А.Л. Перковский.
Кризис демографического воспроизводства крепостного крестьянства России в первой половине XIX столетия¹

Демографическое развитие России в XVIII в. и первой половине XIX в. носило весьма сложный и противоречивый характер. Наличие огромной территории страны с большими резервами малозаселенных и слабо освоенных или девственных земель, пригодных для земледельческой обработки, способствовало постоянному и сильному оттоку населения из исстари освоенного и довольно плотно заселенного центра на окраины, что создало уже в XVIII в. проблему так называемого запустения центральных районов.

Под этим подразумевались обычно более медленные темпы прироста общей численности населения центральных районов в сравнении с довольно быстрым ростом населения вновь осваиваемого пояса периферийных земель империи. Так, если с 1720 по 1795 г. общая численность населения России возросла с 15,1 млн. человек до 36,5 млн. человек, или в 2,4 раза, то на территории проведения первой петровской ревизии — только в 1,9 раза, а в пределах Центрального промышленного района — всего в 1,3 раза²¹.

Видимо, уже в XVIII в. на региональных различиях в темпах роста общей численности населения могли сказываться не только миграционные процессы, но и какие-то различия в уровнях естественного прироста, хотя соответствующая информация о естественном движении населения за длительный период в целом по стране в XVIII в., а также по всем ее регионам пока не обнаружена.

В первой половине XIX в. в России протекал кризис феодально-крепостнической системы, который закончился ее крахом, отменой крепостного права. В этот период происходило и замедление темпов прироста общей численности населения страны. Одновременно в формировании структуры населения все более значительное место начали занимать социальные перемещения, межсословные переходы, которые все более активно влияли на изменение количественных соотношений между различными сословными группами населения.

Замедление прироста населения обратило на себя внимание ведомства, которое специально тогда занималось организацией и проведением ревизий населения — Министерства финансов. Вот что по этому поводу писал министр Е. Ф. Канкрин в докладе, императору еще в 1831 г.: «Впрочем число народа хотя чрез родившихся после ревизии (1815 г. — Л. П.) поныне, без сомнения значительно усилилось против ревизского числа, но также нет сомнения, что умножение народонаселения не имеет у нас столь быстрого успеха, как иногда предполагается, что доказывается самими ревизиями»³.

С общей тенденцией снижения прироста населения дореформенной России связана и проблема воспроизводства численности основных сословно-социальных групп, в первую очередь наиболее многочисленной — крепостного крестьянства⁴.

Уже более столетия насчитывает дискуссия о том, вымирало или нет крепостное крестьянство в России в первой половине XIX в. Начатая в прессе в 1857 г., она возобновилась с новой силой уже в 60-е годы нашего столетия в связи с углубленным изучением экономических процессов, происходивших в предреформенной крепостной деревне.

В апреле 1857 г. либеральный деятель того времени Г.П. Галаган подготовил записку, которая является не только реалистическим анализом положения крепостного крестьянства, но и одним из наиболее ярких произведений прогрессивной общественной мысли страны в последние годы крепостнической эпохи. Мы процитируем выдержки из записки, которые имеют непосредственно отношение к теме нашего исследования: «Если бросить взгляд на современное состояние крепостного класса в малороссийских губерниях⁵, которыми только и ограничивались мои исследования, то каждый наблюдатель найдет, что быт помещичьих крестьян вообще далеко не удовлетворяет самым невзыскательным требованиям человеколюбия, тем более что по фактам, неоспоримым даже со стороны противников этих убеждений, крестьяне в последние 30 или 40 лет быстрыми шагами подвигались к упадку материального благосостояния, нравственности и даже физического развития. Прямым следствием и в неразделимой связи со всем вышеизложенным есть тот упадок физического развития, который, к несчастью, так очевиден, что ни скрыть, ни объяснить его превратно невозможно. Усиленные труды, отмеченные еще и отсутствием нравственного в них участия, изнурительные работы как мужчин, так и женщин и даже детей при лишениях всякого рода, а нередко и при жестоком обращение, видимо, разрушают здоровье целых поколений крепостных людей.

Результаты ревизий, особенно последней (речь здесь идет о ревизии 1857 г. — Л. П.) во многих имениях поразительно дурны. Умножение народонаселения, служа самым главным условием силы и благосостояния государства, а вместе с тем и лучшим мерилом этого благосостояния, парализовано в нашем отечестве более всего крепостным состоянием. Крепостные люди по большей части или умножаются весьма мало или уменьшаются в числе. Напрасно ищут изменения уменьшения народа во многих имениях в следствиях внешних, т. е. в повальных болезнях и т. п. Повальные болезни одинаково существуют и для государственных крестьян. Можно только сказать в этом случае одно, что крепостные люди гораздо более подвержены восприятию таких болезней по случаю нарушения организма...»⁶.

По подсчетам Д.П. Журавского в Киевской губернии до введения инвентарных правил, регулирующих в строго определенном размере барщину, крестьяне отрабатывали на своих помещиков в целом за год 67 млн. рабочих дней, согласно введенным инвентарным правилам они должны были отрабатывать помещикам 31 млн. рабочих дней (публикация последней цифры была запрещена министром внутренних дел Л. А. Перовским), хотя экономически необходимо было для отработки в хозяйствах помещиков затратить примерно 17,5 млн. рабочих дней⁷. Напомним, что инвентарная реформа, ограничивающая барщину, была введена только в трех губерниях Правобережной Украины: Киевской, Подольской и Волынской. По национальному составу огромное большинство среди помещиков края составляли польские дворяне, которые находились в оппозиции к царскому правительству, старавшемуся поэтому ограничить их привилегии.

