Гендерные аспекты трудовой миграции из стран СНГ в Россию[1]

Елена Тюрюканова

В 1990-х гг. Россия сформировалась как крупный центр международной миграции. Хотя страна, благодаря ее социально-экономическому и геополитическому положению, аккумулирует разнонаправленные миграционные потоки, въезд явно преобладает. Россия все увереннее позиционирует себя на мировой арене как принимающая страна. Самые масштабные миграции направлены сюда из государств СНГ. Началось это движение еще в советское время, хотя тогда оно происходило в границах одного государства. После распада СССР сначала явно преобладали стрессовые миграции под влиянием военных и этно-политических конфликтов в бывших республиках; начиная же со второй половины 1990-х гг. вынужденная миграция начинает замещаться экономической. Большинство современных передвижений обусловлены социально-экономической ситуацией в странах выезда.

Экономическая, в первую очередь — трудовая миграция является сегодня самой массовой и динамичной на просторах СНГ. Согласно официальным данным ФМС России, привлечение в экономику России иностранных работников на законных основаниях возросло со 129 тыс. человек в 1994 г. до 378 тыс. в 2003 г. Однако это только официальные данные — реальные же масштабы потоков, по экспертным оценкам, почти на порядок выше. Важнейшим фактором, определившим рост трудовой миграции, стал глубокий экономический кризис, поразивший практически все страны СНГ; он привел к существенному снижению уровня жизни большинства населения, массовой бедности, безработице и сокращению возможностей выживания, не говоря о перспективах, в родных странах. Для выходцев из таких стран, как Таджикистан, Молдавия, Киргизия и др., трудовая миграция является часто единственной реальной стратегией материальной поддержки семьи.

Вторым фактором роста миграции стала возросшая дифференциация в СНГ на уровне стран и отдельных районов. Несмотря на наличие большого числа социально-экономических проблем у самой России, по уровню хозяйственного развития, оплаты труда, возможностям эффективной занятости она сегодня опережает почти все государства-члены СНГ. Так, разница в средней зарплате может достигать десять и более раз. Экономическая миграция, в отличие от вынужденной, представляет собой долговременный процесс, развивающийся под влиянием устойчивых факторов. Для трудовых мигрантов «работа на выезде», как правило, ключевая стратегия, направленная на выживание или поддержание достойного уровня существования для себя и своей семьи.

В настоящее время нет исследований, позволяющих измерить вклад мигрантов в экономику России. Однако бесспорно, что иностранные работники создают заметную часть валового внутреннего продукта, обеспечивают конкурентоспособность многих российских предприятий на рынке ввиду низкой стоимости рабочей силы, расширяют доступ к товарам и услугам для небогатой части россиян.

Миграционное развитие России все более отражает общие закономерности и тенденции развития мирового движения населения, однако нашей ситуации присущ и ряд специфических черт:

• слабость миграционного законодательства и правового обеспечения трудовой миграции; огромные масштабы нелегального (нерегулируемого) въезда;
• размах теневой экономики (3/4 трудовых мигрантов в России не имеют трудового договора и разрешения на работу);
• слабость власти и закона, коррупция властей;
• неразвитость рыночных отношений и инфраструктуры рынка, способствующая распространению нечестной конкуренции, в том числе с использованием дешевой рабочей силы;
• оставшееся с советских времен экономическое, социально-культурное и административное единство региона (отсутствие границ, наличие связей, диаспор, миграционных сетей и т.п.).

Гендерная специфика в случае трудовой миграции проявляется особенно ярко. В отличие от миграции беженцев и переселений на постоянное место жительства, которые совершаются, как правило, семьями, в трудовую миграцию чаще вовлечены индивиды, мужчины или женщины. Поэтому здесь существуют особенности, связанные с внутрисемейным распределением ролей, проблемой разъединенной семьи; зависимости родственников на родине от денежных трансфертов уехавших и т.п. Поскольку в трудовой миграции большую долю составляет молодое население, то здесь также важны вопросы образования, репродуктивных установок и т.п. Пока явно недостаточно исследований, которые бы анализировали различные (в том числе и перечисленные выше) гендерные аспекты миграции.

