… о миграционном кризисе

Министр внутренних дел Эстонии Март Хельме на встрече с коллегами в Люксембурге 8 октября "дал отпор" идее расселять африканских мигрантов по всем странам Евросоюза. Правда, как выясняется, участие в этой программе считается исключительно добровольным.
Всего семь государств Евросоюза готовы возобновить программу расселения иммигрантов, прибывающих к берегам юга континента по Средиземному морю. Эстония категорически отказывается участвовать в этой схеме, хотя ее никто к тому и не принуждает. Тем временем Брюссель опасается новой волны иммиграции.
Совет министров внутренних дел государств Евросоюза, собиравшийся 7-8 октября в Люксембурге, как сообщает аппарат председательства Финляндии в Совете альянса, не имел целью склонить как можно больше стран союза подписаться под ранее подготовленной на Мальте временной программой расселения средиземноморских мигрантов по государствам ЕС.
К инициаторам создания "временного механизма" расселения — Германии, Франции, Италии и Мальте, а также Финляндии — присоединились пока лишь три страны: Ирландия, Люксембург и Португалия.
Но Брюссель и председательствующий сейчас в Совете союза Хельсинки надеются со временем вовлечь в программу как можно больше стран, призывая их проявить солидарность. На Грецию, Испанию, Болгарию и Балканские страны эти надежды не распространяются — им хватает своих проблем с иммигрантами.
Хотя на встрече министров внутренних дел обсуждался целый букет проблем, включая, например, нарастание угрозы ультраправого террора и гибридные угрозы, для некоторых прибывших в Люксембург представителей правительств стран альянса, включая эстонского министра Марта Хельме, ключевым был вопрос о применении "временного механизма" расселения иммигрантов, прибывающих на юг континента по Средиземному морю.
Хотя еще недавно лидер состоящей в правительственной коалиции националистической партии EKRE Хельме публично заявлял, что ни в каких обсуждениях распределения мигрантов участвовать не намерен, в Люксембург он, конечно, поехал и там, судя по его собственным словам, ясно и недвусмысленно обозначил свою позицию.
Министр Хельме обещал альянсу кое-какую помощь.
Возможно, министр Хельме даже говорил на встрече с коллегами что-то вроде того, что он цитировал, вернувшись домой, государственным СМИ, хотя документальных свидетельств этому в открытом доступе не имеется. Протоколы советов альянса традиционно конфиденциальны, а в пресс-конференциях по итогам Совета министр Хельме не участвовал.
"Я тоже сказал в своем выступлении, что мы понимаем те страны, но наши возможности принимать (ходатайствующих об убежище) вообще не идут в расчет. Я не буду присоединяться к этой инициативе ни формально, ни неформально, но мы готовы проявить солидарность в виде технической и экспертной помощи", — процитировал себя Март Хельме. По его словам, у Эстонии сейчас достаточно проблем с иммигрантами из Украины, но страны Южной Европы не понимают "болей" маленькой страны Балтии.
Запал министра, похоже, опять пропал впустую, поскольку никто, как выяснилось, принуждать страны союза "разбирать" иммигрантов из временных лагерей для беженцев не собирается, участие в этой "временной схеме" (применять ее планируют до утверждения новой общеевропейской директивы о мигрантах, которую готовят взамен рухнувшего под напором кризиса 2015 года Дублинского соглашения) сугубо добровольно.
Хотя отказ в ней участвовать, несомненно, негативно скажется на имидже государства, которое охотно пользуется деньгами фондов Евросоюза, но отказывается проявить солидарность с другими странами альянса.

Пока присоединились лишь еще три государства
Комиссар союза по делам миграции Димитрис Аврамопулос подчеркнул на пресс-конференции, что никто не требовал от стран-участниц давать какие-либо обещания относительно "мальтийской идеи" или брать на себя обязательства.
Участников лишь ввели в курс дела и просили только высказаться. Дискуссия будет продолжена, сказал комиссар Аврамопулос, и он пока не может сказать, как много государств альянса присоединится к инициативе, подготовленной странами-"тяжеловесами".
Согласованный 23 сентября Германией, Францией, Италией, Мальтой и Финляндией проект "временного механизма" обращения с иммигрантами подразумевает распределение прибывающих по Средиземному морю, по центрально-средиземноморскому маршруту, незаконных иммигрантов по тем странам Евросоюза, которые согласятся подписаться под этой программой. "Мальтийские решения", как ранее рассказывал Sputnik Эстония, были на словах поддержаны многими государствами альянса.
Министр внутренних дел Финляндии Мариа Охисало сказала на итоговой пресс-конференции, что Хельсинки работают сейчас над тем, чтобы как можно больше стран присоединились к "мальтийской инициативе".
Министр Охисало упомянула также о том, что в сентябре на берегах Греции высадилось более 11 тысяч иммигрантов, что стало самым высоким показателем за последние год-полтора и что крайне встревожило Евросоюз, который с тревогой ожидает нового "миграционного взрыва" таких же или даже больших масштабов, что напугали Европу в 2015 году.