Можно себе представить, сколько дополнительного труда затрачивалось на барщину крепостными крестьянами в тех губерниях, где безраздельно господствовало «свое» дворянство! Исследуя развитие аграрных отношений в крепостной деревне русских черноземных губерний, В.И. Крутиков пришел к выводу, что ухудшение положения крестьян в период кризиса крепостничества проявилось в барщинной деревне черноземных районов не в массовом обезземеливании, а в значительном увеличении объема барщины, требовавшей огромных затрат крестьянского труда⁸. В целом в крепостнической деревне страны накануне реформы (в 1858 г.) по данным Редакционных комиссий доминировала как форма феодальной ренты барщина: около 75% всех крестьян находилось на барщине и только 25% — на оброке⁹.

Н.X. Бунге в конце 1857 г. опубликовал в столичной прессе статью «Изменения сословного состава населения России в промежутках времени между 7-ю и 8-ю, 8-ю и 9-ю ревизиями»¹⁰. В социальной структуре населения России за время, истекшее после 7-й ревизии (1815 г.), произошли существенные изменения, которые свидетельствовали о том, что существующий крепостнический уклад полностью изжил себя. Анализ сдвигов в составе населения страны, проведенный в статье Н. X. Бунге, показал, что, в то время как другие группы и слои общества росли по своей абсолютной, а в ряде случаев и по относительной величине, крепостное крестьянство за время между ревизиями 1834 и 1850 гг. сократилось не только по абсолютной численности, но и по удельному весу в населении страны.

Н. X. Бунге подчеркнул, что это явление вызвано не межсословными переходами, а главным образом неблагоприятными показателями естественного воспроизводства крепостного крестьянства: «...уменьшение числа крепостных крестьян не зависело от обращения их в казенное ведомство. Этот факт должен обратить на себя внимание, один разряд населения убывает, а эта убыль ощущается целым организмом в уменьшении приращения числа жителей. Единственная причина этого состоит в уменьшении благосостояния земледельческого населения, в особенности помещичьих крестьян. Это не голословное предположение, но несомненный факт. Помещичьи крестьяне стали больше работать, изнуряться, беднеть»¹¹.

Своеобразным официальным ответом на статью Н.X. Бунге явились работы А.Г. Тройницкого, опубликованные в 1858 и 1861 гг. В 1857 г. А. Г. Тройницкий был заведующим статистической частью в Центральном статистическом комитете МВД. В своей статье «О числе крепостных людей в России» он дал иную, нежели Н.Х. Бунге, интерпретацию сокращения численности сословия крепостных крестьян: «Главную причину не только застоя, но даже уменьшения мы считаем возможным приписать отбыванию этим сословием рекрутской повинности, потому что люди, поступающие в рекруты из свободных сословий, остаются в числе тех же сословий, при счете народонаселения, переходя только разве из одного сословия в другое, поступающие же в военную службу из крепостного сословия исключаются из него навсегда, причисляясь, по истечении срока своей службы не только лично, но с частию своих семейств, к какому-либо из свободных состояний. Могут быть и другие причины застоя в численности крепостного сословия, как-то: отпуск на волю, увольнение в свободные хлебопашцы, переход по разным причинам в другие сословия и т. п.; но у нас нет надлежащих данных для точного их определения»¹².

Как видим, А.Г. Тройницкий, не вступая формально в полемику, с Н.X. Бунге, начисто отверг его концепцию о вымирании крепостного крестьянства, сведя проблему единственно лишь к убыли численности крепостного сословия за счет межсословных переходов.

Важный новый акцент в полемику внесла статья, опубликованная в январской книжке «Библиотеки для чтения» за 1859 г., подписанная «Д—ъ» (возможно, А. В. Дружинин, известный тогда литератор и критик)¹³.

Если Н.X. Бунге и А.Г. Тройницкий занимались сравнительным анализом современных им ревизий населения, прежде всего 1834 и 1850 гг., а впоследствии и 1857 г., то автор указанной статьи рассмотрел динамику численности крепостного крестьянства за время с 1719 по 1850 г. Он сделал вывод о том, что крепостное крестьянство из-за барщины и в XVIII в. имело меньший естественный прирост по сравнению с другими сословиями, в том числе и государственными крестьянами: «Таким образом, в один и тот же промежуток времени и именно от 6 до 9 ревизии, число жителей на помещичьих землях увеличилось: в России — на 7%, в Остзейских губерниях — на 26%»¹⁴.

В 1861 г. была опубликована новая работа А.Г. Тройницкого, посвященная демографии крепостного населения России, с учетом итогов ревизии 1857 г.¹⁵ Как и прежде, главной причиной убыли крепостного крестьянства А.Г. Тройницкий считал отбывание рекрутской повинности, другие социальные переходы из состава крепостных признавались им незначительными по своей величине. Однако здесь делается важное уточнение: «Но если такое перечисление и принять главною, то едва ли его можно признать единственную причиною, указываемого нами явления. Нет сомнения, что и условия естественного приращения в этой части населения, т. е. заключение браков (в крепостном состоянии не свободных), рождаемость и смертность, находятся в положении менее выгодном и менее правильном, нежели в других сословиях государства, нельзя не предположить, что весь экономический быт крепостного сословия находится в ненормальном положении»¹⁶.

