Мигранты из Средней Азии в России: этапы и причины приезда, социальные типы, организации диаспор¹

Ольга Брусина²
(Опубликовано в журнале "Вестник Евразии", №2 2008 с. 66-95)

В последние 10—15 лет нарастание миграционного потока из новых независимых стран Средней Азии в Россию стало серьёзной общественной проблемой. Выходцы из Таджикистана, Узбекистана и Киргизии воспринимаются и рядовыми россиянами, и властями как многочисленный и в то же время незнакомый, культурно чуждый им и потому небезопасный элемент социума, который слишком заметен на улицах больших городов и в прилегающей к ним сельской местности, оставаясь при этом абсолютно закрытым.

В 2006—2008 годах автором данной статьи были проведены полевые исследования, собран материал о положении и образе жизни среднеазиатских мигрантов в Санкт-Петербурге, Ленинградской области, Москве и Ставропольском крае. В ходе работы опрошены трудовые мигранты, члены их семей, представители официальных среднеазиатских диаспор и общественных организаций, занимающиеся вопросами культурного объединения и правовой помощи мигрантам, а также сотрудники административных органов и государственных учреждений, в частности региональных миграционных служб и комитетов по делам национальностей.

В статье предпринята попытка показать с этнологических позиций, как живут среднеазиатские мигранты в России, выделить этапы миграции и социальные типы мигрантов с присущими им моделями этнокультурного и трудового поведения, интеграционным потенциалом и жизненной стратегией, разобраться в неоднородной структуре образуемых ими сообществ и организаций. То, какую социальную нишу занимают определённые группы мигрантов, как формируется иерархия в их среде, прямо зависит от многих обстоятельств, побудивших людей к переезду, в том числе от их социального статуса на родине, от цели приезда в Россию и от длительности пребывания в стране. Вместе с тем, миграция из Средней Азии обусловлена целым рядом более общих факторов, связанных со сложной экономической, социальной, политической, демографической ситуацией в образованных после роспуска СССР государствах. Причины, толкающие различных по своему статусу людей к выезду, мно­гообразны, они разнятся в отдельных странах региона и динамично меняются в течение относительно короткого периода времени, побуждая к отъезду представителей тех или иных групп населения и заставляя ориентироваться на различные стратегии выживания.

Этапы

Значительные миграционные потоки из Средней Азии в Россию с 1970—1980-х годов были обусловлены отъездом русскоязычного населения, социальное самочувствие которого постепенно ухудшалось в связи с изменением идеологической и политической ситуации в СССР³. Типичной чертой этой волны миграции было то обстоятельство, что социальный статус большинства переселенцев на новом месте существенно понижался, многие русскоязычные жители крупных среднеазиатских городов и промышленных центров были вынуждены искать пристанища в сельской местности и менять свою престижную профессию на рабочую специальность. Большинство людей лишались при переезде значительной части имущества, прежде всего недвижимости, которую было невозможно ни продать, ни даже оставить в своей собственности.

Как и другие южные и центральные области России, Ставропольский край с 1980-х годов был привлекательным местом для переселения русскоязычных жителей из республик Средней Азии; особенно массовым поток переселенцев стал в начале 1990-х годов.

Типична история русской семьи из Душанбе, глава которой, инженер Г. Н. занимал ответственную должность в министерстве Таджикской ССР до 1990 года. Его семья с тремя детьми жила в центре Душанбе в четырёхкомнатной квартире. В Таджикистане началась гражданская война, и Г. Н. был вынужден перебраться в Россию, выбрав для нового места жительства Ставропольский край, где большинство переселившихся из Средней Азии русских семей живут в сельской местности. Г. Н. долго искал дом под Ставрополем; в тот период желающих приобрести дом было столь много, что «покупатели буквально шли в очередь друг за другом». В селении, где ему удалось купить жильё, Г. Н. первое время не мог найти работу, и, чтобы содержать семью, пошёл на курсы переподготовки, стал специалистом по газовой энергетике. К настоящему времени его дети получили высшее образование и устроились на достойную работу в Ставрополе. Принадлежащую этой семье квартиру в Душанбе не удалось продать в период переезда в Россию, её оставили на попечение друга семьи, таджика по национальности, который впоследствии незаконно переоформил её на себя, использовав фальшивые документы.

С 1992 года в Россию стали переезжать в массовом порядке представители коренного среднеазиатского населения — беженцы из Таджикистана, которые на родине имели основания опасаться за свою жизнь и здоровье из-за голода и гражданской войны. Это были втянутые в конфликт жители ряда регионов республики, в том числе представители памирских народностей, которые преследовались как исмаилиты⁴. В основном родину покидали трудоспособные мужчины, большинство из которых практически не надеялись когда-либо вернуться на родину; они стремились по возможности перевезти свои семьи после того, как обоснуются сами. Их пребывание в России было также сопряжено с резким падением прежнего статуса и жизненного уровня. Более того, отсутствие у большинства из них российского гражданства и вообще легальных документов, обосновывающих их нахождение в РФ, крайне затрудняло их жизнь, передвижение, взаимодействие с властями и на долгие годы лишило их какой-либо правовой защиты.

К примеру, в 1993—1994 годах из Таджикистана бежали представители памирских народностей: А., который в годы советского строя работал на родине офицером госбезопасности и на этой почве подвергся преследованиям со стороны новой власти, и С. — преподаватель вуза. Оба независимо друг от друга оказались в Санкт-Петербурге, где и познакомились, позднее к ним приехали их братья, жёны и другие родственники. В 2001 году, когда с ними встретилась автор настоящей статьи, А. и С. выполняли малоквалифицированную работу по косметическому ремонту квартир по частным заказам. Эту «бригаду» возглавлял уроженец Санкт-Петербурга, который, пользуясь бесправным положением А. и С., забирал себе львиную долю заработка. Вместе со своими домочадцами выходцы с Памира снимали достаточно просторную четырёхкомнатную квартиру в Санкт-Петербурге, где женщины каждую ночь пекли лепёшки и пирожки, которые поутру носили продавать к ближайшему рынку — это был основной вид семейного заработка. Никто из этих людей не имел каких-либо документов, легализующих их пребывание в России, поэтому они постоянно подвергались задержанию со стороны милиции, у них вымогали деньги, угрожали депортацией. А. и С. остерегались лишний раз появляться в людных местах, выходить на улицу в тёмное время суток и передвигались по городу украдкой по особым потаённым маршрутам.

Вторая волна мигрантов стала покидать Таджикистан в 1995—1998 годах из-за разрухи, безработицы и политической нестабильности. В этом миграционном потоке значительную долю составляли представители интеллигенции, которые благодаря наличию специальности и знанию русского языка рассчитывали на достойное положение в России. В числе других это были медики, педагоги, а также военные — главным образом офицеры, служившие в 201-й российской дивизии под Душанбе, которые опасались репрессий со стороны таджикских властей.

К таким военным относится этнический таджик З. К., который в этот период обосновался в Ставропольском крае и, как офицер Российской армии, быстро получил российское гражданство. Он смог перевезти в Ставрополь свою семью и продолжил военную службу в российских гарнизонах Дагестана и Чечни, а ныне работает в органах военной прокуратуры Ставрополя. Другой этнический таджик, знакомый З. К., тоже служивший в 201-й дивизии, устроился жить в Краснодаре, получил гражданство РФ и смог переправить сюда не только семью, но и своих родителей.

Третий этап миграции из Средней Азии (1998—2002 годы) был по-прежнему связан преимущественно с массовым потоком жителей Таджикистана, которые выталкивались из республики вследствие экономических факторов: безработицы и катастрофически низкого уровня жизни, связанного с аграрным перенаселением. Мужчины трудоспособного возраста отправлялись в Россию на заработки, большую часть которых они отсылали своим семьям, оставшимся на родине. Так, по данным Т.С. Каландарова, в 2002 году из России в Таджикистан через банки было переведено около 600 млн. долларов США⁵. Трудовые мигранты из этой среднеазиатской страны уже имели в России определённую базу благодаря предыдущим волнам миграции, связанным с политическими причинами. Ранее переселившиеся родственники и земляки помогали вновь прибывающим в обустройстве и поиске работы.