Последние связаны не только с ролевыми индивидуальными или семейными установками, но и с макроэкономическими процессами, происходящими в стране: формированием гендерно разделенных ниш иммигрантской (или этнической) занятости в результате потребности национальной экономики в дополнительной рабочей силе; спросом на дешевый и неформальный труд со стороны слабого/теневого российского бизнеса; сегрегацией работников по этническому и гендерному признаку на рынках труда и т.п. Развитие сферы услуг в ходе глобальной реструктуризации экономики, в частности, индустрии досуга, туризма и развлечений, в которых традиционно заняты женщины, также определяет гендерную специфику миграционных процессов.

Еще один аспект трудовой миграции имеет явно выраженные гендерные особенности — это ее тесная связь с неформальной и теневой экономикой, что характерно для многих принимающих стран, в частности, Южной Европы. Специфика России и государств СНГ состоит в огромных масштабах теневой экономики, и соответственно, особенно сильной вовлеченности трудовых мигрантов в «серый» сектор. Помимо гендерной «окраски» ниш неформальной занятости, важно отметить распространенность различных нарушений прав человека по отношению к мигрантам, начиная от трудовых прав и заканчивая крайне тяжкими формами принуждения, рабства, сексуальной эксплуатации и торговли людьми. Все это также имеет явную гендерную специфику.

Мигранты на рынке труда: этническая и гендерная сегрегация

Устойчивая миграция в Россию на протяжении более чем десяти последних лет привела к качественным сдвигам в экономическом разделении труда и моделях занятости. Реструктуризация российского спроса на рабочую силу идет по тем же схемам, по которым она шла во всех основных принимающих странах: сектора иммигрантской занятости, выделившись еще в колониальную эпоху (движение из колоний в метрополии), под влиянием продолжающейся миграции законсервировались и превратились в часть современного глобального разделения труда. На этом в значительной мере базируется экономика развитых индустриальных государств; сектора пришлого труда встроены в современный экономический порядок, который уже не может без них существовать. В большинстве принимающих стран доля иностранцев в общем объеме рабочей силы возрастала с начала 1980-х гг.; к 1996 г. она составила в Германии — 9,1%, в Австрии — 10%, в Швейцарии — 17,9%, в Люксембурге — 53,8%[2]. Воспроизводство и углубление такого разделения труда формирует новый миграционный вызов, брошенный более развитыми нациями менее развитым: постоянно растущую потребность в приезжих, занятых неквалифицированными, низкооплачиваемыми видами деятельности. Этот спрос формирует соответствующее предложение, раскручивая маховик миграции.

По этому же пути идет и Россия. Основными поставщиками рабочих рук на российские рынки труда являются страны СНГ. Если по официальным данным доля иностранной рабочей силы пока невелика и составляет примерно 0,5% от всех занятых в экономике, то реально она доходит до 5—7%, что соответствует уровню таких стран, как Бельгия, Франция или Швеция. К настоящему времени в России сформировались сектора экономики, в которых труд иностранных работников наиболее востребован. Это строительство, торговля и общественное питание; промышленность, сельское хозяйство, транспорт и коммунальное хозяйство; индустрия услуг, досуга и развлечений. Под влиянием постоянного притока новых рабочих рук сегментация рынка труда углубляется, и некоторые сектора оказываются «зарезервированными» за мигрантами; начинается процесс формирования устойчивого разделения труда. Это особенно заметно в крупных городах, но процесс уже захватил и более мелкие поселения. Экономика многих регионов России, в частности, столичные мегаполисы, большие города, сегодня уже не может существовать без притока работников извне. Неблагоприятная демографическая ситуация после 2006 г. приведет к абсолютному сокращению численности трудовых ресурсов (до 1 млн. человек ежегодно до 2011 г.), что сделает трудовую миграцию еще более значимым фактором экономического роста России[3].

