны полностью посвятить себя тому, чтобы все более и более наращивать свой человеческий капитал. А это означает отказ или, как минимум, отсрочку реализации более альтруистических планов - таких, например, как создание семьи.

Общественный либерализм, реструктуризация экономики и возникновение проблемы крайне низкого уровня рождаемости

Общественный либерализм и реструктуризация экономики привели к двум ключевым изменениям в жизни людей: к обеспечению гендерного равенства путем предоставления женщинам возможности реализовать себя за пределами домашнего хозяйства и к все большему стремлению молодых людей обоих полов избежать рисков, возникающих в условиях возрастающей конкуренции на рынке труда. На динамику рождаемости эти изменения повлияли следующим образом.

Гендерное равенство

В большинстве развитых стран в недавнем прошлом имела место дифференциация социальных ролей в семье: мужчины занимались, главным образом, зарабатыванием денег, а женщины вели домашнее хозяйство и заботились о близких - главным образом, о детях. В 1960-70-е годы, как элемент общего протеста против навязывания обществом мужчине и женщине определенных стереотипов поведения и движения за предоставление личности больших свобод, жесткая дифференциация ролей мужчины и женщины была поставлена под сомнение. В результате уровень образования женщин резко вырос, и для них открылись возможности в сфере оплачиваемого трудоустройства, вследствие чего как в сфере образования, так и на рынке труда женщинам удалось добиться значительного равенства. Однако движение за гендерное равенство сосредоточило свои усилия преимущественно на социальных институтах, ориентированных на отдельного индивидуума. Соответственно, для общественных институтов, относящихся к семье, и прежде всего для самой семьи, по-прежнему характерно гендерное неравенство. К тому времени, когда женщины начинают задумываться о создании семьи, они уже в значительной степени успевают вкусить свободы и гендерного равенства и, следовательно, четко сознают, что с появлением ребенка эти достижения будут в значительной степени ущемлены²⁸.. Это особенно характерно для тех рынков труда, где нет или почти нет механизмов, позволяющих женщине совмещать работу и семейную жизнь. Таким образом, экономический аспект играет в гендерном споре значительную роль, поскольку в результате рождения детей женщина зачастую навсегда теряет возможность заработать.

В таких условиях женщина тщательно контролирует свою фертильность, откладывает создание семьи на более поздний срок и предпочитает иметь меньше детей, - и это приводит к общему падению рождаемости до очень низких уровней. В некоторых регионах, например в Восточной Азии, где считается, что незамедлительное рождение ребенка является естественным результатом заключения брака, женщины могут просто оставаться незамужними. Основная проблема заключается в том, что для женщины создание семьи сопряжено с большими рисками, чем для мужчины. В этой связи женщины подходят к вступлению в брак и рождению детей очень осторожно, если не чувствуют уверенности в своей способности совмещать семейную жизнь с другими открывшимися им возможностями, особенно в сфере оплачиваемой занятости.

Если говорить о рождаемости, то рефлексивная модернизация предоставила женщинам гораздо больше возможностей выбора помимо материнства. При этом женщина осознает, какое противоречие возникает между этими широкими возможностями и материнством. Считается, что она сама несет ответственность за то, что раннее рождение ребенка может не позволить ей реализовать свой потенциал в сфере образования и карьеры. Опять же, если она сделает выбор в пользу образования и карьеры, отказавшись от материнства, то ответственность за этот выбор также несет она сама. В последние годы книги, написанные сделавшими блестящую карьеру женщинами (как и книги о таких женщинах), которые отказались от возможности иметь детей и впоследствии пожалели об этом, становятся бестселлерами²⁹. В результате рефлексивной модернизации женщины столкнулись с противоречием между возможностями и рисками, связанными с созданием семьи и оплачиваемой работой. С наступлением эпохи рефлексивной модернизации ответственность за свои поступки и, соответственно, связанные с этим риски перешли на отдельного индивидуума.

Стремление избежать риска в условиях дерегулирования рынка труда

В результате процессов глобализации и резкого повышения уровня образования населения у молодых людей увеличилось стремление к достижению более высокого уровня материального благополучия. При этом дерегулирование рынка труда привело к существенным различиям в размерах их заработка, степени стабильности работы и возможностей карьерного роста. Участие в рынке труда теперь считается сопряженным со все более высоким риском. В этих условиях молодые люди стремятся избежать риска, т.е. выбирают пути, связанные с меньшей степенью риска. Кроме того, жизнь в обществе, где недавно уровень безработицы среди молодежи был довольно высоким, значительно усугубляет чувство риска. Личный опыт отсутствия работы наслаивается на проблемы, связанные с нехваткой средств и потерей места на конкурентном рынке труда, усиливая тем самым чувство неуверенности в завтрашнем дне. При том, что достижение молодым человеком успеха на рынке труда в более раннем возрасте может способствовать более раннему созданию семьи³⁰, для общества в целом характерно более позднее достижение человеком экономической стабильности - в условиях, когда стабильность определяется с учетом сильно возросших экономических запросов населения³¹.

Инвестирование в свой человеческий капитал (образование и опыт работы) рассматривается как существенная защита от этих рисков и оптимальный способ их избежать. Такое инвестирование в значительной степени подразумевает ориентацию как на собственные интересы, так и на интересы своего работодателя, особенно когда выбор делается в пользу более длительного рабочего дня, а не в пользу каких-то более альтруистических аспектов - скажем, создания семьи и служения своим близким. В результате в течение периода накопления человеческого капитала создание семьи автоматически откладывается. Когда между мужчиной и женщиной возникают близкие отношения, каждый из них беспокоится о возможности другого получать доход и, таким образом, стремление избежать риска все более растет. Одинокие женщины, понимая, что в первые годы после рождения ребенка их собственный доход, скорее всего, снизится, будут стремиться к заключению союза с мужчиной, имеющим стабильный доход. В то время как создание семьи по-прежнему остается целью для большинства людей, в условиях тех возможностей и рисков, которые присущи новому капитализму, реализация этой цели может откладываться на столь поздний срок, что в результате количество детей в семье будет меньше того, которое парам хотелось бы иметь в идеале.

Противоречие между независимостью и созданием близких отношений

Несмотря на все эти социальные и экономические изменения, семья продолжает занимать центральное место в жизни большинства людей, даже в странах с наиболее либеральным обществом. Исследования показывают, что подавляющее число молодых в людей в большинстве промышленно развитых стран по-прежнему заявляют, что предпочли бы иметь длительные близкие отношения (в большинстве этих стран речь идет именно о браке) и хотели бы иметь как минимум двоих детей³². Уход и поддержку пожилым людям главным образом по-прежнему осуществляют члены их семей³³. Семья продолжает занимать главное место в жизни большинства людей, и качество семейных отношений в значительной степени зависит от качества жизни в целом³⁴.

Какими бы привлекательными ни казались новые альтернативы, ценности, связанные с семейной жизнью, так и не были окончательно сметены растущими волнами рефлексивного материализма и нового капитализма. Они представляют третий доминантный аспект социальных ценностей. Семейные ценности очень живучи и эластичны потому, что люди по своей природе являются исключительно социальными существами и испытывают острую потребность в близких отношениях. Одиночество и изоляция являются нежелательными явлениями в жизни человека, и для большинства людей избежать их удается преимущественно путем создания близких или семейных отношений. Кроме того, для большинства людей очень большую ценность представляет эмоциональное удовольствие, связанное с воспитанием детей. Очень показателен в этом смысле недавно опубликованный отчет, где анализируется ситуация в Австрии и странах Центральной Европы:

Что же действительно важно для австрийцев и граждан ЕС, особенно в странах, являющихся кандидатами на вступление в ЕС?... Заключение: В Австрии и в Центральной Европе доминирующими являются ценности, связанные с семьей/близкими отношениями, свободой/независимостью, а также финансовая стабильность³⁵.

