Медикализация репродукции и родов: борьба за контроль

Темкина А. [1]
(Опубликовано в Журнале исследований социальной политики, 2014,
Том 12. № 3, с. 321-336)

Термин «медикализация» в настоящее время широко распространен в академическом дискурсе. В англоязычных изданиях количество статей о медикализации репродукции исчисляется сотнями, но в постсоветском пространстве эта тема эмпирически исследуется редко и фрагментарно. Поиск в google scholar по ключевым словам «medicalization of childbirth» обнаруживает примерно 12 400 результатов, в то время как «медикализация родов» - 103 (данные 15.07.2014). Анализ применения концепта в социальной антропологии, в том числе по отношению к репродуктивному жизненному циклу, представлен на русском языке в работах Дмитрия Михеля[2]. Медикализации посвящен номер Журнала исследований социальной политики за 2009 год. Среди немногочисленных работ о медикализации репродукции в России и Беларуси - исследования реформ 1990-х гг.[3]; медикализации контрацепции[4]; репродуктивного тела женщин в дискурсе СМИ[5]; взаимодействия акушера-гинеколога и пациентки[6], обсуждения родов на родительских форумах[7] и некоторые др.

Задача данной статьи - опираясь на наиболее значимые и широко цитируемые работы в данной области, а также на некоторые более современные исследования, показать, как развивался концепт «медикализации» в социологии, начиная с 1970-х гг. Под влиянием феминизма в 1980-1990-е гг. данный концепт, отсылающий к социальному контролю, стал одним из центральных в критическом осмыслении репродуктивного здоровья. В ходе исследований медикализированных и немедикализированных родов, потребностей женщин и трансформации институтов менялось представление о том, кто и как контролирует роды. Я ставлю своей задачей вписать анализ родов в контекст исследований медикализации и обозначить, в чем состоит специфика медикализации репродуктивной сферы в России.

Статья построена следующим образом. Сначала я обращаюсь к понятию медикализациии показываю, как усложняется его трактовка. Рассматривая медикализацию репродукции как форму социального контроля и объективации женского тела, привожу критику медикализации родов. Затем характеризую некоторые особенности этого процесса в современной России - ограничения власти врачей и потребности пациенток в доступе к качественному родовспоможению.

Медикализация: понятие

Концепт «медикализации» связан с анализом роли медицины как института или дискурса социального контроля. Это понятие получает развитие в социологии, а затем в антропологии с 1970-х гг. в контексте критики усиления медицинского влияния на разные области социальной жизни. В фокусе исследователей - социальные проблемы, власть медицинской профессии и контроль[8]. Они описывают медикализацию как социальный механизм, с помощью которого некоторые немедицинские проблемы (социальные или «естественные» феномены) определяются как медицинские, в терминах болезни или расстройства[9].

Широкое распространение медицинских определений социальных проблем связывается с рационализацией и секуляризацией общества, с одной стороны, ростом престижа и эффективности медицинской профессии, с другой[10]. В XVII-XIX вв. происходит развитие административных структур, контролирующих здоровье населения. Медикализация - базовое понятие, позволяющее интерпретировать роль медицины как инструмента биополитики (т.е. политики регулирования жизни) национальных государств[11]. Медики сопровождают рождение и смерть человека, медицинское видение влияет на представления о жизни, о сознании и теле. Обретая «статус философии человека»[12], медицина рационально объясняет патологию как биологический сбой телесности и диктует знание об индивиде и болезни. Рождение клиники обозначает возникновение нового институциализированного взгляда на пациента и новых форм медицинской практики, когда болезнь и тело контролируются через «взгляд-калькулятор» врача как главного агента медикализации[13].

Во второй половине ХХ в. социологи критически воспринимают классические работы Толкотта Парсонса, посвященные нормативной интерпретации социальных ролей врача и больного в американском обществе[14]. Они показывают, что экспертное знание не только обеспечивает выполнение ролей, но и поддерживает официальный порядок, в котором медицина выступает важнейшим агентом социального контроля[15]. Медицина, как пишет американский социолог Элиот Фрейдсон, - это моральное предприятие, разграничивающее те явления, за которые судят и наказывают (т.е. преступления), и те, которые лечат (т.е. болезни). Примеры - определения некоторых психических заболеваний или гомосексуальной ориентации: в одни эпохи их криминализируют, в другие - признав болезнью, лечат, а в третьи - изымают из перечня болезней и признают нормой. Ирвинг Зола[16], говоря о медикализации общества, вытесняющей религию и право, развивает положение Фрейдсона о стремлении медицины расширять свое влияние и называть болезнью все, что только возможно, независимо от способности эффективно это лечить.