Новое для России разделение труда, как и во всем мире, складывается на основе сегрегации работников по этническому и гендерному признакам. В сложившейся системе мигранты занимают, в основном, непрестижные рабочие места, не требующие высокой квалификации, с тяжелыми условиями труда и низкой оплатой. Это — низовые сектора рынка. В результате такого «неравного отбора» (сегрегации) возникают этнические или земляческие ниши иммигрантской занятости[4], большинство из которых довольно четко делятся на «женские» и «мужские». Мужчины заняты в строительстве, на транспорте, сельском хозяйстве; на тяжелых и нередко небезопасных видах работ. Женщины работают, в основном, в индустрии досуга и развлечений; секторе сексуальных услуг, в сфере сервиса и домашних услуг. Если гендерная маркировка и не может быть применена к каким-то сегментам занятости в целом, то она, как правило, оказывается справедливой для отдельных видов работ. Так, например, в уличной торговле в Москве, которую в целом можно назвать иммигрантской нишей занятости, за прилавком стоят в основном женщины, а инфраструктуру (подвоз товара, погрузку/разгрузку) обслуживают в основном мужчины.

Специалисты отмечают, что феминизация миграционных потоков с 1990-х гг. является характерной чертой новейшего этапа развития международной трудовой миграции[5]. Во многом это связано со структурными изменениями в мировой экономике, сопровождающими глобализационные процессы — относительным снижением в послевоенный период производственно ориентированного сектора и соответственным ростом сервисного комплекса, в широком смысле именуемого экономикой услуг (service economy)[6]. Доля последнего в общем объеме ВВП некоторых стран может доходить до 89%, как в Гонконге. В странах ОБСЕ промышленность и сельское хозяйство дают только треть всех рабочих мест, причем в период с 1960 по 1990 г. повсеместно наблюдалось снижение этого показателя: во Франции — с 59 до 35%; в Германии — с 62 до 43%; в США — с 39 до 28%[7]. Все большее доминирование сферы услуг формирует постоянно растущую потребность в мигрантах, в особенности в женщинах, занятых неквалифицированным трудом[8]. В международной миграционной индустрии они давно выполняют роль дешевых провайдеров различных услуг, включая уход за больными и престарелыми (care work), развлечения, секс-услуги. Сегодня последняя из названных сфер предоставляет значительную часть миграционных возможностей для женщин из стран-доноров. Московские проститутки представлены в основном женщинами из Украины, Белоруссии, Молдавии и других стран СНГ. Сутенеры и организаторы бизнеса на низшем уровне — также часто приезжие. Контролируется эта сфера, однако, в основном российскими и кавказскими криминальными группировками.

Хотя в России выделение и оформление иммигрантских/этнических ниш занятости только начинается, во многих регионах труд приезжих уже «впитался» в жизнь локального социума. Этот процесс явственнее дает о себе знать в Москве и крупных городах, приграничных районах, традиционных центрах иммиграции и пока менее заметен в провинции, вдали от границ и крупных мегаполисов.

Сегодня на наших глазах идет формирование и институционализация новых секторов рынка труда, которые уже изначально структурируются с учетом присутствия мигрантов. Так, например, в больших городах развивается сектор домашних услуг — домработницы, няни, горничные, сиделки. В Москве эти услуги широко представлены в списках вакансий частных агентств занятости, в частности, в Интернете. Этот сегмент рынка уже достаточно развит, о чем говорит наличие структурированного спроса на различных по своим характеристикам работников — молодых или, наоборот, пожилых; женщин по уходу за детьми или домработниц; мигранток из других стран или только москвичек, и т.п. Складываются и ценовые различия. Так, труд домработницы или няни с Украины в среднем стоит примерно 300 долл. в месяц при полной занятости. Услуги же россиянки в этой роли обойдутся примерно в три раза дороже.

Развитие сектора услуг в Москве с самого начала идет «по западному образцу», привлекая большое число женщин с Украины, из Белоруссии, Молдавии. В то же время сравнительное исследование трудовой миграции в нескольких регионах России показало, что в большинстве других, даже крупных городов (например, в Омске), данный сектор пока находится в зачаточном состоянии[9]. Объясняется это наличием в столице значимой прослойки богатых людей, включая верхушку нарождающегося среднего класса. Если относить к последнему население со среднедушевым месячным доходом от 300 до 1000 долл. США, то в Москве его доля превышает треть жителей, в то время как в большинстве других городов России не достигает и 10% (в Омске, например — 8%). У данных групп населения формируются новые[10] модели воспитания детей и ведения домашнего хозяйства — с привлечением нянь, помощников по дому и т. д. Это, соответственно, отражает формирование новых моделей распределения семейных обязанностей. Труд в частном домохозяйстве — так называемый репродуктивный труд (по обслуживанию и в широком смысле по репродукции человека в частной сфере) традиционно был бесплатным и выполнялся женщинами. На нем и сегодня лежит печать второсортности из-за приватности, невысокого общественного статуса, непрестижности, низкой оплаты, поэтому этот сектор быстро превращается в нишу иммигрантской занятости. Российские женщины — представительницы среднего класса, использующие наемный труд в семье, наоборот, могут более эффективно работать в других, общественно престижных сферах. Таким образом с помощью мигранток консервируется низкий статус репродуктивного женского труда.