Позднее выходцев из Таджикистана в Россию стали приезжать мигранты из Узбекистана и Киргизии, поток которых заметно увеличился с 2002—2003 годов, после того как Россия постепенно оправилась после кризиса 1998 года и экономическая ситуация стала улучшаться, главным образом из-за благоприятной конъюнктуры на мировых рынках нефтепродуктов. Россия притягивала трудовых мигрантов, поскольку здесь постоянно росла потребность в рабочей силе, у населения мегаполисов и в ряде благополучных в финансовом отношении регионов наблюдалось увеличение денежных средств. В крупных городах оказались востребованы различные частные услуги, такие как извоз, строительство и ремонт, приезжим можно было устроиться на неквалифицированные рабочие места в сфере жилищно-коммунального хозяйства и торговли, а также на отдельные промышленные предприятия.

Причины

Таким образом, со временем политические причины миграции из Средней Азии сменились на экономические, в 2000-х годах в Россию стали направляться всё увеличивающиеся потоки трудовых мигрантов — людей трудоспособного возраста, в основном мужчин, которые не могли обеспечить на родине свои семьи и становились практически единственными кормильцами многочисленной родни, оставшейся на родине.

Массовая безработица и крайне низкие зарплаты, возможно, не главная беда среднеазиатских государств, где большая часть населения — сельские жители, которые с советских времен привыкли получать основные продукты питания со своего небольшого (7—20 соток), но крайне интенсивно используемого участка земли⁶. Сохраняющийся ныне очень высокий уровень естественного прироста населения приводит к постоянному сокращению площади земельных и водных ресурсов на душу населения, в результате чего в целом ряде районов и областей семьи уже не могут прокормиться с собственного участка и оказываются на грани голода. В 2006 году естественный прирост населения в Таджикистане составил 23 промилле; в Узбекистане — 16 промилле (причём на сельскую местность, где проживает 63% населения, пришлось 73,7% прироста), в Киргизии — 10 промилле, а в Казахстане — 9,4 промилле⁷.

В Таджикистане, по данным 2006 года, среднемесячная оплата труда составляет 33,4 доллара, в том числе в аграрном секторе — 10,2 доллара, пенсия — 11,8 доллара. По различным оценкам, численность внешних трудовых мигрантов в том году составляла от 500 тыс. до 1 млн. человек, а безвозвратный миграционный отток из страны только в 2006 году насчитывал 10,8 тыс. человек. Среди таджикских мигрантов преобладают сезонники: 86% мигрантов работают за рубежом с весны до осени. Удельный вес сельских мигрантов в общей численности внутренней и внешней безвозвратной миграции доходит до 50%, а ведь сельские жители — это, как правило, люди с крайне низким уровнем образования и правового сознания, не имеющие специальности и практически не владеющие русским языком. Неудивительно, что выходцы из Таджикистана имеют один из самых низких показателей заработка среди гастарбайтеров из СНГ, соответственно их семьи на родине получают очень низкие доходы от миграции. Обследование таких хозяйств показало, что в среднем один трудовой мигрант пересылал родным за 2006 год 925 долларов, то есть ежемесячно — от 50 до 100 долларов⁸.

О миграционной ситуации в Узбекистане можно говорить на основании поступающих из этой республики источников, не всегда, впрочем, вызывающих доверие. По данным за 2005 год, отрицательное сальдо миграции составило 102 тыс., а в 2006 году 65,5 тыс. человек, причём из республики эмигрировало около 98 тыс. человек, что на 12,3 тыс. больше, чем в 2005 году. Основной поток мигрантов направляется в Россию (68% всех внешних миграций) и в соседний Казахстан (26%). Судя по материалам, которые приводит Р. Назаров относительно безработицы, более всего страдают от неё сельские жители, самая высокая безработица в Каракалпакии и Хорезмской области⁹. По материалам республиканской статистики, в миграционных процессах ежегодно участвуют около 0,9% населения страны, однако эти данные наводят на мысль о возможной манипуляции с цифрами и, следовательно, о нежелании правительства Узбекистана признавать проблемы трудовой миграции и принимать меры по её регулированию.

Киргизия так же, как и соседние республики, — преимущественно аграрная страна с невысоко развитым производством. Это обстоятельство предопределяет большой уровень безработицы и напряженность в сфере землепользования, поскольку наличие земельного участка является важнейшим условием обеспечения семьи продуктами питания. После политического переворота 2005 года начались самозахваты земли, цены на неё выросли, в различных регионах республики произошли серии конфликтов из-за передела собственности. По сведениям Государственного комитета по миграции и занятости КР, в 2006 году фактически насчитывалось 424,4 тыс. безработных, из них зарегистрированных — 198 тыс. Женщины составляли 52% безработных, 59,3% — сельские жители, 54% — молодёжь. Наиболее напряжённая ситуация на рынке труда наблюдается в Бишкеке (11,4% безработных), Оше (11,55%), Баткентской (13,1%), Нарынской (12,4%) и Чуйской (10,5%) областях. Вместе с тем, наличие зарплаты или пенсии далеко не спасает жителей Киргизии от бедности и даже нищеты, поскольку среднемесячная зарплата достигла в 2006 году 75 долларов, а средний размер пенсий — 22 долларов¹⁰.

Трудовая миграция из пятимиллионной Киргизии является одним из определяющих факторов экономической и политической ситуации в стране. По данным Национального статкомитета, численность трудоспособного населения в Киргизии составляет почти 3 млн. человек, из которых в республике занято почти 2 млн. (65 %), а за её пределами — более 500 тыс. человек. По официальным данным госкомитета по миграции и занятости КР, в 2006 году за пределами КР, преимущественно в России и Казахстане, находилось около 350 тыс. трудовых мигрантов. По данным Международной организации труда, в настоящее время за пределами КР работают около 500 тыс. граждан КР, а местные эксперты считают, что их более 1,2 млн. человек, то есть четверть всего населения республики, в том числе более 80% этнических киргизов в возрасте до 35 лет. Свыше 63% гастарбайтеров — это квалифицированные рабочие, инженеры, врачи, преподаватели и учителя. О реальной численности трудовых мигрантов только в РФ можно судить по обращению президента Киргизии в адрес В.В. Путина с просьбой о выделении квоты для трудовых мигрантов из этой республики в 500 тыс. человек. Также о масштабах миграции говорят оценки экспертов, по которым в России численность детей трудовых мигрантов, имеющих гражданство КР, в 2006 году составила более 300 тыс. Большая часть выходцев из Киргизии находится в России нелегально; так, в 2005 году из РФ было депортировано 2,8 тыс. граждан КР и привлечено к административной ответственности 77 тыс., а в 2006 г. — 1,5 тыс. и 56 тыс. соответственно. Киргизское правительство пытается содействовать трудоустройству этнических киргизов за пределами республики при условии сохранения ими гражданства Киргизии, создан специальный орган — госкомитет по миграции, в функции которого входит учёт всех трудовых мигрантов, налаживание и поддержание связей с киргизскими диаспорами за рубежом¹¹.

Относительно хорошие показатели развития экономики Казахстана, связанные с высокими ценами на нефть, определяют приемлемый уровень безработицы (менее 8% в конце 2006 года), зарплат и пенсий (средняя месячная зарплата — около 320—360 долларов, средняя пенсия к концу 2006 года достигла 120 долларов). Благополучная, сравнительно с другими странами Средне-Азиатского региона, ситуация в Казахстане притягивает туда трудовых мигрантов. В Казахстан в 2005 году въехало 1,2 млн. мигрантов, в 2004 — 1 млн. Их число год от года растёт и, по различным оценкам, колеблется от 500 тыс. до 1 млн. человек. Особенно большое количество нелегаль­ных мигрантов из Узбекистана и Киргизии наблюдается в Южном Казахстане. Тысячи граждан, нелегально прибывающие в Казахстан, живут под постоянным страхом потери работы и депортации, в то же время гастарбайтеров можно считать выгодной рабочей силой для экономики страны. Отсутствие у них правового статуса затрудняет контроль их численности. В 2006 году была предпринята акция по амнистии незаконных трудовых мигрантов и их легализации, благодаря чему заявления о легализации подало до 200 тыс. человек, однако по различным причинам далеко не все мигранты воспользовались этой возможностью¹². В настоящее время не существует массовой трудовой миграции в Россию из Казахстана, где экономическая ситуация, как было указано, относительно стабильна.

