Доверие и недоверие в межнациональных отношениях [1]

Мукомель В.И. [2] , Рыжова С.В. [3]
(Опубликовано в журнале "Социологические исследования", 2017, №1, с. 37-46)

Постановка исследовательской задачи и определение ключевых понятий. Доверие выступает неотъемлемым элементом социального капитала, характеризующего качество человеческих взаимоотношений и эффективность социальных связей, в том числе семейных уз и тесных межличностных контактов внутри профессионального, религиозного или иного локального сообщества[4]. Оно формируется на основе определенных норм и правил, относительно которых сложился социальный консенсус, и выступает непременным условием длительных и стабильных социальных отношений. Культура доверия необходима для успешной политической самоорганизации общества, а его виды - обобщенное, межличностное, межгрупповое доверие - выступают основополагающими факторами социальной консолидации и межнационального согласия.

Обобщенное доверие - доверие людям вообще - отражает готовность к сотрудничеству, формированию общих интересов и способность к конструктивному взаимодействию. Его высокий уровень является одновременно предпосылкой и следствием формирования современного модернизационного общества[5], а также базовой предпосылкой гражданской культуры и показателем "постматериалистических" устремлений человека, его приверженности ценностям самовыражения и развития. Согласно данным World Values Survey (WVS), современная Россия, пережившая череду быстрых и болезненных общественных трансформаций, демонстрирует меньший уровень обобщенного доверия по сравнению с благополучными западными демократиями: только 28% россиян считают, что "большинству людей можно доверять"[6]. По этому параметру она находится среди других стран посткоммунистического блока, где, по мнению западных аналитиков, дефицит доверия обусловлен посткоммунистической ментальностью и травматичным социальным опытом радикальных преобразований[7].

В настоящее время в российском обществе наблюдается борьба между установками доверия и недоверия, причем вторые не всегда сопряжены с негативными смыслами. Тенденция рассматривать феномены, предстающие в виде бинарных оппозиций, концентрируясь лишь на одном из двух полюсов, справедливо подвергается критике: "Литература о доверии, как правило, основывается только на феномене доверия, а недоверие остается за рамками исследований. Из множества социологов лишь Никлас Лукман рассматривает доверие и недоверие как два функциональных эквивалента. По его мнению, доверие и его антипод могут иметь одну и ту же функцию: редукцию комплексности в дифференцированных социальных образованиях"[8]. Недоверие, полагает А. Папакостас, не является социальной патологией современной демократии, поскольку избыток доверия также создает патологическую ситуацию, которую можно преодолеть путем увеличения недоверия (или, говоря словами автора, скептицизма)[9]. Исходя из этого, для измерения уровня обобщенного доверия/недоверия мы использовали четырехбалльную шкалу, включавшую следующие позиции: "большинству людей точно можно доверять", "большинству людей скорее можно доверять", "большинству людей скорее нельзя доверять", "большинству людей точно нельзя доверять".

Межличностное доверие проявляется как доверие знакомым людям, которых человек знает лично и с которыми находится в контакте. Это особый вид доверия, являющийся базисом социальной интеграции и в случае наличия благоприятных социально-экономических и политических условий фундаментом обобщенного доверия. Согласно выводу, сделанному на основе анализа пяти волн Всемирного исследования ценностей (2005-2008), его рост является необходимым условием становления в обществе культуры доверия [Алмакаева, 2014]. Она, как показал П. Штомпка, формируется через принятие большинством норм добропорядочности, ответственности, честности [Штомпка, 2014], усваиваемых в процессе воспитания в семье, общения с родственниками, соседями и коллегами по работе. Трудовые коллективы в годы постсоветских реформ, когда в России наблюдалось значительное падение уровня обобщенного доверия, стали одним из стабилизирующих факторов социальной интеграции, поскольку именно внутри них продолжал сохраняться высокий уровень внутригрупповой сплоченности и доверия [Козырева, 2008: 33]. В нашем исследовании уровень межличностного доверия измерялся через доверие коллегам, соседям, друзьям и родственникам, в том числе членам семьи.