Европа опасается нового миграционного кризиса
По словам комиссара Аврамопулоса, Европа в ближайшее время может столкнуться с проблемами новой волны массовой миграции людей с Ближнего Востока и из стран Африки, и хотя сейчас альянс в большей степени подготовлен к такому повороту событий, кризис может стать тяжким испытанием для европейцев.
Западная Европа опасается, что намерение Анкары силой оружия вытеснить примерно 1 миллион курдов из северо-восточных областей Сирии и заселить эти земли 2 миллионами беженцев (преимущественно лояльными суннитами туркоманами), то есть примерно половиной тех людей, что сейчас живут на деньги Европы в лагерях для беженцев на турецкой территории, вызовет совершенно обратный эффект — сирийцы вновь, как в 2015 году, побегут из Турции через Балканы в страны Евросоюза.
Выразив поддержку и одобрение мальтийским договоренностям, Аврамопулос напомнил коллегам-министрам о принципе солидарности стран Евросоюза, о "европейском духе" и об "общем европейском доме".
Теракт в Париже, где программист, сотрудник столичной префектуры полиции Микаэль Арпон, придерживавшийся, как выяснилось, джихадистских взглядов, зарезал четверых коллег прямо в штаб-квартире ведомства, помешал приехать на встречу с коллегами министру внутренних дел Франции Кристофу Кастанеру. Что заметно ослабило позиции сторонников "временного механизма" распределения иммигрантов.

Алексей ТООМ. Sputnik. 9 октября 2019 года

После того, как Эммануэль Макрон запустил активное обсуждение миграционных вопросов, журналист Стивен Смит, специалист по Африке и автор книги «Наплыв в Европу», описывает социальные, политические и культурные аспекты того, что может стать главной европейской проблемой XXI века.

