Развитие социальной политики в России в 1990-2000-х годах

И.А. Григорьева
(Полностью опубликовано в журнале "Мир России", 2013, №1, с. 133-153)

Изменение подходов к определению социальной политики

Напомним, что под социальной политикой подразумевается довольно расплывчатый набор практических мероприятий и теоретических подходов. Эта проблема отмечена еще первыми исследователями социальной политики. Так, русский мыслитель С.Н. Булгаков отмечал, что социальная политика представляет собой социальную науку в момент ее практического действия, поэтому она «есть нерв социальной науки, она владеет ключами от всех ее зданий», при этом она имеет собственный объект - «это действие на совокупности, на социальное тело»¹. Практический характер социальной политики подчеркивал в своих работах П.А. Сорокин. Излагая свои взгляды на структуру социологии, он писал, что в ней должны быть сконцентрированы все способы и подходы к изучению общества. Поэтому социология должна включать четыре главных отдела: общее учение об обществе, социальную механику, социальную генетику и социальную политику. Задачей социальной политики служит указание средств, пользуясь которыми можно и должно достигать цели улучшения общественной жизни и человека².

В современной литературе представлены разные точки зрения на социальную политику и ее объект, от самых широких, вытекающих из понимания политики как управления общественными делами, до сужающих ее до управления только так называемой «социальной сферой» или еще уже - до социальной защиты нуждающихся. Предлагается и менее широкое толкование, где в качестве объекта рассматривается система, включающая социальное обеспечение, здравоохранение, образование, науку и культуру, а также инфраструктуру этих отраслей. Профессор Т.Ю. Сидорина рассматривает социальную политику и как стратегию деятельности государства, и как область научных исследований, и как учебную программу. Ее монография - наиболее полное за анализируемый период исследование, в котором показано, как оформлялась проблематика социальной политики от утопического социализма к более рациональным подходам в течение двух веков³.

Связка «стратегия деятельности государства - область научных исследований» представляется нам весьма плодотворной, особенно в уникальных российских условиях. Социальная политика как область теоретического знания носит, скорее, идеографический, чем номотетический характер, и, спускаясь вниз к ее направлениям и микроуровню, можно обнаружить множество типичных, но типичных для данного социума ситуаций и объяснительных схем. Однако, занимаясь анализом социальной политики, мы видим полное пренебрежение именно спецификой, эту «несвязанность» у власти, принимающей масштабные социально-политические решения. За последние двадцать лет мы «примеряли» и шведскую социалистическую модель, и либеральную американскую, а когда убедились, что либерализация и монетарные подходы к социальной политике ведут в тупик, вспомнили об общих корнях немецкой и советской социал-демократии⁴. Однако и здесь не слишком продвинулись.

С нашей точки зрения, одной из важнейших причин теоретической «неустойчивости» социальной политики является общий кризис позитивистского подхода в социальных науках, последовавший за обнаружением сложной природы тех явлений, которыми уже не социальная политика, а политики и правительства пытаются управлять или, менее жестко, развитие которых пытаются регулировать. Попытки задавать направление изменений такой сложной системы как общество, где постоянно действуют разнонаправленные, противоречивые и конфликтующие интересы, должны приводить к пониманию того, что проследить взаимодействие и взаимовлияние различных воздействий друг на друга почти невозможно, определить, какие управленческие действия были эффективными и результативными, какие - нет, также непросто. Выходом из теоретического упрощенчества кажется модель «Порядка из Хаоса», предложенная И.Р. Пригожиным⁵. Из нее следует, что общий Порядок обусловлен воспроизводящейся способностью к самоорганизации на локальном уровне. Но в России процессы самоорганизации населения много раз пресекались государством, и общество привыкло ориентироваться на «указания сверху», а в последние десятилетия и Россия в целом, и отдельные группы/индивиды пребывают «в поисках своей идеи».

Анализ эффективности тех или иных управленческих решений очень часто труден по политическим мотивам, поскольку решения принимаются властью, навязывающей определенные интерпретации социальных изменений и подавляющей дискуссию, зачастую с помощью ОМОНа. Власть не взаимодействует с обществом, а воздействует на него. Свои интересы через сложившуюся сеть НГО/НКО формулируют разные группы населения, но барьеры доступа к широкому обсуждению неудач государства в социальной политике весьма высоки. Общество, как правило, примиряется с теми решениями, которые удается успешно лоббировать. В России эти решения определены, как правило, субъективным выбором достаточно небольших и не всегда даже репрезентирующих чьи-либо интересы, кроме своих собственных, парламентских групп или групп в исполнительной власти, бизнесе, СМИ.

В то же время в России есть еще одна немаловажная проблема. Значительная часть населения вовсе не мыслит себя «гражданским обществом» и мало ценит соответствующие права и свободы. Приведем удачную, хотя уже и ставшую банальной формулировку: «Большая же часть населения не хотела никаких реформ и модернизаций. Точнее, народ хотел иметь вдоволь колбасы, японские телевизоры и немецкие авто, но отнюдь не был озабочен в своей массе тем, чтобы научиться производить такие же или даже лучше. Результат - налицо, благо, что пока приток нефтедолларов позволяет иметь это, правда, далеко не всем...»⁶. Поэтому и основную проблему социальной политики народ видит не в необходимости социально-экономической модернизации, а только лучшем перераспределении. Распределительные механизмы действительно работают из рук вон плохо, никакая характеристика здесь не будет чрезмерной («прихватизация», конфискационная экономика и т.д.), но живучесть идеологии Шарикова является реальным тормозом развития России.

Автор в конце 1990-х гг. предлагала следующее определение: «социальная политика - это деятельность государства, бизнеса и общества (общественных институтов) по согласованию интересов различных социальных групп и социальнотерриториальных общностей в сфере производства, распределения и потребления, позволяющая согласовать интересы этих групп с интересами человека и долговременными целями общества». Однако вопрос заключается еще и в респектировании интересов как государства, так и бизнеса и общества в оценке любых интересов с точки зрения саморазвития человека и перспективы развития страны, а не сиюминутного удовлетворения потребностей.

О роли бизнеса, как активного субъекта социальной политики, написано уже немало. Как проблему мы видим то, что быстрое развитие сырьевого бизнеса, принесшего огромные состояния собственникам и связанным с ними государственной властью, не обладает большим мультиплицирующим эффектом. Конечно, «нефтяные деньги» играют важную роль в процессах распределения. Но, во-первых, рента от использования природных ресурсов недостаточно используется для социально-экономического развития страны, а «проматывается» в результате сращения власти и собственности. Во-вторых, добыча сырья не вовлекает в оплачиваемую занятость значительное число работоспособного населения, а это приоритетный для социальной политики эффект.