Межгрупповоедоверие, вкупе с обобщенным, межличностным и институциональным, может стать устойчивым базисом для формирования конструктивных межэтнических отношений. Оно непосредственно сказывается на прямых межличностных контактах с конкретными представителями меньшинств (этнических, мигрантских, религиозных и т.п.). Его низкий уровень способствует росту ксенофобных настроений, становясь таким образом одним из основных факторов воспроизводства интолерантности в обществе [Козырева, Смирнов, 2010: 171]. Другой, более широкий круг межгруппового доверия охватывает категории людей, с которыми мы редко сталкиваемся непосредственно, и во многом зависит от разделяемых нами стереотипов и предубеждений. В регионах с высокой долей этнокультурного разнообразия межгрупповое (межэтническое, межконфессиональное) доверие менее стереотипизировано и мифологизировано, соответственно, его уровень оказывается достаточно высоким для поддержания климата межнационального согласия[10]. Помимо межэтнического доверия формируется также и внутриэтническое доверие - доверие людям своей национальности. Данный вид доверия является переходным от межличностного, базирующегося на опыте непосредственных контактов с людьми той же национальности, к межгрупповому, в большей степени основанному на абстрактных представлениях об этнической или конфессиональной группе. В нашем исследовании уровень межгруппового доверия оценивался через сопоставление уровней доверия людям своей и другой национальности.

Доверие в целом тесно связано с межэтнической толерантностью, понимаемой как уважение к этническому, культурному плюрализму, позитивное или нейтральное восприятие существующих в обществе религиозных и этнокультурных различий[11]. Толерантность опирается на механизмы межличностного, межгруппового и институционального доверия, а доверие, возникающее в культурно неоднородной социальной среде, предполагает, в свою очередь, наличие определенного уровня межэтнической толерантности. В таком случае, может ли уровень доверия служить индикатором состояния межэтнических отношений? Ответ на данный вопрос затруднителен без учета того, о каком именно доверии идет речь: обобщенном, межличностном или межгрупповом (в интересующем нас контексте, межэтническом и/или межконфессиональном)[12], - и кто является его носителем - местное население или члены взаимодействующих, потенциально конфликтогенных групп.

В настоящее время наибольшее отторжение у местных жителей вызывают представители мигрантских "видимых меньшинств", нетрадиционных для данной местности, причем даже не столько уроженцы государств бывшего СССР, сколько выходцы из других регионов России, в первую очередь из республик Северного Кавказа. Влияют ли параметры принимающего населения на уровень обобщенного, межличностного и межгруппового доверия внутрироссийских мигрантов? Как соотносятся разные виды доверия у первых и вторых, и какова их [видов] иерархия? Существуют ли региональные различия в уровне доверия в зависимости от степени урбанизации, этнической сложности состава населения, специфики социально-экономического развития конкретного субъекта федерации и иных факторов? Поиску ответов на поставленные вопросы и посвящена настоящая статья.

Эмпирической базой исследования послужили данные массовых опросов местных жителей и мигрантов, осуществленных в ходе реализации проекта "Ресурс межэтнического согласия в консолидации российского общества: общее и особенное в региональном разнообразии", опроса в Республике Саха (Якутия), проведенного информационным центром при Главе Республики по сопоставимой программе[13], и данные РМЭЗ за 2015 г. (см. преамбулу к рубрике на с. 25).

Обобщенное доверие местного населения. Полученные в ходе опросов данные показали: в целом россияне постепенно преодолевают кризис взаимной отчужденности и социальной апатии, доли доверяющих и недоверяющих не сильно различаются и колеблются в районе 50%. Уровень обобщенного доверия в исследованных нами субъектах федерации варьируется от 42% полагающих, что большинству людей "точно" и "скорее" можно доверять, в Московской области до 48% - в Калининградской области. Несколько большая доля жителей регионов, 47-54%, напротив, не склонна доверять людям (большинству людей "точно" и "скорее" нельзя доверять) (табл. 1). Своеобразная ситуация сложилась в Республике Саха (Якутия), где при уровне обобщенного доверия в 36% и обобщенного недоверия в 40% каждый четвертый респондент затруднился с ответом.