«Фигаро»: Франция не может принять всех, утверждает Макрон, начав дебаты на эту тему в Национальном собрании. В Европейской комиссии в свою очередь появился комиссар, которому поручена защита европейского образа жизни. Если отойти от политического пиара, означает ли это, что вопрос иммиграции стал отныне играть ключевую роль в Европе?
Стивен Смит: Если «ключевой» означает, что иммиграция доминирует в политических дебатах так же, как пугало на огороде, то эта тема является ключевой уже давно. Во Франции так обстоят дела с 1987 года, когда Национальный фронт принялся развешивать плакаты с надписью: «Миллион безработных — это лишний миллион иммигрантов». Последние 30 лет иммиграция — это оголенный нерв французской политики. Она приводит в ступор, замыкает людей в не подлежащих обсуждению позициях. Одни отрицают ее проблематичность или называют ее роком, на который практически не в силах повлиять политика. Другие превозносят некую Францию без границ, а затем удивляются, что тему лишенного ими смысла гражданства подхватывают пророки сумерек, заката Запада или даже «великого замещения». В такой обстановке президент Франции пытается отталкиваться от очевидных фактов…
— Но ведь все это очевидно не для всех!
— Давайте посмотрим. Африка — это зал ожидания с 1,3 миллиарда человек у самых дверей Европы. 40% взрослого африканского населения говорят о намерении иммигрировать, как внутри континента, так и за его пределы. Пока что средства для этого есть только у 150 миллионов. Но их число станет в 4 раза больше в 2050 году, когда в Африке будет уже 2,4 миллиарда жителей. Очевидно, что Европа не сможет принять всех желающих. И кто в Брюсселе считает, что у него получится «защитить» образ жизни (заметьте — в единственном числе!) 500 миллионов европейцев? В 2000 году, когда половина детей в Брюсселе уже рождалась в семьях мигрантов, ЕС не сказал ни слова о растущей напряженности вокруг иммиграции в своей стратегии на ближайшее десятилетие. Сейчас новая глава Еврокомиссии повернула назад и двинулась в другом направлении.
— То есть, «миграционный кризис» еще не закончился? И оправдано ли само понятие «мигранты»? Не нужно ли проводить черту между беженцами, легальными и нелегальными иммигрантами?
— От этой путаницы все в проигрыше. Мигрант уезжает из своей страны в другую по причинам, которые представляют собой смесь необходимости и оппортунизма в разных пропорциях. Беженец спасается от непосредственной опасности, сохраняя априори надежду вернуться на родину. В любом случае, у него есть право на убежище. Здесь мы подходим к сути европейской цивилизации. Древние законы подчеркивали священный характер просителя. Сегодня ни о чем подобном больше не идет речи по целому ряду причин, что формирует порочный круг. Прежде всего, злоупотребления носят такой массовый характер, что понятия «беженец» и «мигрант» употребляются в качестве синонимов и даже сливаются в выражении «экономический беженец». Число заявок на предоставление убежища составило в Европе 80 000 в 1983 году против 638 000 в прошлом году. Неужели мир стал настолько опаснее с окончания холодной войны?
— Иначе говоря, эти «беженцы» на самом деле являются «мигрантами»?
— Я не рассматривал их дела. С другой стороны, я знаю, что 80% из тех, кто просит убежище, менее 35 лет, и что более двух третей из них — мужчины. Обходит ли опасность стороной стариков, женщин и детей? Готовность закрыть на это глаза из солидарности с иностранцем, который стремится стать вашим соседом или даже соотечественником с помощью злоупотребления доверием, равнозначна подрыву права на убежище. Выдворение нарушителей, сложный и дорогостоящий процесс, наблюдается лишь в очень редких случаях. То есть, обман — выигрышная стратегия. Тем более что он не чужд и самим государствам. В 2016 году, через год после рекордного наплыва, Португалия, Хорватия, Эстония и Литва отклонили абсолютно все запросы на убежище. С 2016 года во Франции был зарегистрирован значительный рост заявлений о предоставлении убежища, поскольку она оказалась для некоторых лучшей ставкой в лотерее с этим правом в Европе. Например, шансы албанцев и грузин получить там защиту, выше, соответственно в 10 и 12 раз, чем в Германии.
— Хотя методы Сальвини можно критиковать в этическом плане, разве бывшему министру внутренних дел Италии не удалось сократить иммиграцию?
— Я смотрю на это иначе. Пусть даже в политике может возникнуть необходимость идти боком, отделение задействованных средств от поставленной цели — это путь в пропасть. Сальвини занимался пиаром в ущерб беззащитным, отказавшись принять в Италии несколько десятков человек, которых спасли в море у ее берегов. На самом деле, это его предшественник Марко Миннити (Marco Minniti) замедлил поток мигрантов из Ливии путем ограничения поля действий НКО в Средиземном море и тайных переговоров с ливийскими полевыми командирами. С тех пор сотни тысяч африканцев оказываются запертыми в Ливии в очень уязвимом положении. Наконец, Сальвини сделал невозможным улучшение сотрудничества в рамках ЕС и оставил антииммиграционные законы скелетами в шкафу итальянского правительства. Франция сегодня справедливо протягивает руку Италии, стране, которая находится на первой линии и при отсутствии большей европейской солидарности перейдет от Сальвини I к Сальвини II или даже кому-то похуже.
— Нужно ли отказаться от модели социального государства? Некоторые реформы уже связаны с иммиграционным давлением?