Развивающийся в последние годы в России автосборочный бизнес имеет ряд преимуществ: он интернациональный, глобализированный, более технологически высокий, но. Если автосборочные предприятия будут развиваться в соответствии с современными технологическими стандартами, на них будет занято малое количество работников вследствие автоматизации сборки. Кроме того, таким способом удовлетворится спрос населения на средства передвижения, но еще драматичнее встает известная российская проблема дорог. Поскольку дороги строятся и ремонтируются более низкими темпами, в результате «автомобильные пробки» стали повседневностью не только городов-миллионников, но и межгородского сообщения. Поэтому мультипликативный эффект автомобилестроения выглядит гораздо более проблематичным, чем возможный эффект строительства дорог и жилья вне больших городов, а автомобилей - не вместо, а в дополнение к ним. Тогда можно согласиться с уважаемым экономистом, который акцентирует значение автомобилестроения как приоритета социальной политики⁷. Но в данный момент кажется более приемлемой программа Г.А. Явлинского «Земля, дома, дороги», написанная в связи с политическими целями, но акцентирующая названные эффекты жилищного, дорожного и автомобильного строительства в связке.

Сам А.Г. Аганбегян также отмечает: «В России средняя обеспеченность жильем в расчете на душу населения составляет около 23 м² на одного жителя в сравнении с 40-60 м² в развитых европейских странах и 70 м² в США. При этом в России до 25% всего жилого фонда составляет жилье без туалета и воды в помещениях, а до 70% - без горячего водоснабжения. К тому же при оценке жилищной обеспеченности в России учитываются общежития. В расчете на душу населения Россия строит жилья меньше развитых стран мира, которые имеют жилищные условия - с учетом их комфортности - в 3-5 раз лучшие, чем Россия. Значительная часть развитых стран в расчете на душу населения строит от 0,6 до 1 м² жилья, а Россия в лучший год строила меньше 0,5 м²»⁸.

Есть еще один немаловажный аспект проблемы: специалисты сегодня подчеркивают, что на фоне высокой скрытой безработицы в России ощущается дефицит квалифицированных работников. Работников, безусловно, можно и нужно доучивать и переучивать, поскольку данная проблема не может быть решена за счет миграции из стран СНГ, где уровень квалификации работников ниже, чем в России. Но когда для повышения инвестиционной активности и занятости индустриальных рабочих автосборочные заводы строят вокруг Санкт-Петербурга, некогда центра военно-промышленных высокотехнологических разработок, то оценить такие меры как перспективные для политики социального развития невозможно. Впрочем, уровень социальной политики в этой «региональной столице, испытывающей комплекс "недостоличности”»⁹, неплохо сочетается с одной из известных программ прежнего губернатора, а именно «Фасады Петербурга». За фасадами не так заметны треть городских протекающих крыш (около 7 тыс. из 21 тыс. в городе), упадок транспортной инфраструктуры и т.п.

Еще раз подчеркнем, что современная социальная политика многосубъектна, противоречива и нуждается в рационализации взаимодействий государства, бизнеса и общества, в согласовании их интересов, с одной стороны, и ясном представлении о сложной социальной структуре современного общества, с другой. При этом никакая рационализация невозможна без ясного представления о желаемых целях и результатах планируемых краткосрочных действий или долгосрочных программ.

Попытаемся разобраться с современными целями и результатами социальной политики, ее субъектами и согласованием их интересов, в том числе, интересов разных социальных групп, поскольку они в разной степени перестали быть только объектами социальной политики, но постепенно должны становиться ее партнерами и субъектами.

В последние годы установки и ожидания и специалистов, и населения разных стран по отношению к социальному государству меняются, хотя специалисты отмечают, что «все, кто интересуется сравнением установок по отношению к социальной политике/политике социального обеспечения (welfare policies), быстро осознают, что спрашивать о valfard в Швеции и welfare в Соединенных Штатах означает задавать два совершенно разных вопроса. Шведские респонденты скажут вам то, что они думают о пенсиях, системе здравоохранения и системе социального страхования (social security system). Американские респонденты скажут, что они думают о проверке на нуждаемость для включения в программы, нацеленные на бедных, и в большинстве случаев придут к нечеткой картине матерей-одиночек из гетто или к какому-либо другому в высшей степени негативному образу»¹⁰. В России же ожидания населения, связанные с социальной ответственностью государства за социальное благополучие населения, остаются весьма широкими [Константинова 2012], но также четко не структурированы. Они включают и ответственность государства за рабочие места, за пенсию, социальные выплаты, жилье, образование, и обычно дополняются амбивалентным образом государства, от которого «не дождаться заботы, но эту заботу оно обязано обеспечить каждому».

От «роста благосостояния» к «развитию человека» как цели социальной политики

Многие специалисты считают, что целью современной социальной политики является не столько рост благосостояния, сколько социальное развитие, рост образования, улучшение здоровья и степени участия людей в решении собственных проблем. Западные социологи не раз подчеркивали, что лишь становясь субъектом (агентом, актором и т.п.) процесса собственного развития, человек может получить от общества такую помощь, которая позволит обеспечить ему реальный социальный рост.

Но с рациональным целеполаганием в российской социальной политике давно проблемы, причем на разных уровнях. Исторически цели формулировались «от запроса внешней среды» или «для удовлетворения потребностей»: догнать и перегнать..., построить и выпустить больше., повысить уровень. и т.д. Приходится согласиться с малоприятным диагнозом А.И. Пригожина: «.вокруг нас бессубъектные, обесцеленные системы и люди. Те, кто в ответ на вопрос об их целях, лишь перечисляют заданные потребности, от которых, конечно, никому не уйти, но которые потенциально кризисны: меняются привычные условия (причины их деятельности) и нечем им опереться в перспективе. «Не я веду дело, - добавляет информант Пригожина, - дело ведет меня»¹¹.

В очень близком смысле о неспособности выделения авторской, субъектной составляющей жизни высказывается Т.И. Заславская после изучения бизнесменов- слушателей программ MBA Академии народного хозяйства при Правительстве РФ: «Выше всего (наравне с семьей, любовью, детьми) они ценят возможность управлять своей судьбой. Между тем для большинства россиян эта ценность не существует, они к этому не стремятся и даже не задумываются о такой возможности. Но и обучавшиеся в АНХ слушатели не инновационны. - Сделал бизнесмен какой-то рискованный шаг - получилось. Он делает следующий шаг - получилось. Третий сделал - не получилось, значит, надо по-другому. И так все время. Если бизнесмены средней руки видят, что успеха на рынке можно добиться не путем инноваций, а лоббистскими и неформальными путями, это отбивает охоту к инновациям». Это значит, что и успешные бизнесмены неспособны продвигать на рынок услуги или продукты, которые еще не обеспечены спросом. В этом смысле они могут быть вполне успешны, но ничего не давать для развития страны, для ее будущего.

Проблема целей и результатов социальной политики тесно связана с более общей социологической проблемой измерения последствий любых социальных вмешательств, в том числе реализуемой социальной политики и оценки ее результатов. Она сформулирована более 30 лет назад как проблема показателей социального развития (социальных индикаторов). Уже тогда стала очевидной необходимость разделения экономических и социальных показателей, так как зависимость между ними оказалась весьма сложной и неоднозначной. Тогда же сложилось мнение, что не всегда высокие экономические показатели влекут за собой соответствующий рост социальных показателей развития общества и каждого человека, т.е. экономический рост не всегда социально эффективен.