Питер Конрад - социолог, на протяжении десятилетий разрабатывающий критический подход к медикализации[17]. Принимая во внимание идеи Мишеля Фуко[18], он рассматривает медицинский надзор как один из механизмов социального контроля, который предполагает, что социальные феномены осмысливаются через призму «медицинского взгляда», и врачи могут легитимно требовать от людей исполнения действий, предписанных таким видением[19].

В последней трети ХХ - начале XXI вв. концепт медикализации получает широкое распространение, а его универсалистская интерпретация критикуется за неопределенность употребления, ценностную окраску и нечувствительность к локальным контекстам. Исследователи обращают внимание на изменение роли медицины на фоне усложнения регулирования и обеспечения здоровья в современном мире. Медицинскую власть оспаривают рынок (страховые и фармацевтические компании) и потребители. Хотя врачи остаются важными агентами в обеспечении здоровья, их роль уменьшается[20]. В исследованиях признается, что медикализация не только «навязывается» медиками, но может осуществляться в результате борьбы пациентов, интересы которых она отражает, как, например, в случае ВИЧ-движений[21].

Движения потребителей, страховые и фармацевтические компании, техно-наука^[22] создают новые каналы медикализации[23]. Расширяется терминологический аппарат, описывающий медицинскую интервенцию в жизнь человека. Одно из таких инновационных понятий - биомедикализация, обозначающая сложные многоуровневые процессы медикализации, которые расширяются благодаря техно-научным достижениям молекулярной биологии, биотехнологии, геномизации (genomization), трансплантологии[24]. Концептуальная и клиническая экспансия биомедицины обеспечивается механизмами коммодификации здоровья. Медицинские практики все более напоминают потребительские. Пациент, аналогично покупателю на рынке, выбирает сервис и вид страхования[25]. Женщины во многих индустриальных странах могут выбирать способ, которым будет осуществлено деторождение - в больнице с врачом, в центрах здоровья с акушеркой, дома с помощниками или без[26]. При этом возможности клиентов медицинских услуг улучшить свое здоровье существенным образом зависят от доступа к ресурсам. Репродуктивные процессы в целом рассматриваются как подчиненные медикализации, которая усиливается или ослабевает в определенных культурных и институциальных контекстах.

Медикализация репродукции

Медикализация репродукции как форма контроля. В социологии и антропологии репродукция определяется как «события, через которые человеческий и особенно женский жизненный цикл соотносится с идеями и практиками фертильности, деторождения и заботы о детях, включая способы изменения их социального и культурного понимания»^[27]. В индустриальных странах в ХХ в. гегемонию в контроле репродукции обретает медицина, т.е. медицинские организации, врачи и экспертное знание, хотя репродуктивный опыт женщин исторически и географически вариативен, социально стратифицирован, а влияние на него медицины не является универсальным[28].

Отправной точкой исследований репродукции в терминах медикализации является работа феминистски ориентированного социолога Кэтрин Риссман[29]. Она определяет медикализацию как процесс, посредством которого действие и условия его осуществления приобретают медицинские значения, т.е. определяются в терминах здоровья и болезни[30], и рассматривает ее на примере родов, контрацепции, предменструального синдрома и пр. Медикализации репродукции, при которой женщины признают гегемонию биомедицины, интерпретируется социологами как расширение спектра возможностей и одновременно как усиление контроля над репродуктивным поведением[31]. Этот процесс включает регулярные медицинские обследования беременных, больничные роды, массовое использование контрацептивных средств, впоследствии - практики экстракорпорального оплодотворения, генетический скрининг и пр. В 1980-1990-е гг. пристальный взгляд критиков медикализации направлен на ключевое событие репродуктивной жизни - роды.

Критика медикализации родов. До Второй мировой войны роды в индустриальных странах происходили преимущественно в домашних условиях, особенно у женщин из обеспеченных семей. С последней трети ХХ в. они проходят преимущественно в медицинских учреждениях. Профессионалы от медицины убедили женщин в том, что больница - это наиболее безопасное место для родов[32]. С точки зрения феминистской критики 1980-1990-х гг. больничные роды выступают одним из главных признаков медикализации репродуктивного опыта женщин. Исследователи показывают их уязвимость, медицина относится к ним как к стандартизированным объектам, игнорируя индивидуальные потребности и жизненные условия. Авторы подчеркивают, что в медицинском учреждении устанавливаются жесткие правила поведения пациенток во время родов, предполагается, что они пассивны и должны выполнять требования компетентных врачей[33]. В результате такого стандартизированного подхода «значение родов для женщин трансформировалось от человеческого опыта к медико-технической проблеме»[34], женщина отчуждается от важного жизненного события, которое могло бы сделать ее более сильной[35].

