Неземледельческий отход в России во второй половине XIX - начале XX столетия: основные этапы изучения и характеристика

Моисеенко В.М.[1]
(Опубликовано в: Расселение населения. Памяти Б.С. Хорева (1932-2003 гг.). Сборник статей / под ред. И.А. Даниловой, Н.Г. Джанаевой, Р.В. Дмитриева. М.: 2012 - "Демографические исследования", Вып. 19, с. 192-219)

«Мы... смотрим на столь крупное и развивающееся явление как отход земледельческого населения на внеземледельческие заработки как на явление вполне достойное самостоятельного рассмотрения. В нем мы видим явление, аналогичное западному движению сельского населения в городские и индустриальные центры, а, следовательно, проявление той всемирной тенденции ко все более полному разделению труда в обществе, которая ведет к отделению города от деревни, обособлению промыслового населения от земледельческого». (Л.А. Кириллов. К вопросу о внеземледельческом отходе крестьянского населения. // Труды императорского Вольного экономического общества. Т. I. Кн. 3. СПб. 1899. С. 261).

В богатом и разностороннем творческом наследии Б.С. Хорева заметное место принадлежит миграции населения в СССР и в России. Такой интерес вполне объясним. Как ученый, обладавший широким научным кругозором и общественным темпераментом, Б.С. Хорев не мог не обратить внимание на процесс, игравший большую роль в развитии страны и замалчивавшийся в СССР в течение нескольких десятилетий. Особенно ценна разработка Б.С. Хоревым теории и методологии изучения миграции. Не рассматривая содержание «миграциологии» как научной концепции (в соавторстве с М.Б. Денисенко и В.А. Ионцевым), отметим тезисы этой концепции - наличие определенных этапов в изучении миграции и взаимосвязи различных видов миграции[2]. Актуальные в современных условиях, эти положения подкрепляют исторический опыт эволюции миграции и опыт ее изучения в нашей стране во второй половине XIX-начале XX в.

Традиционность неземледельческого отхода и концепция народников. Глубокие преобразования в российском обществе во второй половине XIX-начале XX в. обусловили рост масштабов и изменили структуру миграции, которые привлекли внимание статистиков, экономистов, географов, этнографов, социологов. В то же время состояние статистики населения в России, в первую очередь миграции (по терминологии рассматриваемого времени - механического движения населения), не позволяло определить роль миграции в динамике населения, проанализировать ее тенденции как сложного процесса (Ю.Э. Янсон и др.). Поэтому в России во второй половине XIX - начале XX в. изучались отдельные виды передвижения основного социального слоя российского общества - крестьянства: его неземледельческий и земледельческий отход, переселения за Урал. Лишь в начале XX столетия стала изучаться внешняя миграция населения.

Несмотря на различия в подходах, источниках данных, процесс исследования различных видов миграции можно условно представить в виде общей схемы. Как правило, начало изучения стимулировали публикации, ярко ставившие «проблему» и привлекавшие внимание общественных кругов в основном к негативным последствиям рассматриваемого явления. Ими в первую очередь стали земледельческий отход (В.И. Чаславский, В. Воронов и др.) и неземледельческий отход. (Б. Ленский и др.). Рост интереса к «проблеме» сопровождался расширением источников данных. На их основе решались «классические» задачи в изучении миграции - определялись масштабы, состав участников, причины и последствия, возможная политика государства в этой области. На определенном этапе исследования, начинавшиеся в районах выхода, дополнялись изучением положения мигрантов в районах притока. В итоге кардинально менялось начальное представление о функциях изучаемого явления.

На первый взгляд, неземледельческий отход крестьян на заработки выходит за рамки предложенной схемы. В отличие от земледельческого отхода, появившегося вскоре после реформы 1861 г., неземледельческий отход считался традиционным для России явлением. Значительные масштабы неземледельческого отхода крестьян на заработки в Московской, Ярославской, Костромской и в ряде других губерний нечерноземной России сложились еще в дореформенный период.

«Традиционность» неземледельческого отхода объясняет сравнительно небольшое число исследований в первые десятилетия после 1861 г. Считалось, что положение крестьян в северных и центральных нечерноземных губерниях является «общеизвестным фактом», не требующим объяснений, что о «крестьянах скудных губерний говорилось иногда даже в ущерб другим крестьянам»[3]. Но и в случае исследования неземледельческого отхода неизбежными стали два этапа - его разностороннее изучение и оценка функций с новых теоретических позиций.

Во второй половине XIX в. изучение отхода крестьян на заработки в рамках народнической концепции характеризовалось “теоретической нескладицей”, противоположностью взглядов на роль неземледельческого отхода. Большинство земств определяло влияние отхожих промыслов на земледелие как разрушительное. По мнению других, “удержать” земледелие в таких губерниях как Ярославская и Костромская, можно было только благодаря отхожим промыслам, дававшим для крестьянского хозяйства денежные средства. Одни земства считали отхожие промыслы причиной бедности крестьян. Другие видели зажиточность крестьян, их более высокую грамотность, меньшую задолженность по налогам в качестве результатов отхода. Отдельные земства предлагали “парализовать” отхожие промыслы, развивая кустарные промыслы. Отхожие промыслы определялись как одна из стадий «расстройства крестьянского хозяйства», как проявление его «ненормальности». Отход на заработки рассматривался как замаскированный шаг на пути «к дальнейшему разорению народа», еще более отдалявшем «народ от первоначального и всегда остающегося главным источником существования - земли”[4].

Обобщенная народническая оценка отхода крестьян - «печального явления», состояла в том, что громадное развитие отхожих промыслов в нечерноземной полосе, хотя влияло благотворно на благосостояние, «культурность» и кругозор крестьян, приводило все же к «усвоению крестьянами» «дурных наклонностей»[5].

Определения неземледельческого отхода на этом этапе подтверждали представление о негативной роли неземледельческого отхода. По мнению А.И. Васильчикова, термин «отхожие промыслы» означал «...срочные, временные отлучки, при которых крестьянский двор, хозяйство остаются на месте, а хозяева их отходят только в свободное время на заработки»[6]. Под влиянием исследований крестьянского хозяйства в конце 1890-х гг. была признана роль отхожих промыслов как одного из видных источников дохода крестьянского населения[7]. Но и на рубеже 1900-х гг. занятость крестьян в земледелии рассматривается народниками как предпочтительная[8].

