Мусульмане во Франции

Алексей Кудрявцев
(Опубликовано в РЖ "Россия и мусульманский мир", 2002, №11, с. 155-168)

Францию можно назвать одной из наиболее "мусульманских" стран Европы. В стране с населением около 59 миллионов человек проживает, по разным оценкам, от 4 до 5 миллионов мусульман. По численности они составляют сегодня вторую (после католиков) религиозную группу, "опережая" протестантов и иудеев. Примерно две трети мусульманского населения Франции составляют иностранцы - представители 123 стран мира. В основном это выходцы из стран Магриба (Алжира, Марокко и Туниса) и Черной Африки, Турции, Ближнего Востока и других регионов мусульманского мира. Наиболее многочисленной из магрибинских диаспор во Франции являются выходцы из Алжира (700-800 тысяч), из которых примерно половину составляют кабилы. Им не намного уступают по численности марокканцы (около 600 тысяч); менее значительна тунисская диаспора (300-400 тысяч). Во Франции проживает около 350 тысяч выходцев из Турции. За исключением католиков-халдеев, турецкие иммигранты (среди которых немало курдов) являются мусульманами. Мусульмане также преобладают среди иммигрантов из стран Черной Африки (Сенегала, Мали, Нигера и др.), численность которых во Франции, по данным переписи 1990 года, составляла 176 тысяч человек. Менее крупные общины образуют иммигранты из стран Арабского Востока, Пакистана, Ирана и других регионов мусульманского мира.

Что касается "французов-мусульман" (т.е. мусульман, имеющих французское гражданство), то они в подавляющем большинстве являются потомками иммигрантов из названных стран и регионов или натурализованными иностранцами. Отдельную группу в этой категории мусульман составляют "коренные" французы, принявшие ислам. Во Франции имеется пять больших (соборных) мечетей (в Париже и Парижском регионе, Лионе и Марселе) и более 1500 обычных мечетей и импровизированных молельных залов. По данным социологов, практикующими верующими (регулярно посещающими мечеть) являются лишь 8-15% проживающих во Франции мусульман. Однако 80% из них соблюдают пост в месяц Рамадан и выполняют некоторые другие религиозные предписания ислама. В стране действует свыше 2 тысяч исламских ассоциаций, религиозных и культурных центров, имеется широкая сеть халяльных мясных магазинов, мусульманских книжных лавок, где, кроме Корана и религиозной литературы самого разного направления, продаются молитвенные коврики, календари и пр. Во Франции действуют филиалы различных исламских политических партий и движений, в том числе радикального толка.

Зримое "присутствие" ислама во Франции - феномен, сравнительно недавний, характерный лишь для последних двух десятилетий. Этот феномен стал результатом не только роста численности иммигрантов, сколько перемен, произошедших в социальном и культурном облике мусульманских диаспор на определенном этапе истории мусульманской иммиграции во Францию под воздействием целого комплекса внутренних и внешних факторов. Во второй половине XIX века Франция превратилась в огромную колониальную империю, получив во владение обширные территории с мусульманским населением. В 1830-1847 годах Франция, подавив мощное народное восстание во главе с эмиром Абд аль-Кадиром, захватила Алжир, превратив его в свою колонию. В 1883 году она установила протекторат над Тунисом, а в 1912 году - над Марокко, завершив, таким образом, колонизацию Северной Африки. Конец XIX века был отмечен также колониальной активностью Франции к югу от Сахары, в бассейне реки Сенегал. В 1895-1905 годах обширные территории, населенные народами, значительная часть которых исповедовала ислам, вошли в состав Французской Западной Африки.

Колонии и зависимые территории были для Франции источником не только сырья, но и дешевой рабочей силы. При этом значительную часть иммигрантов или, как их тогда было принято называть, "колониальных рабочих", составляли выходцы из Северной Африки. Первые иммигранты-мусульмане появились на территории метрополии в начале XX века. Их массированному притоку способствовала Первая мировая война. В 1914-1918 годах ввоз магрибинцев был призван восполнить не только нехватку рабочей силы в сельском хозяйстве и на оборонных заводах, но и потери, которые французские войска несли на германском фронте. Вырванные из привычной социокультурной среды, мусульманские иммигранты первой волны не отличались строгим соблюдением исламских религиозных предписаний. Примечательно, что первые молельные помещения для мусульман открывались по инициативе нанимателей-хозяев - для поддержания должного "нравственного климата" на своих предприятиях. В 1917 году правительство приняло постановление, запрещавшее продажу спиртных напитков "колониальным рабочим". В 1918 году владельцам питейных заведений было запрещено обслуживать "выходцев из Северной Африки" - для защиты этих "бывших крестьян, ставших рабочими, от склонности к служению культу Бахуса".