В большинстве случаев местное население не предъявляет явного спроса на эти рабочие места (только 30% мигрантов-мужчин и 34% женщин отметили, что они ощущают соперничество подобного рода), однако зачастую идет конкуренция между иностранными и внутренними мигрантами, а также между выходцами из разных стран. Так, сектор строительства и ремонта в Москве стал ареной довольно жесткого противостояния между приезжими из различных российских городов и выходцами из Узбекистана, Таджикистана, Украины, Белоруссии и Молдавии.

Проникновение приезжих в экономику региона идет по двум направлениях: по сферам/отраслям и по территориям. Мигранты «привязываются» либо к определенному виду занятий и постепенно заполняют эту нишу в городе (например, в свое время в Москве ассирийцы повсеместно занимались чисткой обуви; значительная часть услуг автосервиса принадлежит сегодня выходцам из Армении и обслуживается ими), либо — к определенной территории, постепенно «завоевывая» пространство и находящиеся на нем объекты занятости и городской инфраструктуры. Так, выходцы из Азербайджана контролируют многие рынки в Москве и прилегающие к ним районы:

«Все больше и больше рынков и территорий в Москве делятся по национальному признаку. Черкизовским рынком в Москве, например, “владеет ” определенная национальная диаспора выходцев из Азербайджана. Это город в городе. Полное самообеспечение: они там питаются, они там живут, у них там свои развлекательные центры, там в администрации своя тюрьма, своя полиция, охрана. Туда “не своя” милиция вообще боится сунуться. Довольно большие объемы финансовых средств и, следовательно, довольно большие связи в высших эшелонах власти. Черкизовский рынок — это 10000 торговых мест, миллионные прибыли, миллиарды долларов годового оборота. Поэтому здесь уже можно говорить даже не об отношении властей к делу, а о существовании самой возможности у властей воздействовать на данную ситуацию.

Снаружи рынки более или менее цивильны. Но внутри этих рынков, когда мы были там на проверках, это было ужасно в трущобы в эти попасть. Потому что там беспредел. В “недрах” этих рынков люди живут годами, не выходя, то есть они живут и умирают там. И существовали случаи, мне приводили примеры, когда, допустим, вьетнамские граждане по одному паспорту умершего человека человек пять там проживали и предъявляли один и тот же паспорт, но для контролирующих органов, что греха таить, их лица трудноузнаваемы. То есть они приезжают туда семьями, живут по одним и тем же документам, умирают там, рождаются. Ужасно, что творится» (Из интервью автора с экспертом, правительство Москвы).

Гендерные особенности эксплуатации мигрантов в теневой экономике

Специфика России состоит в огромных масштабах теневой экономики, которая предъявляет повышенный спрос на рабочую силу мигрантов, как женскую, так и мужскую, а именно — на неформальный и социально непритязательный труд. В развитых странах, где доля теневого сектора оценивается не выше, чем в 5—10% ВВП, иммигрантские ниши занятости либо встроены в официальную экономику, либо частично находятся «в тени». В России же, с ее огромными размерами теневого бизнеса (по самым консервативным оценкам, 20—25% ВВП); в стране, где, по данным Госкомстата (2001 г.), в неформальном секторе работает как минимум 10 млн. человек (15% занятых в народном хозяйстве)[11], труд мигрантов прочно сросся с теневой экономикой. Их дешевая рабочая сила массово используется недобросовестными предпринимателями, теневым и криминальным бизнесом. По данным исследования МОТ, в России как минимум 75% труда мигрантов затрачивается практически полностью в «серой» зоне[12]. Их эксплуатация принимает здесь особенно тяжелые формы, вплоть до принудительного труда.