В советской историографии сформировались две точки зрения по указанному вопросу¹⁷. Н.М. Дружинин, А.Г. Рашин, С.Г. Струмилин, И.Д. Ковальченко, В.М. Кабузан, Н.М. Шепукова выступают как представители концепции «вымирания» крепостной деревни. П.Г. Рындзюнский является представителем прямо противоположной концепции, которая сводит процесс абсолютного и относительного сокращения численности крепостного населения России к социальным перемещениям из состава крепостных в другие сословия. При этом не отрицается фактор худших демографических условий воспроизводства крепостного крестьянства в сравнении с другими сословными группами феодально-крепостнической России, однако собственно демографический фактор признается второстепенным по отношению к процессу социальной мобильности.

П.Г. Рындзюнский, в частности, утверждает: «Разница в естественном приросте помещичьих и государственных крестьян, видимо, была, но не такая существенная, как это представлялось нам раньше (т. е. в период безраздельного господства концепции о «вымирании» крепостного крестьянства. — А. П.)»¹⁸. П.Г. Рындзюнский правильно нащупал уязвимое место сторонников концепции «вымирания» крепостных крестьян, которое заключалось в том, что они пользовались (весьма неполно) ограниченным кругом печатных источников по итогам ревизий 1834, 1850 и 1857 гг., изданных более 100 лет назад, а основой их аргументации являлись упомянутые выше доводы Н.X. Бунге. Однако проведенный П.Г. Рындзюнским анализ межсословных переходов нельзя, как нам кажется, признать полностью удовлетворительным, поскольку в нем не учитывался факт огромного военного отхода из гражданских податных сословий.

Следует также учитывать сопоставимость данных по отдельным группам населения, прежде всего по сословиям помещичьих и государственных крестьян, поскольку сословная принадлежность отдельных групп населения от ревизии к ревизии претерпевала существенные изменения. Например, вряд ли правильно учитывать в составе государственных крестьян военных поселенцев, которые в царствования Александра I и Николая I составляли особое неподатное военное сословие, а также зачислять остзейских и бессарабских свободных крестьян, живущих на помещичьих землях, в разряд крепостного населения. Наконец, следовало бы рассматривать одновременно динамику всех категорий населения с тем, чтобы была ясна роль отдельных социальных групп, сословий в системе демографического воспроизводства данного исторического общества в целом (см. табл. 1).

Анализ данных табл. 1, в частности, не подтверждает мнения П.Г. Рындзюнского о том, что правила проведения ревизии 1850 г. могли дополнительно способствовать освобождению крестьян помещиками из крепостного состояния¹⁹. Как известно, § 114 Устава о 9-й ревизии разрешал помещикам отпускать на волю крепостных и во время проведения ревизии, что ранее не разрешалось. Указанный параграф разрешил помещикам не составлять на освобожденных особой ревизской сказки, поскольку ревизские сказки на такого рода вольноотпущенных составлялись уже по мере приписки их в «общества» мещан, купцов и т. д.

Приписка проводилась в рамках так называемого дополнительного срока, который устанавливался в основном с 1 ноября 1850 г. по 1 февраля 1851 г. Дела лиц по неоформленной еще приписке в различные сословия отражены в соответствующей рубрике учета населения: «Разного звания люди, о происхождении и приписке коих дела не закончены». Удельный вес этой группы лиц в общей численности населения был стабилен: в 1834 и 1850 гг. он составил всего 0,2%. Лица, оформившие уже приписку в соответствующие «общества» свободных групп населения, означаются в рубрике населения, временно состоящего на льготе²⁰. Удельный вес этой группы хотя и удвоился за время между ревизиями (и во время проведения ревизии 1850 г.), однако оставался тоже весьма малым: в 1834 г. — 0,3%, в 1850 г. — 0,6% всего населения.

Численность группы сословий, объединенных в категорию государственных крестьян, за время между ревизиями 1834 и 1850 гг. выросла незначительно, всего на 3%. Картина воспроизводства населения государственных крестьян показана в работах, опубликованных в свое время на страницах «Журнала Министерства государственных имуществ» и в специальном ведомственном статистическом сборнике этого министерства. Эти работы являются первыми такого рода по изучению структуры воспроизводства отдельных сословных групп населения в отечественной литературе.

Таблица 1. Изменение численности населения  России по основным сословиям и их группам по данным ревизий 1834 и 1850 гг., тыс. чел.

* В 1834 г. только численность остзейских свободных крестьян.

Примечание. Численность мужчин была предметом тщательных ежегодных проверок результатов очередных ревизий, по женскому населению такие проверки не производились.

Источники: ЖМВД. 1837, № 9, отд. 2, с. LXXV1I1-LXXX; Сведения о народонаселении империи в 1836 г. ЖМВД, 1853, № 12.  отд 2 с. 69-76; Ведомость о народонаселении России за 1851 г. по 9-й народной переписи за 1851 г., Бескровный Л. Г. Русская армия и флот в XIX в. М-. 1973, с. 15-16.

Для выяснения размера естественного прироста населения государственных крестьян между ревизиями 1834 и 1850 гг. (см. табл. 2) была применена методика, исходящая из особенностей ревизского учета населения. Как разъяснялось  в «Журнале Министерства государственных имуществ, «поскольку в промежутке лет между ревизиями, ревизское число вовсе не изменяется от нарождения и смертности, от поступления в рекруты, от безвестной отлучки и тому подобных обстоятельств, которые, производя изменения в численности народонаселения, не принимаются в соображение при исчислении оклада податей, а изменяется только от переселений из одной губернии в другую и от перечислений из одного сословия в другое», то для определения естественного прироста населения между двумя ревизиями, например между восьмой и девятой, необходимо «взять по 8 ревизии не то число, которое значилось в год производства сей переписи, а то, которое значилось по финансовым счетам перед самым производством 9-ой ревизии. Разность между ревизскими числами, сравненными таким образом, будет выражать результат одного естественного увеличения или уменьшения народонаселения»²¹.

