… о запрете беби-боксов и иных инициативах Мизулиной

Вместо беби-боксов — должна быть поддержка матерей, считает заместитель председателя комитета СФ РФ, член Координационного совета при президенте по реализации Национальной стратегии действий в интересах детей Елена Мизулина
Разговоры о пользе беби-боксов идут уже не первый год, в Госдуме была предпринята не одна безуспешная попытка рассмотреть законопроект о внедрении системы контейнеров для оставления детей, однако дискуссия продолжается. Неудивительно, что на фоне экономического кризиса в России с новой силой разгораются споры о семейной политике государства, о мерах поддержки молодым матерям. О последних тенденциях в общественной дискуссии по этим вопросам в интервью ИА REGNUM рассказала заместитель председателя комитета Совета Федерации по конституционному законодательству и государственному строительству Елена Мизулина.
ИА REGNUM : Сначала вы активно выступали за появление бэби-боксов и даже вносили в Госдуму соответствующий законопроект. Тем не менее, впоследствии вы поменяли позицию и заняли противоположную точку зрения. Что заставило вас пересмотреть свои взгляды?
Действительно, я вносила такой законопроект в Думу еще семь лет назад. Мы тогда только начинали работать совместно с общественными организациями над законопроектами по профилактике абортов. В частности, эксперты рассказали о существовавшей в Германии практике создания беби-боксов или «окон жизни», где можно было бы оставить ребенка. Идея была очень заманчивой, казалось, что у женщин появится альтернатива: не убивать детей, а отнести и оставить его в этом контейнере.
Соответственно, такой законопроект был мною подготовлен и внесен в Государственную Думу. На него поступили отрицательные отзывы — и от ГПУ (Государственно-правового управления президента РФ — прим. ИА REGNUM), и от правительства, и от общественности, и от более чем половины регионов. Многие общественные организации заявили, что таким образом государство потворствует тому, чтобы матери отказывались от ребенка. Они ссылались на данные, указывающие, что мировая практика уже опровергла идею беби-боксов и её позитивные обоснования.
Я всегда придерживаюсь принципа «не навреди» — и в тот раз я насторожилась. Поскольку инициатива вызвала так много разногласий, которые я не в состоянии была снять, я не стала поддерживать этот законопроект и отозвала свою подпись под законопроектом. При этом я продолжила изучать тему: и выяснила, что в Европе после почти 12-летней практики использования бэби-боксов пришли к тому, что стали её сворачивать. Дошло даже до того, что комитет ООН по правам ребёнка обратился ко всем странам с просьбой запретить эту практику.
Поэтому шумиха вокруг темы беби-боксов, поднятая еще в прошлом году, вызвала у меня по меньшей мере удивление. При этом была организована целая, по сути, рекламная кампания, пропагандирующая беби-боксы, формирующая у общества позитивное и радужное отношение к этой практике.
Такая «медийная эйфория» не могла не вызывать вопросы: неужели наблюдается такой рост убийств новорожденных?.. Уголовная статистика говорила об обратном: количество убийств только что родившихся детей сократилось в два раза по сравнению с предыдущим годом, и их число сокращалось каждый год — мы наблюдали устойчивую тенденцию. За последние семь лет число таких преступлений сократилось вдвое: со 149 до 72. Это — данные Главного информационно-аналитического центра МВД России. И эта позитивная динамика не связана с наличием бэби-боксов. Причина — в кардинальном изменении политики государства по отношению к семье, рождению и воспитанию детей. Положительная динамика, в первую очередь, была обусловлена теми беспрецедентными мерами, которое государство осуществляло в рамках своей семейной политики, начиная с 2007 года. С 2010 года усилилась составляющая по поддержке семьи. И люди отреагировали на это соответственно — ростом рождаемости.