Свобода и независимость - это цели рефлексивной модернизации. Большая финансовая стабильность - одна из целей нового капитализма (хотя зачастую добиться ее так и не удается). Семейные ценности являются третьей главной составляющей этого «триединства»; тем не менее они не получили той поддержки со стороны государств, которая была оказана первым двум категориям ценностей. Когда такой поддержки нет, рефлексивная модернизация и новый капитализм оказывают на институт семьи огромное давление. При новом капитализме людям приходится максимально увеличивать свою полезность для рынка. От человека требуется концентрация всех усилий на приобретении востребованных знаний и навыков, опыта работы и отвечающей требованиям рынка профессиональной биографии. Рефлексивная модернизация предоставляет людям свободу с точки зрения их стремлений к достижению личных целей. Семейная же жизнь, наоборот, требует от человека проявлений альтруизма - т.е. свои время и деньги он должен отдавать другим. В то время как новый капитализм и рефлексивная модернизация могут привести к тому, что человек одновременно и идет на риск, и пытается его избежать, пойти на риск существенно проще, если последствия твоих действий не затрагивают других близких тебе людей (включая будущих потенциально близких людей, т.е. детей). Поэтому общее стремление к близким отношениям и созданию семьи заставляет большинство людей стараться по возможности избегать риска. А так как рождение ребенка оказывает на жизнь женщины большее влияние, чем на жизнь мужчины, то женщины в большей степени, чем мужчины, склонны избегать риска³⁶.

Обеспечение чувства уверенности в завтрашнем дне, необходимого для создания семьи

Приведенные выше аргументы показывают, что в отношении откладывания создания семьи на более поздний срок справедливы те же соображения, которыми люди руководствуются при осуществлении любых других инвестиций. То есть решение о том, создавать или не создавать семью, связано не столько с существующим экономическим положением, сколько со степенью уверенности потенциальных родителей в том, что у них есть достаточные возможности создать семью, не подвергая себя при этом финансовому риску или риску не суметь реализовать свои личные устремления. В чем же заключается решение: в снижении планки в отношении своих запросов или в обеспечении более высокого уровня стабильности и уверенности в завтрашнем дне? Часто высказывается предположение, что рождаемость среди молодых людей такая низкая потому, что их ценности «слишком материалистичны». Однако растущее стремление молодежи достичь материального благополучия и материализм сосуществуют с незапамятных времен, а в настоящий момент они просто поощряются новым капитализмом. Таким образом, было бы грубым противоречием поддерживать новый капитализм и при этом говорить, что молодые люди материалистически настроены. Молодые люди прекрасно понимают, что, если они заведут детей, уровень их материального благополучия почти неизбежно снизится, но большинство из них готовы пойти на это - разумеется, если при этом они не лишат себя навсегда возможности реализовать свои будущие устремления. В частности, они хотели бы быть уверены, что будут достаточно обеспечены в финансовом смысле в первые годы жизни детей и что период, в течение которого им придется мириться с различными потерями, будет лишь временным.

Таким образом, решение проблемы низкой рождаемости заключается в предоставлении молодым мужчинам и женщинам чувства уверенности в том, что в случае, если они вступят в брак и решат завести детей, общество поддержит их в этом важном как для них самих, так и для общества решении. Если же вместо этого они столкнутся с такими общественными механизмами, которые ставят тех, кто решился завести детей, в крайне невыгодные условия, то и впредь будут откладывать создание семьи до тех пор, пока не почувствуют, что их положение достаточно стабильно для того, чтобы они смогли взять на себя все затраты, сопряженные с этим шагом. Отсрочка реализации репродуктивной функции каждого отдельного индивидуума означает крайне низкий уровень рождаемости в обществе в целом. Так как именно власти сыграли ключевую роль в создании условий, приведших к появлению низкой рождаемости в стране, то они и должны взять на себя инициативу по обеспечению у молодежи большего чувства стабильности и уверенности в будущем. Фактически это означает перераспределение государственных средств в пользу тех, кому приходится заботиться о маленьких детях. Участие в этом процессе должны принимать и другие структуры - особенно те, что связаны с занятостью. Кроме того, здесь есть широкое поле деятельности с точки зрения необходимости проведения разъяснительной работы с молодыми людьми, направленной на повышение уровня осознания ими еще одного грозящего им риска, связанного с отсрочкой реализации ими своей репродуктивной функции, т.е. риска того, что, когда пары, наконец, захотят иметь детей, они уже просто не смогут это осуществить. С рождением и воспитанием детей также ассоциируются и многие другие страхи и риски, но если общество способно заниматься решением этих проблем, его шансы повысить уровень рождаемости увеличиваются.

Эмпирические исследования в поддержку необходимости осуществления государственной политики, направленной на стимулирование рождаемости

В ходе комплексного исследования, которое провели Базан, Мишейлин и Биллари³⁷ среди молодых людей в Испании, было выявлено, что то время, которое люди тратят на получение образования, значительно возросло. По сравнению с когортой лиц, рожденных в 1950-54 годах, количество месяцев, потраченных на образование лицами в возрасте с 15 до 30 лет, рожденными в 1960-64 годах, увеличилось в среднем с 15,4 до 25,6 месяцев среди мужчин и с 10,6 до 25,4 месяцев среди женщин. Одновременно при сравнении этих двух когорт видно, что количество случаев безработицы и количество случаев смены места работы также существенно возросли. Авторы исследования отмечают также рост гетерогенности опыта от старшей когорты к более молодой, особенно в вопросах трудоустройства. И, наконец, они отмечают, что карьера женщин все более становится схожей с карьерой мужчин. Они приходят к выводу, что все эти тенденции в сочетании с испанской системой семейных отношений и стоимостью жилья привели к отсрочке создания семьи и домашнего хозяйства. Молодые люди, как мужчины, так и женщины, прежде чем вступать в брак и заводить детей, хотят добиться устойчивого положения на работе. Кроме того, Ан и Мира³⁸ отмечают, что в Испании отсутствие стабильной работы у мужчин является одним из главных факторов, которые вынуждают молодых людей откладывать вступление в брак и рождение детей. Между 1987 и 1995 годами доля работающих испанских мужчин в возрасте 25-39 лет, которые имели постоянную работу, сократилась с 55 до 37 процентов. Ан и Мира³⁹ пришли к выводу, что ключевым способом увеличения количества создаваемых семей в Испании является «повышение степени уверенности молодых работников в будущих перспективах трудоустройства».

В Швеции среди молодых людей также стало нормой стремление сначала обеспечить себе хороший доход, а уж потом обзаводиться детьми⁴⁰. В частности, Андерссон отмечает, что в тех случаях, когда оплата отпуска по уходу за ребенком связана с размером заработной платы, у молодых людей появляется стимул отложить рождение первого ребенка до тех пор, пока не будет достигнут более высокий уровень дохода. Де Вит и Раванера⁴¹ также считают, что молодые канадцы, прежде чем заводить детей, склонны подождать, пока не добьются определенной стабильности. Более того, молодые канадцы, которым удалось добиться хороших доходов и хорошего положения на работе в относительно молодом возрасте, вступают в брак и заводят детей раньше. Это подтверждает гипотезу об увеличении гетерогенности среди молодых людей. Так, в Нидерландах Лиефброер⁴², используя оценочные данные, полученные в ходе панельного исследования, обнаружил, что на времени рождения первого ребенка сказываются воспринимаемые издержки рождения ребенка с точки зрения карьерных возможностей родителей, но при этом дети рассматриваются как фактор, снижающий у родителей чувство неопределенности в жизни в связи с тем стабилизирующим влиянием, которое оказывает их появление.