Таблица 2. Естественный прирост государственных крестьян Министерства  государственных  имуществ за 1834-1850  гг.,  тыс. чел.

* 9-я ревизия населения началась в 1850 г., а завершилась в Европейской России в первой половине 1851 г., в связи с чем была составлена новая окладная книга. Во время проведения ревизии подати собирались на основе данных предыдущей ревизии, в частности на основе окладной книги на 1.01. 1851 г.

Источник. ЖМГИ, 1855, № 1, с. 26-27.

Однако примененная для расчета табл. 2 методика не позволяла выяснить полностью всю структуру воспроизводства населения данной социальной группы, поскольку определялась только величина естественного прироста. Поэтому при разработке материалов ревизии 1857 г. в статистическом отделении департамента сельского хозяйства Министерства государственных имуществ была применена другая методика, в основу которой легли данные предыдущей ревизии 1850 г., относящиеся ко времени ее проведения. Эти данные составляли сумму итогов ревизских сказок, что позволило (при наличии к этому времени относительно широкой информации о естественном и социальном движении государственных крестьян) выявить удельный вес как естественного прироста, так и социальных переходов и миграции в социально-демографическом воспроизводстве этой категории населения империи (см. табл. 3).

Таблица 3. Социально-демографическое воспроизводство государственных крестьян  Министерства государственных имуществ в 1850-1857 гг.,  тыс. чел.*

*) В разработку данных по табл. 3 не включались однодворцы западных губерний из бывшей польской шляхты, киргизы и калмыки, а также коло­нисты Бессарабской области и губерний: Екатеринославской, Херсонской, Таврической, Самарской и Саратовской.

Источник. Милевский И. Ф. Движение народонаселения государственных крестьян и других сельских обывателей ведомства Министерства государственных имуществ с 9-й по 10-ю ревизию. — «Материалы для статистики России, собираемые по ведомству Министерства государственных имуществ». Вып.  IV. Спб.. с.  124—137

Абсолютная величина естественного прироста была определена как разность между общим приростом населения и приростом за счет социального движения²²

Для определения удельного веса социального и естественного компонентов воспроизводства населения соответствующие величины социального и естественного прироста были отнесены к их арифметической сумме, составленной независимо от действительного знака.

Как видно из данных табл. 3, увеличение численности мужского населения среди государственных крестьян в 1850-1857 гг. шло только за счет естественного прироста, в то время как женское население этой группы росло в незначительной степени и за счет положительного сальдо межсословных переходов (за счет межсословных браков). Сальдо социальных перемещений для мужского населения государственной деревни представляло собой отрицательную величину. Таким образом, за время между ревизиями 1850 и 1857 гг. государственные крестьяне за счет социальных перемещений сокращались в своей численности (см. табл. 4).

Таблица 4. Социальное движение государственных крестьян Министерства государственных имуществ за 1850—1857  гг., тыс. чел.

Источник: Милевский И. Ф. Указ. соч., с. 136-137. Разработка по другим, кроме рекрутчины, составным частям социального отхода и прихода государственных крестьян И.Ф. Милевским не производилась.

Как следует из данных табл. 4, число отданных в рекруты составило 47,6% всей суммы убывших мужчин. Однако истинная величина военного отхода была еще более значительной: в связи с Крымской войной, помимо рекрутского набора был объявлен набор ратников в ополчение, из государственных крестьян было взято 132 тыс. ратников, из которых не вернулось 36 тыс. человек, или 27%.

Сходной была структура прироста численности удельных крестьян, принадлежащих императорской фамилии  (см. табл. 5).

Таблица 5. Социально-демографическое воспроизводство удельных крестьян в 1850-1857 гг., тыс.  чел.

Источник: Рихтер В. Движение населения в удельных имениях в период времени от 9-й по 10-ю ревизии.  ЖМГИ, 1860, № 2, отд. 2, с. 157-171.

Среди убывшего мужского населения удельных крестьян доля рекрут была еще выше, чем среди государственных крестьян: всего сумма убытий мужчин удельных имений составила 43 тыс. человек, среди них рекруты со­ставили 37 тыс., или 86%.

Таким образом, как среди, государственных, так и среди удельных крестьян социальное движение являлось фактором, уменьшавшим общий прирост населения. Государственные и удельные крестьяне имели в период между ревизиями 1850 и 1857 гг. весьма незначительное расширенное воспроизводство населения за счет естественного прироста.

До сих пор отсутствуют какие-либо обобщающие разработки по социально-демографическому воспроизводству крепостного населения, аналогичные тем, которые были предприняты статистиками МГИ и удельного ведомства по сословным группам крестьян, находившихся в их ведении. Однако на базе обобщения итогов ревизских сказок еще в дореформенный период были сделаны две известные нам локальные разработки по изучению путей формирования численности сословий и структуры населения. Под руководством Д. П. Журавского, а затем и Н.X. Бунге была проведена разработка по мужскому полу ревизских сказок населения Киевской губернии. В архиве Комиссии по статистическому описанию губерний Киевского учебного округа сохранились, в частности, поуездные итоги такой разработки по помещичьим крестьянам; по другим сословным группам итоги таких разработок сохранились не полностью.