Напомним, что эффективным может быть только управление, ориентированное на конечный результат и опирающееся на меры, ранжированные по своим приоритетам. В плане выбора приоритетов социальное развитие коренным образом отличается, например, от экономического, уровень которого достаточно полно отражается одним показателем - размером валового внутреннего продукта (ВВП), измеренного по паритету покупательной способности (ППС) в расчете на душу населения. Поэтому нам необходимо более детально рассмотреть варианты целей социальной политики, поскольку привычный «рост благосостояния», предлагаемый множеством авторов, это, по сути, тот же ВВП на душу населения. Кроме того, без справедливой распределительной политики, как уже убедилось российское общество, ВВП может вырасти во сколько угодно раз, особенно в монетарном измерении, но это мало скажется на благосостоянии тех групп населения, которые живут и работают далеко от «нефтяной трубы». Именно так и произошло, считает известный экономист, в период экономического подъема 2000-х гг. «Экономический подъем и рост заработной платы сосредоточился на экспортоориентированных отраслях и их обслуживании, а остальная часть экономики осталась в состоянии стагнации. Потеря стимулов к продвижению, постоянная бедность не оставляли низам шансов на благоприятную динамику»¹².

В 1990 г. организация «Программа развития ООН» (ПРООН) опубликовала свой первый доклад с оценкой экономического и социального прогресса стран мира, в котором было сформулировано понятие человеческого развития: «Развитие человека является процессом расширения спектра выбора. Наиболее важные элементы выбора - жить долгой и здоровой жизнью, получить образование и иметь достойный уровень жизни»¹³.

Если данные по средней ожидаемой продолжительности жизни и количеству лет образования можно сопоставлять хотя бы условно, то понимание того, что значит «достойный уровень жизни/благополучие/благосостояние» неоднозначно. Конечно, приходится пользоваться показателем «ВВП на душу населения», однако чисто количественное значение не слишком информативно. К нему добавляют обычно данные о децильном коэффициенте, т.е. уровне дифференциации доходов, и коэффициенте Джини, измеряющем уровень концентрации доходов. Получается, что значения ниже условных показателей чрезмерной дифференциации и концентрации также говорят об относительно достойном уровне жизни, поскольку в разных странах и регионах есть значительная специфика. Дополнительные элементы выбора включают в себя политическую свободу, гарантированные права человека и самоуважение. С 1991 г. организации ООН используют «Индекс развития человеческого потенциала» (ИРЧП), где все страны мира сопоставляются по условно суммированным в единый индекс уровню благосостояния, образования и здоровья.

С 1997 г. в Докладе о развитии человека представлены концепция депривации/бедности населения и показатель для ее измерения - индекс нищеты населения (ИНН). Если ИРЧП используется для измерения усредненных достижений в основных аспектах развития человека, то ИНН отражает недостатки в этих же аспектах, а достижения в развитии гендерного равенства измеряются с помощью Индекса развития с учетом гендерного фактора (ИРГФ). Сравнение различных показателей представлено в таблице 1.

Таблица 1. Индексы, используемые в настоящее время ООН для межстрановых сравнений

При расчете рейтинга ИРЧП в 2010 г. методисты ООН учитывали все новые статистические показатели. Они скорректировали ИРЧП с учетом характера неравенства, ввели индекс гендерного неравенства и индекс многомерной бедности. Сейчас строка в рейтинге определяется с учетом не трех, а семи национальных параметров. Это привело к существенным изменениям привычных мест ряда стран, рассчитанных с помощью трех параметров¹⁴.

В 2010 г. лидерами рейтинга были Норвегия, Австралия и Новая Зеландия. Десятку стран-победителей с очень высоким уровнем ИРЧП дополняют США, Ирландия, Лихтенштейн, Нидерланды, Канада, Швеция и Германия. Среднемировой Индекс РЧП в 2010 г. возрос до 0,68 с 0,57 в 1990 г., продолжая следовать повышательной тенденции с 1970 г., когда он составлял 0,48. Это увеличение отражает совокупный прирост почти на четверть индикаторов здоровья и образования и удвоение дохода на душу населения¹⁵.

Очень важный с современных позиций список «гендерно-равноправных» стран возглавляют Нидерланды, Дания, Германия, Швейцария и Норвегия, место России в нем пока не определено. А лидерами по росту ИРЧП, не связанному с ростом доходов, в 2010 г. оказались, в порядке убывания: Оман, Китай, Непал. Индонезия, Саудовская Аравия, Лаос, Тунис, Южная Корея, Алжир, Марокко. Однако некоторые страны входят в список лидеров и по росту доходов: Китай, Южная Корея или Индонезия, Россия в подобных списках также отсутствует.

В 2011 г. доклад о рейтинге ИРЧП был назван «Устойчивость и справедливость. Лучшее будущее для всех»¹⁶. Первыми остались Норвегия и Австралия, а на место Новой Зеландии переместились Нидерланды. Впрочем, Новая Зеландия «опустилась» на пятое место. Мы следим за динамикой значений ИРЧП уже много лет и отметим, что сложившийся «клуб первых двадцати стран» или, по-другому, «золотой миллиард», остается почти неизменным с 1991 г. Внутри списка страны меняются местами, и появляются новые - Южная Корея и Гонконг. Это говорит как об инерционности социального развития, так и характере использования ресурсов общества и перераспределительных процессов. Из постсоциалистических стран далеко впереди в 2011 г. оказались Словения - 21 место (потеснила Финляндию) и Чехия - 27 место, а Тунису «жасминовая революция» стоила очень дорого, страна переместилась с 40 на 94 место.

В рейтинге традиционно рассчитанного ИРЧП Россия в последние годы занимает 58-60-е места - с индексом 79,5, а в 2011 г. опустились на 66 место (вблизи Панамы, Ливии, Македонии, Белоруссии). Из социальных показателей выше всего мы находились по уровню образования. В 2010 г. по этому показателю мы занимали 37-е место в мире (в то время как в 1960-е гг. входили в первую пятерку самых образованных стран мира). Хуже всего в России обстоит дело со здоровьем населения. Ведь средняя ожидаемая продолжительность жизни - это обобщающий показатель, который, прежде всего, зависит от показателей смертности. Здесь Россия примерно на 100 месте¹⁷.

Доступ к базовым социальным услугам при любой модели социальной политики в начале 1990-х гг. фактически гарантировал более высокий уровень ИРЧП при сравнительно низком ВВП, что ясно показывает статистика постсоциалистических стран. Но использование ИРЧП за 20 лет показало, что рост уровня здоровья и образования не прямо связан с ростом доходов населения, т.е. благосостояния в узком смысле слова. Важным вопросом социальной политики сегодня является улучшение образования и здоровья для всех групп населения. В развитых странах хорошее образование и здоровье дают тот стартовый социальный капитал, который позволяет решить проблемы роста благосостояния. А когда одновременно снижаются и доходы, и доступность образования и здравоохранения, получается современная Россия, где рост ВВП идет быстрее восстановления здоровья и образования значительной части населения.

При этом государство, воодушевленное идеей сделать здравоохранение и образование менее затратными, пытается найти общий рецепт для огромной по степени разнообразия страны. Так, обреченными на неудачу оказались идеи укрупнения школ и больниц в провинциальной России, поскольку и школьные автобусы, и машины скорой помощи столкнулись с отсутствием дорог, по которым можно передвигаться в осенне-зимний период. Расчеты на то, что и образование, и медицинская помощь станут более качественными и разнообразными в больших школах и медицинских центрах, не оправдались из-за отдаленности этих центров от множества мелких населенных пунктов. Но цели общества и цели социальной политики сегодня должны быть связаны с развитием и качества, и доступности образования и здоровья для всех групп населения, это дает в перспективе наибольший прирост как общественного, так индивидуального развития.