Результаты этих исследований оказались созвучны интересной теоретической дискуссии. Так, Хэппел, Хилл и Лоу⁴³ представили теоретические аргументы и эмпирические доказательства того, что в Соединенных Штатах в тех случаях, когда женщины устраиваются на высокооплачиваемую работу, у супружеских пар появляется стимул отложить рождение ребенка из-за потенциальной потери в доходах, а также ухудшения профессиональных навыков в результате отсутствия женщин на работе в течение какого-то периода. Кравдал же, используя более надежные данные, обнаружил, что накопленные экономические и материальные ресурсы оказывают огромное влияние на время рождения первого ребенка, в то время как потенциальные экономические последствия его рождения большого значения не имеют⁴⁴. Cigno и Ermisch⁴⁵ утверждают то же самое в отношении Великобритании, однако имеющихся данных для целей этой дискуссии оказалось недостаточно. Как было изначально заявлено Хэппелом, Хиллом и Лоу, в данном случае можно прийти к компромиссу - при наличии возможности оплачивать услуги по уходу за ребенком и удовлетворять другие потребности, связанные с рождением и воспитанием ребенка, которые появляются у женщины, когда у нее накапливается определенный уровень материальных благ и когда муж получает высокий доход. Битс и Даурлейн⁴⁶ документально подтвердили увеличение продолжительности и рост уровня образования в Нидерландах и влияние этого на время рождения первого ребенка. Объясняя падение рождаемости в Швеции в 1990-х, Бритта Хоэм говорит о значительном увеличении количества молодых женщин, стремящихся получить высшее образование в то время, когда уровень безработицы в отдельных отраслях шведской экономики возрос. В 1989 году 14 процентов шведских женщин в возрасте от 21 до 24 лет получали пособие на получение образования, которое выплачивалось всем взрослым студентам (в возрасте 20-25 лет). В 1996-м эта цифра выросла до 41 процента. Среди женщин в возрасте 25-28 этот показатель изменился с 9 до 22 процентов. Используя муниципальные данные, Хоэм отмечает также положительную корреляцию отсрочки деторождения с региональными уровнями безработицы. Аналогичные результаты наблюдений в отношении Швеции получили Андерссон и Лиу⁴⁷.

Данные результаты позволяют предположить, что по мере роста уровня образования молодых людей в ответ на требования свободного рынка труда рождение первого ребенка будет откладываться на еще более продолжительный срок. При слишком длительной отсрочке возрастают шансы того, что первый ребенок так никогда и не родится. Это наиболее вероятно в тех случаях, когда молодые люди плохо представляют себе, что означает снижение плодовитости женщины (т.е. биологической способности к воспроизводству) по мере того, как ее возраст приближается к 40 годам. Битс и Даурлейн⁴⁸ документально подтвердили данные, указывающие на относительно слабые представления молодых людей в Нидерландах в отношении этого вопроса, и предложили, чтобы информация о снижении плодовитости была включена в школьные программы наряду с информацией, касающейся планирования семьи.

В то время как в будущем развитые страны, по-видимому, будут в большей степени разниться по уровням бездетности, полученные данные указывают на то, что основная разница между странами с умеренно низкой рождаемостью и странами с очень низкой рождаемостью состоит в количестве вторых, третьих и большего числа детей, которые рождаются у женщин, родивших первого ребенка в более позднем возрасте⁴⁹. Недавние исследования, проведенные в Европе, были сосредоточены на изучении этих основных детерминирующих факторов, а также того, как скоро происходит рождение второго ребенка относительно первого и третьего ребенка относительно второго. Полученные данные позволяют предположить, что более высокий уровень образования у женщины не приводит к тому, что время рождения детей, старших по порядку рождения, откладывается на больший срок. На самом деле, достаточно часто встречается как раз обратное явление. Например, Хэнк и Крейенфельд⁵⁰ обнаружили положительную корреляцию между уровнем образования западногерманской женщины и тем, как скоро она решается завести второго ребенка. Кравдал⁵¹ утверждает, что следует обратить внимание на комбинированное воздействие того, как скоро происходит появление на свет следующих по порядку рождения детей с учетом селективности в отношении рождений детей низших порядков рождения. Он утверждает, что в Норвегии среди образованных женщин более высок уровень бездетности и что они в более позднем возрасте заводят первого ребенка, и данные факторы оказывают влияние на снижение уровня рождаемости в целом, при том что различия в темпе перехода к рождению следующего ребенка очень незначительны с точки зрения уровня образования, когда речь идет о рождении детей, более старших по порядку рождения. То, что образованные женщины заводят первого ребенка в более позднем возрасте, означает, что исследование вероятности рождения следующих по порядку детей в более позднем возрасте - в некотором смысле проблема надуманная.

Сравнивая Францию и Италию, Giraldo, Mazzuco и Michielin⁵² пришли к заключению, что более высокая рождаемость во Франции была связана с институциональными факторами, которые облегчали французским женщинам возможность совмещать работу и воспитание детей. Аналогично Дель Бока⁵³ в своем исследовании тенденций рождаемости в Италии отмечает, что доступность служб и учреждений дошкольного воспитания, а также возможность работать неполный рабочий день увеличивают вероятность того, что женщина будет и работать, и растить ребенка.

Культурные различия

Если аналогичные перемены характерны для всех развитых стран, то почему в каких-то из них рождаемость очень низкая, а в других умеренно низкая? Есть определенные доказательства, что коэффициенты рождаемости в развитых странах преимущественно коррелированы с уровнем поддержки, оказываемой семьям властями и работодателями. В Таблице 1 развитые страны с высоким уровнем дохода поделены на две группы: страны с суммарным коэффициентом рождаемости выше и ниже 1,5 ребенка, рожденных одной женщиной. Между этими странами существуют культурные различия. К странам с коэффициентом рождаемости, равным или превышающим 1,5 (Группа 1), относятся все страны Северной Европы, все англоязычные страны, а также все франко- и голландскоязычные страны Западной Европы. К странам с уровнем рождаемости ниже 1,5 (Группа 2) относятся все развитые восточно-азиатские, все южно-европейские страны и все германоговорящие западноевропейские страны.

Таблица 1. Суммарный коэффициент рождаемости (СКР) в 2003 году: две группы стран

Источник: Составлено автором на основании различных официальных статистических источников, включая «Евростат» и информацию государственных статистических служб.

В широком смысле страны, входящие в Группу 2, объединяет традиция, согласно которой семья и государство являются отдельными субъектами, и предполагается, что семья сама осуществляет поддержку своих членов без вмешательства со стороны государства. В связи с этим данные государства не спешили принимать меры, направленные на оказание помощи семье. За некоторыми исключениями, для Группы 1 характерна обратная ситуация. В целом их отличает наличие институциональных механизмов, направленных на поддержание семьи, которые эти страны реализуют в течение последних 20 лет, а также относительно высокий уровень гендерного равенства в семьях. В странах Группы 2 ответственность за заботу о семье и ведение домашнего хозяйства (за исключением получения доходов) лежит почти исключительно на женщинах, т.е. в этих странах сохранилась неизменной та модель семьи, при которой в роли кормильца выступает мужчина. Так как предполагается, что при этом женщина сама будет осуществлять всю работу по дому и заботу о семье, то сфера услуг и государственный сектор в странах Группы 2 не так развиты, как в странах Группы 1⁵⁴. В странах Группы 1 в этих секторах чаще принимают на работу женщин и создают для них благоприятные для семейной жизни условия работы. Поэтому не удивительно, что как уровень рождаемости, так и доля работающих женщин в странах Группы 2 ниже. Как ни парадоксально, но страны Группы 2 считают, что у них развита глубоко традиционная система «семейных ценностей». Подобное представление о себе затрудняет процесс политических перемен, связанных с отходом от традиционной организации семьи. Помимо всего прочего, глубокие исторические корни, лежащие в основе культурных различий между странами Группы 1 и Группы 2, также указывают на то, что изменение подобной ситуации, вероятно, не будет легким. Терборн (Therborn 1993) теоретически допускает, что в западных странах существует тесная связь между развитием прав ребенка и формами правового патриархата, которые применялись в начале ХХ века и которые в той или иной степени сохраняются по сей день. Применяемая Терборном классификация стран, основанная на времени перехода страны к обеспечению прав ребенка и отхода от патриархата, очень похожа на распределение стран по группам с учетом коэффициентов рождаемости в настоящее время.

Терборн в своей классификации Восточную Азию не рассматривал, но в том, что касается прав ребенка, этот регион отстает еще больше. Такое культурное разделение указывает на то, что различия между странами с очень низким уровнем рождаемости и странами с умеренно низкими уровнями рождаемости, скорее, являются результатом воздействия институциональных факторов, а не факторов, имеющих место вследствие поведения отдельных людей. Таким образом, было бы логично, чтобы именно государство, которое отвечает за функционирование общественных институтов страны, было инструментом осуществления эффективных преобразований.