Рост внимания к неземледельческому отходу в 1870-1880-е гг. Потенциал роста отхожих промыслов крестьян после отмены крепостного права оказался большим. Отхожие промыслы, в отличие от переселения крестьян, были законодательно закреплены реформой 1861 года: крестьяне как свободные сельские обыватели получили право «отлучаться от места жительства, с соблюдением правил, установленных общими законами и настоящим положением»[9].

Одно из первых обследований отхожих промыслов, выполненное в 1877-1878 гг. П.П.Семеновым (после 1906 г. П.П. Семенов-Тян-Шанский) на материалах сельской общины Мураевенской волости Данковского уезда Рязанской губернии[10], подтвердило рост масштабов отхода и его зависимость от экономического положения крестьянского хозяйства. При обследовании на основе сведений о числе выданных крестьянам паспортов (табл. 1).

Таблица 1. Число выданных паспортов крестьянам Мураевенской волости Данковского уезда Рязанской губернии в 1877-1878 гг.

Источник: Семенов П.П. Ответы на “Программу”. Муравьенская волость Рязанской губернии. // Сборник материалов для изучения сельской поземельной общины. Под ред. Ф.Л. Барыкова, А.В. Половцева, П.А. Соколовского. Том I. СПб. 1880. С. 57.

Помимо роста масштабов отхода, в том числе и по годовым паспортам, отход крестьян характеризовался широкой географией - в Москву, в степные, преимущественно приазовские губернии, на строительство железных дорог - вплоть до Пермской и Ставропольской губерний. В “бедных дворах” (13% всех дворов) у крестьянина отсутствовало собственное хозяйство или хозяйство пришло в упадок. Земля была отобрана за недоимки или сдавалась. Хозяин определялся в пастухи или батраки. Взрослые дети отправлялись на заработки. Экономическое положение более 70% крестьянских дворов в той или иной степени зависело от отхожих заработков[11].

В 1880-е гг. отмечается территориальная дифференциация отхода крестьян. Неземледельческому и земледельческому отходу крестьян на заработки в Европейской России соответствовали различные районы - соответственно промышленные губернии и север - северные окраины черноземной полосы, в которых причины и направления отхожих промыслов и переселения были различными. По данным 12 губерний нечерноземной полосы не только земельные наделы, но и вся обрабатываемая крестьянами земля в большинстве губерний были не в состоянии их прокормить, обеспечить выплату налогов: «…вся тяжесть платежей ложится на труд, на заработки.” Поскольку местные промыслы оказывались недостаточными, крестьяне были вынуждены искать заработки “далеко от своей оседлости и брести в самые отдаленные концы России”[12].

Многообразие заработков крестьян нечерноземной зоны, возросшее после реформы 1861 года, подтверждали эмпирические данные.

В Новгородской губернии 1/3 мужчин была занята круглый год вне своих хозяйств. Кроме того, зимою 1/3 мужчин уходила на посторонние заработки. Суммарный заработок крестьян (8855,1 тыс. руб.) в 3 раза превышал доходы от земли (2680 тыс. руб.). Из общего заработка на покупку недостающего хлеба требовалось более 3 млн. руб., 3,3 млн руб. тратились на налоги и сборы. Оставшиеся 2,5 млн руб. распределялись в среднем по 12 руб. 65 коп. на крестьянский двор и предназначались на удовлетворение всех других потребностей. Налоги на крестьян составляли 37% валового и 56% чистого заработка[13].

Тенденции неземледельческого отхода имели решающее значение в обосновании его объективного характера. В условиях избытка рабочей силы, отсутствия заработков в обрабатывающей промышленности, невозможности перехода к интенсивной культуре и переселиться на казенные за Урал, отхожие промыслы рассматриваются как явление совершенно естественное[14].

Расширение источников данных. Масштабы отхожих промыслов. В 1890-е годы XIX в. - начале XX в. неземледельческий отход рассматривается как «выдающееся явление» в пореформенной России. Такая оценка стала возможной благодаря существенному расширению источников данных.

В 1870-е гг. Ю.Э. Янсон назвал учет паспортов, выдаваемых крестьянам, в числе возможных источников данных о миграции. Но учет отхода крестьян на государственном уровне на основе паспортной статистики остался нерешенной задачей. В этих условиях земские статистики ряда губерний (Полтавской, Ярославской, Вятской и др.) проявили инициативу, разрабатывая сведения о числе выданных паспортов крестьянам.

Широкое использование данных паспортной статистики стало неотделимо от критической оценки этого источника. Во второй половине XIX - начале XX столетия оставалась важной процедура получения паспорта для отходников.

Согласно правилам, вид на жительство не требовался в месте проживания и при отлучках (отходе) в пределах уезда, в котором проживал отходник. Паспорт был необходим за пределами уезда - на расстоянии более 50 верст от него, если отход продолжался более шести месяцев. Для лиц, нанимавшихся на сельские работы, такой срок не был ограничен. Обязательным был паспорт для рабочих - правило, специально установленное полицией и фабричной инспекцией на фабриках, заводах, мануфактурах и горных промыслах. Центральное понятие Устава о паспортах - постоянное место жительства - означало место, где данное лицо по службе, занятиям или промыслам имеет оседлость или домашнее обзаведение. По Уставу о паспортах для лиц податных сословий местом жительства считалось место приписки. Следовательно, крестьянин или мещанин, «оторвавшийся от общества», был по-прежнему к нему привязан паспортной системой, и в случае неплатежа или несвоевременного платежа сословных повинностей мог потерять право на паспорт и свободу передвижения[15].

Необходимым условием получения паспорта была предварительная выплата крестьянами задолженности по налогам и повинностям.

В 1876 г. в 7 волостях Можайского уезда Московской губернии по этой причине крестьянам не были выданы 86 паспортов[16]. Все отходники на продолжительное время в Вятской губернии получали от нанимателей задатки, из которых они выплачивали налоги[17].

В начале 1890-х гг. в Костромской губернии паспорт не выдавался домохозяйствам, накопившим долги, величина которых превышала 1-2 годовой оклад податей. Паспорт не выдавался тем, чей образ жизни в Петербурге был признан «разгульным». Но эти меры применялась властями с большой осторожностью - «больше для угрозы остальным местным недоимщикам, с целью получить от них еще до отхода какую-либо часть недоимки». «Строгое применение такой меры (невыдача паспорта - В.М.) положительно невозможно, что хорошо сознается всеми: население уже издавна привыкло доставать заработок для податей и своих нужд на стороне, и если большая или меньшая часть его будет оставлена дома, то недоимка еще более усилится вследствие отсутствия местных заработков... Чаще всего к мелким недоимщикам применяется следующая мера - им выдается только билет на проезд в столицы». Поступив на работу в Петербурге, отходники из задатка высылали деньги на уплату податей и на паспорт, «который им уже и высылался по почте»[18].