Вместе с тем, сознавая, что длительное пребывание на чужбине способствует усилению среди мусульманских рабочих религиозного чувства, французские власти предприняли ряд мер: в страну были приглашены имамы и талаба (духовные наставники) различных суфийских братств; в железнодорожных депо и в больницах появились мусульманские молельные помещения; были созданы первые крупные мусульманские кладбища. Значительным событием той эпохи было открытие в Париже в 1926 году Большой мечети, построенной по инициативе и на средства французского правительства в качестве жеста благодарности Франции солдатам-мусульманам, отдавшим за нее жизнь в годы Первой мировой войны. Управление "мусульманским институтом Парижской мечети", как она официально именовалось, было возложено на Общество хабусов и святых мест ислама (созданное в 1917 году в г. Алжире), председателем которого являлся видный французский мусульманский деятель колониальной эпохи Си Каддур бен Габрит (Абд аль-Кадир бен Габрит). Мечеть задумывалась как мусульманский институт, создание которого "свидетельствовало бы о духе терпимости и открытости Франции и могло бы еще больше укрепить лояльность ее подданных, завоеванную этой добротой". Она должна была символизировать союз III Республики с лояльной Франции "туземной" мусульманской знатью, препятствовать националистическим движениям в их попытке использовать исламские лозунги в мобилизации населения против "неверных" колонизаторов.

Помимо этих "дипломатических" функций, Парижская мечеть должна была удовлетворять религиозные потребности проживавших во Франции мусульман. Однако как раз эту, основную свою функцию Большая мечеть не выполняла, а V округ Парижа, где она располагалась, не стал "мусульманским кварталом". В этом районе проживало мало мусульман, а "туземным рабочим", чьи общежития располагались на окраине Парижа, вообще был закрыт доступ в мечеть из-за их бедной одежды. Последнее обстоятельство особенно возмущало живших во Франции алжирских националистов, в частности лидера общества "Североафриканская звезда" Мессали Хаджа и его соратников, для которых Парижская мечеть оставалась "рекламной мечетью" на службе французского колониализма.

С 1920 года численность мусульман во Франции, заметно сократившаяся в военные годы, вновь начала расти. К 1924 году их было уже 120 тысяч, из которых 100 тысяч составляли алжирцы. В 1925-1930 годах численность мусульман оставалась стабильной, но к 1936 году она вновь снизилась, а начавшаяся в 1939 году Вторая мировая война на несколько лет приостановила ввоз во Францию рабочей силы из мусульманских колоний. Во второй половине 40-х годов Франция, еще только вступавшая в долгую полосу послевоенного экономического подъема, вновь широко распахнула двери для иностранных рабочих. На протяжении последующих трех десятилетий выходцы из Северной Африки составляли уже не просто значительный (как в довоенные годы), а основной контингент экономических мигрантов. Мусульманское население метрополии по-прежнему пополнялось преимущественно за счет алжирских иммигрантов, в 1950 году их проживало во Франции уже 200 тысяч, а в годы колониальной войны в Алжире (1954-1962) - по разным данным, от 400 до 600 тысяч.

Завоевание Алжиром независимости не отразилось на трудовой миграции алжирцев в бывшую метрополию, поскольку Эвианские соглашения 1962 года гарантировали свободное передвижение граждан между Францией и Алжиром. Ее масштабы больше беспокоили не Париж, а алжирские власти, создавшие специальный орган - ONAMO (Office National de Main d'Oeuvre), контролировавший выезд граждан во Францию. В свою очередь, французское правительство установило в 1968 году максимальную приемную квоту в 35 тысяч человек в год, которая в 1971 году из-за разногласий между двумя странами по поводу некоторых шагов алжирского правительства в отношении цен на нефть и вино была снижена до 25 тысяч человек в год.