Также очень мало в России выходцев из Туркмении, поскольку с этой страной, единственной в Средней Азии, у России установлен визовый режим, кроме того, правительство Туркменистана препятствует выезду своих граждан за пределы республики на заработки и может потребовать выдворения назад лиц, нелегально перебравшихся в Россию, приписав им ответственность за нарушение законода­тельства. Поскольку у России с Туркменистаном заключён договор о взаимной выдаче своих граждан, преступивших закон, многие туркменистанцы стремились не задерживаться в России, а обращаться в международные организации (в частности, Красный Крест) с просьбой предоставить им политическое убежище в какой-либо западной стране.

Несмотря на острый дефицит природных ресурсов, по крайней мере три среднеазиатских государства делают в своей экономической политике ставку на хлопководство. Как и в советский период, в Таджикистане, Узбекистане и Туркменистане хлопок продолжает оставаться монокультурой, а хлопководство играет решающую роль в экономике, во многом предопределяя направление социально-политического развития новых государств, общественно-политический строй и миграционное поведение граждан.

Хотя после распада СССР доля сельскохозяйственных площадей под хлопчатником несколько сократилась, однако и по сей день хлопок доминирует в экспорте этих государств, причём монокультура пре­пятствует либерализации их экономических и политических систем. В Казахстане и Киргизии, где значение хлопка намного меньше по сравнению с Узбекистаном и Таджикистаном, были созданы менее авторитарные политические системы, с элементами либерализма, достигнут некоторый прогресс в отдельных сферах экономики¹³. Хлопковое волокно остаётся главной статьёй экспорта Узбекистана и Таджикистана и составляет соответственно 22% и 24% его общего объёма, по данным 2002 и 2003 годов, причём в Таджикистане хлопком занято 40% всей пахотной площади¹⁴.

Система сельского хозяйства, главной составляющей которого является хлопководство, во многом схожа со старой административной системой, существовавшей в советский период. Государство навязывает монокультуру крестьянам через местную администрацию или частные структуры, при этом сами земледельцы практически ничего не получают от этой доходной для государства отрасли, производство хлопка для большинства хозяйств невыгодно, они не вылезают из долгов, а сами работники живут впроголодь. Хлопчатник занимает огромные площади земли, способствуя сокращению посевов тех культур, которые местное население употребляет в пищу, что создаёт постоянный дефицит продуктов питания.

В Узбекистане так называемые кооперативы, заменившие старые колхозы, производят, по данным на 2006 год, 86% урожая хлопка¹⁵, но большинство из них убыточны. В таких хозяйствах крестьяне получают 2—3 доллара в месяц. Частным фермерам государство навязывает производство монокультуры под угрозой изъятия у них земли. В Таджикистане в 2003—2004 годах работникам хлопкосеющих хозяйств был выплачен среднемесячный заработок 7—8 долларов, в тех хозяйствах, которые возделывали другие культуры, зарабатывали значительно больше. Часто производители хлопка вообще не получают денег, а работают за несколько литров хлопкового масла, либо за право собирать на поле стебли хлопчатника¹⁶.

В тех или иных формах авторитарные режимы Узбекистана, Таджикистана и Туркменистана фактически используют репрессивную систему и внеэкономическое принуждение, эксплуатируя сельское население. Сама эксплуататорская природа производства хлопка ведёт к тому, что репрессивный характер политических систем становится почти неизбежным. Тяжёлые условия работы и катастрофически низкий уровень жизни заставляют молодёжь уезжать в поисках любой работы, лишь бы покинуть хлопковые поля. В этой отрасли широко используется фактически принудительный труд женщин, детей, школьников и студентов. В хлопкосеющих областях Таджикистана женщины составляют 85—90% сельскохозяйственной рабочей силы. У женщин гораздо меньше возможностей для поиска альтернативных источников заработка, чем у молодых мужчин, большинство из которых пытаются найти случайные заработки в городах или покидают страну¹⁷.

Типы

Среднеазиатских мигрантов, даже выходцев из одной страны или одного района, вряд ли можно рассматривать как единое целое. Несомненно, большинство в миграционном потоке составляют трудовые мигранты, нелегалы, многие из которых являются единственными кормильцами больших семей, оставшихся на родине, но не все из них имеют возможность и желание вернуться из России обратно.

В основном трудовые мигранты приезжают в Россию временно, их цель — накопить денег для своей семьи, хозяйства и вернуться на родину. Гораздо меньшая часть выходцев из Средней Азии стремится закрепиться в России и остаться в стране на постоянное проживание. Стратегии временных и постоянных мигрантов принципиально различаются, однако между теми и другими нет чётких границ, поскольку некоторая небольшая доля временных мигрантов колеблется в своём выборе относительно страны дальнейшего проживания. Они полагают, что если в течение нескольких лет сумеют освоиться и продержаться в России, найти приемлемую работу и жильё, то могут принять решение остаться здесь навсегда. В то же время, от такого решения людей, как правило, удерживает наличие семьи и (или) родственников на родине, которым необходимо помогать, посылать заработанные деньги. Поэтому думать о радикальной смене жительства могут либо одинокие молодые люди (и мужчины, и женщины), на которых не лежат обязательства содержать родственников, либо продвинутые молодые пары, а кроме того семьи, которые в силу материальных обстоятельств или соображений безопасности были вынуждены навсегда покинуть родину.

У временных мигрантов наблюдается выраженная половая диспропорция: подавляющее большинство из них — мужчины трудоспособного возраста, семьи которых остались на родине; последним мигранты посылают основную часть своего заработка, довольствуясь самым необходимым, и регулярно, если позволяют обстоятельства, примерно раз в год ездят к ним на один-два месяца. Временные трудовые мигранты не стремятся получить гражданство РФ, большую их долю составляют выходцы из сельской местности, с низким уровнем образования и правового сознания, отсутствием востребованной специальности. Эти люди являются самой многочисленной и в то же время самой незаметной для посторонних категорией мигрантов.

Согласные на любую чёрную работу, они чаще всего абсолютно бесправны и безжалостно эксплуатируются, подвергаются вымогательствам, живут и работают в ужасающих условиях. Мигранты этого типа, как правило, слабо владеют русским языком и почти не испытывают потребности к его дальнейшему изучению, поскольку живут нелегально, главным образом на отдалённых сельских объектах, маленькими (по нескольку человек) замкнутыми коллективами. Они испытывают постоянную угрозу, исходящую от правоохранительных органов, от милиционеров, которые время от времени совершают рейды на места возможной работы нелегалов, грозят им арестом и выдворением, вымогают деньги. Поэтому они находятся в сильной зависимости от работодателя, который обычно предоставляет им временное жильё и прячет от милиции. Эти мигранты почти не общаются с местным населением, кроме своих работодателей и продавцов ближайших магазинов, и, естественно, практически не испытывают культурного влияния извне. Их культурная среда сохраняется на родине, куда они ездят в отпуск. В России они просто выживают, зарабатывая деньги для своих родных. Сами готовят себе простую еду по своим обычаям, обходятся лишь самым необходимым, порой живут в совершенно не приспособленных для этого помещениях, без канализации и водопровода — в вагончиках или подсобках. Такие группы были обследованы автором в Ленинградской области в 2006 году и в Ставропольском крае в 2007 году.

Среди трудовых мигрантов можно встретить граждан Таджикистана, Узбекистана и Киргизии. Особенности стратегии гастарбайтеров из трёх среднеазиатских государств различаются в зависимости от социально-экономической ситуации в каждой стране. В более выгодном положении находятся представители Киргизии, которые озабочены прежде всего накоплением денег на приобретение недвижимости и обустройстве хозяйства на родине. Заработанные средства вкладывают в покупку земли, строительство жилья и т.п. То, что у многих опрошенных уже есть своя земля для возведения дома и обзаведения хозяйством, свидетельствует об отсутствии столь же острого дефицита на этот природный ресурс в Киргизии, как это наблюдается в соседних Таджикистане и Узбекистане.