Паспортная статистика отмечает недоучет ряда групп отходников: подростков, уходивших «на ученье» в С.-Петербург на 3-5 лет, солдат и их семей и др. Неучтенными оказывались также члены семей отходников, в основном жены и дети[19]. Условия получения паспорта (до 1897 года) позволяют сделать вывод, что часть крестьян пользовалась просроченным паспортом.

«Простыми этапниками» назывались крестьяне, высланные из Петербурга за просрочку паспорта. Они сразу возвращались в Петербург, если у них не было задолженности по налогам. Число «простых этапников» в Солигаличском уезде Костромской губернии в 1883 г. по сравнению с 1874 г. выросло с 66 до 84 мужчин, что объясняется более строгим отношением столичной полиции к отходникам, не имевших паспорт. В 1882 г. «этапники» составили 1,6% общего числа крестьян, ушедших в отход[20].

Одним из главных недостатков паспортной статистики была невозможность определить реальное число отходников и продолжительность их отхода.

В середине 1880-х гг. билет выдавался на 1-3 мес., паспорт - на срок от полугода до трех лет, долговременные паспорта - на продолжительные сроки или навсегда, которыми отходники не пользовались. Билетами пользовались рабочие, уходившие в близлежащие местности или не особенно удаленные районы. Эта группа рабочих получала, как правило, повторные билеты в течение одного года[21].

До 1897 г. паспортный сбор, зависевший от продолжительности отхода, стимулировал получение краткосрочного паспорта и, как следствие, его повторное получение в течение года. Часть отходников жила по просроченным паспортам «или совсем уклонялась от их выборки, особенно при краткосрочных отходах и не в города, о чем свидетельствуют постоянные недоразумения, имевшие место в полицейской практике прежнего времени»[22].

После изменения правил выдачи паспорта - снижения паспортного сбора в 1894 г., а затем его полной отмены в 1897 г. состояние паспортной статистики улучшилось. Было отмечено уменьшение выдачи краткосрочных паспортов, сокращение случаев их повторного получения. «Уход без паспорта после отмены паспортного сбора потерял всякий смысл, тем более, что без паспорта трудно не только найти работу, но даже и ночлег».

Число выданных паспортов приблизительно сравнялось с числом лиц, получивших паспорт. В 1900-1904 гг. в Уфимской губернии на 1 паспорт приходилось 1,03 отходника[23].

Изменения в динамике и в структуре паспортов на рубеже 1894-1897 гг. были изучены вятскими статистиками (табл. 2).

Таблица 2. Динамика выданных паспортов и книжек в Вятской губернии за 1890-1899 гг.

Источник: Яринский Г.И., Всеволожский В.А., Танаевских В.В., Стучка П.И., Голубев П.А. Отход населения Вятской губернии (по данным о выборке паспортов за 1890-1900 гг. // Статистический ежегодник Вятской губернии за 1900 год. Часть I. Отдел III. Вятка. 1903. С. 220.

Удельный вес годовых паспортов в Вятской губернии вырос с 15,2% в 1896 г. до 41,6% в 1898 г. и 60,5% в 1899 г. После 1897 г. продолжительность отхода могла быть определена только с помощью опроса. В Уфимской губернии в 1901-1904 гг. продолжительность отхода составила 3,9-4,1 месяца[24].

Как видим, ограничения в передвижениях крестьян были смягчены в 1894 г. Но только после 1905 г. была признана свобода передвижения для бывших податных сословий.

Другим источником сведений об отходе стали земские обследования крестьянских хозяйств, сыгравшие большую роль в утверждении «могущественного влияния» отхода на многие стороны жизни крестьянства, прежде всего формирование доходов крестьян[25]. В то же время существенной стала критика этого источника.

Состояние статистики отхода в земских сборниках объяснялось теоретической неопределенностью термина “промыслы”. Большие трудности возникали при разграничении местных и отхожих промыслов - в течение года один и тот же крестьянин мог заниматься то одним их них, то другим. Отмечается также разнобой в регистрации отходников - в одних губерниях учитывались только мужчины рабочего возраста, в других мужчины и женщины вместе, семьи, отпускавшие отходников, и т.д. Нерешенной была классификация занятий отходников, в которой было особенно много «путаницы и разноречия»[26].

Говоря о достижениях и трудностях изучения отхожих промыслов, нельзя не отметить позицию земств Московской и Нижегородской губерний. В сборниках этих губерний сведения об отходе приобрели характер ежегодного мониторинга, основанного на сообщениях добровольных корреспондентов.

Большое внимание к отходу определило появление различных оценок масштабов отхода крестьян в Европейской России, в структуре которого признавалось преобладание неземледельческого отхода.

В 1884 г. в 50 губерниях Европейской России было выдано 4670 тыс. паспортов, в том числе паспортов на три года 4,0 тыс., на 2 года 14,1тыс., годовых 1117,4 тыс., полугодовых 1222,8 тыс. Наибольшее число выданных документов приходилось на губернии нечерноземной зоны, в том числе во Владимирской губернии было выдано 220,0 тыс. паспортов и билетов, Костромской 170,0 тыс., Московской 231,0 тыс., Курской 148,0 тыс., Нижегородской 140,6 тыс. Подчеркивая большое значение отхода, Л.П. Весин сравнивает его величину с численностью населения Голландии (4225 тыс. чел), Греции (1979,4 тыс. чел) и Дании (2100 тыс. чел)[27].

Особый интерес современников вызвала “расчетная” оценка масштабов отхода. С.А. Короленко, используя методологию, апробированную в странах Западной Европы, определил для 50 губерний Европейской России (данные 1885 г.) «нормальное» отношение между количеством сельских жителей и удобных земель, выявил избыток (недостаток) населения и рабочей силы в трех зонах. Общая численность отходников составила 5-6 млн. человек. Часть «избытка населения» в размере около 2,5 млн. человек направлялась в отхожие промыслы на юг и восток Европейской России[28].

Опубликованные в 1899 г. В.И. Лениным сведения о числе рабочих, занятых различными отхожими промыслами, также оценивались в размере не менее 5-6 млн. человек. При этом численность неземледельческих рабочих была не менее 3 млн. человек[29].

В конце 1890-х гг. В.К. Руднев называет более 3 млн. муж- чин-отходников (взрослых и подростков). Они представляли интересы приблизительно 12 млн чел. Эти данные разрушали представление об оседлом характере русского крестьянина. Россия сравнивается “с громадным табором кочевников”[30].