Однако если взглянуть на целевые ориентиры двух заметных в пространстве обсуждаемой темы документов, а именно подготовленного Институтом современного развития (ИНСОР) документа «Образ желаемого завтра», ответа на правительственную Концепцию долгосрочного социально-экономического развития РФ, известную как «Программа-2020», мы увидим, что здоровье и его индикаторы в них вообще не обсуждаются. Дело не в том, что экономический кризис 2008-2009 гг. и последовавшее ожидание «новой волны кризиса» опять отодвинуло стратегические планы. Дело именно в целеполагании. В центре соответствующих разделов этих программ находятся расходы на здравоохранение, причем оценка необходимых расходов около 7% к ВВП, а расходятся они в том, как должно финансироваться здравоохранение. Удивляет, что либералы из ИНСОР считают, что финансирование здравоохранения должно быть полностью бюджетным, а «государственники» из правительства напротив, мечтают о полностью страховой медицине. Ни слова не говорится о том, что здоровье зависит не только от системы здравоохранения, и что нужны определенные меры для улучшения экологической обстановки и понимания значения самосохранительного поведения самим населением; нужны также социальные, а не монетаристские индикаторы улучшения показателей здоровья¹⁸.

Последний «целеполагающий» документ, подготовленный уже в 2012 г., как утверждают СМИ, лично премьер-министром В.В. Путиным в качестве избирательной программы, также скуден идеями. Вместо удвоения ВВП в нем «... как одну из стратегических целей на ближайшее десятилетие мы ставим удвоение производительности труда в российской экономике». Почему именно удвоение, для чего и каким образом, не ясно. Нужно ли это, чтобы бульдозер, наконец, заменил труд десяти таджиков, перефразируя известного экономиста В.Л. Иноземцева, или для чего-то еще? О развитии человека сказано тоже: «Приоритетом государственной политики является ускоренное развитие отраслей, определяющих качество жизни людей, прежде всего образования, здравоохранения, жилищно-коммунального хозяйства, социального обеспечения»¹⁹. Видимо, почти всем в стране уже давно понятно, что развитие отраслей и инфраструктуры - это не развитие человека, а развитие здравоохранения и улучшение здоровья населения - не одно и то же. Но, оказывается, это непонятно высшим государственным чиновникам. Все три документа, во всяком случае по отношению к населению, можно охарактеризовать как этакратическую утопию. Учитывая же уровень предложений власти, приходится отметить, что элитой в собственном смысле слова власть назвать трудно, а Россия - «медитократическое общество, где власть принадлежит людям со средними интеллектуальными возможностями, что не позволяет ей вести общество за собой»²⁰.

Что же касается благополучия, т.е. достойного уровня жизни, то довольно многим людям нужны не только «домик с лужайкой», но интересная, творческая работа, возможность самореализации и прочие возможности личностного роста. Значение образования и здоровья в достижении подобных «постматериалистических» ценностей оказывается выше, чем благосостояния, т.е. уровня жизни, поскольку именно высокая квалификация дает возможность для гибкой и дистанцированной занятости. К тому же длительная дискуссия о качестве жизни на фоне экологического алармизма последней четверти прошлого века привела к тому, чего долго добивались моралисты и борцы за социальную справедливость, - к пониманию того, что для счастья не нужно быть очень богатым: «Многие европейцы уже ответили на подобный вопрос для себя: лучше иметь среднедушевой доход на 20-25% ниже, но более равномерно распределенный, а также шестинедельный отпуск вместо трехнедельного, не участвуя при этом в «крысиных гонках» за призрачным счастьем от обладания все новыми и новыми вещами, и сохраняя при этом свое здоровье»²¹²².

Близкое понимание целей развития предлагает широко дискутируемый подход (capability approach) А. Сена²³. Capabilities не являются тем же самым, что abilities (возможности не равны способностям). Этот термин относится не только к тому, что люди способны делать, но к их свободе вести образ жизни, который они ценят, считают важным и имеют на это свои основания. Сен представляет жизнь индивида как «его фактическую способность осуществлять те или иные формы функционирования, значимые для данного индивида». Доступность всех ресурсов для максимально полного осуществления индивидом значимых для него функций является, по Сену, подлинной свободой в отличие от либералистской трактовки свободы как легального разрешения определенной деятельности.

Довольно последовательная сторонница А. Сена американский социолог М. Нуссбаум подчеркивает другие характеристики подхода А. Сена. Так, человеческое общество в социологии традиционно понимается как ассоциация взаимозависимых индивидов. Но в позднем модерне даже зависимость и взаимозависимость становятся проблематичными, и солидарность все же необязательно враждебна свободе, так как условия жизни в рамках семьи, сообщества или общества в целом обладают такой же ценностью, как и свобода индивида кем-то быть и как-то действовать. Поэтому М. Нуссбаум в список основных возможностей индивида включила понятие «присоединения/потребности в участии со стороны окружающих», которое относится к «способности индивида жить с другими и стремиться к ним»²⁴.

Если в англо-американской традиции в центре современного социополитического дискурса оказалась свобода «по А. Сену», то Еврокомиссия, начиная с 2005 г., продвигает «социальное сплочение» как приоритет социальной политики и предложила уже массу разработок этого понятия, в том числе индикаторы для измерения и увеличения степени сплоченности²⁵.

Конечно, современное российское общество заметно отстает с точки зрения принятия такой цели социальной политики как «развитие человека и улучшение качества жизни». Слишком велика социальная и территориальная дифференциация, низки доходы у значительной части населения, чтобы такую цель можно было рассматривать, как реальную альтернативу простому росту уровня жизни. Но все же важно заявить об этих целях-ориентирах. Тем более что ст. 2 Конституции РФ утверждает: «Человек, его права и свободы являются высшей ценностью», а их защита есть обязанность государства.

Государство как выразитель общих интересов должно было бы, принимая во внимание интересы граждан и социальных групп, на базе общественного консенсуса проводить политику, направленную на «общее благо». Но само понимание общего интереса, в чем он выражается, в каких приоритетах, целях и ценностях, сегодня неочевидно. Так, результаты опросов «Независимого института социальных и национальных проблем» показывают, что россияне в большинстве своем на протяжении всех 1990-х гг. приоритетным направлением деятельности государства считали содействие развитию науки и наукоемких технологий²⁶. Конечно, это можно объяснить устойчивым технократизмом недавней индустриальной эпохи и преобладанием традиционалистского сознания. При этом социокультурные аспекты модернизации, формирование новых институций даже не назывались. Во-вторых, благо народа как общности при всей спорности того, насколько она едина, как раз и требует для своего единения культурных символов как приоритета развития страны. Т.е. для объединения фрагментированного современного социума нам нужна не только экономическая или техническая модернизация, но и социокультурная, причем не в виде декоративно-православной реставрации. Но, по мнению населения, социокультурная модернизация не является приоритетом развития государства.