На отдалённой от проезжих дорог скотобойне (специализирующейся на свиньях) работала бригада из 5 киргизов, выходцев из Баткенского района Ошской области. Все они живут в вагончике рядом с фермой, по-русски говорят с трудом. Скотник Мунарбек, 35 лет, приехал в эти места по наводке земляков в 2004 году на лето. В октябре уехал обратно. Потом летом 2005 года приехал опять и пока непрерывно здесь находится. Сначала он устроился в совхоз, а на этой скотобойне работает с ноября 2005 года. В Баткене у него семья, четверо детей. Он им посылает деньги, в месяц в среднем 100—150 долларов, но не регулярно, иногда раз в несколько месяцев. Регистрации у него нет, работает нелегально, без оформления, поэтому в Санкт-Петербург и в ближайший районный центр практически не выезжает. Он рассчитывает, что уедет обратно к семье, когда заработает достаточно денег. Мунарбек считает, что работа со свиньями — это нормально, а молиться он будет в старости. Пока же они не молятся, в мечеть не ходят, праздники почти не отмечают, общаются практически только между собой.

Другой член киргизской бригады, Улугбек, 24 года, тоже устроился сюда по наводке земляков, поскольку на родине нет хорошей работы, вообще негде зарабатывать. В Ошской области есть «биржа», то есть место, где собираются люди в поисках работы, туда приходят «хозяева», выбирают работников (как правило, для обработки земли, на другие сельскохозяйственные или строительные работы), на таких заработках выходит около 1000 рублей в месяц. Улугбек рассчитывает проработать здесь, в России, года два. Он приезжал сюда в 2003 году, работал полтора года на стройках, где зарабатывал по 10—12 тыс. рублей в месяц, а здесь на скотобойне он получает примерно 400 долларов. Работают они с 8 утра до 8 вечера, один час на обед, а зимой меньше — с 8 до 17 часов. Он не женат, в Киргизии у него четверо братьев и сестёр, которым он посылает деньги. Регистрации у него нет, работает нелегально, без оформления. Эта скотобойня стоит далеко от дороги, на отшибе, сюда милиция не заглядывает проверять документы. Улугбек окончательно не решил, хочет он остаться здесь или вернуться обратно. Он считает, что, если оставаться, нужно получить гражданство РФ, он хотел бы жениться на местной русской девушке, у которой был бы свой дом и, желательно, машина. Однако он полагает, что русская жена не будет такой покладистой, какой была бы киргизка. Русская жена ему будет перечить и заставлять его стирать своё бельё, что ему не нравится, так что киргизская жена для него лучше. Один-два раза он ездил в Санкт-Петербург искать работу, стоял на «биржах труда», где люди себя предлагают, а однажды ездил туда просто «гулять».

На молочной ферме работает бригада из 6 киргизок, также уроженок Баткенского района. Женщины живут по трое в двух подсобных помещениях прямо в кирпичном корпусе фермы. В подсобке площадью менее 10 кв. метров стоят две кровати, на той, которая пошире, спят вдвоём. Посередине комнаты — низкий столик. У двери духовка, где женщины сами выпекают прекрасные национальные лепёшки. Вещи хранятся под кроватями и в хозяйственных сумках в нише. Готовят плов, молоко берут с фермы, а мяса на ферме нет. Режим у них такой: 8 дней работают, потом 2 выходных. В выходные занимаются хозяйством, ездят в райцентр за покупками. Осталось неясным, были ли они в Санкт-Петербурге вообще когда-либо. Регистрация, по их словам, у них раньше была, но несколько месяцев назад закончилась. Работают женщины нелегально, общаются только между собой, посторонних людей во двор и на территорию фермы не пускают, сюда нельзя никого приводить. Вообще, знакомых у них практически нет.

Булукан, 30—35 лет, по-русски говорит слабо, хотя на родине в райцентре работала библиотекарем в школе. Приехала сюда два года назад, здесь была её сестра, которая проработала 4 года, а несколько месяцев назад вернулась обратно в Киргизию, так как осенью её сын должен пойти учиться. Прежде чем начать работать, Булукан с подругой неделю учились на ферме. У Булукан есть сын, который учится в школе, он остался на попечении её родителей. Поскольку у неё с сыном нет своего жилья, она хочет заработать здесь на дом и вернуться обратно. Она работает скотницей, получает около 4000 рублей, посылает деньги домой раз в 2—3 месяца, в этом году за пять месяцев послала домой около 500 долларов. Её родные уже купили на её деньги участок земли в 45 соток, а дом пока не на что строить.

Тинатин, 27 лет, окончила истфак Ошского университета, по-русски говорит с трудом. Она, как и Булукан, по-русски стала говорить уже здесь, после того как приехали. Раньше работала в Баткене в профсоюзной организации, зарплаты там были очень маленькие. У неё в семье 4 сестры и 2 брата. Она получает 8000—9000 рублей, так как работает дояркой, а это тяжёлая робота, хотя дойка машинная. В соседнем посёлке работает её брат. Она и её подруга хотят проработать здесь ещё 2 года.

Таким образом, сформировавшиеся в одном районе Ленинградской области бригады киргизов состоят преимущественно из земляков — выходцев из Баткенского района Ошской области, которые знакомы друг с другом или связаны узами родства. Согласно полученной информации, состав этих бригад непостоянный: проработав несколько лет и скопив определённую сумму денег кто-то уезжает на родину, в то время как новые люди из того же района приезжают на временные заработки и вливаются в существующие бригады. Представителей описанной категории трудовых мигрантов, как правило, нельзя рассматривать как самостоятельных, наёмных работников, способных себя защитить.

Местные гастарбайтеры слышали о скинхедах, но сталкиваться с ними не приходилось, а более всего они боятся милиции. Милиция не разбирается в правонарушениях в отношении мигрантов, зато, «почуяв» в человеке мигранта, сразу начинает вымогать «штрафы». Бесполезно и даже опасно вызывать милицию, если, к примеру, киргиза, у которого есть регистрация, обокрали, да и его товарищи будут возражать против этого. По слухам, однажды в этих краях убили одного киргиза. Компания выходцев из Средней Азии что-то отмечала, собравшиеся дали парню деньги, чтобы тот сходил в магазин. У магазина его встретили незнакомые люди и стали требовать деньги, парень не сдался, а хотел убежать от них. Те его и убили, и спроса с них никакого. В милицию даже не стали обращаться, так как у мигрантов нет никаких прав.

Из-за слабого знания русского языка и крайне ограниченного круга общения мигранты нуждаются в более продвинутом земляке-опекуне, который осуществлял бы их связь с «внешним миром», включая почту, банк, транспорт и другие объекты районной инфраструктуры, а также в случае необходимости помог бы защититься от недобросовестного работодателя. Эту задачу частично выполняют бригадиры, которые от имени группы в несколько человек — чаще всего своих родственников или земляков — договариваются с работодателями, требуют с них оплату, иногда выясняют отношения с милицией. Эти люди имеют определённый уровень образования, лучше других владеют русским языком и обладают высоким авторитетом среди своих соотечественников.

Айдар, киргиз, около 40 лет, приехал из Баткентского района раньше других земляков. Добирался железной дорогой до Петербурга, работал в одном из совхозов в Ленинградской области. Три года назад устроился на частную скотобойню телятником, сейчас он бригадир, в его бригаду входят выходцы из Киргизии; он получает деньги на всех, «решает все вопросы с хозяевами». Должность бригадира — важная, поскольку других работников часто обманывают хозяева, не платят, надо уметь договариваться. Он уже 15 человек отправил в Киргизию после того, как они заработали здесь деньги, сейчас у него в бригаде 5 человек, все родственники. Он получает на этой ферме 10000 рублей, а простые скотники — 6000 рублей. Айдар собирается здесь работать ещё полгода, до января следующего года, поскольку раньше уехать ему не позволяет договорённость с хозяевами. Работа тяжёлая, круглый год без выходных, только первые три дня января полагается отдых, он уже устал. Его ребята из бригады хотят получить паспорта РФ и закрепиться здесь. В Киргизии хотя и есть работа, даже денежная, но на неё устраивают только своих: по-родственному, по знакомству.