Разработанные статистическим отделением департамента окладных сборов Министерства финансов в начале 1900-х гг. данные оказались единственными официальными сведениями о динамике отхода в Европейской России (табл. 3).

Таблица 3. Количество проданных билетов и паспортных бланков в 50 губерниях Европейской России за 1861-1900 гг.

Источник: В.Н. Шаховской. Земледельческий отход крестьян. СПб. 1903. С. 13.

Данные таблицы 3 убедительно подтвердили вывод о росте масштабов отхода крестьян на заработки в Европейской России.

Данные паспортной статистики дополнили небольшие по масштабам социологические обследования и наблюдения, с помощью которых был показан механизм и последствия неземледельческого отхода, охватывавшие все стороны жизни сельских жителей. С этих позиций книга Д.Н. Жбанкова «Бабья сторона. Статистико-этнографический очерк» (Кострома, 1891 г.), посвященная этим вопросам, стала хрестоматийной.

Прежде всего в ней признается объективная нужда крестьян в отходе, которая «все примиряет и все оправдывает... Если мы в настоящее время не можем улучшить сразу экономические условия народной жизни, то мы не имеем права относиться только отрицательно к более ненормальным явлениям этой жизни, из которых на видном месте стоят отхожие заработки.. Отхожие заработки, составляющие для народа один из самых важных источников дохода, принадлежат именно к таким ненормальным явлениям, которые начались уже давно и не могут быть уничтожены одним ударом, как бы они не были вредны»[31].

Роль городского ремесленного отхода в начале 1890-х гг. - основного вида отхода крестьян - признается неизменной и устойчивой. Отличительные черты неземледельческого отхода состояли в массовости, значительной продолжительности и отдаленности, в определенном направлении, профессиональной подготовке отходников, постоянстве и независимости отхода от местных условий, непригодности большинства профессий отходников для крестьянской жизни. «Ремесла уходящих в Питер в полном смысле городские»[32]. Термин «питерщик», используемый автором, означал тип отходника на заработки в Петербурге и Москве, имевшего определенную профессиональную подготовку и усвоившего символы столичной жизни - «пинжак» и т.п.

В 1887 г. 26,5% мужчин Солигаличского уезда Костромской губернии находились на заработках (в отдельных волостях уезда до 37%), в Чухломском уезде - 40,0%. Фактически почти все взрослое мужское население принимало участие в отходе.

Среди оставшихся в деревне были молодые люди, не годившиеся, по мнению родственников, для столичной жизни, сыновья бедных вдов, которым не удалось «пристроить сына к какому либо из мастеров-хозяев», мужчины- домоседы, не имевшие профессиональной подготовки, отходники, совершившие преступление в Петербурге и сосланные «по этапу» в деревню «с запрещением являться в столицы не раньше, чем через 3 года», «ослабшие» люди, т.е. поддавшиеся соблазнам столичной жизни, склонные к алкоголю, больные и старики[33].

Важную роль в отходе крестьян играли традиции поведения. «Сказывается также давление окружающей обстановки, влияние примера и стадности (курсив Жбанкова - В.М.): раз все родственники и однодеревенцы отдают своих детей в Питер, отчего же и Ивану не поступить также, т.е. не отправить своих мальчиков в ученье. Есть такие деревни, где не остается ни одного мальчика старше 12 лет». Неизбежность отхода после обучения в Петербурге объяснялась «большей легкостью и выгодностью столичного промысла». В то же время всех молодых отходников отличало полное незнакомство с земледельческими работами.

Селективность отхода проявлялась на начальном этапе - отборе подростков в возрасте 12-14 лет, направлявшихся на учебу в Петербург.

Определяющую роль в выборе профессии и места отхода подростков играли родственные, соседские и деревенские связи. В итоге «каждая местность отличалась преобладанием одного ремесла над другим». После окончания ученья подмастерье в возрасте 17-19 лет возвращался «уже настоящим «питерщиком».

Данные о профессиональном составе отходников, полученные на основе переписи призывников (в возрасте 21 год) за 1882-1887 гг. показали, что из 1410 человек 29,7% были малярами, 23,2% плотниками, 8,4% столярами, 4,4% печниками, 3,7% торговцами и т.д. Только 280 человек, или 1/5 всех молодых людей, остались в деревне. Отходники имели высокий уровень профессионального мастерства, необходимый для столиц[34].

Главной причиной роста отхода была величина заработной платы, достигавшая за сезон 50-100 рублей, а также «мотивы высшего порядка» - привлекательность жизни в Петербурге[35].

Положительные результаты городского отхода проявлялись в зажиточности крестьян отхожих уездов, по сравнению с которыми «оседлые уезды» Костромской губернии существенно отставали. Правда, экономическая эффективность отхода снижалась из-за потерь в земледелии, вызванных отсутствием хозяина, затратами на наем работника и проезд отходников, лечение в Петербурге, образа жизни отходников - пьянства и «всякого рода разгула» и т.д. Пересылка денег семье 1-2 раза в течение лета была необходима для уплаты податей и найма работников. Часть заработка уходила на удовлетворение «наклонности к щегольству», покупки дорогих подарков для домашних, которые называются непроизводительными[36].

Одним из важнейших последствий неземледельческого отхода стало изменившееся положение женщин.

«Женщина отхожих местностей сильно отличается от других сельских обитательниц. Это - не загнанная и забитая пария черноземной полосы. Положим, они обе изнуренные избытком горя и тяжелой работой; солигаличская баба летом пожалуй даже изнуреннее, но она знает цену своей работе и себе. Она здесь не только помощница мужу, а самостоятельная работница и в то же время полная хозяйка: ей никто в самое нужное летнее время не подаст совета и не окажет помощи. Самостоятельность, независимость и уверенность в своих поступках - отличительные черты солигаличских гражданок»[37]. Темным пятном называется употребление вина женщинами.

Независимое положение женщины увеличивало семейные разделы. В течение 1874-1883 гг. в Солигаличском уезде Костромской губернии произошел 1071 раздел. Величина семьи уменьшилась с 5,4 человек до 4,5 человек[38].

С отходом крестьян и семейными разделами была также связана миграция части семей в города. Такие семьи, не имея в деревне хозяйства и земли, ежегодно «выправляли паспорта».

Другие семьи лишь формально поддерживали связи с деревней. Значительной части молодых отходников мешала переселиться в город женитьба на деревенских девушках, в которых особенно ценилось умение работать в поле[39].