Помимо того, что в странах Группы 1 действует более развитая политика в области поддержки семьи, они являются также и более «продвинутыми» с точки зрения уровня социального либерализма. В странах Группы 1 выше уровень разводов и больше случаев совместного проживания и рождения детей вне брака. Означает ли это, что страны Группы 2 должны содействовать развитию социального либерализма, если хотят добиться более высоких показателей рождаемости? Или, что более важно, действительно ли более развитая политика в области поддержки семьи появится скорее в странах с большей степенью социальной свободы? Я считаю, что проблемы, возникающие в странах Группы 2 в связи с низкими уровнями рождаемости, выражены настолько ярко, что эти страны просто не могут себе позволить ждать, пока появятся ответы на все эти вопросы. Трудно себе представить, чтобы государства Группы 2 стали поощрять более высокие уровни разводимости, совместного проживания и рождения детей вне брака в качестве средства увеличения рождаемости. С гораздо более высокой вероятностью можно предположить, что они будут способствовать разработке и реализации политики, направленной на поддержку семьи - что многие из них уже начинают делать.

Влияние государственной политики на уровень рождаемости в стране

За последние 40 лет уровень рождаемости упал почти во всех развивающихся странах. То, что в большинстве случаев большую роль в этом удивительном феномене сыграла государственная политика, сейчас является общепризнанным фактом. Эта тема постоянно муссируется в книге Global Fertility Transition⁵⁵ и в обзоре, опубликованном Колдвеллом⁵⁶, ей также уделяется особое место. Однако осознание этого факта пришло с большим опозданием. В первые десятилетия реализации поддерживаемых государством программ в области планирования семьи отношение многих демографов к тому, что власти могут как-то повлиять на уровень рождаемости, с учетом традиционно высокой поддержки многодетности, было весьма скептическим. Ходжсон описал эту ситуацию как разделение демографов на два лагеря - «девелопменталистов» и «планировщиков семьи» и проницательно охарактеризовал ее как «выражение противоречий, сопутствующих проведению исследований в области эффективности государственной политики в рамках конкретной научной дисциплины»⁵⁷.

Поэтому не удивительно, что сегодня многие представители одной и той же профессии подвергают сомнению эффективность государственной политики, нацеленной на увеличение или поддержание уровней рождаемости в развитых странах. Их аргументы аналогичны тем, которые использовались, чтобы опровергнуть эффективность политики, направленной на снижение рождаемости: традиционные культурные ценности поддаются изменению с большим трудом, а неопровержимых эмпирических доказательств нет. В развивающихся странах реализация правительственных программ в области планирования семьи продолжалась на том основании, что принятие срочных мер откладывать было нельзя. И хотя доказательства эффективности этих программ были неполными, их оказалось достаточно, чтобы оправдать инвестирование дефицитных ресурсов, выделяемых на развитие страны, в политику планирования семьи. Ставка - пусть так! - оказалась выигрышной, и теперь ожидается, что к 2050 году население планеты составит около 9 миллиардов человек - по сравнению с теми 16 миллиардами, которые прогнозировались в середине 1960-х годов. Задним числом можно сделать вывод, что решение ряда стран продолжить активную реализацию программ в области планирования семьи даже тогда, когда доказательства их эффективности были неполными, оказалось правильным. На самом деле подобная ситуация с реализацией той или иной социальной политики отнюдь не редкость. Ведь социальная политика зачастую осуществляется на основании гипотез, которые еще только предстоит доказать. Собственно говоря, реализация часто является единственным способом проверить, является ли та или иная политика эффективной, но даже и после этого могут потребоваться многие годы, чтобы появилось убедительное доказательство ее правильности.

Как писал Ходжсон⁵⁸, «давать советы относительно того, как лучше проводить социальные преобразования без насилия над «фактами» в том виде, в котором они известны, - задача трудная и утомительная». Тем не менее, нежелание демографов давать какие-либо рекомендации в отношении мер по удержанию рождаемости на умеренно низком уровне или ее повышению с очень низких до умеренно низких уровней, представляется научной консервативностью: ведь, как правило, доказательства эффективности таких политик оказываются положительными. Так, ряд демографов проанализировали эффективность принятой в Венгрии в 1965 году политики, направленной на повышение рождаемости. Ученые пришли к выводу, что проведенные меры действительно остановили падение рождаемости в Венгрии, которое наблюдалось в то время⁵⁹. Бюттнер и Лутц⁶⁰ пришли к заключению, что комплекс принятых в Восточной Германии в 1976 году политических мер, непосредственно направленных на повышение рождаемости, привел к повышению рождаемости в этой стране в период с 1977 по 1987 год на 15-20 процентов.

Если говорить в более широком смысле, то, как пишут Готье и Хатциус⁶¹, «результаты исследования, полученные на основании эконометрической модели, примененной к данным по 22 развитым странам за период с 1970 по 1990 год, позволяют предположить, что денежные выплаты, осуществляемые в форме пособий на детей, безусловно оказали положительное влияние на уровень рождаемости». Они отмечают также «дополни­тельный эффект... от реализации более широкого пакета денежных и материальных пособий семьям» (там же). Однако, несмотря на эти выводы, данное исследование часто цитируется как доказательство неэффективности подобной политики. Объясняется это тем, что, согласно результатам исследования, эффект от реализации политики представляется авторам незначительным. По подсчетам Готье и Хатциуса, в результате увеличения суммы выплат на детей на повышение рождаемости на 0,07 ребенка приходится 25-процентный рост затрат государства. Дополнительный эффект от реализации более широкого комплекса мер подсчитан ими не был, но похоже, что комплексная семейная политика, основанная на 25-процентном повышении правительственных затрат, могла бы привести к росту рождаемости, соответствующему 0,1 ребенка. И это совсем не мало, поскольку в большинстве стран с очень низкой рождаемостью повышение суммарного коэффициента рождаемости на 0,4 привело бы к увеличению СКР более чем до 1,5. Я хочу подчеркнуть, что от реализации данной политики требуется получение именно небольших результатов. Перед нами не стоит задача добиться очередного бэби-бума или довести рождаемость до уровня простого воспроизводства населения. В своем более недавнем (2005) анализе влияния реализации семейной политики на уровень рождаемости Готье отмечает, что при отсутствии контрфактивных данных определить конкретное влияние любых изменений в политике на уровень рождаемости всегда сложно: а что бы было, если бы политика не изменилась? Кроме того, трудно собрать достаточное количество информации относительно изменений в политике разных стран, и еще более проблематичным представляется перевод полученных результатов в количественные показатели, которые были бы сравнимы между собой. Тем не менее, Готье еще раз подчеркивает, что выплата денежных пособий на детей положительно влияет на уровень рождаемости и что «на основании опубликованных данных можно предположить, что меры, на­правленные на поддержку работающих родителей, иногда положительно сказываются на росте рождаемости»⁶², хотя в данном случае картина представляется неоднозначной.

Как указал Каслз⁶³, еще одной методологической проблемой оценки влияния политики, направленной на повышение рождаемости, является вопрос причинной упорядоченности. Он утверждает, что политику, направленную на повышение рождаемости, государство, скорее всего, будет проводить в то время, когда уровень рождаемости низок. Соответственно, в первые годы реализации такой политики значительная часть мер может быть связана с низким уровнем рождаемости. Если при рассмотрении эффективности политики не учитывать время ее реализации, то может возникнуть ассоциация между низкой рождаемостью и политикой, которая в долгосрочном плане приводит к ее росту. Исследование, проведенное Готье и Хатциусом, основано на данных, полученных в 1970-90-х годах. Вполне вероятно, что это и были те самые «первые годы» реализации политики, если использовать терминологию Каслза. Более позднее эконометрическое исследование, проведенное по нескольким странам, которое базируется на данных 1990-х годов⁶⁴ (см. ниже), свидетельствует о более сильном влиянии финан­совых выплат на уровень рождаемости, чем отмечено у Готье и Хатциуса.