С завоеванием Алжиром независимости в 1962 году мусульманское население вчерашней метрополии пополнили более 42 тысяч алжирцев (арабов и берберов), сотрудничавших с колонизаторами и бежавших от репрессий со стороны алжирских властей. За этой категорией мигрантов утвердилось название "харки" (harkis): так в годы войны в Алжире именовали сотрудников вспомогательных подразделений - "харка" (harkas), имевшихся при каждом французском армейском корпусе. Впрочем, не все из них действительно служили в этих, как выразился один алжирский автор, "субпродуктах французской армии". К "харки" причисляли крупных и мелких функционеров, нотаблей (каидов, эта, башага), представителей свободных профессий и вообще всех алжирцев, сотрудничавших с французскими властями.

Первая большая группа иммигрантов-"харки" (около 42500 человек) прибыла во Францию весной - летом 1962 года, когда по Алжиру прокатилась волна жестоких репрессий против "предателей", сопровождавшаяся их массовыми убийствами. Перебраться во Францию "харки" помогали их бывшие начальники - французские офицеры. Поначалу иммиграция была нелегальной, но в августе 1962 года был принят декрет о принятии и устройстве "харки", в соответствии с которым тех направляли в военные лагеря. Эти лагеря впоследствии получили статус "временных поселений", однако для подавляющего большинства их обитателей они остались постоянным местом жительства. Во Франции "харки" образовали относительно дисперсные общины, поселившиеся главным образом на юго-востоке и юго-западе страны, на южных окраинах Центрального массива, а также в районе Лионской агломерации и на севере Франции.

Несколько иную картину представляет динамика численности марокканской диаспоры. В 1946 году 17 тысяч марокканцев были набраны угольной компанией "Charbonnages de France" для работы на французских шахтах. В 1954 году из них в стране оставалось только 11 тысяч человек. Однако в 60-е годы численность марокканской общины начинает быстро расти. В 1962 году во Франции находилось 33 тысячи марокканцев, в 1968 году - уже 84 тысячи. Примерно в такой же пропорции в эти годы росла численность тунисской общины: в 1954 году - 4,8 тысяч человек, в 1962 году - 27 тысяч, в 1968 году - 61 тысяча человек.

Значительную группу мусульманского населения составили выходцы из стран Черной Африки. Их приток во Францию начал ощутимо расти с 1960 года, когда страны бывшей Французской Западной Африки получили независимость. В 1962 году во Франции находилось 18 тысяч африканских рабочих. Опасаясь возникновения в стране расовой проблемы, французское правительство заключило с бывшими колониями соглашения об ограничении выезда во Францию. Однако это не дало ощутимых результатов: в 1963 году в стране проживало уже 33 тысяч мигрантов из Черной Африки, а в последующие годы их количество не переставало расти. Соответственно, во Франции увеличивалось число африканских мусульман (преимущественно выходцев из Сенегала), в массе своей принадлежащих к различным суфийским братствам, в частности к тарикату Муридийя.

С 1969 года - на десять лет позже Германии - Франция, еще переживавшая период экономического подъема, приступила к завозу рабочей силы из Турции. Основную массу мигрантов из этой страны составляли крестьяне из бедных сельских районов, отличавшиеся сильной приверженностью к патриархальному укладу жизни и традиционному исламу. До начала 70-х годов единственной действующей во Франции мечетью была Парижская мечеть. После кончины в 1954 году Си Каддура бен Габрита, руководившего ею со дня основания, управление мечетью (и Обществом хабусов) временно осуществлял его племянник, Си Ахмед. Наконец, в 1957 году "директором Мусульманского института Парижской мечети" был назначен шейх Абу Бакр Хамза (Си Хамза), выходец из аристократического марабутского семейства алжирского происхождения. В 1962 году власти независимого Алжира "сняли" Си Хамзу с этого поста и "назначили" директором мечети своего ставленника, башагу Абд аль-Кадира Буталеба - одного из потомков эмира Абд аль-Кадира (знаменитого вождя антиколониального движения в Алжире в XIX веке) и председателя воссозданного под эгидой Фронта национального освобождения Общества хабусов. С этого времени начинается юридическая борьба за владение Парижской мечетью между Алжиром (выступающим в союзе с Тунисом и Марокко) и французским правительством - борьба, которая завершается лишь в начале 80-х годов переходом мечети под контроль Алжира.