У Айдара есть жена и дочка — школьница младших классов, которые сейчас уехали в Киргизию, прожив здесь вместе с ним 3 года. Он снимал комнату в 5-этажном доме, расположенном недалеко от фермы. Жена работала кассиром в магазине, а дочка училась в школе. Проблем с её устройством в местную школу не было, хотя гражданства и регистрации у них нет, но при поступлении в школу этого не спрашивали. В Баткенском районе у него есть собственный дом, участок в 40 соток, хороший автомобиль, иномарка. Земля досталась ему по наследству от родственников. Там стоит старый дом, а он хочет ещё накопить денег и построить новый кирпичный 3-этажный дом. По словам знакомых, Айдар — «миллионер, бай» у себя на родине, да и здесь «большой человек», только прикидывается простым рабочим.

Обычно сам Айдар, как и другие рабочие, посылает деньги семье на родину через Вестерн-Юнион, где за перечисляемую сумму в несколько сотен долларов берут 4—6%. Последние годы уже считается неудобным посылать деньги со специальными людьми, которые занимались этим бизнесом, либо с оказией, как это делали раньше, поскольку перевозить наличность очень опасно. Хозяин фермы, где работает бригада Айдара, умеет договариваться с милицией, к ним не ходят проверять документы, хотя на соседнюю совхозную ферму часто заглядывают, штрафуют узбеков и таджиков, у которых нет регистрации.

Айдару удавалось посмотреть Петербург, он «любит погулять» и смог назвать несколько станций метро, где побывал, в том числе станцию «Приморская». Айдар — председатель районного отделения одной из зарегистрированных организаций, которая объединяет петербургских киргизов. В этом году под эгидой этой организации отмечали Науруз-байрам в расположенном неподалёку ресторане, было около 500 человек. Праздник организовали вскладчину. Также Айдар с приятелями отмечают дни рождения и другие праздники, у него на дне рождения было 30—40 человек, «люди собрались, резали барашка».

По-видимому, деятельность Айдара стала одним из ключевых факторов, благодаря которому в данном районе сформировалась сеть киргизских трудовых мигрантов и можно лишь додумывать, сколь весом его авторитет среди не только здешних рабочих, но и у себя на родине. При этом Айдар наравне со своими земляками занят крайне тяжёлой и непрезентабельной, по российским понятиям, работой и по внешнему виду никак не выделяется среди них. Этот факт наводит на мысль, что сама по себе работа в России — практически любая — считается весьма и весьма престижной для жителей, в данном случае, Ошской области, что и привлекает сюда сотни и тысячи новых мигрантов.

Трудовые мигранты из Таджикистана и Узбекистана находятся в гораздо более сложном положении, чем выходцы из Киргизии, поскольку многих из них толкает на приезд в Россию ощущение безысходности: на родине у них подчас нет перспектив когда-либо получить землю, достаточную для обеспечения продуктами своей семьи, при этом нет возможности найти заработок, достаточный для того, чтобы прокормить семью. Многие из них вынуждены не только выезжать на заработки в Россию, но и привозить сюда свои семьи, включая малолетних детей, поскольку условия жизни на родине порой не позволяют обеспечить им мало-мальски приемлемое существование.

На строительном участке совхоза одного из районов Ленинградской области работала бригада узбеков и таджиков, большинство из них жили в вагончике. Алим, около 30 лет, таджик приехал из Ходжентской области 2 года назад. Сначала он работал в Санкт-Петербурге на стройке, там они жили в вагончиках по 3 человека. Когда объект закончили, земляки подсказали ему устроиться в строительный сектор совхоза. Потом он нашёл это место, работа у него тяжёлая, зарплата 6000 рублей в месяц. Три месяца назад к Алиму приехала жена, сейчас они снимают комнату в ближайшем селе, у них 1 ребёнок. Жена работает кассиром в расположенном неподалёку магазине. Оба живут нелегально, без регистрации. Сюда нередко наведывается милиция, проверяет документы, штрафует. Примерно раз в три месяца Алим посылает родственникам 200 долларов и собирался оставаться здесь пока до зимы, а как будет потом, они с женой ещё не решили. Петербург он практически не знает; хотя и говорит, что работал в городе на стройке, сумел назвать только станцию метро «Приморская».

На совхозной молочной ферме в Ленинградской области, рядом со скотобойней живут и работают выходцы из Узбекистана. В выгороженном из старого обветшавшего кирпичного здания фермы помещении на втором этаже живёт несколько узбекских семей. Первый этаж представляет собой покрытый толстым слоем пыли хлев с земляным полом, наверх ведёт крутая ветхая деревянная лестница. На втором этаже пыльное цементное помещение, в котором выгорожены четыре «комнаты» с общим коридором. Водопровода и каких-либо иных удобств, кроме электричества, не имеется, часть стёкол в окнах выбита. В первой «комнате» живёт бомж, опустившийся русский мужчина. В других — три узбекские семьи из Хорезмской области: из Хивы и Ургенча. В одной семье четыре ребёнка дошкольного возраста, в другой — двое маленьких детей, в третьей — тоже несколько детей. Дети бегают тут же по коридору и на улице, около входа на ферму двое ребят 5—7 лет гуляют с коляской. Взрослые производят впечатление очень запуганных людей, свои имена назвать отказались, по-русски разговаривают с трудом. Семьи, видимо, мало знакомы с друг другом, каждая из них приехала сама по себе, они не очень ладят между собой и не были намерены предпринимать коллективных шагов в поисках помощи у общественных организаций, хотя интересовались по отдельности, кто им может помочь получить кредит, выделить жильё. Все три семьи стремятся остаться в Ленинградской области на постоянное жительство и главная проблема для них — получение российского гражданства. Они уехали из Узбекистана вместе с детьми (все дети, по словам взрослых, родились ещё на родине), поскольку в этой среднеазиатской республике совсем нет возможности как-либо прожить и прокормить семью, там совсем не осталось земли, сейчас уже дают по четыре сотки, а ещё недавно давали по шесть. Теперешние условия работы и жизни их, в принципе, устраивают: «здесь можно прожить, так как есть работа и платят деньги, на ферме можно взять молоко для детей».

Глава одной семьи работает в Ленинградской области уже 4 года, сначала он был в строительной бригаде, теперь устроился на молочную ферму. Другая семья работает на этой же ферме 3 года. Оба супруга третьей семьи кончили в своё время Костромской сельскохозяйственный институт, они уже несколько лет живут здесь и постоянно работают на ферме. Они мало с кем общаются, их правовое сознание развито крайне слабо и недостаточно для той жизни, которую они для себя выбрали. Эти люди рассчитывают получить российское гражданство на том основании, что уже более пяти лет живут здесь и работают на ферме, получая зарплату по каким-то ведомостям, которые должны храниться в конторе. Они плохо понимают, что живут и работают здесь нелегально, без регистрации и записей в трудовой книжке, поэтому их «стаж» не может быть учтён для получения гражданства. К ним часто наведывается милиция проверять документы, штрафует и угрожает выдворением.

Можно только догадываться, в каких отчаянных условиях эти семьи жили на родине в Узбекистане, если описанные условия на ферме им кажутся приемлемыми и вполне сносными и их главным и почти единственным желанием остаётся получение легальных документов, чтобы органы власти их не беспокоили и они могли бы продолжать работать.

Сохраняя свою этническую идентичность и социокультурные свя­зи с регионом выхода, некоторые мигранты постепенно накапливают опыт адаптации к условиям жизни в России, который передаётся ими вновь прибывающим переселенцам. Люди, сумевшие закрепиться на новом месте жительства и проработать в России в течение нескольких лет, сами становятся очагом притяжения для своих земляков.

Стратегия миграционного поведения может измениться с «временной» на «постоянную», если конкретный человек окажется спо­собным адаптироваться и достаточно успешным, чтобы найти сносную работу и жильё, если он продержится здесь несколько лет. В основном это касается образованных людей, знающих русский язык, имеющих специальность и установивших связи в России.