Огромный размах приобрел в России и нелегальный въезд, ставший характерной чертой современного мирового миграционного режима. Согласно оценкам ФМС, число нелегалов составляет здесь около 5 млн. — в основном приезжие из стран СНГ и Юго-Восточной Азии. Официальная трудовая миграция не превышает 10—15% от реального числа работников-мигрантов, находящихся в стране.

Применение дешевой и бесправной рабочей силы в теневом секторе создает явные экономические угрозы для нормальной конкуренции, становления социально ответственного бизнеса, и в целом — для социально-экономического развития. Это приводит к консервации низкого уровня оплаты и производительности труда, нечестной конкуренции, недополучению налогов для покрытия социальных расходов государства; тормозит модернизацию, что может ухудшить перспективы занятости российских граждан в отдельных отраслях экономики и в отдельных регионах. Наличие большого числа нелегалов способствует распространению теневой занятости, коррупции, криминализации всей миграционной сферы.

Занятость мигрантов в теневой экономике имеет явно выраженную гендерную специфику. Рынок является едва ли не самой значимой сферой приложения сил нелегальных мигрантов, в основном, женщин. Правовое пространство здесь, как и в других секторах, где работает много приезжих, сужено до минимума. Экономический хаос стимулирует их нелегальную занятость, даже если сама миграция в условиях безвизового режима с большинством стран СНГ[13] носит законный характер. Правовой вакуум в сферах сосредоточения иммигрантского труда облегчает дельцам возможность безнаказанно манипулировать людьми, получая от этого огромные прибыли. Как показывает российская исследовательница Зоя Хоткина, в отсутствие законов основным механизмом управления в неформальной экономике является насилие, причем формы последнего имеют явно выраженную гендерную специфику.

В работе З. Хоткиной описывается случай разрешения конфликта на рынке в Томске между работодателем и наемной работницей. «Хозяин» объясняет исследовательнице, что продавщица «исчезла, сделав недостачу». В случае ее отказа добровольно отдать деньги, «придется отдать ее цыганам. Они заплатят мне ее долг, а ее заставят отрабатывать проституцией». Цыгане, живущие в Томске, специализируются на продаже наркотиков и проституток[14].

Многие женщины, которые трудятся на рынке, отмечают, что «хозяин точки» часто ведет себя так, как будто работница принадлежит ему целиком, а не только ее оплаченное время. Примерно каждая пятая женщина-мигрантка на рынках Москвы страдает от сексуальной эксплуатации со стороны «хозяина», которую она вынуждена терпеть.

Известны случаи, когда новые владельцы рынка увольняли местных женщин — продавцов пожилого и среднего возраста и «меняли» их на более молодых, «подходящих» для оказания сексуальных услуг. При этом респондентки отмечали, что «некоторые женщины, которых уволили, устраивали на освободившееся место своих дочерей», а других «хозяева», представители азербайджанской диаспоры, нанимали на месте или «подбирали где-то по дороге и привозили с собой» (из интервью автора с продавцами на открытом рынке, Подмосковье, 2003).

Рынок, как правило, окружен социальной инфраструктурой, позволяющей работодателям и самим работникам удовлетворять многие свои естественные и социальные потребности[15]. Так, на крупнейшем московском рынке на стадионе «Лужники», где трудилось много мигрантов, существовала «официальная» услуга — «проститутка в контейнере» (в них привозились и хранились товары), которую можно было «заказать» как у хозяев рынка, так и в местной милиции[16].

З. Хоткина в своем исследовании неформальной занятости женщин сообщает, что в 1990-х гг. в Москве появился термин «рыночные дети» — это дети продавщиц, чаще всего нелегальных мигранток, рожденные во время работы в России от «хозяев» или других случайных партнеров и оставленные в местных роддомах[17].

Гендерная специфика различных форм эксплуатации в отношении приезжих хорошо видна из данных опроса трудовых мигрантов (объем выборочной совокупности — 442 человека) в нескольких регионах России в 2003 г.[18] Перечисленные в табл. 1 формы насилия и эксплуатации стали настолько общим местом, что оказались доступны для изучения методами количественной социологии.