— Когда речь заходит о реформе государственной медицинской помощи во Франции, все взгляды устремляются на нелегалов. У американцев в голове не укладывается, что нелегал может обладать правом на бесплатное лечение или что иностранец может потребовать вид на жительство во Франции, чтобы лечиться там, поскольку не может сделать этого у себя в стране. Пересмотр этого права стал бы сигналом. Как бы то ни было, вовсе не эта помощь становится черной дырой во французской системе соцобеспечения, а американская модель здравоохранения (каждый сам за себя, а кто не успел, тот опоздал), наверное, не самый подходящий вариант. Как бы то ни было, европейцам нужно осознать существование связи между их границами и социальным государством в рамках общего пространства. То, что такая страна иммиграции как США предоставляет очень низкий уровень социального обеспечения, отнюдь не случайность. Это их средство регуляции и привлечения самых динамичных. На Европу сейчас приходится меньше 7% населения мира, но половина всех мировых расходов на соцобеспечение. Она расположена по соседству с Африкой, которой всего этого не хватает, и не может одновременно открыть границы и сохранить текущий уровень социальной защиты. Идея о том, что «молодая Африка» придаст новых сил старой Европе, ошибочна. Экономика будущего не создаст рабочих мест для большинства африканских иммигрантов, которым, кстати, потребуется серьезная помощь в интеграции (причем в некоторых случаях второму поколению даже больше, чем первому).
— В «Наплыве в Европу» вы объясняете, что, как ни парадоксально, политика «совместного развития», которая призвана улучшить жизнь самых бедных и подтолкнуть их к тому, чтобы остаться на родине, на самом деле лишь усиливает миграционное давление.
— Мнение о том, что «из Африки бегут самые бедные», ошибочно. У них нет средств на поездку в Европу. Для этого нужно 2 000 — 3 000 долларов. Эта сумма может вдвое превышать годовой доход человека к югу от Сахары: в 2018 году он составлял 1574 доллара. Представьте, что для иммиграции вам пришлось бы собрать сумму в 35 000 — 50 000 евро. Таким образом, если предположить, что «совместное развитие» позволяет людям выбраться из нищеты, оно в первую очередь увеличивает число тех, у кого есть средства для отъезда из страны. Разумеется, это не аргумент против помощи в развитии, потому что она все равно необходима. В конечном итоге повышение уровня жизни положит конец иммиграционному давлению. Как бы то ни было, в Африке, особенно в странах южнее Сахары, до этого еще далеко.
— Стоит ли ждать политических потрясений? Будет ли устойчивым переустройство политики в связи с подъемом так называемых «популистских» партий?
— Я не занимаюсь Европой, но могу поделиться с вами моей точкой зрения наблюдателя. Нынешний политический взрыв (разделение на сторонников и противников неконтролируемой глобализации в ущерб центристским силам) связан с объединением двух факторов: потери западным средним классом «имперского преимущества» и осознания долгосрочных последствий иммиграции. Как мне кажется, главной причиной является бунт тех, кто столкнулся с не всегда честной мировой конкуренцией и был лишен образа жизни (стабильная занятость, машина, дом…), который долгое время был гарантирован им лишь потому, что они родились в нужном месте. Кроме того, «открытие» того факта, что вчерашние мигранты не являются некими подсобниками, которых экономический кризис вынудит уехать «домой», и что их дети являются сегодня полноправными гражданами, формирует в сознании причинно-следственную связь между массовой иммиграцией и дальнейшей потерей ситуационной ренты.
— Облик Европы изменится в ближайшие годы из-за демографического влияния Африки?
— Облик Европы всегда менялся. Разумеется, не стоит путать, например, прибытие гугенотов в Англию, где им предложил убежище Карл II в 1681 году, с нынешними миграционными потоками: 50 000 беженцев-гугенотов — то же самое, что 12 дней иммиграции в Великобритании в конце ХХ века. Необходимо принять во внимание текущие перемены. Например, во Франции: в середине 1960-х годов там было всего 30 000 выходцев из стран южнее Сахары. С тех пор Франция сильно изменилась, но все еще остается Францией. И, если не произойдет какого-то непредвиденного политического или природного катаклизма, она продолжит меняться по мере того, как все больше африканцев будут выбираться из страшной бедности и уезжать с континента. Никто не может с точностью предсказать этот темп. В моей книге я делаю предположения на 2050 год. Для согласованной миграционной политики это буквально завтра. Это тем печальнее, что в нынешнем обсуждении все взгляды обращены на краткосрочную перспективу. Одни констатируют резкий рост числа прошений об убежище (это так, но по большей части связано с перераспределением в ЕС тех, кому отказали в 2015-2016 годах), другие, наоборот, утверждают, что иммиграция падает по сравнению с пиковыми показателями двух лет кризиса. Это сложно назвать неожиданностью и тем более причиной успокаиваться. Когда, наконец, у нас раскроют глаза?
— Как может выглядеть решение для Европы?
— Волшебного решения нет, но нужно преодолеть рубеж в два поколения добрососедских отношений между Европой и Африкой. Ни больше, ни меньше. Европа не может отгораживаться безразличием, становиться «крепостью», которая влечет, но не пускает. Африка же должна признать, что ей не хватает надежды, и что отъезд среднего класса является для нее серьезной потерей. Нельзя построить экономику и тем более демократию с помощью присланных из-за границы денег, семейных субсидий. Такой вывод открывает пространство для политического строительства. Можно представить себе нечто вроде «миграционной циркуляции», которая ограничена по времени и касается отдельных граждан без их семей. Или «договоров покровительства» с разной степенью ответственности между африканцами и европейцами, которые готовы поручиться за них. Существует резервуар гражданской щедрости, который стоит задействовать вместо того, чтобы насмехаться над ним, представлять его как «наивность». Свалить все на государство всегда очень просто, но это не решение. В любом случае, я бы выделил здесь два основополагающих принципа. Прежде всего, у гражданства нет ни происхождения, ни цвета кожи: это договор между человеком и государством. Далее, последнее слово в странах должно быть за их гражданами. В Европе начинают это понимать.
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ.