Отношение к женскому телу как к несовершенной машине, которая не в состоянии произвести ребенка без профессиональной помощи, называется исследователями «технократической» моделью[36]. В этой модели медицина монополизирует авторитетное знание - знание, которое воспринимается как «истинное», «легитимное, последовательное, достойное дискуссии, полезное для оправдания действий людей, вовлеченных в выполнение определенной задачи»[37]. Репродуктивный опыт отождествляется с производством в условиях капитализма, а роды подчиняются нормам эффективности и дисциплины. Женщина становится тождественна машине, а роддом - фабрике[38]. С точки зрения Энн Оукли, медикализация выражается в том, что на родах присутствуют профессионалы (а не другие женщины-помощницы), подходящим местом для родов становится больница (а не семейная обстановка), происходит разделение (а не объединение) семьи. Доверие к природе замещается доверием к технологиям. Происходит «колонизация деторождения медициной»[39].

Чего хотят рожающие женщины?^[40] Радикальной критике медикализации родов оппонируют исследования, показывающие заинтересованность многих женщин в медицинском вмешательстве, изменения в организации родовспоможения в конце ХХ в. (в том числе рост альтернативных немеди- кализированных возможностей), а также усложнение интерпретации и осуществления контроля. Уже в ранних работах указывалось, что пациентки активно участвуют в создании новых медицинских определений и переводе жизненного опыта на язык экспертизы[41]. Регулирование репродуктивного поведения осмысляется как вопрос личного выбора, и медицина занимает в обеспечении этого выбора центральное место. Женщины реагируют на медикализацию прагматично, приспосабливая медицинские условия к своим потребностям[42]. Медикализация рассматривается не только как медицинский империализм, продвигаемый профессиональными акторами и институтами, но и как процесс, отвечающий запросам людей, которые ищут медицинское решение проблем. Медикализация, позволяющая обеспечить более контролируемые условия родов, с этой точки зрения предстает как соответствующая потребностям женщин[43]. А они во многом положительно относятся к медикализованному дискурсу и практикам, например, к использованию анестезии при родовспоможении. Растущий спрос на обезболивание, в частности, объясняется потребностью женщин рожать в комфортных условиях, освобождаясь от боли (статья Мельниковой в этом выпуске).

Антрополог Робби Дэвис-Флойд показывает, что многие женщины среднего класса лояльно относятся к «технократической» модели родов, которая передает контроль врачу[44]. Большинство ее информанток чувствовали себя вполне комфортно в условиях высоко технологизированного родовспоможения. Они считали, что телесные практики можно и нужно контролировать с помощью экспертного знания. С их точки зрения, роды - это механический процесс, при котором желательно избегать боли, а технология предпочтительнее, чем ненадежная природа[45]. Многие исследования показывают, что, несмотря на опыт отчуждения, женщины разных классов определяют роды как процесс, который требует медицинского вмешательства[46] и в целом удовлетворены медикализированными родами[47].

Под влиянием женских движений и движений за права пациентов 1980-1990-х гг., в центре внимания которых находились репродуктивные процессы, меняется организация родов и отношение к ним внутри медицинской системы[48]. Постепенно изменяется среда - больницы прилагают усилия для того, чтобы создавать дружественную по отношению к женщинам и их близким атмосферу[49]. Дэвис-Флойд называет такую модель «гуманистической». Тело женщины рассматривается как организм, а не как машина, признаются связь и забота, а не дистанция между специалистом и пациенткой, решения и ответственность разделяются между врачом/акушеркой и пациенткой[50].

Исследователей интересуют предпочтения, выбор и активность самих женщин[51]. Для некоторых из них роды с акушеркой или домашние роды становятся альтернативой больничной среде[52]. Возрастает роль акушерок в родовспоможении как внутри, так и вне медицинских учреждений. Процессы ослабления медикализации Дэвис-Флойд связывает с «холистической» моделью, которую характеризуют представления о теле как о целостной энергетической системе, единстве женщины и ее помощника, когда ответственностью и властью наделяются все участники[53]. Используются и другие термины, в частности «естественные» роды - наименование, которое применяется в широком диапазоне от обозначения родов в больнице без анестезии до родов без медицинского вмешательства[54].