Согласование интересов относительно способов улучшения образования и здоровья необходимо, потому что в современном мире обострившегося социального неравенства доминируют монетаристские ценности, весьма сомнительные с точки зрения перспектив развития человека. Но согласование целеценностных и целерациональных интересов общества, также как сиюминутных и долгосрочных интересов общества и человека, является все же наименее рискованной стратегией развития.

«Человек труда» в социальной политике

На роль индивидов в социальной политике можно смотреть глазами О. Конта, К. Маркса и Э. Дюркгейма, а можно - глазами М. Вебера, строя рассуждения на понятиях человеческого действия, которое никогда не бывает полностью предопределенным. «В центре веберовского, или более современно, акционистского подхода - пристальное внимание к значениям, которые изменяют течение действий, предпринятых деятелями (акторами)»²⁷. При этом социальные действия всегда являются взаимодействиями, что показывает родство Вебера, интеракционистов, Турена и Хабермаса. Активная взаимосвязь общества и человека схвачена Ч. Райтом Миллсом, который писал, что социальная наука должна изучать социальную структуру, историю и их взаимодействия в рамках индивидуальной биографии.

Несомненно, что любой человек в большей или меньшей степени является потенциальным субъектом-творцом как деятельный соучастник процессов, происходящих в обществе. Преобразуя социальную реальность на уровне элементов, человек видоизменяет свойства социальной среды, являясь инициатором различных вариантов развития общества как системы.

Современное общество - это массовое общество с высокой потенциальной социальной динамикой, которая, с одной стороны, ведет к фрагментации общества, с другой - делает открытыми многие социальные позиции, в том числе позиции активных участников и субъектов процесса производства социокультурных продуктов и услуг. В реалиях современного общества многие позиции власти и влияния постепенно перемещаются из экономики товаров в сферу информационного и культурного производства, где роль индивида особенно очевидна. Но при всем изменении характера труда и занятости их роль все же велика и в потребительском обществе, и в обществе «четвертичной, т.е. креативной экономики».

Для понимания возможностей социальной политики важно учитывать как необходимость баланса прав и обязанностей граждан, семьи и работы для женщин и мужчин, так и увеличивающуюся скорость перемещений людей и групп в горизонтальном и вертикальном направлениях. Скорость движения, пишет З. Бауман²⁸, стала главным фактором социальной стратификации и социального доминирования. С этим тезисом можно спорить с разных позиций как теоретических, так и практических, учитывающих специфику трансформации современных обществ. Но при том, что мир изменяется все быстрее, а последствия изменений предсказать все сложнее, в России сохраняются и реальное социальное неравенство, и большие социальные группы со сходным социально-экономическим положением. Вопрос заключается в их тщательном изучении, выделении признаков групп, их представленности в пространстве разных регионов, в свою очередь, весьма дифференцированных.

Уменьшение роли государства в современной социальной политике увеличивает требования к новой модели человека или новой субъективности. Освобождение как общества, так и человека от патронажа государства благосостояния и клиентальной зависимости от него, требует ответственности, способности управлять собой и расчета последствий своих действий на протяжении всего разумно и заблаговременно спланированного жизненного сценария. Увеличение требований к каждому человеку в том числе означает его ответственность за свое образование и квалификацию, их уровень и гибкость, обеспечивающие постоянную занятость на конкурентном рынке труда.

Проблематика «человека и его работы» была вынесена вперед в течение многих лет советского периода. Предположить, что будет делать этот человек, потеряв работу, как будет адаптироваться к ситуации длительного ее отсутствия, которое приведет к снижению доходов и социального статуса, никто не пытался. Сам факт существования безработицы, независимо от масштабов, вносит новые элементы в общественное сознание и делает жизнь иной. Однако реакция на новую ситуацию оказалась также неоднозначной. С одной стороны, количество самозанятых в России невелико, основную часть населения составляют «несамозанятые несобственники»²⁹. С другой, произошло довольно сильное уменьшение занятости населения вообще: «среднесписочная численность работников средних и крупных предприятий уменьшилась более чем на 1/3 - с 59 млн в 1991 г. до 37 млн в 2007 г. (При этом более 5 млн рабочих мест было потеряно в 2000-е гг. в условиях бурного экономического роста!) В результате, если до начала рыночных реформ на их долю приходилось 80% всех занятых, то в настоящее время - чуть более 50%»³⁰.

Но, по данным того же Доклада НИУ ВШЭ, «личное подсобное хозяйство в 2007 г. аккумулировало 19 млн чел., или почти 30% от всех занятых. Речь идет о гигантском анклаве экономики самообеспечения. В пик аграрного сезона там занято 35,5 млн чел. (примерно каждый третий взрослый житель России). Это почти в 5 раз (!) превышает численность занятых в формальном секторе российского сельского хозяйства. При этом в производство продукции для продажи на рынке вовлечено меньшинство занятых в ЛПХ (менее 20%), тогда как подавляющее их большинство (свыше 80%) производят ее не для продажи»³¹. Однако последний тезис о «производстве не для продажи» все нуждается в дополнительном изучении.

Мы предположили, что эта группа может быть охарактеризована как «самозанятые значительную часть времени собственники земельных участков», которые не заинтересованы в информации о продаже своей продукции. Оценка объемов их хозяйственной деятельности довольно трудна, однако косвенно о ней говорит значительное число торгующих «с рук» на остановках пригородных электричек, у станций метро в крупных городах, на причалах рек, где есть туристические маршруты и т.п. Также косвенно об этом может давать представление снижение числа пенсионеров, обслуживаемых на дому в летнее время, как и числа «неформально занятых» среди других групп населения. Естественно, ни сами пенсионеры, ни Центры социального обслуживания населения не заинтересованы в точной информации об этом.

До сих пор около 90% формально занятых в России работает по найму, поэтому естественно, что проблемы занятости и уровня заработной платы с начала 1990-х гг. вышли на передний план повседневной жизни. Учитывая, что эта тематика тщательно проработана в российской социологии, но сама социально-экономическая ситуация быстро меняется, мы остановимся на двух аспектах новых трудовых отношений. Во-первых, это развитие социально-трудовых конфликтов (СТК) в постсоветской России. Во-вторых, формирование новой, но расширяющейся социальной группы - длительно безработных, которая лишь частично совпадает с группой малообеспеченных/бедных. Границы и признаки этих групп пока не слишком очевидны также как и социальная политика по отношению к ним.

<…>

Зачем и кому необходимо реформирование пенсионной системы?

Отсутствие в современной России продуманных и понятных стратегий социальноэкономического развития усугубляет представление о старении населения как угрожающем демографическом риске, хотя по большому числу параметров старение лишь переносит акценты со сложившихся областей общественного регулирования на новые.

Начиная с 1990 г. в России почти непрерывно идет процесс реформирования пенсионной системы. Задачей всех принятых нормативных актов было построить пенсионную систему на основе страховых принципов, т.е. расчета пенсии на основе реального трудового вклада, создать мотивацию к уплате страховых взносов, наладить контроль за правильным назначением пенсий. Первый этап разработок завершился в 2001 г. принятием трех Законов РФ, составивших ядро пенсионной реформы. Научные разработки того периода представлены в монографии под редакцией М.Э Дмитриева и Д.Я. Травина³².