В последние годы появляется все больше исследований эффективности мер государственной политики. По мере того, как реализация политики становится все более комплексной и всеобъемлющей, доказательства позитивности ее результатов становятся надежнее, чем можно было бы предположить на основании утверждения о причинном упорядочении. Каслз (2003) обнаружил, что политика, благоприятствующая развитию семьи, практически объясняет положительную связь между уровнем рождаемости и долей участия женщин в качестве рабочей силы в 21 стране - члене ОЭСР. Он отмечает «чрезвычайно сильную положительную взаимосвязь между рождаемостью и должной организацией услуг по уходу за ребенком», и меньшую коррелированность между рождаемостью и мерами, направленными на создание на работе условий, благоприятных для семьи, - например, предоставление гибкого рабочего графика⁶⁵. Результаты комплексного исследования, проведенного Rand Corporation⁶⁶ , показали, что «государственная политика может оказывать влияние на уровень рождаемости». В данном отчете указывается, что сворачивание политики поддержки семей в Польше, Восточной Германии и Испании способствовало падению рождаемости в этих странах. В отношении Франции же там говорится следующее: «Реализация семейной политики была одним из приоритетных политических целей страны с момента [принятия Семейного кодекса в 1939 году], что привело к относительно высоким показателям рождаемости»⁶⁷.

В комплексном обзоре исследований эффективности семейной политики Слибос⁶⁸ приходит к следующему выводу:

Результаты большинства исследований позволяют предположить слабую позитивную связь репродуктивного поведения населения и разнообразия денежных пособий и мер в области налоговой политики. Последствия реализации политики, благоприятствующей развитию семьи, представляются более противоречивыми: в некоторых исследованиях указано значительное позитивное влияние на рождаемость высокой доступности услуг и учреждений по уходу за ребенком, но более слабое или неоднозначное влияние предоставления матери или отцу отпуска по уходу за ребенком. Необходима последовательная реализация комплекса хорошо проработанных и связанных между собой мер (стр. 5).

В полном соответствии с моим разделением стран на Группу 1 и Группу 2, Нейер⁶⁹, на основании результатов исследования реализации семейной политики в различных странах, пришел к следующему заключению: «Похоже, что страны, которые считают свою семейную политику частью политики в области рынка труда, политики социального обеспечения и гендерной политики, добиваются больших успехов в поддержании уровней рождаемости выше крайне низких отметок».

Адкинс⁷⁰ в своем многоуровневом анализе 18 европейских стран также обнаружил, что разницу в уровне рождаемости между странами можно объяснить, в том числе, и институциональными различиями на государственном уровне (политика). Он отметил «весьма существенное, важное позитивное влияние [на рождаемость] среднего размера государственного пособия на ребенка, помимо контроля прочих взаимосвязанных факторов»⁷¹. В частности, он подсчитал, что на каждые 10% повышения размера пособия на ребенка как доли семейного дохода приходится 25% повышения фертильности женщины. Однако он обнаружил также, что осуществление выплаты пособий на ребенка при условии, что мать не будет работать, является неправильным подходом, так как это служит обратным стимулом для женщины в том случае, если она после рождения ребенка хочет вернуться на работу. С этим соглашаются Лярок и Саланье⁷²: «Полученные нами результаты позволяют предположить, что во Франции финансовые стимулы играют осязаемую роль в принятии решений, связанных с рождением ребенка».

То, что прямое финансовое поощрение может быть эффективным способом повышения рождаемости, подтверждается и результатами других исследований⁷³.

Прямые финансовые субсидии помогают покрыть расходы семьи на рождение и воспитание детей, в то время как меры, которые позволяют женщинам совмещать материнство с работой, сокращают издержки, которые могут быть связаны с упущенными возможностями⁷⁴. Потери, связанные с упущенными возможностями, тем выше, чем выше заработок женщины. При этом прямые затраты на детей менее чувствительны к повышению доходов, за исключением случаев, когда более обеспеченные родители существенно повышают их по собственному желанию. Это означает, что, чем выше уровень доходов, тем больше вероятность, что женщина предпочтет совмещать работу и заботу о ребенке, вместо того чтобы просто сидеть дома, получая прямые субсидии на детей. Таким образом, необходимо осуществить полный комплекс мер по стимулированию рождаемости (финансовая поддержка, услуги, соответствующие договоренности на работе) - ведь все они в той или иной степени выгодны для женщин, в зависимости от их потенциального заработка и предпочтений в области трудоустройства. Кроме того, эти меры следует организовать в насколько возможно единую, универсальную систему; это нужно для того, чтобы у родителей не возникало каких-либо препятствий, т.е. чтобы указанные льготы у них безусловно сохранялись вне зависимости от изменений их участия в рабочей силе или уровня дохода.

Результаты ряда исследований, проведенных в Норвегии, свидетельствуют о важности доступности услуг по уходу за ребенком и детских дошкольных учреждений с точки зрения повышения уровня рождаемости. Так, Кравдал⁷⁵ обнаружил, что если количество детей, посещающих детские дошкольные заведения, увеличивается на 20%, то плодовитость когорты возрастает на 0,05 ребенка.

На основании данных Норвежской Регистрационной Системы и Муниципальной базы данных Риндфусс (Rindfuss) и его коллеги⁷⁶ выявили, что женщины, живущие в городах с наиболее развитым доступом к службам и учреждениям по уходу за ребенком, чаще заводят детей в более раннем возрасте.

Большинство исследователей склоняются к тому, что женщины тем скорее переходят от рождения первого к рождению второго ребенка и от рождения второго к рождению третьего ребенка, чем более развит для них доступ к средствам, которые позволяют им совмещать работу и семейную жизнь. Baizan, Michielin и Billari⁷⁷ считают, что в Испании из-за отсутствия служб по уходу за детьми рождение ребенка влечет высокие затраты, связанные с упущенными возможностями. Ронсен⁷⁸ отмечает, что в результате проведения более активных мер, направленных на предоставление женщине возможности совмещать работу с воспитанием детей, сократилась разница в уровнях рождаемости у женщин с разными уровнями образования. Хоэм, Прскавец и Нейер⁷⁹ обнаружили, что в Швеции наблюдаются более высокие темпы перехода от рождения первого к рождению второго ребенка, чем в Австрии, однако находят мало различий между этими странами как в уровне образования женщин, так и в степени их личной независимости. В соответствии с теорией гендерного равенства⁸⁰, они делают вывод о том, что подобное различие между двумя странами объясняется государственной политикой этих стран в области семьи и занятости. Затраты, связанные с упущенными возможностями в связи с рождением третьего ребенка, в Австрии были выше из-за отсутствия доступа к ресурсам, которые позволяют женщине совмещать работу с воспитанием третьего ребенка. К таким ресурсам относятся возможность работать неполный рабочий день, доступ к приемлемым по цене детским дошкольным учреждениям и услугам по уходу за ребенком, возможность получения долгосрочного отпуска по уходу за ребенком, а также уровень пособий по уходу за ребенком. К аналогичным выводам, опираясь на данные исследования, посвященного переходу от рождения первого к рождению второго ребенка в Швеции и Венгрии, приходит и Олах⁸¹. Риндфусс, Морган и Оффутт⁸² утверждают, что в Соединенных Штатах рождаемость остается на относительно высоком уровне в связи с тем, что детские учреждения стали более доступными как в плане их наличия, так и с финансовой точки зрения. Они отмечают, что «желание, необходимость и возможность платить за услуги по уходу за ребенком в детских учреждениях, наиболее высоки у женщин - выпускниц колледжей». Это означает, что удалось смягчить тот отрицательный эффект, который оказывает повышение уровня образования женщин на рождение детей более старших порядков. Tsuya, Bumpass и Choe⁸³ полагают, что низкие темпы рождаемости, характерные для Японии и Южной Кореи, объясняются отсутствием поддержки работающих женщин - как дома, так и за его пределами.