Таблица 1. Распространенность насилия и нарушений прав трудовых мигрантов в России, %

Как видно из табл. 1, эксплуатация женщин-мигрантов развита несколько сильнее, чем мужчин; масштабы многих ее форм просто поражают: более 10% женщин испытывают физическое насилие на рабочем месте, 22% — подвергаются сексуальному насилию. Распространенной формой надругательства над правами личности является также изъятие документов (более трети мигрантов) и долговая зависимость от работодателя. Как и сексуальная эксплуатация, последняя имеет место не в каких-то исключительных случаях, а в достаточно массовом порядке и на открытом социальном пространстве, т.е. на рынке труда, хоть и не формальном. Как свидетельствуют опросы, в среднем 15% (среди женщин — более 20%) приезжих отмечают, что долг «хозяину» не позволяет им уйти или поменять работу. Эти формы эксплуатации помогают контролировать мигрантов, делают их несвободными.

Степень распространенности нарушений прав мигрантов такова, что они уже практически не воспринимаются как нечто маргинальное и незаконное, превращаясь в обыденное явление и, тем самым, раздвигая границы социально допустимых норм. Шокирует толерантность всех «действующих лиц» — как самих приезжих, так и представителей власти и населения, к подобным формам нарушения прав человека.

Помимо рыночной торговли, самая широкая сфера привлечения труда мигрантов — строительные работы. Здесь заняты в основном мужчины, однако эксплуатация наблюдается не менее жестокая. В строительной индустрии часто используется «передача» рабочих целыми бригадами после окончания возведения объекта от одного работодателя к другому за определенное вознаграждение. При этом документы мигрантов, которые часто «хранятся» у работодателя, могут передаваться от старого «хозяина» к новому, даже не попадая в руки их владельцев. Само по себе изъятие документов является распространенным механизмом эксплуатации и сохранения контроля над работником. В строительстве почти треть занятых не имеют на руках паспортов. Мигрант, таким образом, лишается права свободного выбора; он оказывается «прикованным» к работодателю и не может уволиться. В России, в условиях широкого распространения теневой экономики, такие практики приобрели массовый характер.

Подобно описанному выше рынку, теневой сектор создает собственное экономическое и социальное пространство, обеспечивая себя необходимой инфраструктурой: коммуникациями, источниками информации, сервисом. Сюда включаются обслуживание теневых денежных потоков, механизмы обеспечения рабочей силой (вербовка, теневой набор); торговля и пр. Так, своеобразные черные рынки труда есть почти в каждом большом городе. Особо популярны они у приезжих. В Москве такой «рынок рабов» расположен на Ярославском шоссе — это большое пространство под открытым небом, где собираются мигранты в поисках работы и представители бизнеса, ищущие дешевые руки. На таких рынках можно найти людей всевозможных специальностей, готовых делать все что угодно и на любых условиях. На рынке живого товара работает целый штат «черных» посредников.

Экономическая конъюнктура и отношение общества отражается на целевых установках и поведении мигрантов. Приезжая в страну, они изначально позиционируют себя как экономические субъекты, поэтому ищут (или сами формируют) на рынке такие ниши, где будут конкурентоспособны. Не обладая традиционным для местного населения набором ресурсов (информацией, сбережениями, жильем, социальными связями и т.д.), мигранты мобилизуют часто единственный доступный для них ресурс — согласие на низкооплачиваемый, социально незащищенный труд. Самым надежным козырем в конкурентной борьбе оказывается дешевизна рабочей силы, низкие требования к социальной защищенности, согласие на неформальную и «гибкую» занятость. Причем в местах высокой концентрации мигрантов, например, в Москве и других крупных городах, конкуренция идет не только и не столько между местными жителями и приезжими, где последние используют перечисленные «козыри», сколько в самой иммигрантской среде: между теми, кто согласен на плохие и очень плохие (т.е. практически рабские) условия. Таким образом, исходный уровень конкуренции снижается, включая цену на труд, требования к его безопасности, социальным гарантиям и т.п.

