КНДР-Россия-РК: обмен трудовыми ресурсами

Забровская Л.В.¹

1. Мировые тенденции трудовой миграции: общее и особенное

После I и особенно после II мировых войн, вследствие послевоенных катаклизмов население нашей планеты в массовом порядке получило возможность совершать международные путешествия и переселяться на постоянное место жительство в другие районы мира. Эта возможность появилась благодаря послаблению пограничного контроля со стороны государств мира, международным соглашениям о миграции трудовых ресурсов и в результате совокупности других причин.

Глобализация привела в движение не только капиталы, товары, но прежде всего трудовые ресурсы планеты. Если в течение ХХ в. миграция носила локальный характер и не затрагивала широкие слои населения всех стран мира, то в начале нового тысячелетия этот процесс охватывает все большие пласты людей трудоспособного возраста.

По оценкам зарубежных экспертов, в начале ХХI в. более 185 млн. чел. населения планеты находилось за границей своих стран в поисках лучшей доли. В 1990-е годы только в странах ЕС прирост населения на 90% обеспечивался за счет мигрантов из стран Азии и Африки. В ближайшее десятилетие ожидается дальнейший рост миграции ввиду безработицы и низкого уровня жизни в странах-экспортерах трудовых ресурсов на мировой рынок. В свою очередь, трудовые мигранты ежегодно переводят на родину около 80 млрд. долл., что, по подсчетам зарубежных исследователей, составляет вторую по величине статью дохода в развивающихся странах после зарубежной внешней помощи.

Иными словами, международная миграция из отдельных локальных случаев стала принимать глобальные масштабы, дав новый импульс не только передвижению людских ресурсов планеты, но и увеличению масштабов движения финансовых потоков, товаров, обмена информацией и культурными ценностями. В последние два десятилетия в отличие от предыдущих периодов, когда причинами международной миграции были религиозные, идеологические, культурные причины или межнациональные конфликты, побудительные мотивы всех видов миграции переместились в экономическую сферу. Современные мигранты преследуют, главным образом, одну цель - повышение собственного уровня жизни.

В контексте данной статьи использован также термин “гастарбайтеры”, которым обозначаются иностранные трудовые мигранты, на свой страх и риск выезжающие на заработки за границу. Этот термин впервые появился в 60-70-е годы ХХ в. в ФРГ для наименования граждан из Турции, Югославии и арабских стран, проникавших, зачастую нелегально, в Западную Европу и самостоятельно трудоустраивавшихся на наиболее трудоемких и непрестижных у местного населения работах. Поскольку такие мигранты жили за границей длительное время, нелегально работали в странах - реципиентах, то они автоматически нарушали не только миграционное и трудовое законодательство западноевропейских стран, а потому не могли пользоваться там гражданскими и трудовыми правами, но и одновременно утрачивали аналогичные права своих собственных стран и, таким образом, оставались беззащитными гражданами второго сорта в чужой стране.

Исходя из вышесказанного, термин “гастарбайтеры” не применим к северокорейским рабочим в России, так как они въезжают на российскую территорию организованно, работают определенные сроки на заранее оговоренных предприятиях и выезжают на родину также организованно. Из-за несовершенства российского миграционного законодательства бывает, что приглашающие российские фирмы не обеспечивают их работой, поэтому северокорейцы вынуждены искать заработки самостоятельно. Только в таком случае и с большой натяжкой северокорейских рабочих можно называть гастарбайтерами.

Вместе с тем этот термин вполне применим к тем российским гражданам, которые легально выезжают по туристическим визам в Республику Корея, а затем нелегально или без должного оформления в соответствующих южнокорейских органах  власти трудоустраиваются и пребывают в таком состоянии продолжительное время пока их не обнаружит южнокорейская полиция.

2. Северокорейские рабочие на российском Дальнем Востоке

Причины корейской трудовой миграции

Миграционные процессы не обошли стороной и Корейский полуостров, население которого в течение всего ХХ в. находилось в движении. В первой половине ХХ в. корейцы переселялись в основном в соседние страны - в Северо-Восточный Китай, Дальний Восток России/СССР и Японию. В тот период времени корейская миграция за рубеж во многом носила стихийный безвозвратный характер и не регулировалась какими-либо внутренними законами или международными соглашениями.

После II мировой войны степень стихийности при переселении корейцев за рубеж несколько снизилась. При этом расширились географические рамки миграции: корейцы продолжали мигрировать не только в вышеуказанные районы Восточной Азии, но и в другие страны Старого и Нового Света, главным образом в США. Характер их миграции из безвозвратной трансформировался в возвратную, т.е. переселение было достаточно длительным, но заранее ограниченным по срокам пребывания в другой стране. Мигрировали в основном мужчины трудоспособного возраста, главным мотивом которых было зарабатывание денег и повышение таким путем своего социального статуса на родине.