Кайрат, таксист, киргиз, 30 лет, родился в Баткенском районе Ошской области. Он самый младший, шестой ребёнок в семье, его родители — пенсионеры, мать раньше работала медсестрой, отец — шофёром, у их семьи есть хозяйство на 50 соток земли. Кайрат уехал в Бишкек сразу после окончания школы в 1993 году, пошёл учиться, служил в армии, закончил заочно агрономический университет в Бишкеке, работал водителем. После окончания вуза устроился работать милиционером, но зарплата была крайне низкая — 500 сомов, на эту сумму можно было купить разве что мешок муки. Приехал в Петербург в 2003 году, так как здесь были земляки, которые до него 3 года работали на совхозной ферме, всё это время они жили в сараях без регистрации. Там же работала его сестра вместе с мужем, они «продержались» 3 года. К 2006 году совхоз обанкротился, киргизы разъехались кто куда, сейчас там остались узбеки и таджики, хотя денег им почти не платят. Муж сестры уехал в Подмосковье, где работал в бригаде на строительстве дач.

Кайрат раньше покупал «левую» регистрацию, это дешевле, чем оформлять настоящую, но милиция часто проверяла и уничтожала фальшивые документы. Уже будучи в Петербурге, Кайрат женился на девушке родом из Северной Киргизии, с которой встречался ещё в Бишкеке. Жена Аля окончила Каракольский университет по специальности «туристический бизнес», один год проучилась в Бишкекском университете. Ее мама — доктор философских наук, на пенсии; одна из сестёр Али живет с матерью в Караколе; у них своё хозяйство, выращивают картошку. Другая сестра уехала в Германию, работала там официанткой и горничной, потом вышла замуж за немца юриста, который является депутатом муниципального собрания в своём городке и хочет организовать фонд помощи бедствующим киргизам, к работе в котором собирается привлечь Алю и Кайрата. Двоюродная сестра Али тоже уехала в Германию, у неё там появился друг. Когда Кайрат звал Алю в Петербург, он расписывал здесь всё в лучшем виде, иначе она бы не согласилась. Первое время молодожёны устроились жить в подсобном помещении, бывшей сауне, но после того, как их там обокрали, они переехали к хозяйке в частный дом. Аля работает на местном соковом заводе, в управлении на компьютере, работает нелегально, так как у неё нет гражданства. Она не была на родине с 2004 года, но в самом конце 2006 года они выбрались в Бишкек на пару месяцев, там они справляли настоящую свадьбу, навещали родственников. Они не собираются возращаться в Киргизию насовсем, а хотят получить российское гражданство, обосноваться здесь, под Петербургом. Снимают комнату в частном доме у одной старушки за 2000 рублей в месяц. Отношения с ней хорошие, она им делает временную регистрацию, машина Кайрата зарегистрирована на этих хозяев.

По наблюдениям Кайрата и его жены, многие местные русские очень сильно пьют, в том числе и женщины, работают они на фермах или на заводе, зарабатывают для того, чтобы напиться. Поэтому в Ленинградской области не хватает рабочих рук. Среди мигрантов тоже есть алкоголики, которым «уже ничего не надо и которые забыли, зачем приехали». Кайрат здесь многих мигрантов знает, поскольку зарабатывает извозом. Некоторых киргизов-земляков он сам устроил на работу на разные отдалённые фермы, но денег за это не берёт, а просто помогает. Он не хотел бы быть бригадиром, «посредником», поскольку это опасное дело, так как многие хозяева норовят «кинуть» рабочих, могут им не заплатить, а бригадир должен за всё отвечать, выбивать деньги.

Все знакомые мигранты не имеют регистрации, живут совершенно нелегально, в город стараются не ездить. Милиция специально ловит нелегалов, приходила на одну ферму по два-три раза в неделю, у хозяев были большие проблемы из-за гастарбайтеров. Причём штрафы милиции платят неофициально. Был только один случай, когда милиция забрала у киргиза паспорт на несколько месяцев, он даже не мог купить обратный билет, потом ему сказали, что паспорт в ОВИРе и надо заплатить 500 рублей, чтобы его получить назад. Некоторые рабочие-мигранты днём вообще никуда не выходят, только ночью, тайком. Кое-кто, большей частью узбеки и таджики, живут прямо на стройке, боятся выходить за ворота, прямо там и ночуют. Они приезжают на сезон (летний), а когда собираются возвращаться, звонят Кайрату, которого здесь многие мигранты знают как таксиста, номер его телефона друг другу передают. Кайрат берёт их паспорта, едет на вокзал, покупает для них билеты, потом отвозит их прямо к поезду, чтобы свести к минимуму шансы столкнуться с милицией. Кайрат знает только одного человека, который получил российское гражданство, вернее «купил» его за 30 тыс. рублей, но его «вычислили» и он вынужден был уехать. Однажды Кайрат возил в Петербург людей на прогулку, они были у Эрмитажа и в Петергофе, смотрели фонтаны. Достопримечательности вызвали у гастарбайтеров неоднозначную реакцию, они сказали, что это цари придумали для себя, а делали всё простые люди, которые жили в трудных условиях.

В Петербурге Кайрата часто останавливают, проверяют документы на его «Жигули», последний раз милиционеры сказали, что машина краденая, хотели, чтобы он на месте «откупился». Но он предпочёл поехать в милицию, машину на сутки арестовали, стали всё проверять, а потом выдали справку, что она «чистая». За справку пришлось заплатить деньги, но её можно будет теперь предъявлять каждый раз, когда такой вопрос опять возникнет.

Таким образом, в отличие от типа мигранта, условно названного «бригадиром», который намерен вернуться на родину, заработав достаточно денег, Кайрат вместе с супругой представляют другой тип — «продвинутого индивидуалиста». Если Айдар строит отношения с земляками как старший, уважаемый «начальник», которому важен статус авторитетного человека, то Кайрат, хотя и помогает соотечественникам, но делает это скорее по знакомству, за деньги, или из сочувствия. Вместе с тем, он сознательно избегает роли лидера группы, смотрит и оценивает жизнь знакомых гастарбайтеров не «изнутри», а уже со стороны и стремится интегрироваться в российское общество, получив гражданство. Сделать это ему легче, благодаря полученному образованию и приобретённому опыту жизни в столичном городе.

Аналогично сложившейся в Ленинградской области сети выходцев из среднеазиатских республик шло формирование общности трудовых мигрантов из Узбекистана в одном из сельских районов Ставропольского края.

В обследованный посёлок под Ставрополем несколько лет назад приехало 10—15 семей узбеков, большинство живут нелегально, часть из них была выдворена властями.

Муса, узбек, около 40 лет. В Хорезмской области у Мусы много родственников: три брата, 5 сестёр и родители. Они жили вместе большой семьёй, в их владении было порядка 50—60 соток земли, 25 было у родителей, 15 соток им дали ещё, а другой участок они купили «через знакомых» и построили там новый дом. Колхоз, где они раньше работали, развалился, технику захватил тот, кто мог, бензина не было, чтобы её использовать, удобрений тоже не было. Сейчас в их краях хлопка стали меньше выращивать, в частных хозяйствах в основном растут фрукты и овощи. Два брата Мусы находятся на заработках в России, младший брат тоже приезжал работать в Ставрополье, пока был холост, потом женился на девушке из кишлака. Сейчас живёт на родине, помогает родителям. Он обрабатывает всю землю, снимает два урожая пшеницы, а весной высаживает рис.

В начале 2000-х Муса пару лет проработал на нефтегазовом комплексе в Ханты-Мансийске. Потом он нашёл в Ставрополье знакомых через третьих лиц: сюда в 1990-х годах переехала семья русского инженера Г. Н. из Душанбе, именно к Г. Н., как земляку, обратился Муса, связался с ним по телефону и просил узнать, можно ли им приехать и устроиться в Ставрополье на работу. Г. Н. помог ему устроиться к одному фермеру. Муса приехал на Ставрополье пять лет назад. Он может общаться на русском языке, что и помогло ему получить работу у «хозяина» — фермера, который взял в аренду землю бывшего колхоза. Сейчас в этом фермерском хозяйстве 600—700 голов крупного рогатого скота, до 2000 свиней, стадо баранов. Первые шесть месяцев после приезда Муса строил здесь склады, потом работал трактористом, комбайнёром, водителем, на строительном кране. Полгода он здесь проработал, потом приехала жена, а их дети остались с родителями в Узбекистане. Так они прожили год, а потом уже привезли своих двоих детей. Сначала они с женой жили в гостинице; когда привезли детей, хозяин дал им временно дом для проживания, пообещав выделить участок и помочь со строительством дома. Сейчас в личном хозяйстве Мусы есть бычок, которого он выращивает на продажу, 4 овцы, куры, хозяин даёт им бесплатно корма для скота. На огороде они выращивают овощи, в том числе огурцы и картошку. Арбузы в 2007 году они не смогли вырастить, из-за сильной засухи.