Как и в случае со снижением рождаемости в развивающихся странах, примеры провалов политики в области рождаемости могут быть надуманными. Так, в ряде стран политика, направленная на повышение рождаемости, была признана неэффективной потому, что во Франции - стране, наиболее рьяно поддерживающей рост рождаемости, - впервые два десятилетия после принятия Семейного кодекса в 1939 году, уровень рождаемости оставался ниже, чем во многих других развитых странах. Теперь же, будучи страной с одним из самых высоких уровней рождаемости в Европе и осуществив мягкий переход к умеренно низкой рождаемости, Франция больше не упоминается в качестве провала политики по стимулированию рождаемости. Даже наоборот: Франция используется как один из важнейших примеров эффективности вмешательства государства. Например, Грант и др.⁸⁴ приходят к выводу, что успех Франции в поддержании своего уровня рождаемости объясняется «ее способностью создать условия, благоприятствующие рождению детей. Такие условия создаются путем проведения комплексных мер, направленных на достижение этой цели»⁸⁵.

Еще двумя странами, которые часто упоминаются в качестве примеров неудачной реализации политики в этой сфере, являются Япония и Сингапур. В обеих этих странах рождаемость продолжает падать, несмотря на попытки правительства повернуть эту тенденцию вспять. По моим оценкам, провал попытки реализации семейной политики в Японии и Сингапуре связан с тем, что она была нацелена на работу с определенными типами женщин (индивидуальный подход), а не на проведение широкомасштабной реформы общественных институтов. В обеих странах принимаемые меры были направлены на поддержку одиноких женщин, в особенности одиноких женщин с высоким уровнем образования. Кроме того - по крайней мере, в Сингапуре, - материальное стимулирование главным образом было ориентировано на женщин с высокими доходами. В обеих странах власти так и не сумели договориться с работодателями относительно создания таких условий работы, которые бы в большей степени учитывали нужды родителей, и особенно матерей. Ожидаемая от работников продолжительность их рабочего дня по-прежнему сильно расходится с возможностью нести семейные обязанности. Например, в Сингапуре женщины моложе 30 лет в среднем работают по 52 часа в неделю.

Основным возражением против государственной политики, направленной на стимулирование рождаемости, являются финансовые соображения, связанные с тем, что другие области, требующие немедленного решения проблем, не позволяют увеличить объем средств, выделяемых на поддержку семьи. Но это уже вопрос относительности приоритетов. Когда проблема низкой рождаемости только-только возникла на повестке дня, власти не придавали политике стимулирования рождаемости особой важности, но через какое-то время необходимость принятия безотлагательных государственных мер стала очевидной. Многие государства Группы 2 сейчас проводят активную политику по содействию росту темпов рождаемости в стране. Им пришлось принять эти меры и потому, что рождаемость оставалась низкой, и потому, что негативные последствия устойчиво низкой рождаемости стали сейчас еще более очевидными.

Заключение

Как я уже говорил, в настоящее время низкая рождаемость в развитых странах является непреднамеренным результатом воздействия двух основных волн социальных и экономических перемен: социального либерализма и нового капитализма. Обе эти волны повысили индивидуальные установки населения, связанные с качеством личного и экономического благополучия. Независимо от различий культурных и социальных условий, обе волны значительно снизили возможность супружеских пар по созданию и содержанию семьи. Стремление людей к близким отношениям и индивидуации путем создания семейных отношений остается сильным; однако в условиях новых социально-экономических реалий многие не реализуют своих желаний и установок, связанных с созданием семьи. Оказывая поддержку таким людям или содействуя укреплению социального либерализма и нового капитализма, что зачастую осуществлялось путем внесения соответствующих изменений в законодательство, государство сыграло одну из ключевых ролей в увеличении тех рисков, которые сейчас связываются с созданием семьи. В этой связи я считаю, что именно государство должно взять на себя и главную роль в восстановлении социального баланса в стране.

Основополагающим моментом в государственной политике должны быть соответствующие институциональные изменения, призванные восстановить уверенность молодых людей в том, что они смогут создать семью при приемлемых для себя уровне экономических потерь и последствиях для своих личных желаний и устремлений. Правительства должны пойти на эти меры, сделав их третьей волной социальных перемен, так как именно они способствовали двум главным социально-экономическим переменам, которые привели к снижению количества создаваемых семей. Формирование индивидуальных установок неразрывно связано с состоянием социальных и экономических институтов общества. И то, какими будут эти институты, зависит от политического выбора.

Здесь могут быть определенные исключения, но существуют убедительные доказательства того, что реализация семейной политики в странах Группы 1 оказалась успешной и привела к поддержанию уровней рождаемости на умеренном уровне, т.е. как минимум на отметке 1,5. Но более важный вопрос состоит в том, можно ли путем реализации семейной политики увеличить рождаемость в странах Группы 2, в которых, как я уже говорил, традиционная система семейных ценностей затрудняет осуществление мер, направленных на повышение рождаемости. При этом в этих странах растет понимание необходимости принятия подобных мер, и я уже описал, почему вмешательство государства в данной вопрос является оправданным с моральной, экономической и политической точек зрения. По крайней мере четыре из этих стран, а именно, Австрия, Южная Корея, Сингапур и Япония, уже приняли программы действий, направленные на преодоление процесса падения рождаемости. Хотя на настоящий момент в странах Восточной Азии осуществление семейной политики пока еще не принесло существенных результатов, в результате реформы государственной политики в Австрии уровень рождаемости в этой стране вырос с 1,36 в 2002 году до 1,44 в 2004-м. Каким бы незначительным этот прогресс ни был, но он идет в правильном направлении. Я считаю, что со временем странам Группы 2 также удастся повысить рождаемость путем реализации соответствующей государственной политики: во-первых, потому, что они придут к пониманию необходимости этого шага, а во-вторых, потому, что их культурные институты уже начали делать шаги в направлении вмешательства в дела семьи. Подтверждением этого является резкий скачок показателей разводимости, происшедший в результате либерализации законов. Вопрос заключается не столько в том, увеличится ли рождаемость в странах Группы 2, а в том, как быстро это произойдет.

Проблема низкой рождаемости решается не путем риторических призывов правых обратить вспять социальную либерализацию, и не в давно известных планах левых дать обратный ход дерегулированию экономики. Обе волны изменений обеспечили достижение многих целей, ради которых осуществлялись. Большинство людей предпочитают жить в обществе, которое предлагает им социальные свободы и возможность личного выбора. Многих привлекают такие условия, когда предприимчивость и прилагаемые усилия вознаграждаются. Однако большинство людей стремится к созданию длительных близких отношений и семьи. Следовательно, решение проблемы низкой рождаемости состоит в том, что необходимо обеспечить третью волну социальных перемен, волну компенсирующую, волну, при которой государство и другие общественные институты придадут поддержке семьи, и особенно рождению и воспитанию детей, новый приоритетный статус. Необходимо создать новые концепции семьи, в которых признавались бы общественная и личная значимость семейной жизни, а также тот факт, что семейная жизнь должна развиваться в условиях социальной либерализации и нового капитализма, которые являются неотъемлемыми чертами экономики и общества XXI века.