Важнейшим последствием отхода стало повышение грамотности населения (табл. 4).

Таблица 4. Уровень грамотности населения и число учащихся в Костромской губернии

Источник: Д.Н. Жбанков. Бабья сторона. Статистико-этнографический очерк. Кострома. 1891. С. 93.

В отхожих уездах более высокой была грамотность не только мужчин, но и женщин. Отход «привил здешнему бродячему крестьянству сознание необходимости быть грамотными»[40].

В числе санитарных (демографических) последствий отхода был выявлен относительно высокий удельный вес «преждевременных» браков (17-20 лет), доля которых в отхожих уездах Костромской губернии составила 36,0%, в то время как в фабричных уездах 32,4%, лесных 34,7%. В брак вступали молодые люди, получившие образование и прожившие несколько лет в Петербурге. Возвращаясь после женитьбы в Петербург, они «оставляли вместо себя жену обрабатывать землю»[41].

Наиболее сильным было влияние отхода на рождаемость. Сравнение общего коэффициента рождаемости и удельного веса мужчин-отходников (по числу годовых и полугодовых паспортов) в 12 уездах Костромской губернии позволило выявить «очень большое соответствие между отходом и рождаемостью: чем меньше отход, тем больше рождаемость».

В числе причин, снижавших плодовитость женщин, была тяжелая работа в летнее время. Совпадение тяжелых полевых работ с рождением детей сопровождалось множеством выкидышей, преждевременными родами и послеродовыми заболеваниями: «Женские болезни, - заключает Д.Н. Жбанков, - нигде так не распространены, как в отхожей местности». Уровень рождаемости в отхожих уездах понижался вследствие относительно большой доли мужчин, остававшихся неженатыми, а также меньших возможностей молодых вдов повторно выйти замуж. На бесплодие браков влияло состояние здоровья части мужчин, «позволявших себе на стороне всякие излишества», распространенные среди отходников венерические заболевания[42].

Значительно сложнее было определить влияние отхода на смертность: смертность отходников «на стороне» не попадала в местные метрики. Более надежными были сведения о смертности детей в возрасте до 1 года и 5 лет (табл. 5).

Таблица 5. Детская смертность в уездах Костромской губернии (в %)

Источник: Жбанков Д.Н. Влияние отхожих заработков на движение населения. СПб. 1895. С. 26.

Уровень смертности детей в Костромской губернии оценивается как «поражающий». Только с учетом этой оценки можно говорить об относительно низком уровне детской смертности в отхожих уездах, в которых был выше уровень зажиточности семей со сравнительно небольшим числом детей, была возможность «лучше кормить и одевать детей», обеспечить уход за детьми[43].

Масштабные ежегодные перемещения почти 5 млн. в основном женатых мужчин оказывали влияние на распределение числа рождений в течение года, на здоровье женщин в летний период, на смертность детей до 6 месяцев, на сезонную заболеваемость отходников и др. (табл. 6).

Таблица 6. Распределение числа рождений и выданных паспортов в течение года в Зубовском и Старицком уездах Тверской губернии в 1891-1897 гг.

Источник: Уваров М.С. О влиянии отхожего промысла на санитарное положение России. // Вестник общественной гигиены, судебной и практической медицины. Т. XXXI. Кн. I. 1896. С. 7-9.

Объясняя календарь зачатий (рождений) влиянием отхода, М.С. Уваров пишет о тесной зависимости между ними, о влиянии даже небольших деталей, касавшихся рода промысла, которые отражались на рождаемости[44].

Несмотря на ограниченные возможности исследований, постановка вопроса о влиянии неземледельческого отхода на движение населения отразила понимание глубоких преобразований в обществе, связанных с его последствиями.

Новый этап исследования неземледельческого отхода. В числе причин, затруднявших изучение неземледельческого отхода, оказалась сложность неземледельческого отхода, объединявшего различные по масштабам, структуре и перспективам виды промыслов (бурлачество, извозничий промысел, отход на фабрики и заводы и т.д.). В этих условиях было трудно выявить влияние развития промышленности на неземледельческий отход. В то же время 1885-1900 гг. стали периодом широкой капиталистической реконструкции, в течение которого промышленное производство реорганизовывалось на основе новой техники. Развернувшееся строительство заложило производственно-технический фундамент экономики страны и проявилось главным образом в трех областях - строительстве железных дорог, городском и промышленном строительстве[45].

В условиях промышленного роста оценка роли неземледельческого отхода сдерживалась состоянием статистики населения: до переписи населения 1897 года было невозможным определить источники роста городского населения на национальном уровне. Но влияние неземледельческого отхода отразили городские переписи, прежде всего переписи С.-Петербурга и Москвы. Неземледельческий отход стал предметом особого внимания в Московской, Ярославской, Костромской губерниях. В итоге был подготовлен этап исследований, обосновавший функции неземледельческого отхода в условиях промышленного роста России.

Один из существенных результатов городских переписей состоял в признании большого влияния миграции на динамику численности и структуры населения крупных городов. Приведем лишь отдельные примеры.

По переписи 1881 г., население Петербурга составило 861303 человек. По сравнению с 1869 г. рост населения составил 29%. Пришлое населения составило около 2/3 всего населения. В основном это были крестьяне и мещане из ближайших к Петербургу губерний. Среди пришлых преобладали не состоявшие в браке мужчины в возрасте 16-30 лет. Численность пришлых, имевших самостоятельные заработки или занятия, была существенно выше (493 тыс. человек по сравнению с 95 тыс. уроженцев Петербурга). Почти вся домовая прислуга, рабочие строительной и обрабатывающей промышленности, занятые в торговле, в трактирном промысле были пришлыми. Ю.Э.Янсон считал С-Петербург крестьянским городом: удельный вес крестьян составлял 40,7%, мещан 20,0%. С учетом «нижних чинов» и финских уроженцев, 3/4 петербургского населения были те, кого, по мнению Ю.Э. Янсона, в гостиных С.-Петербурга называли «народом». Впервые в отечественной литературе приток населения был рассмотрен с учетом скученности населения и благоустройства города[46].

Население Москвы за 30 лет почти удвоилось (602 тыс. чел. в 1871 г., 1173,4 тыс. чел. в 1902 г.).