Александр ДЕВЕЧЧИО (Alexandre DEVECCHIO). Le Figaro, Франция. 10 октября 2019 года
ИноСМИ.RU. 14 октября 2019 года

Не только немцы, но и мигранты в Германии возмущены тем, что люди, ищущие в стране защиту и помощь, совершают там преступления. Пора признать, что в Германии пугающе много уголовных дел с подозреваемыми-мигрантами, и у многих мигрантских сообществ местные законы не пользуются уважением, пишет автор — немецкий политик курдского происхождения, руководящий представитель Курдского сообщества в Германии и президент Федерального сообщества иммиграционных союзов.

Не только немцы, но и мигранты в Германии возмущены тем, что люди, ищущие в Федеративной республике защиту и помощь или нашедшие все это, дают втянуть себе в преступления. Политики должны действовать. Вот комментарий приглашенного автора.
В прошедшие дни страну потрясли сведения о хулиганских выходках, насильственных преступлениях и убийствах, совершенных, по всей вероятности, мигрантами. Идет ли речь об изнасилованиях, убийствах или драках на городских праздниках или у открытых бассейнов, участие во всем этом молодых мужчин-мигрантов — постыдный факт, глубоко задевающий и нас, иммигрантов, в этой стране.
Мы возмущены, что люди, ищущие в Германии защиту и помощь или получившие всё это, дают втянуть себя в преступные деяния. Тот, кто действительно ищет в Германии помощь и защиту от преследований, не совершает преступлений против помогающих ему граждан страны. Это делают те, кто приехал сюда с другими целями.
Мы, сами мигранты, становимся потенциальными жертвами этих преступников. Не напрямую, не там, где они совершают свои преступления, а позже, когда некоторая часть населения начинает заодно подозревать и нас: вдруг мы тоже способны на подобные проступки. Каждое из таких преступлений в конечном итоге приводит к тому, что между коренным населением и мигрантами, нашедшими тут новую родину, возникает отчуждение.
Каждое подобное преступление — это и вода на мельницу тех, кто стремится заработать политический капитал на расколе общества. Мы требуем от политиков сделать правильные выводы. Очевидное больше не должно замалчиваться.
Стало очевидным и уже давно обсуждается в прессе, что во многих регионах страны уголовное преследование и обеспечение безопасности государством больше не гарантируются — не в последнюю очередь из-за пугающего обилия дел, открытых против подозреваемых мигрантов-мужчин. В некоторых областях речь уже идет практически о чрезвычайном положении.
Стало очевидным и уже давно обсуждается в прессе, что у многих мигрантских сообществ государство и его органы власти не пользуются уважением и признанием. Люди постепенно пришли к выводу, что наше государство реагирует на совершенные преступления санкциями, которые едва ли можно принимать всерьез. О том, что в Германии существуют скрытые зоны, где мигрантские кланы водят государство за нос, люди говорят уже в открытую.
Стало очевидным и уже давно обсуждается в прессе, что у подозреваемых в совершении преступлений подчас отсутствует должное представление о том, что такое правонарушение. Более того, в некоторых социальных сетях они находят одобрение и поддержку. Если мы не хотим поставить под угрозу мирное сосуществование честных и законопослушных мигрантов и коренного населения, то политики должны действовать решительно и принять меры.
Растущего и непрерывного притока мигрантов из стран Балканского полуострова и Ближнего Востока Германия не сможет выдержать без того, чтобы это не привело к столкновению культур и вследствие этого к серьезному негативному воздействию на состояние общества. Следует рассмотреть возможность введения переходной фазы, чтобы пересмотреть имеющиеся материальные и идеологические ресурсы Германии для принятия все новых и новых сотен тысяч мигрантов и привести их в соответствие с создавшимся положением.
Там, где ресурсы невозможно быстро соотнести с ситуацией, Германия должна быть готова закрыть границы. Нельзя исключать и полный отказ от приема мигрантов (лишь в действительных случаях, предусмотренных статьей 16 Основного закона). Это относится и к депортациям — там, где они однозначно возможны с правовой точки зрения или же уже давно могли быть осуществлены.
В качестве первой и относительно легко реализуемой меры я предлагаю следующее: все, кого эта страна принимает даже на короткое время, должны быть сразу после прибытия в обязательном порядке проинформированы специально обученными сотрудниками устно и письменно об основных законах, правилах и местных культурных особенностях. Мигранты и лица, просящие политического убежища, должны подписать обязательный для них кодекс поведения, в котором они согласятся с тем, что в случае юридически доказанного нарушения кодекса теряют право на пребывание в Германии независимо от того, какого рода преследования им грозят на родине.
Право на убежище утрачивается в случае совершения мигрантом уголовного преступления, доказанного в судебном порядке, — это должно быть ясно каждому желающему остаться в Германии с самого первого дня. Каждый должен нести ответственность за свою судьбу. Это мы обязаны сделать не в последнюю очередь и ради всех законопослушных мигрантов.
Как президент Федерального рабочего сообщества иммигрантских союзов Германии я хотел бы обратиться к федеральному правительству с предложением провести в ближайшее время рабочую встречу федеральных ведомств, регулирующих миграцию, миграционных объединений и соответствующих научных организаций. На этой встрече на фоне описанных выше происшествий следует обсудить основы новой, скорректированной миграционной политики, которые затем будут представлены общественности — по возможности, в совместном заявлении.
Что-то идет принципиально не так, если рост миграции приводит к росту потенциальной террористической опасности в стране — с предсказуемой реакцией правых сил, которые в свою очередь не останавливаются перед убийствами. Что-то идет принципиально не так, если в виду террористической опасности германский бундестаг в Берлине окружают своеобразным защитным валом, фатально напоминающим Берлинскую стену в ГДР, если ни один народный праздник и рождественский базар не обходится без усиленных нарядов полиции и дополнительных мер безопасности.
К сожалению, приходится признавать, что восточноевропейские страны не без основания принимают ограничительные меры в вопросах миграции. У них перед глазами — опыт Западной Европы, и они не хотят повторения подобного у себя.
Есть желательная миграция, которая существует и существовала всегда во всем мире. В этом случае мигрантам всегда ясно, что никаких привилегий, с самого начала облегчающих им жизнь, они не получат. Мигранты почти во всех странах исходят из того, что нужно будет начинать с малого, самому пробиваться, рассчитывать только на свои силы и не ждать помощи от государства.
Это означает также необходимость приспосабливаться к новому обществу, чтобы оно видело в мигрантах реальное приобретение, а не обузу, тем более такую, которая не останавливается перед преступлениями и убийствами. Неконтролируемая массовая миграция всегда и везде — это большая логистическая, оперативная и адаптивная нагрузка на принимающее общество. Некоторые граждане в стране воспринимают ее как нечто нетерпимое, особенно если вместо благодарности они видят вызывающее и преступное поведение пришельцев.
Поэтому многие мигранты убедительно требуют значительно ограничить миграцию. По возможности, ее надо останавливать на месте — в родных странах и регионах потенциальных мигрантов с помощью целевых программ развития. Другие страны и континенты, в первую очередь находящиеся по соседству с регионами, откуда идет миграция, также должны принимать мигрантов. Европа и, в частности, Германия не могут быть прибежищем для половины мира, иначе им самим грозит гибель. Готовность к эмиграции многих элит в нашей стране — это сигнал, который нельзя игнорировать.
Самое малое, что можно сделать после происшествий последних недель и месяцев, — это ввести мораторий на разработку новых параметров в миграционной политике. Необходим и честный диалог с теми, кто критически относится к неограниченной миграции перед лицом проистекающих из нее логистических, оперативных и адаптивных проблем.
Хотеть как лучше и делать как лучше — не всегда одно и то же. Это относится и к миграционной политике. Настало время честно оценить обстановку, сделать выводы и вывести миграционную политику из тупика.
Али Эртан Топрак — немецкий политик курдского происхождения, руководящий представитель Курдского сообщества в Германии и президент Федерального сообщества иммиграционных союзов. Первоначально был членом «Союза 90/Зеленые», в 2014 году вступил в ХПС
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ.