Основная идея реформы заключалась во введении 3-уровневой пенсии на основе индивидуального учета страховых пенсионных отчислений, закон о которых уже был принят в 1996 г., а сам учет внедрен к 2000 г.³³. Необходимость в нем связана с тем, что никакая страховая система не может существовать без индивидуализированного учета накопленных на страховом счете взносов. Эта накопленная сумма необходима в момент достижения установленного законом возраста для расчета пенсии на основе ее деления на расчетное количество лет дожития (в настоящее время делится на 19 лет, т.е. 228 месяцев, что не соответствует статистике дожития мужчин). Для организации реального пенсионного страхования россиянам выдали карточки с указанием страхового номера индивидуального лицевого счета (СНИЛС). Советский стаж в новых условиях перестал быть достоверным источником данных, поскольку многие стали работать в нескольких местах, многие работали «без трудовой книжки», т.е. работодатель не платил за них отчисления, а многие потеряли работу или перестали работать.

Однако за прошедшие 10 лет в эту, хотя и не лишенную недостатков, но относительно стройную систему, много раз вносились принципиальные изменения, которые, к сожалению, не обсуждались в СМИ, оставались не понятными и не известными населению, в первую очередь, процедура расчета пенсий с принятым коэффициентом осовременивания заработка. Затем по запросу бизнес-лобби уменьшился размер отчислений, вместо социальных отчислений использовался Единый социальный налог (2004). После чего из-за предсказуемой «дыры» в бюджете Пенсионного фонда, т.е. снижении объема собираемых средств, произошел возврат к социальным отчислениям.

В 2008 г. было принято два решения, полностью опрокинувшие принятую систему. Базовый и страховой уровень были «слиты» в трудовую пенсию. По сути «социальная пенсия», которую получали люди, не имевшие необходимого трудового стажа и страховая пенсия, с помощью которой предполагалось когда-нибудь выйти на 40% возмещения утраченного заработка в соответствии с нормами МОТ, были «просуммированы» с огромными потерями для тех, кто имел подтвержденный через систему персонифицированного учета, стаж и высокие заработки. Это завершило процесс унификации размера начисляемых пенсий, которые стали практически недифференцированными, что, как нам кажется, крайне отрицательно сказалось на желании населения работать «по-белому».

Но нельзя не видеть большие группы населения, заинтересованные в таком порядке начисления пенсии. Это жители провинции, зачастую имеющие только сезонную занятость, работники убыточных предприятий или предприятий, где работодатель платит отчисления с минимальной зарплаты или вовсе не платит их и т.д. Заинтересованной здесь выступает и определенная часть женщин, поскольку и по уровню заработной платы, и по количеству отработанных лет они существенно уступают мужчинам, а формула расчета пенсий одинакова.

Далее, осенью 2011 г. последовал Закон РФ «О порядке финансирования выплат за счет средств пенсионных накоплений» от 30 ноября 2011 года N 360- ФЗ, который вызвал бурные дискуссии в СМИ [Решать буду 2011]. Возможность досрочных выплат показалась многим неоднозначной. «Это может стать большой проблемой, особенно учитывая, что у мужчин в России время жизни на пенсии уже выросло до 14,5 лет, а у женщин и вовсе превышает 19 лет», — говорит неназванный представитель ПФР. Однако менее чем через год в проекте Пенсионной реформы предлагается перейти на новую формулу расчета пенсий, где в знаменателе будет уже не 19 лет, а 21 год³⁴. Естественно, это уменьшит возможную пенсию.

Мы считаем, что все новации Стратегии направлены только к одной цели - уменьшению дефицита бюджета Пенсионного фонда и соответственно необходимости его дофинансирования из госбюджета. В Стратегии предложено платить «полную» пенсию имеющим подтвержденный стаж 40 лет, начиная с 2015 г. При этом полная пенсия возмещает всего 40% утраченного заработка. Совершенно очевидно, что сделать такой скачок в учете трудового вклада за оставшиеся два года невозможно. Данное предложение влечет за собой или сведение пенсий уходящим с 2015 г. и далее к минимуму, или значительное увеличение возраста выхода на пенсию.

После оживленной дискуссии в СМИ президент, в очередной раз сыграв роль «Отца нации», заявил, что достаточно 35 лет стажа, хотя в реальных российских условиях и этого много. Или нужно потратить много сил и времени, чтобы этого достичь, поскольку система персонифицированного учета пенсионных взносов за прошедшие годы пришла в упадок. Вице-премьер О. Голодец напомнила, что социальные отчисления поступают за 47 млн работающих, а людей трудоспособного возраста в России существенно больше. И если работодатели начнут платить еще за 15 млн, то дефицит Пенсионного фонда, может быть, совсем исчезнет. Вице-премьеру вторит известный специалист Л.Н. Овчарова, по ее подсчетам «24 млн человек - это люди, которые работают, но не участвуют в формировании пенсионных накоплений. ...надо честно признаться - центральной является не демографическая проблема, а то, что треть работающего населения в настоящее время не участвует в формировании пенсионных ресурсов. Если бы 24 млн работников (пусть даже при низкой заработной плате) участвовали бы в формировании пенсионной системы, то не было бы никаких проблем с дефицитом пенсионного фонда³⁵. Нам также кажется, что не формальные демографические соотношения, а именно вопрос уклонения части работодателей от пенсионных отчислений за работников сегодня является стратегически значимым.

Важный вопрос «сохраняем или отменяем накопительную пенсию» имеет не только финансовый смысл, это, скорее, символ доверия к государству, которое не должно менять правила раз в три года, особенно на фоне перспективы еще большего уравнивания трудовых пенсий. Механизмы добровольного пенсионного страхования в стране уже сложились, хотя не все ими пользуются.

Далее, есть два варианта развития пенсионной системы - в рамках социал-демократического подхода государство должно с большим уважением относиться к заработанным пенсионным правам. Например, можно снижать пенсионные отчисления работодателей за работающих после, допустим, 20 лет стажа, т.е. не обирать реально работающих в интересах аутсайдеров рынка труда. Возможно, данная мера увеличит заинтересованность в немолодых работниках. Другой, более либеральный вариант - обеспечивать универсальные права граждан, для чего существенно снизить пенсионные отчисления и объяснять, что для всех, достигших возраста 60 лет, пенсия будет равна прожиточному минимуму. А для получения большей пенсии есть НПФ, ПИФ и прочие инструменты накопления.

В любом случае пенсионные отношения должны стать, наконец, понятны населению, но маниакальное желание государства меньше тратить на пенсионеров выглядит странно, если в бюджете на 2013-2015 гг. траты на оборону практически в 10 раз больше трат на пенсионирование.

Много написано о том, что в России сегодня почти все формы предпринимательской деятельности нерентабельны при соблюдении формальных правил. Но и быть честным гражданином, соблюдающим контрактные трудовые и налоговые обязательства, становится просто невозможно, поскольку государство свои обязательства игнорирует.