Киевская губерния принадлежала к сравнительно небольшому числу губерний, где был зафиксирован за 1834-1850 гг. некоторый, правда, весьма умеренный общий прирост численности крепостного населения (см. табл. 6). Анализ данных табл. 6 показывает, что решающую роль в социальном движении крепостного крестьянства Киевской губернии занимали рекрутчина и миграция. Здесь следует сказать, что сальдо легальной миграции выражалось более чем скромной цифрой: +207 человек. Решающую роль в миграции крепостного населения играла нелегальная миграция, бегство за пределы губернии: за 1834-1850 гг. бежало 20701 человек, вернулось только 1563 человека. Таким образом, сальдо нелегальной миграции составило за время между 8-й и 9-й ревизиями 19138 человек мужского пола.

Расчет по объему миграции крепостного населения Киевской губернии говорит о том, что исчисление миграции различных сословных групп только по данным ежегодных окладных книг, составлявшихся между ревизиями, неэффективно, поскольку казенные палаты в период между ревизиями учитывали лишь легальную миграцию населения.

Таблица 6.  Социально-демографическое воспроизводство помещичьих крестьян Киевской губернии в 1834-1850 гг.* (мужчины, тыс.чел.)

*Общая численность крепостного населения и элементы его движения в целом подсчитаны без дворовых. Исследование ревизских сказок с целью определения элементов воспроизводства женского населения комиссией не производилось ввиду того, что руководители разработки Д. П. Журавский и Н. X. Бунге считали информацию о движении женского населения весьма недостоверной. См.: «Записку о статистическом исследовании народонаселения Киевской губернии». ЦНБ АН УССР, ф. 2, д. II—29725.

Источники: ЦНБ АН УССР, отдел рукописей, ф. 2, д. П—29194-29095, 29118-29122, 29160-29163, 29164-29166, 29200-29202 и др.

Однако по государственным и удельным крестьянам МГИ и ведомство уделов регулярно составляли сведения (во всяком случае, в межревизский период 1850 - 1857 гг.) о наличном населении государственных и, удельных крестьян, в связи с чем статистические службы этих ведомств учитывали ежегодно все компоненты движения населения по состоянию на 1 января. К сожалению, эти данные до сих пор не опубликованы и являются достоянием архивов. Как показывают данные, использованные при составлении табл. 6, легальный отход в другие сословия, помимо солдатчины, был совсем незначительным: за 1834-1850 гг. было отпущено на волю помещиками всего 1055 человек, кроме этого, получили свободу по решению суда еще 238 мужчин. Характер воспроизводства крепостного населения, обнаруженный при разработке ревизских сказок по Киевской губернии, был, вероятно, типичным и для губерний Правобережной Украины в целом. Никакого «эмансипационного всплеска» устав о 9-й ревизии не принес.

В 1858 г. симбирским статистиком В.В. Трубниковым было опубликовано монографическое исследование, посвященное населению Ардатовского уезда Симбирской губернии²³. Работа В.В. Трубникова также основана на разработке ревизских сказок 8-й и 9-й ревизий населения. В свое время она была высоко оценена П. И. Кеппеном как образец статистического исследования населения²⁴.

Демографическая ситуация в Ардатовском уезде Симбирской губернии для крепостного крестьянства была, как и в Киевской губернии, относительно «благополучной»: налицо был очень скромный рост крепостного населения. Естественное движение податного населения Ардатовского уезда характеризовалось следующими показателями: ежегодно на 1000 человек, мужского пола рождалось 29,7 детей, в том числе у удельных крестьян — 31,3, помещичьих — 27,3, городских сословий — 29,7. Умирало 14,5 человек, в том числе удельных крестьян — 13,8, помещичьих крестьян — 15,7. Соответственно естественный прирост отражал соотношение уровней рождаемости и смертности: он был среди сельских сословий наименьшим для помещичьих крестьян.

В этом плане интересно проследить, как изменялся рост податного населения уезда за счет миграций, социальных переходов по отношению к естественному движению в отдельности (см. табл. 7). Расчеты показывают интересную закономерность: чем ниже уровень естественного прироста, тем существеннее на общем приросте населения сказываются обстоятельства социального отхода.

Таблица 7. Миграции и межсословные переходы по отношению к естественному приросту мужского населения в Ардатовском уезде Симбирской  губернии  за  1834—1850 гг.,  % (естественный прирост = 100)

Источник. Трубников В. Результаты народных переписей в Ардатовском уезде Симбирской губернии, с. 354. 360.

В 1970 г. В. И. Крутиков произвел подсчеты по изменению численности сословного состава населения Тульской губернии за 1795-1857 гг. Как подчеркивает исследователь, изучение динамики сословных групп населения Тульской губернии в первой половине XIX в. «показывает, что помещичьи крестьяне были категорией населения с самым низким естественным приростом. Особенно низким был этот прирост в период кризиса крепостничества. Поэтому из шести центрально-черноземных губерний Тульская губерния, имевшая наибольший процент крепостных, давала наименьший    прирост населения»²⁵.

Как показывают данные, собранные В.И. Крутиковым, сумма естественного прироста крепостного крестьянства была меньше общего отрицательного сальдо межсословных переходов и миграций этой сословной группы, а в социальном отходе крепостного крестьянства подавляющее большинство составляли рекруты (данные о движении населения между 8-й и 9-й ревизиями).

Следует сказать, однако, что данные по отдельным губерниям и уездам, как бы они ни были эффектны для подтверждения той или иной точки зрения, не могут все же дать достаточного статистического обоснования для суждений о характере демографического развития кре­постного крестьянства в целом по стране. Для определения величины естественного прироста крепостного крестьянства следует использовать сводные материалы общеимперских окладных ревизских книг.