Поэтому поднятая, по сути, из небытия тема беби-боксов на этом фоне смотрелась как минимум нелогичной. При этом я начала получать вал писем от общественных организаций, от родительских комитетов, с предостережениями об опасности беби-боксов. Ведь, во-первых, совершенно непонятна судьба детей, оставленных в беби-боксах. Во-вторых, у обеспокоенных общественников возникал резонный вопрос: не связано ли это с введением запрета на международное усыновление в ряд стран, особенно в Соединенные Штаты Америки.
Поэтому следующим моим шагом стал официальный запрос в Генеральную прокуратуру с просьбой проверить функционирующие на территории РФ беби-боксу с целью выяснения судьбы оставленных в них детей. Я, кстати, уже получила некоторые промежуточные ответы от ведомства, которые фактически указывают на то, что практикой использования беби-боксов нарушается целый ряд российских законов.
ИА REGNUM: На какие вопросы должна ответить прокурорская проверка? И почему вы увязываете запрет на международное усыновление и лоббирование беби-боксов в России? Вы полагаете, что беби-боксы откроют некий теневой рынок по продаже детей, в том числе, за границу?
Прежде всего, я пытаюсь добиться от Генеральной прокуратуры ответов на ряд ключевых вопросов. Например, кто ведет учет оставленных в беби-боксах детей и передается ли эта информация в государственный банк данных о детях, оставшихся без попечения родителей. По закону она должна передаваться в течение двух суток. Но этого же не происходит! С этим ребенком можно делать вообще все, что угодно! Практика тех стран, в частности, Германии, где беби-боксы существуют на протяжении десяти лет, выявила однозначную тенденцию. Организации, занимающиеся беби-боксами, не смогли предоставить информацию о судьбе каждого пятого анонимно оставленного ребенка.
Фактически, учет оставленных в беби-боксах детей ведут только сотрудники медицинских организаций, при которых беби-бокс организован. Получаем по всем направлениям — непрозрачную процедуру. Похожая практика не так давно была с домами ребенка. Любая бесконтрольная деятельность порождает криминал. Вот и торговали детьми прямо из стен домов ребенка. Информация-то о новорожденном в банк данных поступала не сразу, поскольку эти дома были подведомственны органам здравоохранения, а детские дома — органам образования. Известно, что такого неучтенного ребенка можно было выбрать даже по параметрам: цвет глаз, волос — на любой вкус! Чем не рынок!
В Минздраве беби-боксы тоже не поддерживают, поскольку ведомство элементарно не сможет проверять каждую медицинскую организацию. Медицинские учреждения созданы не для работы с детьми-сиротами. Зачем им лишняя ответственность в виде беби-боксов? Межведомственная разобщённость уже приводила к печальным последствиям. Сейчас у нас уже появился единый «прозрачный» банк данных детей-сирот, но нас опять хотят вернуть к тому, от чего мы ушли. Беби-боксы делают возможным существование криминального рынка торговли детьми.
ИА REGNUM: А как быть с аргументом о спасении хотя бы одной жизни ребенка? Мать может вместо мусорного бака отнести ненужное ей дитя в беби-бокс?
Есть один немаловажный момент, выявленный исследователями этого вопроса, — женщины, которые убивают новорожденных, вряд ли воспользуются беби-боксом. В беби-боксах малышей оставляют женщины рационально мыслящие, заботящиеся о своем ребенке, но в силу обстоятельств не имеющие возможность оставить его. Это говорит о том, что беби-бокс, вопреки представлениям защитников этой практики, не является альтернативой мусорному баку. Поэтому существование беби-боксов никоим образом не способно уменьшить число убийств новорожденных.
А вот на что эта практика повлияет точно — так это на количество отказов. Практика тех стран, которые в разные время прибегали к использованию бэби-боксов, показывает, что после появления возможности для анонимного оставления детей число отказов от детей резко возрастало. В Китае это привело к массовым отказам от детей-инвалидов. Фактически существование подобных мест есть ни что иное, как поощрение отказов от новорожденных детей. Легкость, с которой можно оставить ребенка в бэби-боксе создает у матери иллюзию, что это нормально. Ведь государство же создало этот бэби-бокс, значит это — в рамках допустимого, и корить себя не следует.