На границах пространства труда и занятости или социальная политика люмпенизации населения

В начале 1990-х гг. одним из важнейших вопросов социальной политики был переход от универсальной, но минимальной поддержки государством всех групп населения к целевой, адресной помощи наиболее нуждающимся группам. Иначе говоря, встал вопрос, чем должны быть обусловлены социальные права и каков механизм их реализации. Тогда предполагалось, что трудоспособные граждане, работая, смогут повысить свой уровень благосостояния за счет занятости и роста оплаты труда, которые являются приоритетным способом получения любых социальных благ, в том числе в социальном государстве. О нетрудоспособных людях и группах населения, которые, как правило, имеют низкие доходы, должно позаботиться государство, используя механизм перераспределения и адресной помощи. К сожалению, до начала реформирования экономики в 1992 г. не сложилось представления о том, кого и на каком основании относить к наиболее нуждающимся группам населения. Отчасти это произошло именно потому, что индикаторы социальной диагностики положения населения были сведены к самым простым показателям размера текущих доходов. Поэтому резкое снижение уровня жизни населения в 1992-1993 гг. показало, что адекватных механизмов адресной помощи еще не создано. В то же самое время значения ИРЧП для России стали показывать значительное ухудшение положения населения не только по уровню доходов, но и по уровню здоровья и продолжительности жизни.

Государство планировало экономическую реформу, не учитывая, что ее фоном будет определенная, устойчиво сложившаяся, можно сказать, традиционная культура отношений государства (государственной власти как легитимного представителя всего народа) с населением. Эта традиционная культура была тесно связана с привычкой к заботе государства. По данным разных социологических опросов, мнение, что государство должно обеспечивать полное равенство всех граждан (имущественное, правовое, политическое), до сих пор разделяет до трети населения, в первую очередь, старших возрастов, хотя растет и число тех, кто считает, что государство должно обеспечивать всем определенный минимум, а остального все добиваются самостоятельно.

Такие предпочтения россиян - одна из причин того, что снижение уровня жизни населения рассматривалось не через призму восстановления или расширения возможностей эффективной занятости, а в гораздо большей степени - через доступ к получению социальной помощи через компенсацию снижения доходов. Следующей причиной было изменение идеологии, связанное с принятием Закона «О занятости населения», который легитимировал «право на труд» вместо «обязанности работать» и симметрично заменил различными видами помощи безработным существовавшее с 1936 г. административное наказание за тунеядство. Основной задачей политики занятости и в 1990-е гг., и по сей день стала поддержка доходов безработных через выплату пособий, оформление досрочных пенсий, доплат на иждивенцев и т.п. Для реализации политики эффективной занятости у государства не хватило ни организационных, ни рефлексивных ресурсов, что и привело к провалу по всем направлениям.

Нам кажется, что подобно тому, как определенная группа людей была «назначена» государством быть богатыми, подобным же образом (благодаря в том числе и «операции номинации») законодательство середины 1990-х гг. назначило быть бедными довольно широкие слои населения. Эта номинальная социальная группа, находящаяся в «трудной жизненной ситуации», в реальности чрезвычайно разнородна и никоим образом не есть «социальная целостность, характеризуемая общностью условий существования, причинно взаимоувязанными сходными формами деятельности в разных сферах жизни, а также общими социальными нормами и ценностями, стилем жизни», что могло бы подтвердить ее устойчивость и в итоге - реальность в качестве социальной группы³⁶. Наш тезис вовсе не свидетельствует, что бедных в России нет, но если приоритетными признаками выделения группы являются доходы ниже прожиточного минимума и весьма размытая «трудная жизненная ситуация»³⁷, то перейти к обоснованным управленческим решениям здесь невозможно. Однако законодателя это ничуть не смущает.

Специалисты давно отмечают растяжимость границ различных групп получателей пособий. Так, уже довольно давно Т.М. Малева писала, что количество инвалидов, т.е. получателей пенсий по инвалидности, является «статистическим детективом, развитие которого связано с принимаемыми законами»³⁸. И позже, в связи с «монетизацией льгот»: «За последнее десятилетие численность инвалидов в стране удвоилась. Сейчас мы попали в мощный социальный импульс - социальная стратегия людей пенсионного и предпенсионного возрастов будет, видимо, заключаться в том, чтобы при малейших шансах оформить инвалидность и претендовать на получение федеральных льгот. Федеральный центр оставил финансирование льгот инвалидов всех степеней за собой, а в сложившейся ситуации федеральный бюджет дает больше гарантий, чем региональный»³⁹. Авторы цитированного выше Доклада НИУ ВШЭ также отмечают, что «российская регистрируемая безработица является в значительной мере рукотворным феноменом. Ее динамика всегда определялась не столько общей ситуацией на рынке труда, сколько организационными и финансовыми возможностями Государственной службы занятости (ГСЗ), отвечающей за поддержку безработных»⁴⁰.

Поэтому получатели социальных услуг и пособий в России - довольно разнородная группа (здесь можно встретить людей с высшим образованием или вовсе без него, работающих и безработных, одиноких матерей и членов многодетных семей и т.д.). Полевые исследователи отмечают, что их объединяет очень важное свойство: они обладают социальными компетенциями, способны оформить те или иные документы (отметим, оформление документов на получение помощи от государства - достаточно долгосрочная процедура, требующая определенных знаний и навыков). Также отмечено, что поиск респондентов через службы социальной защиты не является надежным способом выделения «чистого случая», однако получение «категории», «группы инвалидности» и их желательного следствия - каких-либо льгот - являются хорошим индикатором «социальной успешности» человека. Однако для общества данная ситуация влечет разрастание социальной эксклюзии, разрушение социального порядка и нормальных взаимодействий в обществе. Несомненно. «возможность развития общества со значительным слоем социально исключенных весьма сомнительна. Масса экономически неактивных людей, зависящих от социальной помощи, делает общество социально разобщенным»⁴¹.

Заключение

Сформированная на основе культурно-трудовых норм логика социальной политики диктует, что по мере роста общественного богатства социальная группа бедных должна становиться меньше. Поэтому средства социальной политики должны в первую очередь направляться на улучшение здоровья и образования населения, на технологически новые рабочие места. А средства, направляемые на социальную помощь бедным, особенно трудоспособным бедным, должны уменьшаться. В противном случае довольно скоро возникнет не только дефицит бюджета Пенсионного фонда РФ или дефицит средств на долгосрочные социальные программы, но и социальное развитие страны в целом окажется в тупике из-за полного отсутствия целей.

Ряд авторов на Западе и в России убеждены, что в настоящее время идет эрозия социального государства из-за активного доминирования идеологии неолиберализма в экономике и социальной политике. Жертвами этого процесса становятся не только бедные, но и «средний класс "достаточно хорошо обеспеченных” работников, которые обладают специальными знаниями и высокой квалификацией, значимость которых сегодня катастрофически падает. Это связано с тем, что операции с финансами и перепродажей собственности оказываются гораздо более выгодными для владельцев бизнеса, нежели реальное производство товаров и услуг»⁴². «Эффект просачивания благосостояния» (trickle-down effect), который был обещан либералами, похоже не наблюдается. Новый мировой экономический и социальный порядок, который формируется в последние годы, похоже, будет весьма экономным в отношении тех, кто производит товары и услуги, а социальная политика так и не станет более социальной, чем была в последние двадцать лет.