Перепись 1902 г. подтвердила определяющее влияние миграции на динамику численности и структуру населения, на «громадный прилив в столицу крестьян», превращавший Москву в «крестьянский город». Данные переписи 1902 г. опровергли мнение о зависимости высокого уровня грамотности населения больших городов от состава пришлого населения. Удельный вес грамотных среди родившихся в Москве в возрасте 5 лет и старше был 76,3%, среди родившихся вне Москвы 60,4%. С учетом влияния возрастной структуры такой разрыв достигал два с половиной раза[47].

Особенность Москвы состояла в большом удельном весе самодеятельного населения (69%), в котором доля пришлых достигла (88%). Более половины самодеятельного населения (вместе с безработными) состояла из рабочих и работниц крупных фабрик и заводов.

Другим последствием огромного притока стала обострившаяся конкуренция на рынке труда. Высокая сравнительно грамотность коренных жителей по сравнению с пришлым населением, доступность специальной подготовки и, наконец, личные связи с деловой Москвой создавали для московских уроженцев особенно благоприятные условия в борьбе за существование. Поэтому наиболее оплачиваемые, наиболее легкие и обеспечивающие профессии коренное население оставляло за собою гораздо в большей мере, чем другие отрасли труда. «Спрос и предложение - вот железный закон, распределяющий пришлое население Москвы по занятиям, наиболее тяжелые профессии почти всецело заполнены пришлым населением»[48].

«Чрезвычайный прилив крестьян в города» стал одним из важных результатов переписи населения 1897 года.

По оценке В.Г. Михайловского, это было уже «... не временное движение на отхожие земледельческие или городские заработки. Здесь мы имеем дело с полумиллионной толпой крестьян, ежегодно поднимающейся с места в поисках лучшего будущего и разрывающей всякие постоянные связи с родиной. Это - настоящее повальное бегство мужика из деревни, всех последствий которого невозможно предвидеть. Великорусская деревня на наших глазах начинает пустеть, совершенно так же как пустеют сельские округа Англии, .или земледельческие поселения восточных штатов Семерной Америки. Над этим явлением стоит призадуматься всем сторонникам самобытного экономического развития России и поклонникам всяких «устоев».

Перепись 1897 года показала сокращение численности сельского населения «коренных» губерний (Тульской, Калужской, Ярославской, Симбирской, Пензенской, Московской и др.). Миграция определила в этих губерниях «перевес женского населения» - в Ярославской губернии (1330 женщин на 1000 мужчин), Тверской (1194), Костромской (1171). В составе населения почти всех больших и средних городов Европейской России преобладали мужчины (в Петербурге на 1000 мужчин приходилось 826 женщин, Москве 763, Харькове 884, Ярославле 863, Твери 868, Калуге 821, Рязани 750, Владимире 805 и т.д.). Под влиянием оттока мужчин распространилась «женская пахота», вырос спрос на женский труд и относительно повысилась заработная плата женщин.»[49].

Новый подход к неземледельческому отходу утверждался под влиянием признания общего с западноевропейскими странами характера развития России, т.е. индустриализации и урбанизации. Он оказал влияние на оценку перспектив переселения в России, поскольку урбанизация становилась альтернативой экстенсивному развитию земледелия.

Важную роль в утверждении нового подхода к неземледельческому подходу играли эмпирические данные, полученные в местах выхода и в городах.

В конце 1890-х гг. отмечаются изменения в фабричном отходе: дешевый труд крестьянина-отходника заменялся трудом постоянного рабочего, миграция семьи которого в город расширяла возможности использования детского и женского труда на фабриках. «Отчуждение рабочего» от земледелия повышалось с ростом его специализации и увеличением дальности перемещения[50].

Тесную связь отхода с миграцией «насовсем» подтвердили материалы Московской губернии.

В 1898-1900 гг. из общего числа лиц обоего пола Московской губернии 39,2% наличных приписных крестьянских семей были заняты промыслами, в том числе 53,3% мужчин и 26,4% женщин. 41,3% лиц, занятых промыслами, нашли занятие в своем селении, 60,5% вне своего селения. Проживали на стороне круглый год около 200 тыс. мужчин и 55,8 тыс. женщин. Из общего числа лиц, занятых отхожими промыслами, 39,1% работали в своем уезде, в Москве 46,6%, в Московской губернии 5,5%, в Петербурге 2,4%, в других губерниях 4,9%. Наибольшее влияние на состояние земледелия оказывал продолжительный отход[51]

В 1901 г. обследование в Ярославской губернии-лидера в изучении отхода крестьян на заработки, выявило важнейшие характеристики отхода крестьян в каждом из 10 уездов губернии.

Преобладающей группой среди отходников были крестьяне в возрасте 21-30 лет, в том числе среди мужчин их удельный вес достигал 41%, среди женщин 36,3%. Женщины, особенно вдовы, уходили в отход в более старших возрастах. Удельный вес детей и подростков среди мужчин был 18,4%, среди женщин 11,1%.

Продолжительность отхода изучалась с помощью показателя «среднего числа лет в промысле». У фабрично-заводских рабочих-мужчин величина этого показателя составила 10,9 лет и 6,5 лет у женщин, у отходников, занятых в торговле, соответственно 11,0 лет и 15,4 года, строителей (мужчин) 14,3 года. Продолжительность отхода повышалась с увеличением возраста: с 8,8 лет у мужчин и 5,2 лет у женщин в возрасте 21-30 лет соответственно до 28,6 и 16,9 лет в возрасте 51-60 лет. 3/4 отходников не занимались своим хозяйством, оставляя его родственникам или наемным рабочим. С увеличением возраста интерес к хозяйству повышался. В возрасте 21-30 лет из 100 отходников возвращались домой на все сельскохозяйственные работы 12,1%, на отдельные работы 13,3%, совсем не возвращались 74,6%, в то время как в возрасте 51-60 лет эти показатели составили соответственно 17,8%, 14,4%, 67,9%. Результатом отхода стало сокращение посевов. Задача хозяйства ограничивалась исключительно продовольственными нуждами семьи отходника.

160 тыс. отходников-мужчин Ярославской губернии присылали и приносили в деревню ежегодно около 16 млн. руб., в то время как чистый земледельческий доход крестьян равнялся 8 млн. руб. Помимо экономического, существенным было влияние отхода на грамотность крестьян[52].

Новый подход к неземледельческому отходу отрицал «временность», «случайность» движения крестьян на «подсобные», «побочные» заработки. Неземледельческий отход определяется как «одно из интереснейших явлений современной русской жизни», как «явление первостепенной важности», включавшее в сферу своего влияния сельское хозяйство и рынок труда в местах выхода, рост промышленности и крупных городских центров, коренные изменения в семейных отношениях, привычках и обычаях населения, грамотность населения, рост «сознания личности», уменьшение прироста населения, смертности и рождаемости и т.д. В целом неземледельческий отход разрушал «.составившееся и упорно поддерживаемое представление об исключительно земледельческом характере русского народа»[53].