В конце 60-х годов деятельность мечети разделялась на шесть направлений: административное, дипломатическое, религиозное, правовое, социальное и культурное. Средства в основном поступали от министерства внутренних дел Франции, но также от организации паломничества в Мекку и выдачи этикетки "халяль" (дозволенности с точки зрения шариата) на мясные продукты. В отличие от трех стран Магриба, бойкотировавших Парижскую мечеть, некоторые мусульманские государства Ближнего и Среднего Востока (в частности, Египет), стремясь оказывать на нее определенное влияние, поддерживали хорошие отношения с Си Хамзой. В самой же Франции он пользовался авторитетом лишь среди "французов-мусульман" (официальное название "харки"), получивших французское гражданство, а также среди иммигрантов из стран Черной Африки.

Что касается исламских ассоциаций, то в 50-60-е годы их было во Франции очень немного. В середине 50-х годов профессор Мухаммед Хамидулла - известный пакистанский ученый, работавший в Национальном центре научных исследований (CNRS), - основал в Париже Исламский культурный центр. В своей деятельности он ориентировался главным образом на интеллектуалов, занимался организацией конференций, публикацией книг по исламу и мероприятиями в рамках мусульманско-христианского диалога. В 1963 году, также по инициативе Мухаммеда Хамидуллы, была создана Ассоциация исламских студентов во Франции (АИСФ). Она считалась "иностранной" организацией и для ее учреждения потребовалось разрешение министерства внутренних дел. Обращавшаяся к студенчеству, АИСФ, как и ее духовный наставник, была близка к "книжному" исламу - в отличие от традиции многих иммигрантов, связанных с тем или иным суфийским братством или сочетавших ислам с практикой ношения амулетов, полученных от марабутов и целителей.

В 1962 году во Францию прибыла группа миссионеров "Джамаат ат-таблиг" ("Общество по распространению ислама") - пиетистского движения, возникшего в 1927 году в Британской Индии. Первая попытка этого движения проповедовать среди мусульман Франции свои "шесть принципов" исламского благочестия не увенчалась успехом. Однако следующая миссия (1968) позволила этой организации утвердиться на французской земле. Ее последователи появились не только среди иммигрантов, но и среди коренных французов, принявших ислам под влиянием "таблиговцев". "Джамаат ат-таблиг" участвовала в создании в 1969 году Исламской религиозной ассоциации (Association cultuelle islamique), которая открыла в Бельвилле (пригороде Парижа) свою мечеть - первую, вступившую в "конкуренцию" с Парижской мечетью. Однако вскоре, отделившись от этой ассоциации, "таблиговцы" перебрались в другой пригород Парижа - Клиши, где в 1972 году они зарегистрировали другое общество - Мусульманскую ассоциацию "Вера и Практика". В 1973 году последняя открыла собственную мечеть уже в Париже (на улице Жана-Пьера Тэмбо); за ней последовало открытие новых мечетей в парижских предместьях и провинциальных промышленных центрах Франции, в том числе Лионе, Марселе и Руане.

Впрочем, в начале 70-х годов исламское ассоциативное движение во Франции делало только первые шаги. Ислам еще не стал заметным элементом национального "религиозного пейзажа", а проживающие в стране мусульмане в большинстве своем не проявляли стремления к религиозному самоутверждению. У "экономических" мигрантов это во многом объяснялось сознанием временности своего пребывания во Франции, возможностью вернуться на родину. Что касается "французов-мусульман", имевших иной социальный статус, то многие из них сознательно отказывались от мусульманской самоидентификации, видя в этом залог успешной интеграции во французское общество. По словам Андре Вормсера, председателя Национального комитета французских мусульман (созданного в 1964 году ведомства по делам "харки"), он был поражен тем, что в рацион его подопечных почти всегда входили свинина и вино. В первые годы после переселения "харки" часто давали своим детям христианские имена. Впрочем, эта практика отчасти была результатом давления со стороны социальных работников и начальства лагерей и поселений.