Таблица 8. Величина естественного прироста крепостного крестьянства России за 1834-1850  гг. (мужчины, тыс. чел.)

Источник: ЦГИА СССР, ф. 571, оп. 2,  д. 48; а  также: ЖМВД,  1853, № 12, отд. 2.

В табл. 8 приведен соответствующий расчет, выполненный нами по методике, первоначально принятой статистической службой МГИ для определения естественного прироста государственных крестьян между 8-й и 9-й ревизиями (см. табл. 2). Для расчета выбран тот же период как в целях сопоставления, так и потому, что по крепостному населению более ранние или позднейшие расчеты затруднены из-за состояния источников.

Поскольку по окончательным итогам 8-й ревизии числилось 10927 тыс. душ мужского пола (ведомость 1836 г.), то общий прирост за годы между 8-й и 9-й ревизиями крепостного крестьянства составил 26 тыс. душ мужского пола. Зная величину общего (ОП) и естественного (ЕП) прироста населения, мы легко определим прирост за счет социальных перемещений и миграций: (СП): СП = ОП — ЕП = —26—506= —532 тыс. душ мужского пола. Сопоставляя величину естественного прироста крепостного крестьянства с величиной его по категории государственных крестьян за те же годы (+989 тыс. душ мужского пола), видим, что абсолютная величина естественного прироста среди государственных крестьян была почти вдвое больше, нежели у крепостного населения, хотя удельный вес государственных крестьян в общей численности населения был меньше.

Состояние разработки источников не позволяет провести аналогичный расчет для определения величины естественного прироста крепостного крестьянства за время между ревизиями 1850 и 1857 гг. Однако трудно предположить, чтобы в последние годы кризиса феодальной системы, осложненного к тому же Крымской войной 1853-1856 гг., произошло какое-то улучшение естественного движения крепостного населения. Численность крепостного крестьянства не только не увеличилась, но и несколько снизилась в 1857 г. в сравнении с 1850 г. (по 9-й ревизии было 10 901 тыс., а по 10-й — только 10 863 тыс. душ мужского пола)²⁶ . Таким образом, в эпоху разложения феодального уклада в России его экономический кризис сопровождался демографическим кризисом крепостного крестьянства, что можно уже считать установленным фактом.

Анализ материалов социального выбытия из различных сословий крестьянства в целом показывает; что определяющую роль в нем играл отход военного характера. Эта сторона проблемы не привлекла к себе достаточного внимания исследователей, а между тем в ней отчетливо отражалось двойственное состояние феодальной зависимости: с одной стороны, крестьяне податных сословий угнетались помещиками и чиновниками, с другой — подвергались непосредственной эксплуатации со стороны военно-феодальной государственной машины. В первой половине XIX в. эксплуатация военно-феодальной государственной машиной народных масс резко возросла.

Серьезным деструктивным элементом, отрицательно влиявшим на демографическое воспроизводство податного населения, явились постоянные рекрутские наборы, которые возрастали в годы войн и подавления крупных национально-освободительных восстаний. В сравнении с XVIII в. численность регулярной армии и флота в целом резко возросла. Если во второй половине XVIII в. и в самом начале XIX в. численность регулярной армии и флота не превышала 400 тыс. человек, то в последующее время, в эпоху наполеоновских войн, численность регулярных вооруженных сил намного увеличилась. Например, в 1802 г. численность регулярной армии и флота составляла 449 тыс. человек, а в последующие годы начался ее стремительный рост: достаточно сказать, что во второй четверти XIX в. средняя годовая численность армии и флота составляла около 1 млн. человек, а в годы Крымской войны приблизилась к 2 млн. человек²⁷.

Для понимания силы и направленности демографических процессов, для уяснения, в частности, масштабов смертности по сословиям в России того времени, важное значение имеют данные, относящиеся и к военному населению страны в целом; в этом случае состояние разработки источников заставляет нас ограничиваться сведениями, относящимися к регулярной армии. Ведения о смертности военного населения не включались в разработку данных по смертности в империи, что существенно занижало смертность взрослого населения в производственном возрасте.

В регулярной армии в период мира был показатель смертности выше, чем среди мирного населения. Уже в то время среди прогрессивной группы военных статистиков в России сложилось правильное понимание влияния повышенной смертности в армии на демографическое развитие страны. Один из них, Л.И. Ильяшевич, в связи с этим подчеркивал: «Последствием большой смертности в армии является истощение народонаселения. Для России, содержащей значительную армию, пополняемую только податными сословиями, вопрос о большей или меньшей смертности в войсках имеет еще большее значение: замена умершего лежит на обязанности только части населения, следовательно, значительная смертность в армии отражается на благосостоянии этого населения в большей степени, чем где-нибудь... Вообще убыль нашей вооруженной силы смертью до 1853 года вне всякого сравнения»²⁸.

Как известно, первая половина XIX в. характеризовалась в России не только кризисом феодально-крепостнической системы, но и частыми войнами.

Например, нашествие Наполеона на Россию вызвало значительные демографические потери, которые нашли отражение и в том факте, что в межревизионный период 1811-1815 гг. численность податного населения сократилась с 19111 тыс. мужчин до 19059 тыс., т. е. на 0,3%²⁹. Таким образом, естественный прирост был полностью «съеден» демографическими потерями военных лет, прямыми и косвенными.