В начале XX в. неземледельческий отход рассматривается как важное явление переходного периода, имеющего самостоятельное значение, как «последствие и один из активных факторов социальной эволюции России». Фактически закладываются основы оценки роли миграции в модернизации России. Неземледельческий отход признается аналогичным переселению сельского населения в городские и индустриальные центры в Западной Европе и объясняется усиливающимся разделением труда в обществе, отделением города от деревни[54].

Рост промышленного населения за счет земледельческого формулируется как закон развития товарного хозяйства во всех капиталистических странах[55].

В рамках концепции неземледельческого отхода уточняется термин «неземледельческий отход» и обсуждаются причины отхода. Неземледельческий отход определяется как «один из видов миграционного движения», как «выселение крестьян на более или менее продолжительное время за пределы сельской административной общины». С точки зрения разделения труда неземледельческий отход означал перенесение хозяйственной деятельности крестьянина в неземледельческие отрасли и за пределы административной общины, с сохранением, хотя бы формально, связи с последней. Второстепенным признается факт возвращения (или невозвращения) из отхода «на побывку» в свою деревню, причисленность «к последней только формально, по паспорту»[56].

Причины неземледельческого отхода рассматриваются в рамках функционирования рынка рабочей силы - ее предложения в местах выхода и спроса в местах притока. При этом доминирующими, как и при переселении крестьян, признаются причины, «выталкивавшие» крестьян. Экономические причины отхода объясняются постепенным разрушением натурального хозяйства крестьян и помещиков в качестве предварительного и необходимого условия появления отхода. Разрушение натурального хозяйства крестьян связывается с расхищением природных ресурсов, их исчерпанием в условиях, характеризовавшихся отсутствием условий для интенсификации земледельческой культуры - капитала и свободы сельского населения[57]. Как видим, отход крестьян на неземледельческие заработки, как и переселение крестьян, объединяет общая основа - малоземелье и признание отхода (переселения) в качестве альтернативы интенсивному развитию хозяйства.

Успехи развития капиталистических отношений в нечерноземной полосе Европейской России объясняются «ранним знакомством крестьян с промысловой деятельностью». Под влиянием разрушения кустарных промыслов и роста дешевых продуктов фабрично-заводского производства рабочая сила, не способная перейти в другие промыслы, была вынуждена «бежать в объятия гостеприимного к дешевому труду капитализма, в пределы его царства, в города, на фабрики». Помимо «нормальных» причин, вытекавших из эволюции экономических отношений, причинами неземледельческого отхода называются «случайные бедствия» (курсив Кириллова. - В.М.) - голод, неурожаи, пожары, падежи скота и др.[58]. Среди социальных причин неземледельческого отхода называются растущие потребности личности, вступавшие в противоречие с «коммунистической семейной общиной», «миром», однообразием деревенской жизни и др.

Главная причина, определявшая спрос на рабочую силу вне деревни, был процесс становления рынка труда, связанный с общественным разделением. С этих позиций рассматривается эволюция отхода. Сначала отход носит преимущественно сельский, торговый и ремесленный характер; в города идут лишь на строительные и лишь отчасти на торговые и ремесленные промыслы, но затем городские - особенно столичные - виды отхода начинают преобладать, а сельские соответственно падать.

Одним из последствий отхода стала избыточность движения сельских жителей в города и, как следствие, «лишняя конкуренция»:

«В отход бегут стадно, без точного знания рынка труда...Своей конкуренцией, при своем низком уровне потребностей, при своей привычке к полуживотной жизни, они сбивают уровень заработной платы и других условий труда заправских рабочих. Происходит нечто подобное тому, что и с приливом китайцев в Северную Америку»[59].

Как в рамках нового подхода рассматривается вопрос о регулировании неземледельческого движения? Заметим, что уже в конце 1890-х гг. ставится вопрос о необходимости снижения оттока из деревни, отрицается эффективность административных мер, как правительственных, так и земских. Признается необходимой безусловная свобода выхода отходника из одного общества и полная свобода приписки к другому. Среди мер, способных уменьшить масштабы отхода, предлагается укрепить крестьянские хозяйства с помощью организации кредита, сбыта продуктов, установления свободы экономической деятельности, охраны прав личности, ее достоинства, распространения грамотности и др. Обращается внимание на необходимость организации системы государственного страхования рабочих на случай болезни и старости, устройства общественных справочных бюро о наличии работы, на образование профессиональных союзов с целью «нравственной и духовной поддержки» отходников. Первоочередной задачей признается «подробнейшее изучение» неземледельческого отхода в местах выхода и прихода: «с подобным изучением необходимо особенно спешить, так как Россия движется вперед чрезвычайно быстро»[60].

Как видим, неземледельческий отход и его изучение после реформы 1861 года прошли различные этапы. В течение длительного времени его изучение было связано с кустарными промыслами. Во второй половине 1890-х XIX в. - начале XX в. неземледельческий отход рассматривается как естественный продукт эволюции экономических отношений в России, результат разрушения натурального хозяйства крестьян, как самостоятельное явление и один из видов миграции. Фактически разрабатывается концепция миграции в переходный период с учетом промышленного развития страны, при котором неземледельческий отход является не только следствием, но и необходимым условием развития. Значение неземледельческого отхода трудно переоценить. Заметным, как мы писали выше, стало ее влияние на представления о значении переселения. Регулирование отхода (миграцию) предлагалось решать с помощью экономических мер.