Центральным аспектом исследований медикализации родов является контроль здоровья и тела женщины. Анализируя медицинскую интервенцию, исследователи стремятся ответить на вопрос: кто контролирует репродукцию, и какова роль самих женщин в этом процессе[55]. В первую очередь, в ХХ в. репродуктивный опыт женщин контролируют врачи (акушеры-гинекологи), обладающие экспертными знаниями, легитимным авторитетом, ресурсами и властью по отношению к пациенту. Однако женщины, особенно представительницы среднего класса, хотят иметь контроль над ситуацией. Если технократическая модель родов считается благом, потребность в контроле может реализовываться благодаря доверию к врачу, медицине и технологиям. С другой стороны, контроль репродукции в холистических или естественных моделях может осуществляться через опору на женский опыт, доверие к социальным сетям, общественным организациям и альтернативным помощникам, прежде всего, акушеркам. Отношение к контролю и его интерпретация классово определены[56]. Под контролем женщины понимают возможность активно влиять на происходящее, или иметь выбор и участвовать в принятии решений, или ощущать, что процесс управляем, или получать поддержку присутствующих, или иметь всю необходимую информацию. Другие женщины считают, что контроль родов невозможен. Исследователи, в фокусе которых находится интерпретация опыта женщин, полагают, что контроль становится все более вариативным и диффузным, как категория он изменяет или даже утрачивает свое значение[57]. Контроль считается центральным и в медицинской, и в немедицинской моделях. Исследователи указывают, что контроль не исчезает, когда уменьшается непосредственное медицинское вмешательство[58]. В этом случае он распространяется не только на женщину, которая усваивает дисциплинарные техники власти, но и на всех участников родов как дисциплинарного режима - включая, например, партнера, врача, акушерку[59].

Противопоставление медицинских и немедицинских моделей нередко ставится под сомнение. В практических потребностях женщин дуализм моделей выражен слабо[60]. Исследователями рассматривается возможность объединения моделей на практике в интересах женщин, семьи, сообщества[61]. Интерес женщин ставится во главу угла, но его понимание может сильно варьировать в зависимости от класса, расы, возраста, культурного контекста и индивидуальных предпочтений.

Исследования медикализации родов, отсылающие к проблематике контроля, на протяжении тридцати лет претерпевают существенные изменения. Контроль родов более не увязывается исключительно с технократической моделью, его интерпретации варьируют от дисциплинарного и всепроникающего до соответствующего разнообразным потребностям женщин.

Медикализация репродукции в России

Термин «медикализация» получил распространение в первую очередь в американском контексте, где, с точки зрения социологов, медицина как профессия имеет высокую степень автономии[62], врачи ориентируются на личную ответственность[63], а здоровье является важной индивидуальной ценностью[64]. Американский антрополог Мишель Ривкин-Фиш, которая проводила полевые исследования репродуктивного здоровья в России в 1990-х гг., считает, что к «западному» понятию медикализации нужно относиться с осторожностью[65]. Отталкиваясь от подхода Фуко, Ривкин-Фиш пишет, что в российском контексте можно постоянно обнаруживать случаи, когда эксперты и институты нормализуют индивидуальные тела и используют дисциплинирующие техники, патологизируя опыт беременности и родов. Однако в России врачи не обладают той степенью экспертной власти и автономии, которая в других обществах позволяет им навязывать свое видение и контролировать его осуществление. Причина этого - нехватка ресурсов, зависимость от государства. Акушеры-гинекологи не могут влиять на институциальную организацию системы родовспоможения и условия своего труда. Отсутствуют влиятельные медицинские профессиональные организации наподобие дореволюционного Пироговского общества. Экономические и политические интересы врачей в ходе реформ здравоохранения в основном игнорируются. Их капитал - преимущественно символический[66].

Для работы российских акушеров-гинекологов характерна бюрократизация ответственности[67]. В таком режиме врачи ориентируются на выполнение административных задач и подчиняются медицинским чиновникам разного уровня, что существенно затрудняет выполнение профессиональных обязанностей. Врачи постоянно жалуются на избыток «бумажной работы», нехватку времени и ресурсов[68]. Ответственность перед пациентом не так значима для них, как отчетность перед администрацией. В таких условиях практикующие врачи постоянно ощущают давление бюрократической машины отечественного здравоохранения. Пациент также должен подчиняться правилам, установленным в медицинском учреждении (включая бюрократические), и предписаниям врачей.

Женщины среднего класса во время беременности и родов, как и в других контекстах, хотят контролировать ситуацию. Государственные роддома часто описываются ими как конвейер (вспомним индустриальную фабрику), где к ним относятся как к объектам процедурных манипуляций. Пациентки ограничены в доступе к информации, современным технологиям, роддомам и врачам с хорошей репутацией. Доступ к таким сервисам контролируется медицинскими работниками, в том числе занимающими административные позиции. Женщины обеспокоены не столько избыточным доминированием медиков (хотя и этим тоже), сколько возможностью получить доступ к новым высокотехнологичным комфортабельным сервисам здравоохранения, развивающимся в последнее десятилетие, а также поиском «своих», «доверенных» врачей, которые могут обеспечить надежное и эффективное обслуживание во время беременности и родов[69]. Организация такого доступа и есть способ контроля ситуации деторождения.