Другую точку зрения на будущее предлагает В.Л. Иноземцев: в обществе будущего - «Обществе знаний» - пропасть между высокообразованными интеллектуальными верхами и малообразованными примитивными низами будет куда глубже, чем сегодняшняя пропасть между богатыми и бедными, полагает ученый. Иноземцев считает, что такое развитие событий неизбежно, и вопрос лишь в том, какое место разные народы сумеют занять в постиндустриальном «Обществе знаний»⁴³. Однако перспективы России, где, по оценкам экспертов, коррупция вместе с недоплатой налогов едва ли не равны ВВП, а деньги на образование экономят, выглядят почти безнадежно.

Нежелание российского государства кардинально менять стратегию социальной политики в направлении развития человека и модернизации общества ведет к дальнейшей социальной деградации населения, к углублению «зависимости от колеи» и социально-экономическому отставанию страны в целом. Возможно, выход в «переучреждении государства»?

¹ Булгаков С.Н. Философия хозяйства. М.: Наука, 1990, с. 207.
² Сорокин П.А. Человек. Цивилизация. Общество. М.: Политиздат, 1992, с. 29-30.
³ Сидорина Т.Ю. Два века социальной политики. М.: РГГУ, 2005.
⁴⁴ Социальное рыночное хозяйство): концепция, практический опыт и перспективы применения в России. Материалы Интернет-конференции с 20.02.2006 по 30.04.2006 // http://www.ecsocman.hse.ru/iconf/16209586/index.html
⁵ Пригожин И.Р., Стенгерс И. Порядок из Хаоса. Новый диалог человека с природой. М.: Эдиториал УРСС, 2000.
⁶ Красильщиков В.А. Возможна ли модернизация в России? (материалы «круглого стола») // Мир России, 2008, № 2. С. 71.
⁷ Аганбегян А.Г. О приоритетах социальной политики // SPERO: Социальная политика: экспертиза, рекомендации, обзоры, 2010, № 12, с. 18-19.
⁸ Там же, с. 16, 23.
⁹ Лексин В.Н. Города власти: административные центры России // Мир России, 2009, № 1, с. 23.
¹⁰ Свалфорс С. Институты, установки и политический выбор // Журнал социологии и социальной антропологии, 2003, № 4.
¹¹ Пригожин А.И. Цели и ценности. Новые методы работы с будущим М.: Издательство «Дело» АНХ, 2010, с. 114.
¹² Гонтмахер Е.Ш. Обзор социальной политики в России. Начало 2000-х. // SPERO, 2007, № 7, с. 147-148.
¹³ Программа развития ООН // www.un.org
¹⁴ Доклад о развитии человеческого потенциала за 2010 г. // http://www.un.org/ru/development/hdr/2010/hdr_2010_ch2.pdf
¹⁵ Программа развития ООН // www.un.org
¹⁶ Sustainability and Equity: A Better Future for All // http://www.hdr.undp.org/en/media/HDR_2011_EN_Complete.pdf
¹⁷ Доклад о развитии человеческого потенциала за 2010 г. // http://www.un.org/ru/development/hdr/2010/hdr_2010_ch2.pdf
¹⁸ Россия XXI века: образ желаемого завтра (2010). М.: Экон-Информ.
¹⁹ Программа 2012-2018. Предвыборная Программа В.В. Путина // www.putin2012.ru Программа развития ООН // www.un.org
²⁰ Шкаратан О.И. (2008,) Возможна ли модернизация в России? (материалы «круглого стола») // Мир России. № 2, с. 80
²¹ Красильщиков В.А. Возможна ли модернизация в России? (материалы «круглого стола») // Мир России, 2008, № 2, с. 72.
22 Фундаментальное исследование этих культурных сдвигов в разных странах можно найти у Р. Инглхарта [Инглхарт Р., Вельцель К. Модернизация, культурные изменения и демократия. М.: Новое издательство, 2011].
²³ Сен А. Развитие как свобода. М.: Новое издательство, 2004.
²⁴ Nussbaum M. Non-relative Virtues: An Aristotelian Approach // The Quality of Life. Ed. by M. Nussbaum & A. Sen. Oxford, 2009.
²⁵ Комплексная разработка индикаторов социальной сплоченности. Методологическое руководство Страсбург: Издательство Совета Европы, 2006.
²⁶ Россия на рубеже тысячелетий. М.: РНИСиНП, 2000.
²⁷ Берто Д. Полезность рассказов о жизни для реалистической и значимой социологии // Материалы международного семинара / под ред. В. Воронкова и Е. Здравомысловой. СПб.: ЦНСИ, 1997, с. 19.
²⁸ Бауман З. Текучая современность. СПб.: Питер, 2009, с. 163,
²⁹ Шкаратан О.И. и коллектив. Социально-экономическое неравенство и его воспроизводство в современной России. М.: М.: ЗАО ОЛМА Медиа Групп, 2009.
³⁰ Уровень и образ жизни населения России в 1989-2009 годах: доклад на XII Международной научной конференции по проблемам развития экономики и общества, Москва, 5-7.04.2011 г. / Г.В. Андрущак, А.Я. Бурдяк, В.Е. Гимпельсон и др. М.: НИУ ВШЭ, 2011.
³¹ Там же.
³² Пенсионная реформа в России: причины, содержание, перспективы» / Под общей редакцией М. Э. Дмитриева, Д.Я. Травина. СПб.: Норма, 1998.
³³ Об индивидуальном (персонифицированном) учете страховых пенсионных взносов в РФ. Федеральный закон 01 апреля 1996 г. № 27-ФЗ.
³⁴ Стратегия долгосрочного развития пенсионной системы Российской Федерации (2012) // «Российская газета». 01 октября 2012 г.
³⁵ Овчарова Л.Н. Если бы каждый работник знал, как каждый официально заработанный рубль трансформируется в будущую пенсию, он был бы заинтересован в увеличении пенсионного капитала // http://www.pencioner.ru/news/detail/o_pensiyah1/
liliya_ovcharova_problemy_krizisa_pensionnogo_obespecheniya/, 2012.
³⁶ Шкаратан О.И., Ястребов Г.А. Российское неоэтакратическое общество и его стратификация // СОЦИС, 2008, № 11. с. 42-45.
37 В развитых европейских «социальных государствах» используется, как правило, набор из 3-4 измеряемых критериев-признаков для идентификации нуждающихся и назначения пособий.
³⁸ Малева Т.М., Васин С.А. Инвалиды в России - узел старых и новых проблем // Pro et Contra, 2001, № 3.
³⁹ Малева Т.М. Монетизация льгот вызовет рост числа инвалидов и усиление региональных различий // http://www.aj.ru/section/31/3/?artide=2153, 2005.
⁴⁰ Уровень и образ жизни населения России в 1989-2009 годах: доклад на XII Международной научной конференции по проблемам развития экономики и общества, Москва, 5-7.04.2011 г. / Г.В. Андрущак, А.Я. Бурдяк, В.Е. Гимпельсон и др. М.: НИУ ВШЭ, 2011, с. 61.
⁴¹ Шкаратан О.И. Социология неравенства. Теория и реальность. М.: НИУ ВШЭ, 2012, с. 410.
⁴² Taylor P. (2010) The Careless State: Wealth and Welfare in Britain Today. London-New York: Bloomsbury Academic, p. 36
⁴³ Иноземцев В.Л. (2007) Общество будущего: беспощадная диктатура интеллекта // http://www.rosbalt.ru/main/2007/05/21/296729.html