[1] Моисеенко Валентина Михайловна – д.э.н., г.н.с. Центра по изучению проблем народонаселения экономического факультата МГУ им. М.В. Ломоносова
[2] Денисенко М.Б., Ионцев В.А., Хорев Б.С. Миграциология. М. 1989. С. 4-14
[3] Воропонов Ф. Вопрос о крестьянских переселениях. // Вестник Европы. 1876. Том I. С. 179.
[4] Ленский Б. Отхожие земледельческие промыслы в России. // Отечественные записки. 1877. № 12. С. 209, 257.
[5] Весин Л.П. Значение отхожих промыслов в жизни крестьянства. // Дело. 1886. №7. С. 132-133
[6] Васильчиков А.И. Землевладение и земледелие в России и других европейских государствах. Издание второе. СПб. 1881. Т. I. С. XIV.
[7] Карышев Н. Отхожие промыслы. Энциклопедический словарь. Издатели: Ф.А. Брокгауз; И.А. Эфрон. Том XXII. СПб. 1897. С. 472.
[8] Пешехонов А. Крестьяне и рабочие в их взаимных отношениях. // Русское богатство. 1898. №8. С. 176.
[9] Общее положение о крестьянах, вышедших из крепостной зависимости, дополненное всеми узаконениями по 1-е января 1895 г. СПб. 1895. С. 20.
[10] Обследование было проведено по программе императорского Вольного экономического общества и императорского Русского географического общества.
[11] Семенов П.П. Ответы на “Программу”. Муравьенская волость Рязанской губернии. // Сборник материалов для изучения сельской поземельной общины. Под ред. Ф.Л. Барыкова, А.В. Половцева, П.А. Соколовского. Том I. СПб. 1880. С. 72
[12] Янсон Ю.Э. Опыт статистического исследования о крестьянских наделах и платежах. Изд. 2-ое. СПб. 1881. С. 28, 36
[13] Там же, с. 38
[14] Там же, с. 96
[15] Загряцков М. Паспортная система. // Энциклопедический словарь Русского библиографического института Гранат. Том 31. М. Б. г. С. 325-326.
[16] Сборник статистических сведений по Московской губернии. Отдел хозяйственной статистики. Составители В.И. Орлов и Н.А. Каблуков. Отдел третий. Статистические таблицы сведений об экономическом положении селений Московской губернии. М. 1878. С. V.
[17] Романов Н.Н. Переселения крестьян Вятской губернии. Вятка. 1880. С. 227.
[18] Жбанков Д.Н. Бабья сторона. Статистико-этнографический очерк. Кострома. 1891. С. 34.
[19] Там же, с. 30.
[20] Там же, с. 34-36, 55.
[21] Весин Л.П. Значение отхожих промыслов в жизни русского крестьянства. Дело. 1886. № 7. 129-130
[22] Яринский Г.И., Всеволожский В.А., Танаевских В.В., Стучка П.И., Голубев П.А. Отход населения Вятской губернии (по данным о выборке паспортов за 1890-1900 гг. // Статистический ежегодник Вятской губернии за 1900 год. Часть I. Отдел III. Вятка. 1903. С. 216.
[23] Ионов Н.М. Отхожие, местные и кустарные промыслы в Уфимской губернии. Уфа. 1906. С. 11-12, 14-15.
[24] Там же, с. 22-23
[25] Руднев Н.Ф. Промыслы крестьян в Европейской России.// Сборник Саратовского земства. 1894. № 6. С. 208
[26] Руднев В.К.. Изучение отхожих промыслов в земской статистике. // Труды императорского Вольного экономического общества. 1898. №5. С. 158-161
[27] Весин Л.П. Значение отхожих промыслов в жизни крестьянства. // Дело. 1886. №7. С. 128-130.
[28] Короленко С.А. Вольнонаемный труд в хозяйствах владельческих и передвижение рабочих в связи со статистикоэкономическим обзором Европейской России в сельскохозяйственном и промышленном отношениях.// Сельскохозяйственные и статистические сведения по материалам, полученным от хозяев. Вып. V. СПб. 1892. С. 80-81.
[29] Ленин В.И. Развитие капитализма в России. ПСС. Издание пятое. М 1967. Т. 3. С. 572.
[30] Руднев В.К. Изучение отхожих промыслов в земской статистике.// Труды императорского вольного Экономического общества. 1898. № 5. С. 150.
[31] Жбанков Д.Н. Бабья сторона. Статистико-этнографический очерк. Кострома. 1891. С. 5-6.
[32] Там же, с. 16.
[33] Там же, с. 31, 33-34.
[34] Там же, с. 25, 48-49.
[35] Там же, с. 27.
[36] Там же, с. 52-54, 66-67.
[37] Там же, с. 68-69.
[38] Там же, с. 90.
[39] Там же, с. 56, 57.
[40] Там же, с. 98.
[41] Там же, с. 13-14.
[42] Там же, с. 14-16, 18-19.
[43] Жбанков Д.Н. Влияние отхожих заработков на движение населения. СПб. 1895. С. 28-29.
[44] Уваров. М.С. О влиянии отхожего промысла на санитарное положение России. // Вестник общественной гигиены, судебной и практической медицины. Т. XXXI. Книга. I. 1896. С. 10, 14.
[45] Кафенгауз Л.Б. Эволюция промышленного производства в России (последняя треть XIX в.- 30-е годы XX в.). М. 1994. С. 21-23.
[46] Янсон Ю.Э. Главнейшие выводы из переписи 15 декабря 1881 года. СПб. 1884. С.15.
[47] Михайловский В.Г. Грамотность населения г. Москвы // Главнейшие предварительные данные переписи г. Москвы 31 января 1902 г. Вып. V. М. 1904. С. 3, 10, 16.
[48] Никитин Б.Д.. Население Москвы по занятиям // Главнейшие данные переписи г. Москвы 31 января 1902 г. Вып. VI. М. 1907. С. 31, 34, 36.
[49] Михайловский В.Г. Население России по первой всеобщей переписи // Новое слово. Кн. 9. Июнь. 1897. С. 111, 113, 116-117.
[50] Дементьев Е.М. Фабрика, что она дает населению и что она у него берет. Изд. 2-е, испр. и доп. М. 1897. С. 11-12, 44.
[51] Московская губерния по местному обследованию 1898-1900 гг. Том IV. Вып. II. Составил П.А. Вихляев. М. 1908. С.1,3, 13, 27, 34.
[52] Воробьев К.Я. Отхожие промыслы крестьянского населения Ярославской губернии. Статистический очерк. Ярославль. 1903. С. 8, 20-23.
[53] Руднев В.К. Изучение отхожих промыслов в земской статистике. // Труды императорского Вольного экономического общества. 1898. №5. С. 150-151.
[54] Кириллов Л.А. К вопросу о внеземледельческом отходе крестьянского населения. // Труды императорского Вольного экономического общества. Т. I. Кн. 3. 1899. С. 259-261.
[55] Ленин В.И. Развитие капитализма в России. // ПСС. Том 3. Издание пятое. М. 1967. С. 24-25.
[56] Кириллов Л.А. К вопросу о неземледельческом отходе крестьянского населения. // Труды императорского Вольного экономического общества. Т. I. Кн. 3. 1898. С. 269.
[57] Там же, с. 274-275.
[58] Там же, с. 280, 285.
[59] Там же, с. 295-297.
[60] Там же, с. 298-299.