Таблица 1. Уровень обобщенного доверия/недоверия местного населения
(в % от опрошенных)

Согласно нашим данным, уровень обобщенного доверия не зависит от региона и от типа местности проживания (город/село). Даже столица, несмотря на все свои особенности крупного мегаполиса, практически не отличается по данному параметру от провинции. Не зависит уровень обобщенного доверия и от этнокультурной специфики региона. И в полиэтничной Астраханской области, и в Московском регионе, принимающем наибольшее число инокультурных мигрантов, и в Калининградской области - российском эксклаве, и в Республике Саха (Якутия), где титульная национальность является этническим большинством, показатели обобщенного доверия примерно одинаковы у русских и нерусских жителей.

Определенное влияние на колебание уровня обобщенного доверия оказывает возраст. Во всех регионах люди старших возрастных категорий отличаются большим доверием. При этом, однако, необходимо учитывать, что основания доверия у представителей этих возрастных когорт различаются. Так, согласно данным по Москве, основания, связанные с культурой доверия ("уважение к закону"), более значимы для людей старше 55 лет, росших и воспитывавшихся в советское время, а для молодежи 18-34 лет, чье взросление пришлось на постсоветский период, в качестве основания для доверия гораздо важнее оценка личной надежности ("ответственные, держат данное слово") и собственный опыт[14].

Обобщенное доверие приезжих. В целом его уровень у мигрантов ниже, чем у принимающего населения (исключение составляет лишь Калининградская область). Кроме того, наблюдается заметное колебание данной характеристики в зависимости от региона (табл. 2).

Таблица 2 Уровень обобщенного доверия/недоверия приезжих (в % от опрошенных)

На общем фоне выделяются мигранты Ставропольского края, чей уровень обобщенного доверия существенно ниже, чем в среднем по массиву приезжих. Вероятно, это объясняется тем, что среди них преобладают молодые образованные мужчины. Однако если элиминировать влияние возраста и образования, то показатели по этому субъекту федерации уже не будут столь заметно отличаться от показателей по другим регионам. Среди 30-летних мигрантов с высшим образованием в Ставрополье в целом доверяют людям 37%, а не доверяют - 60%, в Москве, соответственно, 45 и 53%, в Астраханской области - 41 и 58%, в Калининградской - 36 и 63% (то есть еще хуже, чем в Ставрополье)[15]. Кроме того, необходимо учитывать психологические особенности мужчин, менее склонных доверять людям, чем женщины. В целом же установка на доверие людям не зависит от региона и является крупномасштабной диспозицией, отражающей уровень социальной и государственно-гражданской консолидации в российском обществе.

Межличностное доверие местного населения. Его уровень во всех исследованных нами регионах оказался стабильно выше уровня обобщенного доверия, что соответствует общей тенденции, фиксируемой, в том числе, и в рамках Всемирного исследования ценностей, и до определенной степени объясняется трудным опытом выживания россиян в переходный период постсоветских трансформаций, когда главной опорой для человека становились его родственники, друзья, соседи и коллеги. В максимальной степени люди доверяют членам своей семьи (97-99%) и друзьям (свыше 90%), а также родственникам (например, 89% в Москве и 87% в Московской области). Крайне высокий уровень доверия друзьям, сопоставимый с уровнем доверия семье, свидетельствует о значимости дружеских связей в России и успешном опыте коопераций разного уровня, построенных на дружеских связях. Согласно полученным данным, уровень доверия семье и друзьям практически не зависит от региона, что делает его, по нашему мнению, универсальным стабилизирующим фактором. Некоторое исключение составляет лишь группа пожилых (старше 60 лет) жителей столичного региона, многие из которых проживают в одиночестве, малоподвижны и с другими людьми контактируют в основном посредством телефона - уровень их доверия друзьям не превышает 84%.