Али Эртан ТОПРАК (Ali Ertan TOPRAK). Die Welt, Германия. 1 августа 2019 года
ИноСМИ. 10 октября 2019 года

«Афтонбладет» в серии статей вспоминает волну беженцев 2015 года и рассказывает, как обстоят дела сегодня. Печальные истории людей, которым пришлось бежать, чтобы спасти свою жизнь, соседствуют в репортажах с не менее печальной статистикой: шведская глубинка не выносит такого бремени.
 
2015 год. 36 недавно приехавших детей стоят на школьном дворе в Нурберге. Никто не знал, что они придут в школу. Их имена нигде не значатся. Владельцы частных миграционных центров никому ничего не сообщили об этих детях.
Осенью 2015 года прибыл автобус с просителями убежища. И в конце концов каждый шестой житель города оказался мигрантом.
Эта осень изменила облик муниципалитета навсегда.
2019 год. Женщина в синем хиджабе едет по Нурбергу на велосипеде. Не каждый день, но довольно часто. Если вы ее видели, то вы, должно быть, заметили, что она улыбается. Всякий раз она радуется свободе, какой у нее не было в первые 24 года жизни. В городе Кундузе много десятков лет ни одна женщина не садилась на велосипед.
Ее зовут Фарзана Ахмади, и больше никто не может запретить ей ездить на велосипеде, пусть она и волнуется, что скажут соотечественники.
В Нурберге она идет куда хочет, а рассказывая о прежней жизни, чуть свободнее укладывает платок на черных волосах — будто бы в знак протеста.
Фарзана говорит по-шведски: «Афганистан не лучшее место для женщин. Опасное. Очень опасное».
Бросает взгляд на переводчика и переходит на родной язык.
«Ты будто связана по рукам и ногам и смотришь на мир сквозь маленькую щелочку для глаз».
У Фарзаны четверо детей. Десятилетний Мустафа, восьмилетний Мехди, семилетний Мохаммед и Виктория, которая родилась в больнице Вестероса в канун рождества два года назад.
Для детей Нурберг — родной дом. Сосновые леса, озера, спортивные секции и школа. Все это вполне зримо — прямо как обшарпанные фасады домов в квартале Булагсхаген, где они живут. А вот Афганистан — это нечто бесформенное, неясная угроза.
Дома в ящике лежит отказ из шведской миграционной службы.
Муниципалитет Нурберг скорее, чем любое другое место, можно назвать зеркалом, в котором вся Швеция видит отражение той осени 2015 года.
В этот маленький городок в районе Бергслаген один за другим приезжали автобусы с беженцами. Миграционная служба слишком долго рассматривала рамочное соглашение, а тем временем каждую неделю новым 10 тысячам человек требовалась крыша над головой. Для частных предпринимателей открылись блестящие перспективы.
В Нурберге строились и заполнялись людьми центры временного размещения самого разного качества. Никто не предупредил муниципалитет, сколько людей прибудет.
919 невидимых линий сошлись в Нурберге, этой точке на карте, шахтерском местечке Бергслагена. Туда устремились люди, бежавшие, чтобы спастись от смерти. В их голосах — свидетельства самой кровопролитной войны нашего времени.
«Зеленые, черные, темно-зеленые, не знаю я, какие, но очень страшные», — рассказывала девятилетняя Фатима, с которой мы встречались, когда бывали в Нурберге в 2015 году. Она имела в виду самолеты, которые бомбили ее родной город Идлиб.
Семья Фатимы бежала сначала в Ливан, потом в Алжир, потом пешком перебралась в Ливию и попала на борт переполненной лодки.
«Одна женщина родила в лодке мальчика или девочку, и я видела, как двое мужчин выбросили ребенка в воду».
История Фатимы — лишь одна из тысяч подобных в этом старом заводском поселке.
В цифрах кризис в Нурберге выглядит так: поселок с 5801 жителями принял 919 беженцев, включая 77 одиноких детей. Как если бы Стокгольм за несколько месяцев принял более 100 тысяч просителей убежища.
Ситуацию невозможно было описать иначе как «экстремальная». Уже каждый пятый житель — мигрант. В муниципалитете, которому и так жилось нелегко, общественный сектор и некоммерческие организации теперь трудились день и ночь.
«Сегодня я задаюсь вопросом: почему я не кричала громче? Какого черта я была такой доброй?» — рассуждает Оса Эрикссон (Åsa Eriksson), которая в то время была членом городского совета Нурберга от социал-демократов.
Ее воспоминания об осени 2015 года неоднозначны. Желание помочь и ощущение одиночества. Огромная ноша на плечах бедной коммуны и бездействие окружающих.
«Из корысти, из эгоизма мы хотели, чтобы в Нурберге стало больше людей, потому что наше собственное население старело, но при этом мы не справлялись с таким наплывом».
В самое напряженное время в местной администрации ежедневно задавались вопросом: сколько автобусов приедет сегодня?
Каждую неделю на школьном дворе появлялись новые дети. Кто-то как появлялся, так и исчезал. Учителя рассказывали, что дети из Нурберга не осмеливались общаться с новыми товарищами, потому что никто не знал, кто из них придет завтра.
«Я изо всех сил старалась прояснить ситуацию, но чувствовала, что никто меня не слушает. Все время думала, как бы мне так выразиться, чтобы не схлопотать клеймо ксенофобки. Мы хотели помочь, но при этом нам пришлось остановиться и закричать, что так дело не пойдет», — делится воспоминаниями Оса Эрикссон.
В 2015 году заговорили о крахе системы. Общественность была готова взорваться под давлением тягот в связи с 163 тысячами новоприбывших просителей убежища.
«Тут надо осторожно выбирать слова. Ничья жизнь в опасности не была, все получили крышу над головой, но некоторые сектора нашего благосостояния пошатнулись практически до самого основания», — говорит Оса Эрикссон.
Кровопролитные бои, 60 погибших. Новости из афганского Кундуза доходят до Швеции в виде заметок. Сначала написал «пожимаю плечами», но это все же преувеличение. После 18 лет войны мы уже пропускаем мимо ушей цифры потерь. В августе ежедневно погибали 74 человека. 611 атак. Читаем и тут же забываем.
Но тревога десятилетнего мальчика наполняет эти цифры смыслом.