¹ Оригинальная версия статьи опубликована в POPULATION AND DEVELOPMENT REVIEW, 32(3): 485-510 (сентябрь 2006).
² Профессор демографии Австралийского национального университета. Недавно был избран Вице-президентом (на период 2006-2009 гг.) и Президентом (на период 2010-2013 гг.) Международного Союза по изучению народонаселения (International Union for the Scientific Study of Population) - международной ассоциации профессиональных демографов.
Помимо работы в Австралии, профессор Макдональд часто консультирует правительства разных стран, в особенности в Европе и Восточной Азии, по вопросам прогнозов в области народонаселения (причины, следствия и методики). Является ведущим экспертом по политике в области народонаселения, в том числе по вопросам предложения труда, в странах с крайне низким уровнем рождаемости. Его деятельность изменила саму природу дискуссий в области народонаселения в Австралии, так как ранее эти дискуссии носили в основном риторический характер, а он вынес на повестку дня демографические реалии. Обладает большим авторитетом в области трудовой и семейной политики, а также политики, касающейся будущего предложения труда. Его теоретические исследования причин крайне низких уровней рождаемости широко цитируются в различных научных статьях и на международных конференциях и признаны правительствами многих стран мира, где государствам приходится решать проблемы, связанные с низкой рождаемостью.
³ United Nations. 2004. World Population Policies 2003, Population Division, ST/ESA/SER. A/230. New York: United Nations.
⁴ United Nations. 2000. Replacement Migration: Is It a Solution to Declining and Ageing Populations? ESA/P/W P.160. New York: United Nations.
⁵ van Peer, С 2002. "Desired and achieved fertility," in E. Klijzing and M. Corijn (eds.), Dynamics of Fertility and Partnership in Europe: Insights and Lessons from Comparative Research. Volume II. New York and Geneva: United Nations, pp. 117-142; d'Addio, A. and M. d'Ercole. 2005. "Trends and determinants of fertility rates in OECD countries: The role of policies," OECD Social, Employment, and Migration Working Papers No. 27. Paris: OECD.
⁶ Goldstein, J., W. Lutz, and M. Testa. 2003. "The emergence of sub-replacement family size ideals in Europe," Population Research and Policy Review 22(5-6): 479-496.
⁷ McDonald, P. and R. Kippen. 2001. "Labor supply prospects in 16 developed countries, 2000-2050," Population and Development Review 27(1): 1 -32.
⁸ Larsson, A. 2003. Director General for Employment and Social Affairs, European Commission, www.jrc.es/projects/enlargement/FuturesEnlargement/ Bled-01-11/Presentations/ larsson.pdf
⁹ Skirbekk, V. 2003. "Age and productivity: A literature survey," MPIDR Working Paper WP 2003-028, Max Planck Institute for Demographic Research, August.
¹⁰ d'Addio, A. and M. d'Ercole. 2005. "Trends and determinants of fertility rates in OECD countries: The role of policies," OECD Social, Employment, and Migration Working Papers No. 27. Paris: OECD. Р.47
¹¹ Population and Development Review. 2006. "Documents: Vladimir Putin on raising Russia's birth rate," Population and Development Review 32(2): 385-393.
¹² Lee, S-S. 2005. "Lowest fertility and policy directions in Korea," International Workshop on Low Fertility and Population Policies, Seoul: Korea Institute for Health and Social Affairs.
¹³ Glass, D. 1940. Population Policies and Movements in Europe. Oxford: Clarendon Press.
¹⁴ Lutz, W., B. O'Neill, and S. Scherbov. 2003. "Europe's population at a turning point," Science 299(28): 1991-1992.
¹⁵ Inglehart, R. 1977. The Silent Revolution: Changing Values and Political Styles Among Western Publics. Princeton: Princeton University Press.
¹⁶ Lesthaeghe, R. and D. van de Kaa. 1986. "Twee demografische transities?" in D. van de Kaa and R. Lesthaeghe (eds.), Bevolking: Groei en Krimp. Deventer: Van Loghum Slaterus; van de Kaa, D. 1987. "Europe's second demographic transition," Population Bulletin 42(1).
¹⁷ Beck U., A. Giddens, and S. Lash. 1994. Reflexive Modernization: Politics, Tradition and Aesthetics in the Modern Social Order. Cambridge: Polity Press.
¹⁸ Beck, U. 1992. Risk Society. London: Sage.
¹⁹ McDonald, P. 1988. "Families in the future: The pursuit of personal autonomy," Family Matters 22: 40-47.
²⁰ McDonald, P. 2003. "Transformations in the Australian family," in S-E. Khoo and P. McDonald (eds.), The Transformation of Australia's Population, 1970-2030. Sydney: University of New South Wales Press, pp. 77-103.
²¹ OECD. 2002. Babies and Bosses: Reconciling Work and Family Life: Australia, Denmark and the Netherlands, Volume 1. Paris: OECD; Macunovich, D. 1996. "Relative income and price of time: Exploring their effects on US fertility and female labor force participation," in J. Casterline, R. Lee, and K. Foote (eds.), Fertility in the United States: New Patterns, New Theories. Supplement to Vol. 22, Population and Development Review. New York: Population Council, pp. 223-257.
²² McDonald, P. 2000a. "Gender equity, social institutions and the future of fertility," Journal of Population Research 17(1): 1-16; McDonald, P. 2000b. "Gender equity in theories of fertility transition," Population and Development Review 26(3): 427-439.
²³ Giddens, A. 1992. The Transformation of Intimacy: Sexuality, Love and Eroticism in Modern Societies. Stanford, CA: Stanford University Press.
²⁴ Popenoe, D. 1987. "Beyond the nuclear family—A statistical portrait of the changing family in Sweden," Journal of Marriage and the Family 49: 173-183.
²⁵ McDonald, P. 1988. "Families in the future: The pursuit of personal autonomy," Family Matters 22: р. 44.
²⁶ Beck, U. 1992. Risk Society. London: Sage. Р. 19
²⁷ Sennett, R. 1998. The Corrosion of Character: The Personal Consequences of Work in the New Capitalism. New York: W. W. Norton. Глава 8
²⁸ McDonald, P. 2000a. "Gender equity, social institutions and the future of fertility," Journal of Population Research 17(1): 1-16; McDonald, P. 2000b. "Gender equity in theories of fertility transition," Population and Development Review 26(3): 427-439.
²⁹ Hewlett, S. 2002. Baby Hunger: The New Battle for Motherhood. London: Atlantic Books; Crittenden, A. 2002. The Price of Motherhood. New York: Metropolitan Books; Haussegger, V. 2005. Wonder Woman: The Myth of Having It All. Sydney: Allen and Unwin; Macken, D. 2005. Oh No, We Forgot to Have the Children! Sydney: Allen and Unwin.
³⁰ Kravdal, О. 1994. "The importance of economic activity, economic potential and economic resources for the timing of the first birth in Norway," Population Studies 48(2): 249-267; de Wit, M. and Z. Ravanera. 1998. "The changing impact of women's educational attainment and employment on the timing of births in Canada," Canadian Studies in Population 25(1): 45-67.
³¹ Kravdal, О. 1994. "The importance of economic activity, economic potential and economic resources for the timing of the first birth in Norway," Population Studies 48(2): 249-267; de Wit, M. and Z. Ravanera. 1998. "The changing impact of women's educational attainment and employment on the timing of births in Canada," Canadian Studies in Population 25(1): 45-67.
³² van Peer, С 2002. "Desired and achieved fertility," in E. Klijzing and M. Corijn (eds.), Dynamics of Fertility and Partnership in Europe: Insights and Lessons from Comparative Research. Volume II. New York and Geneva: United Nations, pp. 117-142; d'Addio, A. and M. d'Ercole. 2005. "Trends and determinants of fertility rates in OECD countries: The role of policies," OECD Social, Employment, and Migration Working Papers No. 27. Paris: OECD.
³³ McDonald, P. 1997. "Older people and their families: Issues for policy," in A. Borowski, S. Encel, and E. Ozanne (eds.), Ageing and Social Policy in Australia. Melbourne: Cambridge University Press.
³⁴ Nolan, J. 2002. "The intensification of everyday life," in B. Burchell, D. Ladipo, and F. Wilkinson (eds.), Job Insecurity and Work Intensification. London: Routledge, pp. 112-136.
³⁵ Austrian Institute for Family Studies. 2003. "New Generali study: Family more important than everything else," Puzzleweise 2/2003.
³⁶ McDonald, P. 2002. "Sustaining fertility through public policy: The range of options," Population 57(3): 417-446.