Отвечая на предложение дешевых рабочих рук, с одной стороны, и используя возможности теневой экономики, с другой, формируется группа предпринимателей, строящих свой бизнес на сверхприбыли от привлечения недорогого и незащищенного труда. Они видят в работнике исключительно объект эксплуатации и источник экономии; предъявляя спрос на подобный труд, они тем самым подстегивают его предложение. Таким образом, здесь мы уже выходим за границы чисто экономических отношений и вступаем в область взаимодействия определенных социальных групп: работников с пониженными (или нулевыми) требованиями к социальной защищенности и работодателей с пониженным (или нулевым) цензом ответственности по отношению к последним. Численность этих социальных групп в некоторых «миграционно нагруженных» регионах, например, в Москве, уже такова, что они перешагнули границы маргинальных общностей и хорошо видны на открытом экономическом и социальном пространстве.

«Согласие на эксплуатацию» выступает в роли последнего ресурса, который остается в распоряжении мигрантов. Как правило, этот ресурс мобилизуется тогда, когда исчерпаны другие возможности. Например, выходцы с Кавказа и Закавказья (особенно армяне) имеют довольно сильный этнический ресурс, по сравнению с переселенцами из Центральной Азии или Молдавии. Это может быть одной из причин того, что мигранты из стран с сильной диаспорой относительно реже попадают в ситуации рабства и торговли людьми.

В последние годы традиционный этнический ресурс, выступающий в форме диаспоры (т. е. некоего общественно-административного института), заменяется похожим по смыслу, но несколько иначе организованным и более гибким сетевым ресурсом. Приезжие все чаще опираются не на помощь диаспоры — части этноса, относительно давно и стабильно проживающей вне родины, а на иммигрантские сети, сложившиеся в основном в последние годы и часто не имеющие стабильного характера. Диаспора, как правило, представляет собой хоть и неоднородное, но все же нормальное с точки зрения принятых в обществе стандартов социальное образование, она институционализируется, дистанцируется от криминала, этнической преступности, мафии и т.п. Иммигрантские сети — гораздо более подвижное, неформальное и безличное образование. Обращение к этому сетевому ресурсу сопряжено со значительно большим риском, чем к помощи диаспоры, например, при трудоустройстве.

Более того, институционализация иммигрантских сетей поддержки может идти по криминальному пути; иногда они срастаются с этнической преступностью. Обращение к сетевому ресурсу в таком случае может не помочь, а навредить мигранту, приведя его прямо в руки нарушителей закона.

Если, говоря о традиционных диаспорах стран СНГ в России, мы вспоминаем в первую очередь выходцев из Армении и Азербайджана, то наиболее разветвленной и сильной сетью обладают, вероятно, переселенцы из Украины и Молдавии. Начинает складываться также узбекская и таджикская сети. Оценок степени их криминализации пока нет, однако известно, что молдавские, узбекские и таджикские рабочие в России относятся к наиболее жестко эксплуатируемым трудовым мигрантам.

Описанные иммигрантские сети иногда тесно связаны с особыми нишами занятости, механизмами рекрутирования. В данном случае они часто имеют гендерную «окраску». Так, подобные сети часто используются для вербовки молодых девушек, часто несовершеннолетних, для сексуальной эксплуатации. Исследования показывают, что такие криминальные практики превращаются в хорошо отлаженную систему. Девушек и девочек вербуют на дискотеках, в кинотеатрах и т.п. Специальные методы используются организаторами торговли людьми для покупки детей, часто в бедных многодетных семьях центральноазиатских стран.

Характерная черта современного миграционного режима — широкое разнообразие и диверсификация потоков по направлениям, срокам, целям переезда; участникам перемещений и т.п. Многие из этих потоков тесно связаны с гендерными отношениями, сложившимися в обществе за долгий исторический период, и представляют серьезный вызов правам и достоинству человека, его развитию и расширению возможностей, что провозглашено ООН как «цель тысячелетия». Некоторые из форм использования мигрантов, например, проституция и секс-туризм, в явном виде содержат или предполагают элемент торговли людьми, в первую очередь — женщинами и детьми. Развитие туризма стимулирует рост сферы развлечений, одной из самых криминогенных и рискованных с точки зрения занятости и трудовой миграции. Пик таких рисков в России, вероятно, еще впереди. Традиционные маршруты секс-туризма формируют специфические миграционные потоки, и есть все основания полагать, что значительная их часть осуществляется по схемам торговли людьми. Таково, например, движение женской рабочей силы из восточных регионов России в Китай, Японию и Таиланд; из южных районов — в Турцию и ОАЭ; с северо-запада — в Скандинавию и другие страны Европы и т.д.