«Я хочу остаться здесь и продолжать заниматься борьбой. Если я вернусь, то, наверное, умру».
Мустафа — сын Фарзаны. Нас пригласили в квартиру, где истертые полы прикрыты мягкими коврами. Никаких украшений, кроме кубков и медалей с соревнований по борьбе. Мустафа говорит, тонкие лучики солнца проникают в комнату сквозь легкие белые занавески. Снаружи — осыпающийся балкон, а дальше — сосны и следующий дом с такими же крошащимися балконами.
Булагсхаген — остаток горнодобывающей индустрии, промышленного процветания 1960-х. Тогда это были современные квартиры для трудящихся в «доме для народа». Сейчас — замшелые лестницы, битые стекла, краска хлопьями осыпается со стен на лестничной клетке. Это Швеция для бедных, но жители-то приехали из Афганистана, Эритреи, Сирии. Для многих Нурберг — остановка в пути, место, где можно перекантоваться, пока миграционная служба не вынесла окончательное решение.
Мустафа — лучший борец в Вестманланде в своей возрастной категории. В мечтах он завоевывает олимпийское золото — для Швеции и борцовского клуба Нурберга.
Но ночами ему снится другое, и он резко просыпается.
«Мне снилось, что мы возвращаемся в Афганистан, — говорит он. — Я испугался».
«Я сразу поняла, что это вы, машина не из Нурберга», — заявляет Юханна Удё, когда мы паркуемся у здания местной администрации.
Шутка, но лишь отчасти. В местечке с 6 тысячами жителей можно запомнить все машины.
Юханна Удё взяла в свои руки председательский молоток местного самоуправления, когда Оса Эрикссон пошла в депутаты риксдага. Теперь мы будем говорить с ней.
Первый же вопрос весьма масштабный.
— Что произошло после 2015 года?
— Многие сирийцы, которые тогда приехали, довольно быстро исчезли. Им дали виды на жительство, и они отправились дальше. Среди них было много квалифицированных работников, и они, скажем так, быстрее трудоустраивались, но, к сожалению, не здесь.
— То есть те, кто остался в Нурберге, не так близки к тому, чтобы занять свое место на рынке труда?
— Да, к сожалению, это так, хотя, конечно, есть и положительные примеры. Спрос на работников без образования и опыта работы в промышленности весьма ограничен.
— А общественная деятельность?
— Даже если бы у нас были деньги нанимать еще людей, среди тех, кто остался вне рынка труда, мы бы сотрудников не нашли. Грубо говоря, это означает, что люди не могут себя прокормить, так что наши расходы на пособия растут.
С экономической точки зрения есть целые группы людей, которым не будет рад ни один муниципалитет. Все их отфутболивают. Например, беженцы, которым уже не полагается первоначальная помощь.
Как показало исследование Aftonbladet, примерно 18 тысяч человек из тех, кто прибыл в Швецию в 2015 году и у кого есть постоянный вид на жительство, в конце 2018 года еще жили на пособие. На плечи коммун легли огромные расходы.
Юханна Удё описывает нам модель, которой руководствуются муниципалитеты, и она не слишком радужная: «Другие говорят: „В Нурберге есть свободное жилье, езжайте туда, а мы заплатим за первые три месяца"».
— Платят, лишь бы от них избавиться?
— Да, а для нашего муниципалитета это означает рост расходов на пособия, ведь люди, которые сюда приезжают, не могут себя прокормить.
Еще одна непростая проблема — налоговые поступления. Их должно хватать на все. Но недавно оповестили, что закрывается информационный центр полиции, а с ним исчезнут и 60 рабочих мест. Это как если бы Стокгольм потерял 10 тысяч, подчеркивает Юханна Удё в письме министру по гражданским делам Ардалану Шекараби (Ardalan Shekarabi).
«Как нам лучше решить эту проблему, если государство лишает нас тех немногих финансовых возможностей, которые у нас есть?» — задается она вопросом.
Налоговое управление далеко от Нурберга, как и служба занятости, чей филиал в соседнем муниципалитете Фагерста тоже скоро закроется.
— Когда служба занятости уходит из нашего района, растут расходы на прием, сопровождение и отправление дальше всех тех, кому раньше помогали их соцработники.
По словам Юханны Удё, наличие большой группы неработающих людей влияет на все общество в целом, особенно если членов этой группы объединяет нешведское происхождение.
— Разумеется, это лишь подогревает негатив в адрес мигрантов. Мы вступаем в экономически более трудные времена, финансирование многих областей падает, и все взоры сразу обращаются туда, где растут расходы.
Однако Юханна Удё не имеет в виду, что усугубляются расистские тенденции. Напротив, когда она говорит о желании местных жителей помочь, в ее голосе звучит уверенность.
— Вот от чего действительно тепло на душе. На самом деле я слышу не так уж много плохого, что касается возможностей интеграции. Мы здесь очень верим в общественную жизнь, именно так мигранты, особенно молодежь, входят в наше общество.
Мустафа — один из тех, кто приехал в 2015 году и полюбил свой новый дом, пусть он и самый обшарпанный во всем Нурберге. Всю свою жизнь он сейчас посвящает борьбе.
О родине он мало что помнит, но примерно представляет себе, кто такие талибы (Талибан — запрещенная в РФ террористическая организация, прим. ред.), и знает, что именно от них они с семьей бежали.
«Я не хочу брать в руки пистолет. Не хочу стрелять в соотечественников».
В устах десятилетки такие слова могли бы прозвучать надуманно, как если бы какие-то взрослые хотели услышать их от ребенка. Но для Мустафы это вполне может быть реальной жизнью.
В то самое время, когда мы с ним сидим и разговариваем о его мечтах, спортивных достижениях и о том, как он на каникулах летом купался в озере Нурен, талибы готовят очередное наступление, уже четвертое, на его родной город Кундуз. Через 48 часов они пойдут в атаку, и через несколько дней уличных боев снова будут подсчитаны жертвы.
34 человека.
В душе Мустафы мечта об олимпийском золоте в борьбе соседствует со страхом, что придется повесить на плечо автомат Калашникова и идти сражаться с Талибаном.
И то, и другое кажется ему вполне возможным.