Коллегам и соседям в целом доверяют больше половины жителей (свыше 60%) всех исследованных нами субъектов федерации, однако уровень доверия к ним колеблется в зависимости от региона. Он довольно высок в Астраханской и Калининградской областях и Ставропольском крае (77-73%), ниже в Республике Саха (Якутия) (69%) и значительно ниже в Москве и Московской области (62-61%) (табл. 3).

Таблица 3. Уровень межличностного доверия местного населения
(в % от опрошенных)

Примечание. В таблице представлены данные, объединяющие ответы "полностью доверяю" и "скорее доверяю"

Столичный регион вообще выделяется меньшим уровнем межличностного доверия. В атомизированной среде мегаполиса со специфической многоэтажной застройкой особенно заметно меньшее доверие соседям - часто незнакомым людям, контакты с которыми нередко сведены к минимуму (табл. 4).

Таблица 4. Уровень межличностного доверия населения Московского и других регионов России (в % от опрошенных)

Примечание. Данные РМЭЗ (ноябрь 2015 г.; 24 волна). Выборка по Москве и области нерепрезентативна (N = 2023). В таблице представлены общие доли выбравших ответы "доверяю всем" и "доверяю большинству"

Тип места проживания практически не влияет на уровень доверия коллегам. Различия по данному параметру между городским и сельским населением были нами зафиксированы лишь в Калининградской области, где доверие коллегам в городе выше (80%), чем на селе (62%).

Межличностное доверие мигрантов. Его уровень, судя по всему, менее зависит от социально-демографических характеристик опрашиваемых, нежели уровень обобщенного доверия. Так, среди приезжих Ставропольского края уровень межличностного доверия схож с уровнем у приезжих других рассматриваемых нами субъектов федерации (табл. 5). В целом мигранты в подавляющем большинстве гипотетических ситуаций демонстрируют более высокий уровень доверия, нежели местные жители (табл. 3), при этом иерархия кругов доверия у них та же, что и у постоянно проживающего в регионе населения: наибольшим доверием пользуются члены семьи, наименьшим, но довольно высоким - соседи.

Таблица 5. Уровень межличностного доверия приезжих (в % от опрошенных)

Примечание. В таблице представлены данные, объединяющие ответы "полностью доверяю" и "скорее доверяю".

Межличностное доверие в России расслоено: на одном полюсе оказывается доверие членам семьи, друзьям и ближайшим родственникам, причем именно в таком порядке (максимальное доверие), на другом - коллегам и соседям, как правило, существенно более низкое, но все же достаточно высокое. Согласно данным Всемирного исследования ценностей, ощутимый разрыв в уровнях доверия к членам семьи и к другим категориям близких и знакомых наиболее характерен для развивающихся стран и/или стран с авторитарной формой правления. По мнению зарубежных ученых, межличностное внутрисемейное доверие не формирует достаточного социального капитала, необходимого для поддержания широких горизонтальных связей, на основе которых строится успешная общественная самоорганизация. Тесные семейные связи и предельные значения доверия, складывающегося в семейных отношениях, напротив, подталкивают общество к формированию "фамилистических" ассоциаций, сопряженных с рисками семейственной замкнутости и понижением уровня обобщенного доверия[16][17]. Тем не менее потенциал горизонтальных связей в России, на наш взгляд, достаточно велик, о чем свидетельствует высокий уровень доверия друзьям, сопоставимый с уровнем доверия членам семьи. Столь высокое доверие друзьям служит альтернативной "фамилистической" тенденции и может рассматриваться как стихийно формирующаяся база для масштабных гражданских ассоциаций и среди местного населения, и среди приезжих.