В российском обществе постепенно получают развитие практики родовспоможения, противопоставляемые обезличенному и опасному в восприятии женщин роддому, изменяется профессиональная роль акушерки, женщины в платном сегменте родовспоможения могут выбирать способ, которым будет осуществлено деторождение[70]. Изменениям способствуют не столько феминистские движения и движения пациенток, не имеющие ощутимого влияния в России, сколько новые индивидуалистические ценности, потребительский спрос, коммерциализация медицинского обслуживания. Врачи, акушерки, пациентки ищут способы приспособления к бюрократическим форматам через индивидуальные стратегии и ресурсы, и это накладывает отпечаток на медикализацию репродукции в современной России. Медикализация и медицинский контроль являются неотъемлемыми составляющими репродуктивного цикла и родов, однако конкретные проявления этого феномена требуют дальнейшего изучения.

Заключение

Понятие медикализации, получившее широкое распространение в англоязычной литературе в последней трети ХХ в., связано с осмыслением формирования института научной медицины и усиления его воздействия на человека в контексте биополитического регулирования населения. Процессы, которые обозначаются данным термином, претерпевают изменения. Исследователи показывают, как на медицинские практики оказывают влияние пациенты, общественные движения, развитие новых технологий. Пациент как потребитель становится активным, осуществляя выбор на рынке медицинских услуг. Медикализация репродукции рассматривается как форма социального контроля, объективирующая женщину и подчиняющая ее медицине/врачам. Это находит выражение в технократической модели родов. Развиваются альтернативные способы, изменяющие взаимоотношения женщин и врача/акушерки, которые описываются исследователями как холистические модели или естественные роды. Многие женщины удовлетворены технократческим подходом и медикализацией родовспоможения, а когда они хотят контролировать ситуацию, то под контролем понимаются самые разные процессы - от получения информации до участия в принятии решений. Медикализация родов различается в разных контекстах. В России власть врачей связана не только с экспертным знанием, но и с бюрократическими форматами, которым должны подчиняться пациенты. Многие женщины среднего класса стремятся не столько ограничить медикализацию и власть профессионалов, сколько выстроить доступ к качественному родовспоможению.

Выражения признательности

Мои большие благодарности за комментарии Дмитрию Михелю, Елене Здравомысловой, Екатерине Бороздиной и анонимному рецензенту.