Магнус ВЕННМАН (Magnus WENNMAN), Эрик ВИМАН (Erik WIMAN). Aftonbladet, Швеция
ИноСМИ.RU. 16 октября 2019 года

Автор статьи поднял проблему нелегальной миграции из Марокко в европейские странны. Королевство стало своего рода транзитным пунктом для спасающихся бегством африканцев от непрекращающихся войн и нищеты. Однако путь к достойной жизни, длинной всего лишь 15 км, не каждому по плечу.
 
Шестилетний мальчик утонул в Средиземном море. Он умер на борту военного вертолета, который доставил его в Альмерию, город на юге Испании. Теперь его тело, завернутое в чёрный пластиковый пакет, вернётся туда, откуда он родом — в одну из африканских стран к югу от Сахары. Он, как и многие другие незаконные мигранты, утонувшие в «море грез», отправился в нелегкий и опасный путь на обычной лодке с берегов Марокко.
Все они бегут от конфликтов, войн и нищеты в надежде на лучшую жизнь, которая бы позволила им обрести чувство собственного достоинства. Преследуя именно эти цели, люди ставят на кон свою жизнь.

Мучительная боль нищеты
Незаконная миграция из Марокко началась не вчера. Королевство всегда было транзитным пунктом для африканских мигрантов, прибывающих сюда из Нигерии, Ганы, Камеруна, Буркина-Фасо и других стран на западе африканского континента в попытке перебраться в европейские страны. Они пешком пересекают Сахару, добираясь через Мали в Алжир, а после в Марокко, где в диких лесах на севере останавливаются для отдыха. Там они становятся жертвами торговцев людьми, и к ним присоединяются отчаянные марокканцы, желающие найти работу и обеспечить себе минимально приемлемый уровень жизни. Все они отправляются в Европу, особенно в Испанию, которая находится всего в 15 километрах от Королевства.
Суровая нищета является главной причиной нелегальной миграции марокканцев. Согласно докладу Программы развития ООН (ПРООН), 45% марокканского населения испытывают нужду. Агентство прогнозирует повышение показателя бедности и депривации в Марокко на 13%. Индекс многомерной бедности, используемый в докладе, учитывает не только уровень ВВП на душу населения, но также уровень образования и здравоохранения, ситуацию на рынке труда, отсутствие безопасности, угрозы насилия и конфликтов. 42% населения страдают от плохого уровня образования, 32% от имеющихся условий жизни, в то время как 13% марокканцев остро нуждаются в медицинской помощи.
В докладе была представлена «ужасающая картина» бедности в Буркина-Фасо, Чаде, Эфиопии, Нигере и южном Судане, где согласно данным, около 90% детей в возрасте до 10 лет страдают от многомерной бедности.

Сокращение потока мигрантов
Благодаря сотрудничеству с Марокко Испания в этом году смогла сократить поток нелегальных мигрантов на 55%. Как сообщает Министерство внутренних дел Испании, 19 604 нелегальных мигранта прибыли на испанское побережье по состоянию на 14 октября 2019 года по сравнению с 43 467 мигрантами за аналогичный период в 2018 году. Европейская комиссия объяснила, что такое сокращение достигнуто благодаря активным и эффективным усилиям марокканских властей, включая работу по противодействию попыткам тысяч нелегальных мигрантов пересечь море, а также спасение 10 700 нелегальных мигрантов.
В первую неделю октября береговая охрана марокканского флота спасла 329 мигрантов при попытке пересечь море и добраться до испанских берегов. Среди них было 49 женщин, несколько несовершеннолетних и детей. Большинство мигрантов выходцы из стран к югу от Сахары. Получив необходимую помощь, они были доставлены военными в такие средиземноморские порты, как Танжер, Эль-Хосейма, Надор и Каср-Сагир.
Жизнь шестилетнего мальчика оборвалась до того, как вертолет прибыл на испанскую военную базу в южном городе Альмерия. Это произошло в ходе операции береговой охраны, которая в начале октября спасла 64 нелегальных мигранта, включая беременных женщин и детей. Люди находились в лодке, которая отчалила от побережья Танжера в портовый город Малага. После спасения их перевезли на испанском корабле.

Недостаток финансирования — угроза спасательным операциям
Миссии по спасению мигрантов в Средиземном море также осуществляются гуманитарными неправительственными организациями, которые полагаются на пожертвования в качестве оплаты своей работы. Однако во многих случаях им не удаётся привлечь инвесторов. Отсутствие нужной огласки в СМИ также затрудняет финансирование.
В Европе миссии по спасению мигрантов, организованные неправительственными учреждениями, вновь оказались в центре внимания, когда 29 июня капитан корабля SeaWatch3 принял решение остановиться в итальянском порту Лампедуза, несмотря на то, что у корабля не было разрешения заходить в этот порт. На борту корабля находились 42 мигранта. Они застряли в море на две недели и были истощены настолько, что жизнь некоторых оказалась под угрозой. Именно это стало причиной отправки судна в итальянский порт.

Где человечность?
По данным Международной организации по делам беженцев, к октябрю в Европу через Средиземное море прибыли 79 350 нелегальных мигрантов, что почти на 13% меньше по сравнению с 91 094 мигрантами за аналогичный период прошлого года. Число мигрантов, прибывших в Испанию, составило 19 637 человек, а в Грецию — 43 208 человек, что равно 80% всех мигрантов, сумевших пересечь Средиземное море. Намного меньше мигрантов отправляются в Италию, Мальту и на Кипр.
Как сообщила организация, 1077 человек утонули в течение девяти с половиной месяцев этого года, что на 55% меньше по сравнению с тем же периодом в 2018-м. Тогда число утонувших и пропавших без вести мигрантов составило 1965 человек. Из них 68 человек погибли на восточном морском пути до Греции и Кипра, 692 человека утонули при попытке добраться до Италии и Мальты, ещё 317 мигрантов погибли при пересечении западного морского пути, соединяющего Марокко и Испанию.
Как можно спокойно наблюдать, как молодые мужчины, женщины и дети из бедных стран, охваченных конфликтами, совершают коллективное самоубийство, чтобы достичь берегов Европы. Совершенно бесчеловечно спасать некоторых мигрантов в море, кормить их куском хлеба в лагерях, а затем возвращать их в свои страны, где они вновь будут думать о том, как отправиться в это опасное путешествие. Фактически это всего лишь современная форма рабства и торговли людьми.
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ.

Абдель ХАКИМ АР-РУВЕЙДА NoonPost, Египет. 20 октября 2019 года
ИноСМИ. 21 октября 2019 года