Масштабы рекрутских наборов были весьма значительными, и они возросли в первой половине XIX в. Достаточно сказать, что за весь XVIII в., начиная с 1699 по 1799 г., проведено 70 рекрутских наборов и собрано 2272 тыс. рекрутов³⁰. За 1800-1855 гг. всего было взято 4331 тыс. рекрутов, в том числе за время между 8-й и 9-й ревизиями 1158 тыс. человек, или 26,7% общего числа³¹⁴. Таким образом, за 1800-1855 гг. было взято в 2 раза больше рекрутов, чем за все XVIII столетие.

Подведем итоги. Вторая половина XIX в. ознаменовалась в России не только усилением помещичьей эксплуатации крепостного крестьянства, но и усилением военно-феодальной эксплуатации, что поставило крепостное население страны в особо неблагоприятные условия. Имея среди сельских податных сословий наиболее низкий уровень естественного прироста, крепостное крестьянство вследствие этого наиболее страдало от рекрутчины, поскольку, в сравнении с другими сословиями, доля принудительного военного изъятия из демографического прироста крепостного крестьянства была наиболее значительной.

Принудительный военный отход составлял подавляющую часть социального отхода из крепостного населения. По нашему мнению, это вызывало дополнительные неблагоприятные последствия в плане торможения развития социальной мобильности, поскольку резко сокращало таким образом возможность перехода из крепостного состояния в гражданские сословия: помещики при ежегодных рекрутских наборах цепко держались за каждую мужскую ревизскую душу, боясь потерять оброчную или барщинную единицу³². Поэтому нет основания говорить о том, что переход крепостных в другие гражданские сословия носил в последние десятилетия определяющий ха­рактер. В то же самое время, даже небольшой удельный вес социального отхода крепостного крестьянства заметно сказывался на общем приросте численности этой категории населения, поскольку доля такого отхода в низком (по сравнению с другими сословными группами крестьянства) естественном приросте населения была более высока, чем, скажем, удельный вес отхода государственных крестьян в соответствующей массе их естественного прироста.

С одной стороны, неблагоприятные условия для естественного воспроизводства, а с другой — особые условия формирования социального отхода придавали крепостному крестьянству в первой половине XIX в. характер застойной демографической группы, которая вымирала, если не в чисто популяционном, то, во всяком случае, в социально-демографическом смысле. О вымирании, биологической депопуляции можно говорить только в том случае, когда числа родившихся меньше чисел умерших или когда число родившихся равно числу умерших. По нашему мнению, остается открытым и требует дополнительного исследования вопрос о значении миграции в социальном отходе, прежде всего нелегальной миграции.

Можно думать, что значение бегства было существенно в формировании социального отхода среди крепостного крестьянства губерний, где господствовала барщина (это прежде всего черноземные губернии). В то же время для губерний, где господствовала оброчная система (нечерноземные губернии), роль бегства, видимо, была второстепенной в связи с возможностью легально, на годы уйти «избыточному населению» из-под власти помещика на заработки. Требует своего дальнейшего изучения структура естественного прироста населения крепостной деревни, который формировался не только на основе повышенной по сравнению с другими сословиями смертности, но и, вероятно, более низкой рождаемости.