ИА REGNUM: Резюмируя все вышесказанное: какие основные риски вам видятся в практике существования беби-боксов?
Во-первых, само существование подобной возможности значительно повышает риски торговли детьми и иных сделок с ними, так как контроль за бэби-боксами невозможен. В противном случае утрачивается главный принцип — анонимности, без которого бэби-боксы лишены смысла. Невозможно точно установить число детей, оставленных в бэби-боксах и установить, какова их дальнейшая судьба. Во-вторых, навсегда нарушается право ребенка на идентичность, то есть право ребенка знать, кто его биологические родители, каково его происхождение. Я полагаю справедливым мнение, высказываемое многими специалистами, в разное время занимавшимися этой проблемой, — для решения проблемы подкидышей нужно вместо создания комфортных условий для отказа от ребенка сместить акцент на усиление поддержки женщин, оказавшихся в трудной жизненной ситуации.
Дело в том, что законодатель должен закладывать в закон не только хороший результат, но, поскольку мы не можем проверить эффект от законопроекта лабораторными методами, должен обязательно прогнозировать и возможные нежелательные последствия. При этом надо предложить такой механизм, который исключал бы нежелательный результат. В целом, проблема бэби-боксов вызвала в российском медиа-пространстве настоящий дискуссионный бум. И, наблюдая за тем, какого резонанса достигла эта тема за последние дни, я пришла к выводу о необходимости широкой общественной дискуссии на площадке парламента с приглашением всех заинтересованных сторон: общественности, депутатов, сенаторов, представителей Минздрава и РПЦ.
ИА REGNUM: По вашим прогнозам, есть ли у закона против беби-боксов шанс быть принятым до конца года?
Процесс рассмотрения законопроекта идёт в соответствии с законодательной процедурой, в соответствии с регламентом Государственной думы. Отзыв на законопроект был одобрен Комиссией по законопроектной деятельности правительства, но пока он официально не поступил в комитет. Там есть ряд замечаний, но они легко устранимы. В отзыве правительства, кстати, говорится о целесообразности принятия законопроекта, обусловленной необходимостью выполнения Российской Федерацией положений Конвенции о правах ребенка, поскольку существование в ряде субъектов Российской Федерации специально создаваемых мест для оставления детей после рождения нарушает статьи 6—9 и 19 данного международного договора.
Как я уже упомянула, я предложила думскому Комитету по вопросам семьи, женщин и детей провести парламентские слушания или круглый стол на эту тему. Я считаю, что любой закон должен быть результатом согласия различных политических интересов, и всегда к этому сама стремилась.
ИА REGNUM: В обществе идет дискуссия об искусственном прерывании беременности, звучат крайние точки зрения — вплоть до запрета абортов. Выводить ли аборты из ОМС? Действительно ли следует их ограничить медицинскими показаниями?
С 2010 года 5 лет мы совместно с экспертами работали над пакетом законопроектов, связанных с усилением гарантий права ребенка на жизнь. В этом контексте мы искали разные варианты. Однако речь не идет о запрете — такой шаг лишь приведет к подпольным абортам. Надо искоренять причину, которая толкает женщину на аборт. Она всё равно наносит своему здоровью вред — у одних с большими отдалёнными последствиями в виде бесплодия, раковых заболеваний, а у кого-то сразу. От аборта женщины часто получают эмоциональные страдания. Понятно, что женщины идут на этот шаг отнюдь не от хорошей жизни.
Соответственно, мы подготовили несколько отдельных законопроектов. Среди них — законопроект о выведении абортов из ОМС. Кто бы что ни говорил, все прекрасно понимают, что при аборте зародыш убивается. Не с точки зрения уголовно-правовой, но с точки зрения морально-нравственного понимания и оценки это — принудительное лишение жизни человека.
Следует отметить, что главная цель предоставления медицинской помощи в рамках системы ОМС чётко прописана в действующем законодательстве — это оказание помощи больным для улучшения состояния и сохранения жизни. Беременная женщина не больна. Но если существует угроза её жизни и на то есть медицинские показания, то такую возможность — делать аборт бесплатно — мы сохраняем.