[1] Анна Адриановна Темкина - PhD, профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге (профессура корпорации Novartis по социологии общественного здоровья и гендера), со-директор программы «Гендерные исследования», Россия.
[2] Михель Д.В. Воплощенный человек. Западная культура, медицинский контроль и тело. Саратов: Изд-во Саратовского ун-та, 2000; Михель Д.В. Социальная антропология здоровья и репродукции: медицинская антропология. Саратов: Новый проект, 2010; Михель Д.В. Медикализация как социальный феномен // Вестник Саратовского государственного ун-та. 2011. 4 (60): 256-263.
[3] Rivkin-Fish M. Women’s Health in Post-Soviet Russia: the Politics of Intervention. Bloomington, Indianapolis: Indiana University Press, 2005.
[4] Темкина А. А. Гинекологи и пациентки в борьбе за дисциплину: медикализация контрацепции в современной России // П. Романов, Е. Ярская-Смирнова (ред.) Профессии социального государства. М.: ООО «Вариант», ЦСПГИ, 2013а: 40-74; Темкина А. А. Советы гинекологов о контрацепции и планировании беременности в контексте современной биополитики // Журнал исследований социальной политики. 2013б. 11 (1): 7-24.
[5] Щурко Т. «Обязательное материнство»: репродуктивное тело женщины как объект государственного регулирования (на материале газеты «Советская Белоруссия») // Laboratorium. 2012. (2): 69-90; Сасункевич О. М. Медикализация дискурса о материнстве в белорусских медиа // Журнал исследований социальной политики. 2009. 7 (3): 405-418.
[6] Здравомыслова Е.А., Темкина А.А. «Врачам я не доверяю, но...» Преодоление недоверия к репродуктивной медицине // Е. Здравомыслова, А. Темкина (ред.) Здоровье и доверие: гендерный подход к репродуктивной медицине. СПб: Изд-во ЕУСПб, 2009: 179-210; Здравомыслова Е.А., Темкина А.А. Доверительное сотрудничество во взаимодействии врача и пациентки: взгляд акушера-гинеколога // Е. Здравомыслова, А. Темкина (ред.) Здоровье и интимная жизнь: социологические подходы. СПб: Изд-во ЕУСПб, 2011: 23-53; Бороздина Е.А. Медицинская помощь беременным: в поисках заботы // Е. Здравомыслова, А. Темкина (ред.) Здоровье и интимная жизнь: социологические подходы. СПб: Изд-во ЕУСПб, 2011: 54-83.
[7] Мельникова О.О. Переопределение родовспоможения в родительских Интернет-дискуссиях (на примере томского форума) // Журнал исследований социальной политики. 2012. 10 (3): 377-392.
[8] См. обзор Михель Д.В. Медикализация как социальный феномен // Вестник Саратовского государственного ун-та. 2011. 4 (60): 256-263.
[9] Conrad P. Medicalization and Social Control // Annual Review of Sociology. 1992. (18): 209-232; Conrad P., Schneider J. Deviance and Medicalization: From Badness to Sickness. St. Louis: Mosby, 1980.
[10] Михель Д.В. Медикализация как социальный феномен // Вестник Саратовского государственного ун-та. 2011. 4 (60): 256-263.
[11] Фуко М. Воля к истине. По ту сторону знания, власти и сексуальности. М.: Магистериум - Касталь, 1996; Фуко M. Рождение биополитики. Курс лекций, прочитанных в Коллеж де Франс в 19781979 учебном году. СПб.: Наука, 2010.
[12] Фуко М. Рождение клиники. М.: Смысл, 1998: 295.
[13] Фуко М. Рождение клиники. М.: Смысл, 1998: 141-143; Annandale E. The Sociology of Health and Medicine: A Critical Introduction. Cambridge: Polity, 2002: 34-45.
[14] Parsons T. The Social System. Glencoe, Ill.: The Free Press. 1951: 428-479
[15] Freidson E. Profession of Medicine: A Study of the Sociology of Applied Knowledge. New York: Dodd, Mead Gabe, 1970
[16] Zola K. Medicine as an Institution of Social Control // Sociological Review. 1972. (20): 487-504
[17] Conrad P. Medicalization and Social Control // Annual Review of Sociology. 1992. (18): 209-232; Conrad P. The Shifting Engine of Medicalization // Journal of Health and Social Behavior. 2005. (46): 3-14.
[18] Фуко М. Рождение клиники. М.: Смысл, 1998; Фуко М. Надзирать и наказывать. Рождение тюрьмы. М.: Ad Marginen, 1999.
[19] Conrad P. Medicalization and Social Control // Annual Review of Sociology. 1992. (18): 209-232: 216
[20] Conrad P. The Shifting Engine of Medicalization // Journal of Health and Social Behavior. 2005. (46): 3-14.
[21] Lock M., Kaufert P. A. Pragmatic Women and Body Politics. New York: Cambridge University Press, 1998.
[22] Техно-наука - термин Б. Латура (Latour B. Science in Action: How to Follow Scientists and Engineers through Society. Cambridge, MA: Harvard University Press, 1987).