У «хозяина» работа сезонная и зарплата зависит от урожая. В хозяйстве много земли, но не каждый год удаётся получить хороший урожай зерна. Количество наёмных рабочих у хозяина меняется от года в год и тоже зависит от урожая. В сезон работа не ограничивается определённым временем — когда надо, люди работают и днём, и ночью, без выходных. На работе «у хозяина» у Мусы есть выходные дни, а отпусков нет. Заработок Мусы может составлять около 1000 долларов каждые два месяца. Фермер доверяет Мусе больше, чем русским рабочим, так как те «пьют и воруют», а Муса «безотказный и всё делает на совесть». Он, в отличие от местных жителей, исполнителен, честен, не пьёт и не отлынивает от работы. Муса одно время пошёл работать на комбайне на полях, однако хозяин вернул его в контору, доверив именно ему охранять стоянку машин и склад, кроме того, Муса стал водителем.

Средний брат Мусы уже 3 года работает на стройке в Ставрополе, а его жена осталась в Узбекистане. Брат сначала работал трактористом тут же, у «хозяина», а потом устроился на стройку в частную бригаду. Бригада состоит из трёх узбеков, которые строят у своего «хозяина» коттеджи, «хозяин» эти дома продаёт. Узбеки живут в одном из построенных ими коттеджей. Брат зарабатывал за сезон 250 тыс. рублей. В настоящее время эта бригада занимается строительством русской церкви в одном из районов Ставропольского края. Муса и его брат уже три года не были в Узбекистане. Другой брат Мусы одно время работал в Ленинградской области, приехал сюда, работал у «хозяина» Мусы, фермера, но тот год оказался неурожайным и брат уехал обратно под Петербург.

Дети Мусы после приезда пошли в русскую школу, но с большим отставанием по классам, так как были слабо подготовлены, а сейчас учатся нормально, старший сын, 15 лет, учится нормально в 7 классе, а девочка, 9 лет, — отличница в третьем. У детей нормальные отношения в школе, они со всеми дружат, приглашают друзей к себе домой. Ребята нацелены на дальнейшую учёбу, младшая девочка хочет остаться здесь, а сын тянется на родину, к дедушке и бабушке. Жена Мусы очень слабо понимает по-русски, она работает в частном пель­менном цехе. В период, когда автор статьи проводила исследование в Ставрополье, эта женщина ждала третьего ребёнка. Чтобы обезопасить жену от возможных претензий со стороны милиции и властей, Муса, не объясняя причин, попросил Г. Н. оформить ей прописку. Г. Н. выполнил эту просьбу, женщине помогли получить миграционную карту, и Г. Н. оформил ей, не без сложностей, временную регистрацию в своём доме.

У фермера, «хозяина» Мусы, работают всего около 20 человек, большинство русские и 5 хорезмских узбеков. Ещё один родственник Мусы проработал здесь два года и уехал обратно на родину. Из всех своих соотечественников только один Муса обосновался здесь с семьёй, другие работают уже третий год, живут в гостинице, у них нет возможности привезти сюда семьи. Кроме Мусы, никто не собирается оставаться в России на постоянное жительство, так как они уже не очень молодые люди, их семьи живут на родине, дети учатся, в том числе в Ташкенте. В Ставрополе Мусе не встречались выходцы из Средней Азии, торгующие на рынках, — там в основном работают выходцы с Кавказа.

Мусу больше всего волнует вопрос получения российского гражданства. Чтобы проживать в России официально, надо пройти сложные процедуры. Необходимо каждый год пересекать границу с Узбекистаном и, снова въехав в Россию, получать миграционную карту, тогда можно получить разрешение на работу на год. Мусе для получения документов, надо выехать из России, взять в Узбекистане справку о гражданстве, оформить миграционную карту, благодаря которой можно будет получить временный паспорт на 5 лет, а по прошествии этого срока — российский паспорт. Муса собирается съездить домой в Узбекистан в мае 2008 года, когда у него истечёт срок контракта с хозяином.

Эти пять хорезмских узбеков, которые работают у фермера, иногда отмечают свои национальные праздники. В 2007 году они собирались на Науруз у Мусы дома. Два раза на свои праздники узбеки приглашали и русских рабочих. Уразу они не держат, у них нет такой возможности. Курбан-Байрам им не удавалось отмечать, поскольку они были заняты по работе. За время пребывания в России ни Муса, ни его соотечественники никогда не были в мечети и даже не знают, где она находится. Иногда в гости к Мусе приходит его «хозяин» и они вместе сидят, отдыхают, выпивают, хотя вообще Муса не пьёт. Бывает, что вместе они готовят шашлыки, в том числе — из свинины, «так как сказано в Коране, — заметил Муса, — что нельзя быть голодным».

Мусу можно отнести к выделенному нами выше типу «бригадира», который в силу личных качеств, упорства, добросовестности и удачного знакомства со своим «хозяином» фермером стал очагом притяжения для родственников. Так же, как и Айдар, он имеет весьма низкий статус наёмного сельского работника, однако в связи с присущим Ставропольскому краю положением, отличающимся невысоким уровнем жизни и большими показателями безработицы, статус Мусы воспринимается как более высокий, чем, к примеру, аналогичный статус работника в Ленинградской области. Муса хочет закрепиться в России, получить гражданство, хотя его трудно причислить к типу «индивидуалистов». Он особо подчёркивает дружбу со своим хозяином и совместное с ним проведение досуга, его дети учатся в русской школе, он живёт в доме с участком земли — всё это свидетельствует о его стремлении в какой-то степени интегрироваться в принимающее общество. В то же время он является лидером непостоянной группы узбеков, своих земляков и родственников, с которыми отмечает национальные праздники, также он поддерживает тесные связи с родными в Узбекистане. Представляется, что одна из важных причин, побудивших Мусу обосноваться в России, связана с тяжелейшим экономическим положением в Хорезмской области, описанным земляками Мусы из Ленинградской области.

В последние годы на фоне повышения уровня жизни в российских мегаполисах неквалифицированные рабочие места, традиционно невостребованные местными жителями, стали занимать трудовые мигранты, среди которых многие — выходцы из Средней Азии. Зарплата подсобных рабочих, работников коммунальных служб достигла приемлемых для приезжих размеров, а то, что дворникам, к примеру, предоставляется помещение для временного проживания, делает эту должность весьма привлекательной для мигрантов. Кроме того, продвинутые гастарбайтеры зарабатывают в крупных городах частным извозом, и спрос на этот вид услуг возрастает. Важным условием при устройстве на официальные вакансии, как и для занятия извозом, является наличие легальных документов, в частности — регистрации по новому месту жительства. Это обстоятельство приводит к радикальному отсеву из претендентов на такие виды работ людей с неразвитым правовым сознанием и слабым знанием русского языка. Подобные должности способны получить, как показывает практика, лишь лица с достаточно высоким уровнем образования, которые, как правило, на родине были заняты интеллектуальным трудом и имели соответствующее положение. Их статус после переезда, по общему правилу, резко снижается, однако этот факт компенсируют приличные условия труда и заработка.

А. А., около 40 лет, по образованию экономист, занимал в Бишкеке солидную должность в министерстве, однако заработки там составляли менее 50 долларов в месяц, что крайне мало для семьи с шестью детьми-школьниками. В Москве А. А. уже около 4 лет, он устроился на работу дворником с окладом 7000—8000 рублей, ему выделили небольшую комнату. А. А. очень доволен своим нынешним положением: нормальное жильё, спокойная работа на свежем воздухе, приличный заработок, часть которого он отсылает семье. Пару лет с ним в Москве прожила и его жена, которая устроилась на работу в парикмахерскую, однако у неё появилась аллергическая реакция на какие-то компоненты косметической продукции, или на московские морозы, вследствие чего она была вынуждена вернуться назад в Бишкек. Как и многие другие киргизы, А. А. рассматривает своё пребывание в Москве как временное явление, он рассчитывает прожить здесь ещё 5-6 лет, накопить денег и вернуться обратно. Он не собирается перевозить сюда кого-либо из детей, хотя планирует, что, когда старшие сыновья окончат школу, он устроит их учиться в российские вузы, по окончании которых дети вернутся в Бишкек.