Хочу подчеркнуть, что если закон о выводе абортов из ОМС будет принят в первом чтении, то ничто не мешает расширить ко второму чтению круг лиц, которые будут иметь право на бесплатное производство аборта.
Обсуждение законопроектов показывает, что общество сочувствует женщинам в трудной жизненной ситуации — например, если муж остался без работы, или сама женщина лишилась постоянного заработка, или, например, если она несовершеннолетняя. Всё это является предметом обсуждения. Пока же социальное показание одно — беременность в результате изнасилования.
Мы подготовили также законопроект о перераспределении средств из ФФОМС, заложенных на аборты. Ведь по данным Минздравсоцразвития РФ, расходы на проведение абортов за счет региональных отделений ФФОМС составляют сейчас порядка 5 млрд рублей в год. При этом только 3% от общего числа — аборты по медицинским и социальным показаниям, то есть их проведение необходимо в целях сохранения жизни или здоровья женщины. Почему бы деньги, которые государство ежегодно выделяет на проведение абортов в рамках ОМС не направить на поддержку беременных женщин, оказавшихся в сложной жизненной ситуации? Может быть, это будет разовая выплата, или фиксированное пособие. В любом случае, это должна быть ощутимая для женщины поддержка.
Проблему абортов необходимо решать. И делать это немедленно. В России, только по официальным данным, за прошлый год в государственных медучреждениях проведено более 740 тысяч абортов. Сколько их проводится в частных клиниках — неизвестно. По экспертным оценкам, реальное число абортов в России достигает 5−8 млн. в год.
И обществу просто необходимо подать этот новый для нас сигнал: аборты — это не бесплатно, государство их не поощряет, общество, налогоплательщики не обязаны их оплачивать. Женщине предстоит переосмыслить многое, понять, что аборт — это ее личная ответственность. Нужно внимательнее относится к своей личной жизни, быть более осмотрительной, осторожной. Это — более ответственное поведение.
ИА REGNUM: Могли бы вы также рассказать о некоторых других законодательных инициативах в связи с абортами?
Одним из важнейших вопросов, которые нужно решать срочно уже сейчас, является ограничение оборота лекарственных средств, предназначенных для прерывания беременности. Нами разработан законопроект о запрете розничной продажи лекарственных средств, предназначенных для искусственного прерывания беременности.
В данный момент такие таблетки любая девушка, женщина может легко купить в интернете. Интернет заполонен объявлениями о продаже таких средств. Участились случаи, когда женщина, приняв такую таблетку, вынуждена обращаться за экстренной помощью к медикам, так как у неё начинается экстренное кровотечение. В ряде регионов Сибири и Дальнего Востока зафиксирована целая череда таких страшных случаев, насколько мне известно, одна женщина даже погибла. Было установлено, что препараты, которые применяли женщины — подделка, произведённая в Китае. Поэтому мы считаем, что оборот таких средств должен быть ограничен, применяться они должны только в медицинских учреждениях под контролем врачей.
Один из камней преткновения, не позволяющих нам сегодня аргументированно доказывать, что проблема абортов становится глобальной, — отсутствие достоверной статистики. Поэтому из подготовленных нами трех законопроектов в этой сфере два обеспечивают ее прозрачность.
Второй законопроект как раз — о лицензировании деятельности, связанной с искусственным прерыванием беременности. У нас такого лицензирования нет, выдаётся лишь общая лицензия на оказание медицинской помощи в акушерстве и гинекологии. Однако одно дело обеспечивать медицинскую поддержку, принимать роды, другое — делать аборт. Поэтому на сегодняшний день мы не располагаем никакими данными о том, кто занимается этой деятельностью, в каких объемах и так далее. Это не позволяет сегодня государству, а значит, обществу, контролировать сферу абортивного бизнеса.