"Исламскому" самоутверждению мусульман Франции не способствовали и идеологические факторы: "политический ислам" еще не вступил в стадию подъема, и в странах Востока социальный протест находил выражение в марксизме и светском национализме. Экономический кризис, поразивший Францию в 1973 году, привел к резкому спаду производства, что вынудило правительство в 1974 году принять решение "временно" приостановить ввоз иностранной рабочей силы. Оно было направлено прежде всего на прекращение миграции из стран Магриба, остававшихся главными поставщиками иностранных рабочих. Это решение повлекло за собой целый ряд последствий, имевших огромное значение для судеб ислама во Франции. Главным из этих последствий стало решение уже находившихся в стране мигрантов навсегда остаться во Франции из опасения потерять возможность когда-либо вернуться сюда на заработки. Это решение, в свою очередь, породило проблему воссоединения иммигрантов со своими семьями. Отказ французского правительства предоставить им такую возможность вызвал протест со стороны влиятельных в стране организаций, выступавших в поддержку мигрантов. Этот протест сыграл не последнюю роль в изменении позиции правительства, и в 1976 году оно приняло ряд мер, обеспечивших воссоединение семей мигрантов во Франции.

Таким образом, намерение государства остановить поток экономической иммиграции привело к обратному результату: численность мигрантов (в том числе мусульман) во Франции возросла примерно в полтора раза. Крупнейшую мусульманскую диаспору по-прежнему составляли алжирцы, но заметно увеличилась и численность других диаспор. Так, только за период с 1975 по 1982 год число проживавших в стране марокканцев увеличилось с 250 тысяч до 431 тысяч, туниссцев - со 140 тысяч до 189 тысяч, выходцев из стран Черной Африки - с 82 тысяч до 157 тысяч человек. При этом коренным образом изменился социальный облик мусульманских диаспор: они изменились не только количественно, но и качественно. Из индивидуальной и сугубо "мужской" мусульманская иммиграция стала семейной и в какой-то мере общинной; резко возросло число детей мусульман, родившихся уже во Франции, а также число мигрантов, получивших французское гражданство (особенно много их было среди марокканцев).

Многие ученые, в частности Жиль Кепель и Реми Лево, исследовавшие феномен "рождения ислама" во Франции, рассматривают решение 1974 года о прекращении ввоза в страну иностранной рабочей силы как поворотный пункт на пути превращения ислама в факт социальной, культурной и политической жизни страны. Именно во второй половине 70-х годов, когда воссоединение семей мигрантов приняло массовый характер, среди мусульманского населения возник своего рода "спрос на ислам". Он стал зеркалом процесса превращения мусульманских диаспор в общины с характерным для них новым самосознанием, при котором ощущение принадлежности к исламу постепенно становилось для иммигрантов более важным, чем осознание "исходной" национальной принадлежности, сериального положения, статуса и пр. "Спрос на ислам", который принял многообразные формы, выразился прежде всего в повышении тяги к исламской религиозной практике. В 70-е годы она проявилась, в частности, в стихийном оборудовании молельных помещений в общежитиях, на предприятиях (в частности, на автозаводах Рено), а затем и в пригородных рабочих кварталах. При этом администрация часто шла навстречу мусульманским активистам, добивавшимся права на открытие этих импровизированных "мечетей", видя в исламе противовес влиянию на рабочих левой агитации.
Увеличению количества исламских ассоциаций и мечетей во Франции способствовал "нефтедолларовый дождь" второй половины 70-х годов - щедрая финансовая помощь со стороны Саудовской Аравии и контролируемых ею международных исламских организаций, прежде всего Лиги исламского мира, которая в 1977 году открыла свое отделение в Париже. Помощь шла и от других мусульманских стран (в частности, от Ливии), а также от мусульманских бизнесменов Ближнего Востока. Она позволила исламским ассоциациям скупать недвижимость для обустройства уже не примитивных молельных помещений, а настоящих городских мечетей, что само по себе делало "присутствие" ислама во Франции более видимым.