А. Т., около 45 лет, экономист, был сотрудником банка в Бишкеке, но зарплата там очень маленькая, поэтому несколько лет назад он приехал в Москву. Занимается частным извозом, зарабатывает 10000—12000 рублей, снимает комнату. Как и его товарищ А. А., собирается проработать здесь ещё несколько лет, а потом вернуться обратно к своей семье (у него жена и четверо детей), которую периодически навещает в Бишкеке. Круг общения у А. А. и А. Т. небольшой, они живут как бы «сами по себе», хотя недавно вступили в новый профсоюз трудовых мигрантов, таким образом, включились в общественную деятельность.

А. А. и А. Т. представляют ещё один тип трудовых мигрантов — это продвинутые индивидуалисты, горожане с изначально высоким социальным статусом, которые приехали в Россию на заработки, но не стремятся остаться здесь навсегда, полагая более комфортной для себя и своей семьи сложившуюся жизнь на родине, где они и их семьи обладают высоким положением и авторитетом. Они практически не связаны какими-либо групповыми обязательствами с земляками гастарбайтерами, но имеют возможность отстаивать свои права в организации, построенной по модели современного гражданского общества.

В целом, согласно собранным материалам, можно выделить несколько взаимосвязанных типов трудовых мигрантов с принципиально различной стратегией поведения. Все они в той или иной мере включены в иерархические отношения внутри своей общности. На нижнем уровне — временные нелегальные мигранты, приезжающие поодиночке, выходцы из сельской местности, плохо владеющие русским языком, которые живут небольшими группами, «бригадами». Их круг общения очень мал, интеграционный потенциал крайне низок, они зависят от опеки более продвинутых земляков, которые помогли им устроиться на новом месте и имеют определённый опыт обращения с местными работодателями, административными, правоохранительными органами, а также связи с соотечественниками по всему региону. Эти более продвинутые мигранты, «бригадиры», часто привозят на новое место жительства свои семьи, они могли бы в некоторой степени интегрироваться в российское общество, но их социальный статус остался бы при этом очень низким по российским меркам. Их обустройству в России препятствует нелегальное положение и большие, часто непреодолимые для них сложности с получением российских документов. Большинство из них стремятся вернуться на родину, где они считаются уважаемыми людьми, обладают весомым авторитетом и могут на заработанные деньги обустроить своё семейное хозяйство.

Подобная стратегия поведения обусловлена развитым в традиционных среднеазиатских обществах (частично сохраняющихся преимущественно в сельской местности) духом коллективизма, т.е. преобладания группового, общинного самосознания над индивидуальным. Этот тип самосознания предполагает особую значимость для человека мнения сообщества, членом которого он себя считает — обычно круга земляков, родственников, с которыми он находится в плотном социальном и материальном взаимодействии. Одним из главных элементов системы ценностей такого человека является деятельность на благо его общины, в которой он может рассчитывать на уважение и безусловную поддержку, что воспринимается как путь к собственному процветанию. Важно, что мигранты на новом месте жительства также образуют подобие таких общин, которые воспринимаются как «дочерние» по отношению к существующим на родине. Эти новые общины весьма замкнуты и слабо проницаемы, закрыты для посторонних, что во многом лишает их членов и возможности, и стремления к интеграции в принимающей стране.

Более «высокая» категория мигрантов (в смысле лучшей способности к адаптации и интеграции в России и занятия при этом среднего по критериям нашей страны социального положения) — это «индивидуалисты». Их менталитет, сложившийся благодаря обучению в высших учебных заведениях и опыту жизни в столичных городах, предполагает отход от коллективистского мышления. Эти люди более ориентированы на ценности, связанные с их личным и семейным благополучием, ради достижения которых они готовы полностью или частично отказаться от поддержки оставшегося на родине окружения и перенять модели поведения, свойственные принимающему обществу. Их решение окончательно сменить место жительства и закрепиться в России во многом определяется их личным выбором и комплексом индивидуальных причин. В то же время существенные различия жизненных стратегий, которых придерживаются выходцы из Киргизии, с одной стороны, Узбекистана и Таджикистана — с другой, свидетельствуют об определяющей роли в этом выборе конкретной ситуации, которая сложилась в стране исхода.

Поэтому представляется, что основной причиной, заставляющей мигрантов преследовать цель получить гражданство и остаться в России, являются не столько личные характеристики самого мигранта, сколько разного рода внешние обстоятельства. В последнее десятилетие XX века это были прежде всего политические причины, этнические и региональные конфликты, в частности гражданская война в Таджикистане. В начале нового тысячелетия им на смену пришли экономические факторы, связанные с катастрофическим дефицитом земельных и водных ресурсов в Узбекистане и Таджикистане, что в значительной мере обусловлено сохраняющейся монокультурой хлопка. Именно из этих двух стран отмечено значительное число мигран­тов, желающих найти в России постоянное место жительства. Среди них встречаются семьи, мало способные к интеграции в российское общество, общающиеся лишь внутри своей малой группы, не обладающие какой-либо правовой подготовкой и социальным опытом, необходимыми для легализации своего положения. Есть и более продвинутые, заручившиеся благодаря своему жизненному опыту, образованию и индивидуальным качествам поддержкой и содействием со стороны живущих в России знакомых, друзей, работодателей. В любом случае выбор большинства таких мигрантов нельзя рассматривать как реализацию их жизненных ценностей, наоборот, стремление остаться в России — вынужденная мера, направленная на то, чтобы обеспечить выживание своей семьи, что подчас не удаётся осуществить на родине.

<…>

¹ Работа выполнена при финансовой поддержке Российского гуманитарного научного фонда, грант № 06-01-00134а.
² Ольга Ильинична Брусина, старший научный сотрудник Института этнологии и антропологии Российской академии наук, Москва.
³ Брусина О. И. Славяне в Средней Азии. Этнические и социальные процессы. Конец XIX — конец XX века. М., Наука, 2001. С. 69—77.
⁴ Каландаров Т. С. Памирские мигранты-исмаилиты в России // Ин-т этнологии и антропологоии РАН (Исследования по прикладной и неотложной этнологии ИЭА РАН. Документ № 178). М., 2005. С. 8—10; см. также: Бушков В. И., Микульский Д. В. История гражданской войны в Таджикистане. М., 1996.
⁵ Каландаров Т. С. Указ. соч. С. 11.
⁶ Брусина О. И. Указ. соч. С. 61—64; см. также: Поляков С. П. Традиционализм в современном среднеазиатском обществе. М., 1989.
⁷ Этническая ситуация и конфликты в странах СНГ и Балтии. Ежегодный доклад, 2006 / Под ред. В. А. Тишкова. М., 2006. С. 365, 377, 397, 411.
⁸ Олимова С., Олимов М. Таджикистан // Этническая ситуация... С. 397, 408.
⁹ Назаров Р. Узбекистан // Там же. С. 411—414.
¹⁰ Хопёрская Л. Киргизия // Там же. С. 377—378, 386—387.
¹¹ Там же. С. 379—380.
¹² Савин И. Казахстан // Там же. С. 365—369; Мустакова Д. А. Социальные портреты Казахстана // Социально-политические портреты государств Центральной Азии. Междисциплинарный проект. М., 2006. С. 89—91.
¹³ Хлопковое проклятие: разрушительная монокультура Центральной Азии. Отчёт международной кризисной группы № 93 — Азия, 28 февраля 2005 г. С. 1.
¹⁴ Там же. С. 4, 8, 13.
¹⁵ Назаров Р. Узбекистан // Этническая ситуация... С. 413.
¹⁶ Хлопковое проклятие... С. 4—7, 12.
¹⁷ Там же. С. 8, 17, 22.