[23] Clarke A., Shim J., Mamo L., Fosket J., Fishman J. Biomedicalization: Technoscientific Transformations of Health, Illness, and U. S. Biomedicine // American Sociological Review. 2003. 68 (1): 161-194; Bell S., Figert A. Medicalization and Pharmaceuticalization at the Intersections: Looking Backward, Sideways and Forward // Social Science & Medicine. 2012. (75): 775-783.
[24] Clarke A., Shim J., Mamo L., Fosket J., Fishman J. Biomedicalization: Technoscientific Transformations of Health, Illness, and U. S. Biomedicine // American Sociological Review. 2003. 68 (1): 161-162.
[25] Conrad P. The Shifting Engine of Medicalization // Journal of Health and Social Behavior. 2005. (46): 4, 8.
[26] Miller A., Shriver T. Women’s Childbirth Preferences and Practices in the United States // Social Science & Medicine. 2012. (75): 710.
[27] Ginsburg F., Rapp R. The Politics of Reproduction // Annual Review of Anthropology. 1991. (20): 311. Здесь и далее перевод автора статьи.
[28] Lock M. Encounters with Aging: Mythologies of Menopause in Japan and North America. Berkeley: University of California Press, 1993; Михель Д.В. Социальная антропология здоровья и репродукции: медицинская антропология. Саратов: Новый проект, 2010: 45-75.
[29] Riessman C. Women and medicalization: A New Perspective // Social Policy. 1983. 14 (1): 3-18.
[30] Riessman C. Women and medicalization: A New Perspective // Social Policy. 1983. 14 (1): 4.
[31] Ginsburg F., Rapp R. The Politics of Reproduction // Annual Review of Anthropology. 1991. (20): 311 -344; Inhorn M. Defining Women’s Health: A Dozen Messages from More than 150 Ethnographies // Medical Anthropology Quarterly. 2006. 20 (3): 345-78; Riessman C. Women and medicalization: A New Perspective // Social Policy. 1983. 14 (1): 3-18.
[32] Wertz R., Wertz D. Lying In: A History of Childbirth in America. New Haven: Yale Univ. Press, 1989.
[33] Lupton D. Medicine as Culture Illness, Disease and the Body in Western Societies. London: Sage, 1994: 148.
[34] Riessman C. Women and medicalization: A New Perspective // Social Policy. 1983. 14 (1): 6
[35] Fox B., Worts D. Revisiting the Critique of Medicalized Childbirth: A Contribution to the Sociology of Birth //Gender & Society. 1999. 13 (3): 327-328.
[36] Davis-Floyd R. Birth as an American Rite of Passage. Berkeley: University of California Press, 1992; Davis-Floyd R. The Technocratic Body and the Organic Body: Hegemony and Heresy in Women’s Birth Choices // C. Sargent, C. B. Brettell (eds.) Gender and Health. An International Perspective. New Jersey: Prentice Hall, 1996: 123-166.
[37] Jordan B. Birth in Four Cultures: A Crosscultural Investigation of Childbirth in Yucatan, Holland, Sweden, and the United States. Long Grove: Waveland Press, 1987: 39.
[38] Martin E. The Woman in the Body: A Cultural Analysis of Reproduction. Boston: Beacon Press, 1987.
[39] Oakley A. Becoming a Mother. Oxford: Martin Robertson, 1979: 15-18.
[40] Название отсылает к заголовку статьи (Lazarus E. What Do Women Want?: Issues of Choice, Control, and Class in Pregnancy and Childbirth // Medical Anthropology Quarterly. 1994. 8 (1): 25-46).
[41] Riessman C. Women and medicalization: A New Perspective // Social Policy. 1983. 14 (1): 3.
[42] Lock M., Kaufert P. A. Pragmatic Women and Body Politics. New York: Cambridge University Press, 1998.
[43] Davis-Floyd R. The Technocratic Body and the Organic Body: Hegemony and Heresy in Women’s Birth Choices // C. Sargent, C. B. Brettell (eds.) Gender and Health. An International Perspective. New Jersey: Prentice Hall, 1996: 132-138.
[44] Davis-Floyd R. The Technocratic Body and the Organic Body: Hegemony and Heresy in Women’s Birth Choices // C. Sargent, C. B. Brettell (eds.) Gender and Health. An International Perspective. New Jersey: Prentice Hall, 1996: 150.
[45] Davis-Floyd R. The Technocratic Body and the Organic Body: Hegemony and Heresy in Women’s Birth Choices // C. Sargent, C. B. Brettell (eds.) Gender and Health. An International Perspective. New Jersey: Prentice Hall, 1996: 150.
[46] Jordan B. Birth in Four Cultures: A Crosscultural Investigation of Childbirth in Yucatan, Holland, Sweden, and the United States. Long Grove: Waveland Press, 1978; Oakley A. The Captured Womb: A History of the Medical Care of Pregnant Women. New York: Basil Blackwell, 1984; Simonds W., Rothman B., Norman B. Laboring on: Birth in Transition in the United States. New York, NY: Routledge. 2007.
[47] Fox B., Worts D. Revisiting the Critique of Medicalized Childbirth: A Contribution to the Sociology of Birth //Gender & Society. 1999. 13 (3): 328; Lazarus E. What Do Women Want?: Issues of Choice, Control, and Class in Pregnancy and Childbirth // Medical Anthropology Quarterly. 1994. 8 (1): 25-46; Sargent C., Stark N. Childbirth Education and Childbirth Models: Parental Perspectives on Control, Anesthesia, and Technological Intervention in the Birth Process // Medical Anthropology Quarterly 1989. 3 (1): 36-51.