³⁷ Baizan, P., F. Michielin, and F. Billari. 2002. "Political economy and lifecourse patterns: The heterogeneity of occupational, family and household trajectories of young Spaniards," Demographic Research 6: 189-240.
³⁸ Ahn, N. and P. Mira. 2001. “Job bust, baby bust? Evidence from Spain," Journal of Population Economics 14(3): 505-521.
³⁹ Ahn, N. and P. Mira. 2001. “Job bust, baby bust? Evidence from Spain," Journal of Population Economics 14(3): 505-521. р. 15
⁴⁰ Andersson, G. 2002. "Fertility developments in Norway and Sweden since the early 1960s," Demographic Research 6: 65-86.
⁴¹ de Wit, M. and Z. Ravanera. 1998. "The changing impact of women's educational attainment and employment on the timing of births in Canada," Canadian Studies in Population 25(1): 45-67.
⁴² Liefbroer, A. 1998. "Understanding the motivations behind the postponement of fertility decisions: Evidence from a panel study," paper presented at the Workshop on Lowest Low Fertility, Max Planck Institute for Demographic Research, Rostock, 10-11 December.
⁴³ Happel, S., J. Hill, and S. Low. 1984. "An economic analysis of the timing of childbirth," Population Studies 38(2): 299-311.
⁴⁴ Kravdal, О. 1994. "The importance of economic activity, economic potential and economic resources for the timing of the first birth in Norway," Population Studies 48(2): 249-267.
⁴⁵ Cigno, A. and J. Ermisch. 1989. "A microeconomic analysis of the timing of births," European Economic Review 33: 737-760.
⁴⁶ Beets, G. and E. Dourleijn. 2001. "Low and late fertility is expected to continue: Will new population policy measures interfere?," paper presented at the 24th IUSSP General Population Conference, 18-24 August, Salvador, Bahia, Brazil.
⁴⁷ Andersson, G. and G. Liu. 2001. "Demographic trends in Sweden: Childbearing developments in 1961-2000, marriage and divorce developments in 1971-1999," Demographic Research 5: 65-78.
⁴⁸ Beets, G. and E. Dourleijn. 2001. "Low and late fertility is expected to continue: Will new population policy measures interfere?," paper presented at the 24th IUSSP General Population Conference, 18-24 August, Salvador, Bahia, Brazil.
⁴⁹ Lesthaeghe, R. 2001. "Postponement and recuperation: Recent fertility trends and forecasts in six Western European countries," paper presented at the Conference on International Perspectives on Low Fertility: Trends, Theories, and Policies, International Union for the Scientific Study of Population, Tokyo, 21-23 March.
⁵⁰ Hank, K. and M. Kreyenfeld. 2003. "A multilevel analysis of child care and the transition to motherhood in Western Germany," Journal of Marriage and the Family 65(3): 584-596.
⁵¹ Kravdal, О. 2001. "The high fertility of college educated women in Norway: An artifact of the separate modeling of each parity transition," Demographic Research 5(6): 187-216.
⁵² Giraldo, A., S. Mazzuco, and F. Michielin. 2005. "Compatibility of children and work preferences: Two European cases," Working Paper Series No. 8, Department of Statistical Sciences, University of Padua, Italy.
⁵³ Del Boca, D. 2002. "Low fertility and labor force participation of Italian women: Evidence and interpreta­tions," Labor Market and Social Policy Occasional Papers No. 61, Paris: OECD.
⁵⁴ Bettio, F. and P. Villa. 1998. "A Mediterranean perspective on the breakdown of the relationship between participation and fertility," Cambridge Journal of Economics 22(2): 137-171.
⁵⁵ Bulatao, R. and J. Casterline (eds.). 2001. Global Fertility Transition, Supplement to Vol. 27, Population and Development Review. New York: Population Council.
⁵⁶ Caldwell, J. 2005. "Demographers' involvement in twentieth-century population policy: Continuity or dis­continuity?," Population Research and Policy Review 24: 359-385.
⁵⁷ Hodgson, D. 1983. "Demography as social science and policy science," Population and Development Review 9(1): Р. 1.
⁵⁸ Там же.
⁵⁹ Andorka, R. and G. Vukovich. 1985. "The impact of population policy on fertility in Hungary, 1960-1980," Papers of the International Population Conference, Florence 1985, Volume 3. LiПge: International Union for the Scientific Study of Population, pp. 403-412.
⁶⁰ Buttner, T. and W. Lutz. 1990. "Estimating fertility responses to policy measures in the German Democratic Republic," Population and Development Review 16(3): 539-555.
⁶¹ Gauthier, A. and J. Hazius. 1997. "Family benefits and fertility: An econometric analysis," Population Studies 51(3): Р.  304.
⁶² Gauthier, A. 2005. "Trends in policies for family-friendly societies," in M. Macura, A. MacDonald, and W. Haug (eds.), The New Demographic Regime: Population Challenges and Policy Responses. New York and Geneva: United Nations. Р. 106.
⁶³ Castles. F. 2003. "The world turned upside down: Below replacement fertility, changing preferences and family-friendly public policy in 21 OECD countries," Journal of European Social Policy 13(3): 209-227.
⁶⁴ Adkins, D. 2003. "The role of institutional context in European regional fertility patterns," paper presented at the Annual Meeting of the Population Association of America.
⁶⁵ Castles. F. 2003. "The world turned upside down: Below replacement fertility, changing preferences and family-friendly public policy in 21 OECD countries," Journal of European Social Policy 13(3): Р. 222.
⁶⁶ Grant, J. et al. 2004. Low Fertility and Population Ageing: Causes, Consequences, and Policy Options. Santa Monica: RAND, xv.
⁶⁷ Там же.
⁶⁸ Sleebos, J. 2003. Low Fertility Rates in OECD Countries: Facts and Policy Responses, OECD Social, Employment, and Migration Working Papers, No. 15. Paris: OECD.
⁶⁹ Neyer, G. 2003. "Family policies and low fertility in Western Europe," MPIDR Working Paper, WP 2003-021, July. Rostock: Max Planck Institute for Demographic Research. Р. 32.
⁷⁰ Adkins, D. 2003. "The role of institutional context in European regional fertility patterns," paper presented at the Annual Meeting of the Population Association of America.
⁷¹ Там же, с. 27.
⁷² Laroque, G. and B. Salanie. 2005. "Does fertility respond to financial incentives?," CEPR Discussion Paper Series, No. 5007. London: Centre for Economic Policy Research: abstract.
⁷³ Lutz, W. 1999. "Will Europe be short of children?," Family Observer, European Observatory on Family Matters, European Commission, pp. 8-16; Milligan, K. 2002. "Quebec's baby bonus: Can public policy raise fertility?," Backgrounder. C. D. Howe Institute, January.
⁷⁴ Ermisch, J. 1989. "Purchased childcare, optimal family size and mother's employment," Journal of Population Economics 2: 79-102.
⁷⁵ Kravdal О. 1996. "How the local supply of day-care centers influences fertility in Norway: A parity-specific approach," Population Research and Policy Review 15(3): 201-218.
⁷⁶ Rindfuss, R., D. Guilkey, О. Kravdal, and K. Guzzo. 2004. "Child care availability and fertility in Norway: Pro-natalist effects," paper presented at the Annual Meeting of the Population Association of America.
⁷⁷ Baizan, P., F. Michielin, and F. Billari. 2002. "Political economy and lifecourse patterns: The heterogeneity of occupational, family and household trajectories of young Spaniards," Demographic Research 6: р. 202.
⁷⁸ Rǿnsen, M. 2004. "Fertility and family policy in Norway—A reflection on trends and possible connections," Demographic Research 10(10): 265-286.
⁷⁹ Hoem, J., A. Prskawetz, and G. Neyer. 2001. "Autonomy or conservative adjustment? The effect of public policies and educational attainment on third births in Austria, 1975-96," Population Studies 55(3): 249-261.
⁸⁰ Joshi, H. 1998. "The opportunity costs of childbearing: More than mothers' business," Journal of Population Economics 11: 161-183; McDonald, P. 2000a. "Gender equity, social institutions and the future of fertility," Journal of Population Research 17(1): 1-16.
⁸¹ Olah, L. 2001. Gendering Family Dynamics: The Case of Sweden and Hungary, Paper 1. Stockholm: Demography Unit, Stockholm University.
⁸² Rindfuss, R., S. Morgan, and K. Offutt. 1996. "Education and the changing age pattern of American fertility: 1963-1989," Demography 33(3): р. 288.
⁸³ Tsuya, N., L. Bumpass, and M. Kim Choe. 2000. "Gender, employment, and housework in Japan, South Korea and the United States," Review of Population and Social Policy 9: 195-220.
⁸⁴ Grant, J. et al. 2004. Low Fertility and Population Ageing: Causes, Consequences, and Policy Options. Santa Monica: RAND.
⁸⁵ Там же, xv