Установки на доверие и межгрупповое согласие. Зафиксированный нами уровень внутриэтнического доверия среди местного населения в исследуемых субъектах Федерации оказался достаточно высоким, сопоставимым с уровнем доверия коллегам и соседям (табл. 6). Фиксируемый уровень доверия людям других национальностей, как показывает практика, сильно зависит не только от специфики региона, но и от формулировки используемого для его измерения вопроса. Так, при формулировке: "Насколько вы доверяете людям других национальностей?", получаемый уровень межэтнического доверия в Ставропольском крае и Карелии оказывался достаточно высоким, сопоставимым с уровнем доверия соседям и коллегам - 64 и 60% соответственно. В случае же формулировки: "Какому числу людей вы доверяете в следующих группах?", уровень межэтнического доверия заметно "падает" (табл. 7).

Таблица 6. Уровень доверия/недоверия людям своей национальности в регионах России (в % от опрошенных)

Таблица 7. Уровень доверия людям своей и другой национальности в Московском и других регионах России (в % от опрошенных)

Примечание. Данные РМЭЗ (ноябрь 2015 г.; 24 волна). Выборка по Москве и области нерепрезентативна (N = 2023). В таблице представлены общие доли выбравших ответы "доверяю всем" и "доверяю большинству".

Уровень внутриэтнического доверия мигрантов превышает их уровень доверия соседям и коллегам, а также уровень внутриэтнического доверия местных жителей. В Астраханской области 84% приезжих в целом доверяют людям своей национальности, в Калининградской - 86% (среди местных жителей, соответственно, 80 и 74%). Кроме того, мигранты продемонстрировали и более высокий, нежели у постоянно проживающего в регионах населения, уровень межэтнического доверия, что отчасти коррелирует и с несколько более высоким у них уровнем межличностного доверия (табл. 3 и 5). В Ставропольском крае, например, 70% приезжих (против 64% "местных") заявили о своем доверии людям других национальностей.

Местные жители вне зависимости от национальности характеризуются примерно одинаковым уровнем как внутриэтнического доверия, так и межличностного доверия людям "ближайшего радиуса" - членам своей семьи, друзьям, соседям. Исключение составляют лишь якутяне, среди которых саха (якуты) более склонны доверять людям своей этнической принадлежности (70%), чем русские (61%) (табл. 8).

Таблица 8. Уровень обобщенного, межличностного и внутриэтнического доверия русского и нерусского местного населения (в % от опрошенных)

Таблица 9. Доля никогда не испытывающих враждебности к представителям другой национальности среди местных жителей и мигрантов в зависимости от обобщенного доверия/недоверия (в % от опрошенных)

Уровень межэтнического доверия в значительной степени определяется этнокультурной спецификой региона. В целом же по России он невысок - около 27% (табл. 7). В этой ситуации смягчить возникающие напряжения в сфере межнациональных отношений и стать фактором укрепления межнационального согласия в обществе может достаточно высокий уровень обобщенного доверия. Ранее наше исследование по Москве показало, что обобщенное доверие и межэтническая толерантность взаимосвязаны: первое способствует формированию второй, а та, в свою очередь, поддерживает доверительное отношение к людям[18]. Нынешнее исследование подтвердило выявленную закономерность: показатели межэтнической толерантности во всех регионах оказались выше среди тех, кто в целом доверяет людям, чем среди тех, кто в целом не доверяет (табл. 9). Также, у в целом доверяющих людям с большей вероятностью наблюдается актуализированная российская идентичность, нежели у в целом не доверяющих: 57 против 39%, соответственно, в Астраханской области, 57 против 49% - в Калининградской, 36 против 22% - в столичном регионе.

