… о ксенофобии и толерантности

Теперь интернациональной культуре надо учить, как учат математике и танцам

Ужас и скорбь перерастают в дебаты
Давным-давно осталась в прошлом блокада, когда смерть выглядывала из каждого окна, разгуливала по каждой улице. Казалось бы, поутихли немного криминальные разборки девяностых годов, ушли в прошлое громкие убийства (Старовойтова, Маневич, Новоселов), но на карте города появляются новые кровавые места. Негромкие, но знаковые.
Когда я иду по Садовой и дохожу до Юсуповского сада, какие ассоциации приходят мне нынче на ум? Может быть, я вспоминаю о князе Юсупове, блестящем вельможе, владельце этого сада и особняка, продавшем имение казне и сделавшем таким образом сад любимым местом гуляний петербуржцев?
Или, может быть, я думаю об отце русского фигурного катания Панине-Коломенкине, который юным студентом наблюдал здесь за первым чемпионатом мира по фигурному катанию, проходившем на льду Юсуповского пруда в 1891 году, а потом, в 1908 году, стал первым русским олимпийским чемпионом?
Нет, сочетание слов "Юсуповский сад" мгновенно аукается другим - "таджикская девочка". Здесь неподалеку ее убили, когда она возвращалась с отцом с прогулки по Юсуповскому саду. И мгновенно парадный Петербург, славные имена и даты вытесняются чем-то страшным, уродливым, совершенно невозможным - толпа подростков, возня, крики, удары, сверкание ножа, кровь на асфальте... Смерть пометила историю черным, теперь это место гуляний - траурное и опасное.
Или то место на Лиговке, где только что открылся громадный книжный супермаркет и где собрано столько "разумного, доброго, вечного", что не только бы хватило на сердечные благодарности русскому народу, но еще осталось бы другим племенам, - его тоже пометили знаком смерти. Прямо у входа средь бела дня здесь убили петербургского студента Тимура Качараву, а спустя еще полгода где-то рядом порезали девятилетнюю девочку-мулатку.
И мужик с томиками Белинского и Гоголя, выходя из книжной лавки, пугливо крестится и оглядывается по сторонам - не блестят ли где на солнце лысые головы скинхедов, не раздается ли топот стальных подковок по мостовой? Впрочем, мужику бояться нечего - у него "славянская внешность". Если его ненароком заденут ножом, то чисто случайно или по производственной необходимости.
И кровь его никому не интересна по составу - это просто человеческая кровь. А вот знаковые убийства мгновенно порождают толки и пересуды вокруг мотивов на почве национальной розни. Что это за почва? Почему ужас и скорбь при виде убийства ребенка тут же перерастают в дебаты, в которых одна сторона в слове "таджикская" находит отягчающие обстоятельства, а другая, наоборот, смягчающие?
...Мне интересно - когда и как национальность убитого ребенка стала иметь решающее значение? Это страшно и дико в любом случае, здесь не должно быть этических вопросов. Это как в известном тесте - кого из тонущих нужно спасать в первую очередь? Того, кто не умеет плавать, - никакие другие критерии не проходят.
Я согласен, что существуют проблемы миграции, ксенофобии, национализма и прочие, основанные на различии рас и национальностей. Но, постоянно апеллируя к ним и рассматривая тяжкий грех убийства под этим углом, мы как бы выводим вину в другую плоскость. Убийство беззащитного ребенка - страшное преступление, которое должно быть судимо по закону независимо от всех привходящих обстоятельств. И больше тут не о чем говорить.
Полвека назад любовь к китайцам и индусам била через край
Но вот о "привходящих обстоятельствах", которые стали "привходить" к нам гораздо чаще, чем раньше, поговорить стоит.
Когда-то Федор Михайлович Достоевский в своей знаменитой речи о Пушкине говорил о всемирной отзывчивости русской души на примере нашего великого поэта. Он совершенно искренно считал это свойство русской души не только существующим, но и главным. Отзывчивость эта предполагает приятие, понимание, любовь. Любая ксенофобия справедливо почиталась душевным уродством среди образованных людей, а среди простолюдинов, похоже, о ней слыхом не слыхивали. Типа был бы человек хороший.
Раскольников мог мысленно оправдывать свое убийство чем угодно - стяжательством старушки, ее маразмом, уродством и никчемностью, но, если бы он, к примеру, предположил, что она "жидовка", - и это тоже есть некое оправдание для его преступления, - он не смог бы стать героем романа. При всем непростом отношении автора к национальной проблеме.
Мне довелось 16-летним юношей побывать на I Всемирном фестивале молодежи и студентов в Москве летом 1957 года - почти полвека назад. И я своими глазами видел, что такое русское гостеприимство и радушие, что такое восторженная, даже несколько более восторженная, чем нужно, любовь к неграм и вьетнамцам, китайцам и индусам, славянским братьям и европейским друзьям. Она захлестывала, била через край, это был восторг всемирного единения, надо сказать, просто ошарашивший гостей Москвы.
Куда это делось? Почему? В этом не было фальши, - впрочем, как и сейчас нет фальши в настороженном, а иногда и неприязненном отношении к бывшим друзьям и братьям.
Любите "Цирк"
Вы говорите, они дали нам повод? Кто-то предал нас, ухватив жирные куски страны и теперь делая вид, что Россия была просто оккупантом, кто-то приезжает к нам и ведет себя здесь по-хозяйски... Но что сделалось с нами? Ведь великая нация велика не только своею численностью, но и своим благородством по отношению к малым народам. И как бы ни чурались наши прежние родственники слов "старший брат", в семье народов Союза этот брат все-таки был, и был старшим, оставаясь братом, а не надсмотрщиком.
Оставленная нами в прошлом великая страна отличалась многими чертами, иногда страшными, иногда суровыми, но иной раз и необходимыми. Теми, что мы выплеснули вместе с большевизмом, цензурой и репрессиями. Например, это была провозглашенная и проводимая на государственном уровне политика "пролетарского интернационализма". При всех издержках ее. Но именно тогда ставились такие фильмы, как "Цирк" или "Свинарка и пастух" - не просто жизнерадостные, веселые комедии, а всем своим строем проповедующие единство народов и рас.
Я не знаю, что испытывают, увидев фильм "Цирк", нынешние поколения, да и видели ли они вообще эти кадры, когда старый еврей Михоэлс баюкает малыша-негра Джима Паттерсона, впоследствии советского поэта, и поет ему по-еврейски колыбельную. Но это то, что воспитало меня и мое поколение.
А потом старика Михоэлса при странных обстоятельствах убил автомобиль, стареющий Джим Паттерсон уехал на родину предков...
Все это я к тому, что интернациональной культуре следует учить, как учат математике, музыке или танцам. А если ее нет, то в наших глазах вечно будут кровавые таджикские девочки.
...В моем романе "Потерянный дом, или Разговоры с милордом" есть очень важный персонаж - русская женщина по имени Любовь, сестра главного героя. На взгляд обывателя - просто чересчур любвеобильная и неразборчивая баба, которая скоропалительно выскакивала замуж по любви за иностранцев, рожала детей и наконец осталась одна с целым выводком полукровок разных рас и народов. Их у нее четверо, она их всех любит и заботится о них, и, что интересно, люди вокруг начали ее понимать, до них дошло, что руководило ею.
Эта женщина для меня и есть суть России.

Александр ЖИТИНСКИЙ. "Невское время", 6 апреля 2006 года