На рубеже 70-80-х годов мусульмане во Франции, как и в других западных странах, попадают под "облучение" радикального исламизма как в его суннитском варианте ("Братья-мусульмане" и близкие к ним группы), так и в форме хомейнистского революционаризма. В 1982 году среди обучавшихся в Париже иранских, иракских и ливанских студентов-шиитов возникло два соперничающих течения: первое пропагандировало общеисламский характер иранской революции, а второе воспевало ее как сугубо шиитскую. Поскольку шиитов во Франции проживало очень мало, верх одержало первое течение, группировавшееся вокруг Иранского культурного центра на улице Жан-Барт. В начале 80-х годов этот центр, превращенный в мечеть, устраивал по четвергам шиитские коллективные моления. Обычно после них в переходах ближайшей станции метро на глазах ошеломленных парижан происходили жестокие потасовки между сторонниками и противниками хомейнистского режима. Естественно, подобные инциденты не способствовали формированию у французов положительного образа ислама и мусульман, тем более что они происходили на специфическом внешнеполитическом фоне: война в Ливане, взятие в заложники французских граждан. Все это "работало" на закрепление во французском общественном мнении негативных стереотипов, связанных с восприятием ислама как "угрозы". Как отмечает французский исследователь Жак Фремо, в этот период "впервые за многие века у французов метрополии появляется ощущение того, что мусульманин - в прошлом объект исследований, развития торговли, завоевания, наконец, деколонизации - может тоже угрожать их безопасности, и это "на нашей земле, среди нас", а не так, как это было до 1962 года - где-то там, за морями. Мусульманские вопросы стали французскими вопросами уже не в колониальном, как раньше, а во "французском" смысле слова". Антиисламские предрассудки активно эксплуатировались крайне правыми группировками, а местным властям, особенно мэрам провинциальных городов, пришлось лавировать между исламскими ассоциациями, добивавшимися открытия новых мечетей, и своими избирателями, выступавшими против этого.
80-е годы стали также для Франции периодом прогрессирующего "офранцуживания" ислама. О себе как о мусульманах стали чаще заявлять потомки "харки" и "беры" - родившиеся во Франции дети магрибинских иммигрантов, для многих из которых "возврат к исламу" был компенсацией за неспособность интегрироваться во французское общество, реакцией на проявления откровенной ксенофобии. Кроме того, к этому времени в стране уже насчитывалось по меньшей мере 30 тысяч коренных французов, принявших ислам (в основном благодаря проповедям "Джамаат ат-таблиг"), или детей таких новообращенных мусульман. В отличие от большинства "харки" и "беров" они по определению являлись практикующими верующими и сочетали приверженность мусульманской религии с высокой социальной активностью. В 1984 году в Париже возникло общество "Жить по исламу на Западе", а в 1985 году группа новообращенных французов-мусульман, "в пику" Парижской мечети, заложила основы одного из крупнейших в стране мусульманских объединений - Национальной федерации мусульман Франции (НФМФ). Главным инициатором ее создания и лидером стал Даниэль Юсуф-Леклерк - французский интеллектуал, ставший убежденным мусульманином под влиянием проповедей "Джамаат ат-таблиг". До своего избрания на пост главы НФМФ, объединившей на федеративных началах часть исламских ассоциаций, он возглавлял ассоциацию "Тайибат" ("Благие вещи"), получившую от Лиги исламского мира "монопольное" право на присвоение категории халяль производимым во Франции мясным продуктам, предназначенным к употреблению в мусульманских странах.

В отличие от иммигрантов, не имевших французского гражданства, "французы-мусульмане" имели больше возможностей (в частности - путем создания избирательных блоков) заставить считаться с их религиозными требованиями.