Заключение. В ходе проведенного исследования нами была выявлена четкая иерархия уровней доверия: от максимального доверия членам семьи, ближайшим родственникам и друзьям (ближайший круг), к меньшему - коллегам по работе и соседям (близкий круг), людям своей национальности (виртуально близкий круг), представителям других национальностей (дальний круг). Уровень обобщенного доверия занимает промежуточное положение между уровнем межличностного и внутриэтнического доверия, с одной стороны, и уровнем межэтнического доверия, с другой. Данный вывод согласуется с моделью формирования культуры доверия, предложенной П. Штомпкой. Ее зачатки возникают на индивидуальном уровне как результат доверительных межличностных отношений, затем, при условии сохранения социальной стабильности, доверие "закрепляется" на массовом уровне как социальная установка, и лишь потом формируется собственно культура доверия как "давление среды", принуждающее членов общества к добропорядочному и ответственному поведению[19].

Становление культуры доверия в России происходит с опорой на межличностное доверие, и ее главным источником можно считать доверительные отношения, возникающие в трудовых коллективах, в семейном и дружеском кругах, среди соседей. Хотя гражданская активность в России пока невелика, и в стране отсутствует развитая сеть добровольных горизонтальных ассоциаций разного уровня, зафиксированный нами высокий уровень доверия друзьям, сопоставимый с доверием членам семьи, дает основание надеяться, что при благоприятных условиях общественного развития тесные дружеские связи дадут начало многочисленным гражданским объединениям и союзам. На данный момент тормозом для формирования в России культуры доверия является дефицит правового сознания, распространенное среди населения неуважение к закону, а также высокий уровень недоверия судебной системе и прочим институтам, обеспечивающим правопорядок.

Международные исследования, осуществленные под руководством Р. Инглхарта, обнаруживают прямую связь между уровнем экономического благосостояния страны и уровнем обобщенного доверия в обществе: чем выше показатели ВНП, тем чаще люди склонны доверять друг другу. Сам он объясняет эту зависимость общей логикой модернизационного развития, под влиянием которой ценности выживания, свойственные традиционным, недемократическим сообществам, постепенно заменяются ценностями самовыражения, характерными для стран с успешным опытом модернизационного развития.

В российских условиях уровень межличностного и межэтнического доверия среди мигрантов, принадлежащих к более патриархальным социумам по сравнению с принимающим сообществом, оказывается, как правило, выше, чем у местного населения. Мы предполагаем, что традиционная культура, носителями которой они являются, вносит свои специфические коррективы в траекторию модернизационного развития России. У наших внутренних мигрантов из числа представителей "видимых меньшинств" отсутствует разрыв в уровне доверия "ближайшему кругу" и более отдаленному кругу коллег, соседей, представителей иных групп, типичный, судя по данным Всемирного исследования ценностей, для немодернизированных обществ. Вероятно, это свидетельствует об их отходе от ценностей выживания и открытости транзитивным процессам в принимающих сообществах.