[48] Thomas J., Zimmerman M. Feminism and Profit in American Hospitals: The Corporate Construction of Women’s Health Centers // Gender & Society. 2007. (21): 359-383.
[49] Miller A., Shriver T. Women’s Childbirth Preferences and Practices in the United States // Social Science & Medicine. 2012. (75): 709-716.
[50] Davis-Floyd R. The Technocratic, Humanistic, and Holistic Paradigms of Childbirth // International Journal of Gynecology & Obstetrics. 2001. (75): 5-23.
[51] Lazarus E. What Do Women Want?: Issues of Choice, Control, and Class in Pregnancy and Childbirth // Medical Anthropology Quarterly. 1994. 8 (1): 25-46; Fox B., Worts D. Revisiting the Critique of Medicalized Childbirth: A Contribution to the Sociology of Birth //Gender & Society. 1999. 13 (3): 326-346; Rapp R. Testing Women, Testing the Fetus: The Social Impact of Amniocentesis in America. New York: Routledge, 2000.
[52] Miller A., Shriver T. Women’s Childbirth Preferences and Practices in the United States // Social Science & Medicine. 2012. (75): 710; Brubaker S. J., Dillaway H. E. Medicalization, Natural Childbirth and Birthing Experiences // Sociology Compass. 2009. 3 (1): 36-37.
[53] Davis-Floyd R. The Technocratic, Humanistic, and Holistic Paradigms of Childbirth // International Journal of Gynecology & Obstetrics. 2001. (75): 5-23.
[54] Mansfield B. The Social Nature of Natural Childbirth // Social Science & Medicine. 2008. (66): 1084, см. статью Бороздиной в данном выпуске.
[55] Lazarus E. What Do Women Want?: Issues of Choice, Control, and Class in Pregnancy and Childbirth // Medical Anthropology Quarterly. 1994. 8 (1): 25-46.
[56] Davis-Floyd R. Birth as an American Rite of Passage. Berkeley: University of California Press, 1992; Lazarus E. What Do Women Want?: Issues of Choice, Control, and Class in Pregnancy and Childbirth // Medical Anthropology Quarterly. 1994. 8 (1): 25-46; Zadoroznyj M. Social Class, Social Selves and Social Control in Childbirth // Sociology of Health and Illness. 1999. 21 (3): 267-289.
[57] Namey E., Lyerly A. The Meaning of "Control" for Childbearing women in the US // Social Science & Medicine. 2010. (71): 774-775.
[58] Brubaker S. J., Dillaway H. E. Medicalization, Natural Childbirth and Birthing Experiences // Sociology Compass. 2009. 3 (1): 40.
[59] Zadoroznyj M. Social Class, Social Selves and Social Control in Childbirth // Sociology of Health and Illness. 1999. 21 (3): 269.
[60] Namey E., Lyerly A. The Meaning of "Control" for Childbearing women in the US // Social Science & Medicine. 2010. (71): 774-75.
[61] MacKenzie Bryers H. M., van Teijlingen E. Risk, Theory, Social and Medical Models: a Critical Analysis of the Concept of Risk in Maternity Care //Midwifery. 2010. (26): 495.
[62] Freidson E. Profession of Medicine: A Study of the Sociology of Applied Knowledge. New York: Dodd, Mead Gabe, 1970; Conrad P., Schneider J. Deviance and Medicalization: From Badness to Sickness. St. Louis: Mosby, 1980.
[63] Becker H., Geer B., Hughes E., Strauss A. Boys in White: Student Culture in Medical School. Chicago: University of Chicago Press, 1961.
[64] Parsons T. The Social System. Glencoe, Ill.: The Free Press. 1951.
[65] Rivkin-Fish M. Women’s Health in Post-Soviet Russia: the Politics of Intervention. Bloomington, Indianapolis: Indiana University Press, 2005.
[66] Rivkin-Fish M. Women’s Health in Post-Soviet Russia: the Politics of Intervention. Bloomington, Indianapolis: Indiana University Press, 2005: 20-26.
[67] См. статью Новкунской в данном выпуске.
[68] Здравомыслова Е.А., Темкина А.А. Доверительное сотрудничество во взаимодействии врача и пациентки: взгляд акушера-гинеколога // Е. Здравомыслова, А. Темкина (ред.) Здоровье и интимная жизнь: социологические подходы. СПб: Изд-во ЕУСПб, 2011: 23-53.
[69] Здравомыслова Е. А., Темкина А. А. «Врачам я не доверяю, но...» Преодоление недоверия к репродуктивной медицине // Е. Здравомыслова, А. Темкина (ред.) Здоровье и доверие: гендерный подход к репродуктивной медицине. СПб: Изд-во ЕУСПб, 2009: 179-210.
[70] Мельникова О.О. Переопределение родовспоможения в родительских Интернет-дискуссиях (на примере томского форума) // Журнал исследований социальной политики. 2012. 10 (3): 377-392; Пивоварова А. «Забытая» плацента: символические действия в современной практике домашних родов // Антропологический форум. 2013. (19): 106-127.