¹ А.Л. Перковский Кризис демографического воспроизводства крепостного крестьянства России в первой половине XIX столетия // Брачность, рождаемость, смертность в России и в СССР. Сб. статей. Под ред. А.Г. Вишневского. М., «Статистика», 1977. – 247с. (с. 167-190).
² Учтено только гражданское население (без армии и флота). В Центральный промышленный район входили: Московская, Владимирская, Калужская, Ярославская, Костромская, Нижегородская, Тверская губернии в границах начала XIX в. См.: Кабузан В. М. Изменения в размещении населения России в XVIII — первой половине XIX в. М., 1971, с. 5, 10,52.
³ ЦГИА СССР, ф. 571, оп. 4, д. 2592, л. 39.
⁴ Впервые в отечественной демографии проблему естественного прироста в сословно-социальных группах населения поставил и частично разрешил В. Н. Каразин. См. его работу: Объяснение подробной таблицы обстоятельств народонаселения в Слободско-Украинской губернии и сравнение выводимых из нее перечней (результатов) с подобными им, извлеченными из таковых же обстоятельств прочих губерний Российской империи и других земель Европы (20 ноября 1820 г.). — В кн.: Сочинения, письма и бумаги В. Н. Каразина, собранные и редактированные проф. Д. И. Багалеем. Изд. Харьковского университета. Харьков, 1910, с. 382—394, таблицы.
⁵ Под малороссийскими губерниями в XIX в. обычно подразумевались Черниговская, Полтавская и Харьковская.
⁶ Галаган Г. П. О крепостном состоянии в настоящее время и о возможности его уничтожения  (15 апреля 1857 г.). ЦНБ АН УССР отдел рукописей, ф. I, д. 6948, л. I—I об., 9 об. — П.
⁷ См.: Журавский Д. П. Статистическое описание Киевской губернии. Спб., 1852, т. 2, с. 373—375, а также: Мандзюк I. Заборонені сторінки «Статистического описания Киевской губернии» I.I. Фундуклея. «За сто літ», т. 2. Київ, 1928, с. 108.
⁸ XXV съезд КПСС и задачи историков-аграрников. XVI сессия симпозиума по изучению проблем аграрной истории. Тезисы докл. и сооб. М., 1976, с. 139.
^{9 1}См.: Федоров В. А. Барщина и оброк в центрально-промышленных губерниях России в первой половине XIX в. — «Ежегодник по аграрной истории Восточной Европы», 1966. Таллин, 1971, с. 322.
¹⁰ «Экономический указатель», 1857, № 44, с.  1022-1030.
¹¹ Там же, с. 1029.
¹² Тройницкий А. О числе крепостных людей в России. — «Журнал МВД», 1858, т. 30, кн. 5, отд. 3, с. 30
¹³ Д-ъ. Статистические заметки о крепостном сословии. — «Библиотека для чтения», 1859, т. 153, с. 28—30
¹⁴ Д-ъ. Статистические заметки о крепостном сословии. «Библиотека для чтения», 1859, т. 153, с. 29—30. В Остзейских губерниях — Эстляндской, Лифляндской, Курляндской — крестьяне получили освобождение вскоре после 6-й ревизии.
¹⁵ См.: Тройницкий А. Крепостное население в России по 10-й народной переписи. Статистическое исследование. Изд. ЦСК. Спб., 1861.
¹⁶ Тройницкий А. Г. Указ. раб., с. 55—56
¹⁷ Дружинин Н.М. Государственные крестьяне и реформа П. Д. Киселева. Т. 2, Изд. АН СССР. М., 1958, с. 294—300;  Рашин А.Г. Население России за сто лет, с. 34—35; Струмилин С.Г.Предисловие к монографии А.Г. Рашина. — Там же, с. 3—12; Ковальченко И.Д. Русское крепостное крестьянство первой половины XIX века. М., 1967, с. 306—307, 327; Кабузан В.М. Изменения в размещении населения России в XVIII —первой половине XIX века. М.,1971, с. 15, 39; Шепукова Н.М. Изменение удельного веса частновладельческого крестьянства в составе населения Европейской России (XVIII — первая половина XIX ст.). — «Вопросы истории», 1959,№ 12, с. 123—136; Рындзюнский П.Г. Вопросы изучения мелкотоварного уклада в России XIX в. — «История СССР», 1963, № 4; Его же. Вымирало ли крестьянство перед реформой 1861 г.? — «Вопросы истории», 1967, № 7, с. 54—70.
¹⁸ Рындзюнский П. Г. Вопросы изучения мелкотоварного уклада в России XIX в., с. 106.
¹⁹ Рындзюнский П. Г. Вымирало ли крепостное крестьянство перед реформой 1861г.?, с. 62—63.
²⁰ При легальном переходе из одного податного сословия в другое устанавливалась льгота от податей и других повинностей. В случае отпуска на волю крепостных льгота устанавливалась сроком на 6 лет для дворовых и в 2 года для крестьян, имевших земельный надел..
²¹ Сравнение числа государственных крестьян по 8-й и 9-й реви­зиям в губерниях Европейской России. ЖМГИ, 1855 г., № 1, отд. I, с. 17—27, Статья опубликована без подписи
²² Под социальным движением мы понимаем не только социальные переходы, но и миграции, механическое движение. В общем виде сумму социального движения мы рассматриваем как сумму социальных переходов и миграций. В литературе обычно понятия механического и социального движения разделяются. (См.: Марксистско-ленинская теория народонаселения. М., 1974, с. 49).
²³ См.: Трубников В.В. Результаты народных переписей в Ардатовском уезде Симбирской губернии. Сб. стат. сведений о России. Изд. статистическим отделением Импер. РГО,  кн. III, с. 343-427.
²⁴ См.: Кеппен П. И. Девятая ревизия. Исследование о числе жителей России в 1851 г. Спб., 1857, с. 126.
²⁵ Крутиков В. И. Изменение численности и социального состава населения Тульской губернии в конце XVIII — первой половине XIX века. — «Вопросы аграрной истории центра и Северо-Запада РСФСР». Смоленск, 1972, с. 128-129.
²⁶ См.: ЦГИА СССР, оп. 6, д. 1080, л. 39 и далее
²⁷ Подсчитано по: Бескровный Л. Г. Русская армия и флот в XIX в. М., 1973, с. 15-16.
²⁸ Ильяшевич Л. Статистическое исследование смертности в нашей армии. — «Военный сборник», 1863, № 2, с. 359-420. Исследование Л. Ильяшевича специально посвящено смертности в армии в мирные и «благополучные» годы, потому у него исключены годы эпидемий и военные годы.
²⁹ См.: Кабузан В. М. Изменения в размещении населения России в XVIII — первой половине XIX в., с. 127, 130, 134, 144. Расчет условный, поскольку В. М. Кабузан учел категории населения по сословной принадлежности 1857 г., когда,  например, военные поселенцы снова были перечислены в податное сословие государственных крестьян.
³⁰ Столетие военного министерства (1802-1902 гг.). Главный штаб. Исторический очерк, т. 4, ч. I. Спб., 1902, с. 3 (Приложение).
³¹ Подсчитано по: Бескровный Л. Г. Русская  армия и флот в XIX веке, с. 71-79.
³² За 26 лет с 1826 по 1851 г. общее число крепостных, отпущенных на волю, а также получивших свободу по решению суда составило по стране всего 108570 душ мужского пола. Из них записалось в купцы 13733, в мещане — 52252, в госкрестьяне — 19624, в удельные и другие — 2016, в вольные хлебопашцы (свободные крестьяне, имевшие собственную землю) — 20945. Речь здесь идет в основном о деревенской верхушке: чтобы выкупиться на волю или судиться со «своим» помещиком по поводу «неправильного» закрепощения нужно было иметь немалые деньги, (См.: ЦГИА СССР, ф. 571, оп. 9, Д. 24, л. 292; д. 41-50.)