[1] Статья подготовлена при поддержке РНФ, проект № 14-18-01963.
[2] Мукомель Владимир Изявич - доктор социологических наук, главный научный сотрудник, руководитель сектора изучения миграционных и интеграционных процессов Института социологии РАН.
[3] Рыжова Светлана Валентиновна - кандидат социологических наук, ведущий научный сотрудник отдела этнической социологии Института социологии РАН.
[4] Коулман Дж. Капитал социальный и человеческий // Общественные науки и современность. 2001. № 3. С. 121-139.
[5] Инглхарт Р., Вельцель К. Модернизация, культурные изменения и демократия: последовательность человеческого развития. М.: Новое издательство, 2011.
[6] Всемирное исследование ценностей, 6 волна (2010-2014). URL: http://www.worldvaluessurvey.org/WVS Documentationw Ve.jsp (дата: 25.04.2016).
[7] Инглхарт Р., Вельцель К. Модернизация, культурные изменения и демократия: последовательность человеческого развития. М.: Новое издательство, 2011: 111
[8] Папакостас А. Становление публичной сферы: недоверие, доверие и коррупция / Пер. с англ. Д. Жихаревича. М.: ВЦИОМ, 2016: 73.
[9] Там же, с. 174.
[10] В подтверждение этого сошлемся на данные исследовательского проекта "Гражданская, этническая и региональная идентичность: вчера, сегодня, завтра", осуществленного отделом этнической социологии Института социологии РАН в 2011-2013 гг. Нами был зафиксирован практически максимальный уровень доверия в Татарстане: свыше 90% русских доверяли татарам и свыше 90% татар доверяли русским. Межконфессиональное доверие не уступало межэтническому: свыше 80% православных доверяли мусульманам и свыше 80% мусульман доверяли православным. Аналогично высокий уровень межконфессионального доверия был и в Башкортостане [Гражданская, этническая и региональная идентичность: вчера, сегодня, завтра / Рук. проекта и отв. ред. Л. М. Дробижева. М.: Российская политическая энциклопедия, 2013: 164]. Таким образом, в республиках России, где этнический фактор имеет особое значение и закреплен институционально (присутствует титульная национальность), высокий уровень межэтнического и межконфессионального доверия выполняет функцию общественного интегратора и источника межэтнического согласия.
[11] Декларация принципов терпимости. 1995. 16 ноября [Электронный ресурс]. URL: http://www.un.org/ru/documents/decl_conv/declarations/toleranc.shtml (дата обращения: 25.07.2015); Уолцер М.О терпимости / Пер. с англ. И. Мюрнберг. М.: Идея Пресс; Дом интеллектуальной книги, 2000: 25-24
[12] Важную, хотя и опосредованную роль играет институциональное доверие, которое может варьироваться среди представителей различных этнических групп по отношению к разным социальным и политическим институтам.
[13] Опрос проводился в 2015 г. Рук. А. Д. Бравин. Выборка составила 1500 человек.
[14] Рыжова С.В. Доверие и этническая толерантность в условиях социальных перемен // Социологический журнал. 2016. Т. 22. № 1. С. 72-94.
[15] В Московской области численность респондентов среди мигрантов данного возраста с высшим образованием оказалась слишком мала.
[16] Фукуяма Ф. Доверие: социальные добродетели и путь к процветанию / Пер. с англ. Д. Павловой, В. Кирющенко, М. Колопотина. М.: АСТ; Хранитель, 2006.
[17] Концепт культуры аморального фамилизма как формы покорности и выражения дистанци- рованности от социальной жизни, заботы о детях и семье в условиях, когда не функционируют институты публичной сферы, подвергается критике на том основании, что получившие известность исследования Р. Патнэма, Ф. Фукуямы, Л. И. Харрисона и С. П. Хантингтона [Патнэм Р. Чтобы демократия сработала: гражданские традиции в современной Италии. М.: AdMarginem, 1996; Фукуяма Ф. Доверие: социальные добродетели и путь к процветанию / Пер. с англ. Д. Павловой, В. Кирющенко, М. Колопотина. М.: АСТ; Хранитель, 2006; Культура имеет значение: каким образом ценности способствуют общественному прогрессу / Под ред. Л. Харрисона, С. Хантингтона. M.: Московская школа политических исследований, 2002] базируются на работе Э. Бэнфилда [Banfield E.C. The Moral Basis of a Backward Society. New York: Free Press, 1967], постулирующего лишь возможность, но не сам факт существования такой культуры [Папакостас А. Становление публичной сферы: недоверие, доверие и коррупция / Пер. с англ. Д. Жихаревича. М.: ВЦИОМ, 2016: 37-38].
[18] Ресурс межэтнического согласия в Москве [Электронный ресурс] / Рук. проекта и отв. редактор Л.М. Дробижева. М.: Институт социологии РАН, 2014. URL: http://www.isras.ru/files/File/publ/inab_2014_2(1).pdf (дата обращения: 12.11. 2015).
[19] Штомпка П. Доверие - основа общества / Пер. с пол. В. Морозовой. М.: Логос, 2014: 292