Таким образом, сложившийся в мире миграционный режим, обслуживающий глобализирующийся экономический порядок, предоставляя людям относительную свободу перемещения и, безусловно, увеличивая возможности их развития и улучшения качества жизни, вместе с тем увеличивает и риски, в особенности для женщин. Это делает актуальным поиск таких механизмов управления экономикой, миграцией и обществом, которые бы минимизировали риски и позволяли мужчинам и женщинам в равной степени использовать преимущества территориальной мобильности.

В статье использованы материалы исследования, проведенного автором по гранту РГНФ № 04-02-00158а в 2004 г.

[1] Тюрюканова Е.В. Гендерные аспекты трудовой миграции из стран СНГ в Россию // Диаспоры. 2005, №1. С. 48-64
[2] SOPEMI/OECD. Trends in International Migration, 1998.
[3] Население России 2002. Ежегодный демографический доклад. Под ред. А.Г. Вишневского. М., 2003.
[4] Эти ниши могут носить чисто этнический характер, когда работники отбираются по признаку принадлежности к той или иной этнической группе, что более характерно для мигрантов с Кавказа (например, армянские предприятия автосервиса в Москве), а могут формироваться на основе земляческого принципа, исходя из общности страны выезда. Это более характерно для выходцев из западных стран СНГ — Украины, Белоруссии, Молдавии (например, бригады «молдавских» строителей часто включают и приехавших оттуда этнических русских).
[5] Castles S., Miller J. The Age of Migration. International Population Movements in the Modern World. L., 1993.
[6] См., напр.: Sassen S. Transnational Economies and National Migration Policies. Institute for Migration and Ethnic Studies, University of Amsterdam, 1996; Gershuny J., Miles I. The New Service Economy. The Transformation of Employment in Industrial Societies. N. Y., Praeger, 1983.
[7] The OECD Job Study: Evidence and Explanations. Part I. OECD, P., 1994. P. 4 (цит. по: Stalker P. Workers Without Frontiers. The Impact of Globalization on International Migration. ILO, Lynne Rienner Publishers, 2000. P. 40).
[8] Phizacklea A. Migration and Globalisation: A Feminist Perspective // The New Migration in Europe. Social Construction and Social Realities. Ed. by Kh. Koser, H. Lutz. Basingstoke, Macmillan, 1998; Sassen S. The New Labour Demand in Global Cities // Cities in Transformation. Beverly Hills, Sage, 1984; см. также: Малышева М., Тюрюканова Е. Женщины в международной трудовой миграции // Народонаселение. М., 2000. № 2. С. 91-101.
[9] Принудительный труд в современной России. Нерегулируемая миграция и торговля людьми. Руководитель исследовательского коллектива Е.В. Тюрюканова. М., МОТ, 2004.
[10] На самом деле это хорошо забытые за годы советского режима старые модели устройства жизни семей и домохозяйств, характерные для дворянства и других состоятельных социальных групп дореволюционной России.
[11] Ненаблюдаемая экономика: попытка количественных измерений. Под ред. А.Е. Суринова. М., 2003. с. 23, 44. Авторы этой монографии оценивают теневой сектор России в 22,4% ВВП. Более радикальные оценки (см., напр.: Сенчагов В.К. Экономическая безопасность. Геополитика, глобализация, самосохранение и развитие. М., 2002, с. 119) доходят до 40-50%.
[12] Принудительный труд в современной России...
[13] Кроме Грузии и Туркменистана.
[14] Хоткина З. Гендерная дискриминация в неформальной экономике // Гендерное равноправие: поиски решения старых проблем. М., МОТ, 2003. С. 44.
[15] Зайончковская Ж. Миграция населения. Вып. 2. Трудовая миграция в России. Приложение к журналу «Миграция в России». М., 2001. С. 11.
[16] Хоткина З. Гендерная дискриминация в неформальной экономике... С. 41.
[17] Там же. С. 44.
[18] Опрос проведен в рамках исследования нелегальной трудовой миграции, организованного в России Международной организацией труда (МОТ). См.: Принудительный труд в современной России...