Превращение ислама во "вторую религию" Франции ознаменовалось не только формированием развитой "исламской инфраструктуры" в виде мечетей, религиозных ассоциаций, исламских мясных лавок и книжных магазинов, мусульманских кладбищ и т.п. Перед Францией остро встал вопрос о статусе ислама в государстве, приверженном традициям секуляризма. В конце 80-х годов ряд громких "дел" вызвал во французском обществе бурные дебаты вокруг этой проблемы. Среди них - "дело о платке" (инцидент с недопущением к занятиям двух учениц государственной школы, пришедших на уроки в мусульманских платках) и издание аятоллой Хомейни известной фетвы против британского писателя Салмана Рушди, автора нашумевшей книги "Сатанинские стихи". 90-е годы были отмечены дальнейшим укреплением позиций ислама во Франции и... новыми проявлениями религиозного экстремизма. В 1994 году несколько молодых французских мусульман - выходцев из Парижского региона совершили нападение на туристов в Марракеше (Марокко). В 1995 году серия терактов в Париже вывела полицию на группу жителей окрестностей Лиона. В марте 1996 года в городе Рубэ произошла перестрелка между полицией и группой молодых правонарушителей, которые принадлежали к радикальной исламистской организации, а один из ее участников - новообращенный мусульманин Лионель Дюмон - воевал в Боснии. Как отмечает известный французский исламовед и социолог религии Оливье Руа, социологический портрет исполнителей подобных терактов во всех случаях был однотипным. Террористами были потомки мусульманских иммигрантов во втором поколении, выросшие в "неблагополучных" районах, франкоговорящие, получившие слабое религиозное образование, окончившие школу, но не сделавшие профессиональной карьеры. Этническое происхождение значило для них меньше, чем ощущение собственной социальной маргинальности, и "вернувшись к исламу", они не имели опыта религиозной практики и сколько-нибудь серьезных познаний в области религии.

Одновременно в эти годы французское государство предпринимало активные попытки (в основном по линии министерства внутренних дел) наладить диалог с многочисленной мусульманской общиной. Однако эти попытки не имели особого успеха не только в силу этнической, культурной и идеологической разнородности последней, но и в силу отсутствия у нее даже подобия единой структуры. Ни одна из мусульманских организаций страны (в том числе и Национальная федерация мусульман Франции) не имела и до сих пор не имеет возможности говорить от имени всей общины, а значит, и служить посредником между ней и государством. Между тем главной задачей государственной политики Франции в отношении "внутреннего" ислама является его интеграция в общественную и культурную жизнь страны на условиях, не противоречащих устоям республиканского строя. В октябре 1999 года министр внутренних дел Франции Жан-Пьер Шевенман выступил с очередной инициативой по установлению диалога с мусульманскими лидерами и организациями, призвав их подписать хартию, санкционирующую "ислам, интегрированный в соответствии с принципами светскости". В январе 2000 года президент Франции Жак Ширак принял в Елисейском дворце четырех крупнейших представителей мусульманской общины страны. Встречи с главой государства удостоились ректор Парижской мечети Далиль Бубакер, ректор Лионской мечети Рабах Халиф, имам мечети Мант-ля-Жоли Мустафа Сгири и муфтий Марселя Сохейб Беншейх. В ходе беседы глава государства обещал сделать "все возможное, чтобы ислам обрел свой статус среди прочих религий, исповедуемых во Франции".

Мусульманские лидеры назвали инициативу главы государства "историческим событием", подчеркнув, что ислам "превосходно вписался в республиканские традиции" и "стал частью республиканского пейзажа Франции". Не столь однозначной была оценка этого события французскими политиками. В частности, председатель Республиканского национального движения Бруно Мегрэ заявил, что прием в Елисейском дворце показал, что президент страны "за ислам, против Франции", так как он решил "придать институциональный характер религии, не совместимой с принципами Французской Республики и, в частности, с принципом ее светского характера". Тем не менее, через несколько дней после встречи в Елисейском дворце видные представители мусульманской общины Франции подписали хартию, формально позволяющую исламу "вписаться" во французское законодательство, касающееся религий. Подписи под ней поставили лидеры пяти мусульманских национальных федераций, имамы пяти крупных мечетей и еще пять "квалифицированных лиц". Подписание хартии, бесспорно, явилось "знаковым" событием в истории ислама во Франции. Очевидно, однако, что речь идет в данном случае скорее о декларации о намерениях (далеко не отражающей к тому же позиции всех мусульманских объединений страны), чем о реальной "интеграции ислама" в общественную жизнь страны. Официальное "признание" ислама во Франции в лучшем случае может помочь в решении ограниченного круга проблем, которые порождены сложными социальными, культурными и политическими процессами, происходящими во французской мусульманской общине.