Кроме этого, необходимо понимать, что аборт является не только и не столько медицинским вопросом, сколько социальным и нравственным. Как показывает опыт, если женщине помочь психологически, выяснить, понимает ли она последствия, рассказать о всех видах помощи, то минимум треть женщин откажется от своего первоначального решения.
Мы полагаем, что такая консультация психолога должна быть обязательной, и лучше, чтобы это делал независимый психолог, никак не связанный с врачом, наблюдающим женщину. Ведь не секрет, что существует повсеместная практика, когда врачи первым делом спрашивают о намерении сделать аборт — вместо того, чтобы мотивировать и поддерживать будущую мать.
Есть и некоторые другие предложения, в том числе касательно оформления бланка добровольного согласия женщины на аборт. Сегодня в них крупно пишут о согласии, и мелко внизу — про то, что известно, какие негативные последствия могут наступить после операции сразу и в отдалённом будущем. Должно быть наоборот — и я такой образец сделала. Когда принесла его на рабочую группу в Совете Федерации, в ответ медики сказали, что тогда никто не будет делать аборты — а ведь внушают, что это простая медицинская операция и ничего более…
Также подготовлен законопроект, предусматривающий визуализацию и прослушивание сердцебиения плода перед принятием решения об аборте.
ИА REGNUM: Сегодня многие говорят о том, что необходима поддержка матерей с детьми в возрасте не до полутора лет, а до трех лет. Однако оппоненты при обсуждении подобных инициатив указывают на финансово-экономическое обоснование. Возможен ли какой-то компромисс в этих условиях?
Подобный законопроект внесён мною на рассмотрение Государственной Думы ещё в 2009 году. С тех пор он так и не получил хода. Он предусматривает поэтапное введение новых мер поддержки, чтобы не нарушать бюджетный баланс. Прежде всего, это касается тех женщин и мужчин, которые в одиночку воспитывают ребёнка. Второй критерий — отсутствие места в яслях или детском саду.
Согласно законопроекту, регионы разбиты на три группы в зависимости от обеспеченности местами в яслях и детских садах. Таким образом, выплачивать пособие до трех лет предлагается не всем подряд, а тем женщинам с детьми от полутора до трех лет, которые не имеют этих мест.
При всей скудности и ограниченности финансирования на эти цели можно и нужно выделить деньги. Важно, что этот закон есть. И если бы не было санкций, то, может быть, он уже был принят — правительство эту идею прорабатывает.
При этом хочу обратить внимание, что на третьего или последующего ребенка в ряде регионов уже введено и выплачивается такое пособие. Важный шаг уже сделан. Повышенное пособие выплачивается на детей, родитель которого призван в армию и, соответственно, проходит срочную службу.
Ряд категорий, как видите, уже охвачены. Конечно, это не большинство детей. И нам, как законодателям, необходимо продолжать работать в этом направлении — и в этом я убеждала и убеждаю правительство. То, что матерям не нашлось места в яслях и детском саду — это не их вина. Инфраструктуру не обеспечило государство. Да, сейчас ситуация легче, проблема с детскими садами практически решена. Но с яслями это не так — в ряде регионов есть сложности и есть очереди. И справедливо, чтобы такое пособие было введено хотя бы для этой категории. Это уже облегчило бы участь ряда семей.
Тема господдержки беременных и семей с детьми очень тесно переплетена с основной темой нашего интервью — абортами. Сейчас уже во всех регионах есть кризисные центры помощи женщинам, центры медико-социальной помощи беременным женщинам, где женщин консультируют, разъясняют последствия абортов, рассказывают, на что они могут рассчитывать, если позволят малышу появиться на свет. Открываются кризисные центры с временным проживанием, Дома мамы и так далее.
Самый важный посыл и главный итог нашего с вами разговора — женщина сейчас не одинока. А счастье материнства несопоставимо с потенциальными трудностями. Я уверена, что в любой кризисной ситуации, мы должны искать варианты для поддержки будущей мамы и семей с детьми. Чтобы семьи не чувствовали себя брошенными и обделенными, их обязательно нужно поддерживать.

«REGNUM». 10 сентября 2016 года