В данной главе идет речь о трудовой миграции северокорейцев на Дальний Восток России/СССР, о мотивах миграции и основных ее результатах.

Северокорейская трудовая миграция на российском Дальнем Востоке имеет продолжительную историю, которая насчитывает больше лет, чем период существования КНДР. На всех этапах отношений СССР с КНДР вопросы трудовой миграции северокорейцев на Дальний Восток имели первостепенное значение и, как правило, полностью удовлетворялись советской стороной.

В трудовой миграции из Северной Кореи прослеживается по меньшей мере три волны:

• 1945 г. - начало 1950-х годов, которая была обусловлена нехваткой трудовых ресурсов на советском Дальнем Востоке;
• 1967 г. - начало 1990-х годов - вызвана политическими соображениями советского правительства, хотя и не была экономически целесообразна;
• 1992-2005 гг. - период контролируемой северокорейской трудовой миграции, которая сочетает как  экономическую целесообразность, так и политические интересы России и КНДР.

Начальный этап северокорейской миграции

Первая волна северокорейской трудовой миграции на советский Дальний Восток началась сразу же после освобождения Северной Кореи частями Советской Армии в 1945 г., когда советское правительство стало приглашать северокорейских безработных на сезонные работы в районы Дальнего Востока, который в то время нуждался в трудовых ресурсах. Северокорейские рабочие направлялись в северные отдаленные районы Хабаровского края, Сахалинской и Магаданской областей, где были заняты на сезонных работах в сельском хозяйстве, лесоразработке и рыбообработке. Так, в 1945-1948 гг. на Дальний Восток СССР прибыло более 20 тыс. северокорейских рабочих и более 5 тыс. членов их семей.

Ввиду того, что на такие тяжелые и непрестижные работы было мало желающих, то первоначально северокорейские власти направляли туда своих заключенных. Это вызывало протесты со стороны советских местных властей, поэтому в дальнейшем власти Северной Кореи стали принудительно посылать квалифицированных рабочих.

Среди охотно ехавших на заработки на советский Дальний Восток были те, кто ранее жил в Приморье и был выселен за границу в 1937 г. Впоследствии эти корейцы постарались больше не возвращаться в Северную Корею и осели в СССР, получив советское гражданство. В этом им помогло то, что в конце 1940-х годов с обеих сторон не было достаточного контроля за въездом и выездом рабочих из Северной Кореи. Существенную роль в этом также сыграло длительное пребывание северокорейских рабочих на территории СССР и их самоотверженный труд, а также быстрая адаптация к новым условиям проживания, хорошее знание русского языка и, главное, общая экономическая ситуация на советском Дальнем Востоке, способствовавшая трудоустройству внешних мигрантов.

По всей видимости, условия работы и оплаты труда вполне устраивали северокорейских рабочих. Они не торопились возвращаться на родину, особенно в период после Корейской войны 1950-1953 гг., постоянно продлевали трудовые контракты с дальневосточными предприятиями. Те же, кто отработал на Дальнем Востоке несколько лет и в середине 50-х годов решил вернуться на родину, смогли скопить значительные суммы денег - по 100-250 тыс. руб. на семью. Имущество многих семей погружалось на 1-2 четырехтонные машины.

В последующее десятилетие советская экономика Дальнего Востока не прибегала к использованию северокорейских трудовых ресурсов. Со своей стороны правительство КНДР также не предлагало своих рабочих для работы на Дальнем Востоке, т.к. само нуждалось в трудовых руках для восстановления разрушенной после Корейской войны экономики страны. Поэтому в 1959 г. правительство КНДР даже организовало репатриацию на родину нескольких тысяч японских корейцев, которые были полны энтузиазма строить социализм на Севере Корейского полуострова. Однако с середины 1960-х годов демографическая ситуация внутри КНДР изменилась, подросло новое поколение, которое не могло быть полностью трудоустроено на массовых стройках социализма. Руководству КНДР опять пришлось обратиться за помощью к СССР.

Трудоустройство на лесоповалах

В мае 1966 г. во время неофициальной встречи между Л.И.Брежневым и Ким Ир Сеном во Владивостоке была достигнута договоренность об отправке северокорейцев на работу на советском Дальнем Востоке. С 1967 г. начался массовый (ежегодно в количестве 15 тыс. чел.) заезд северокорейских рабочих на лесозаготовительные работы в Верхнебуреинском районе Хабаровского края. С этого времени берет отсчет вторая волна северокорейской трудовой миграции на советский Дальний Восток, когда северокорейцы привлекались только на лесозаготовки в Хабаровском крае.

В 1975, 1977 и 1985 годах был подписан ряд соглашений о расширении площадей лесозаготовок на территории советского Дальнего Востока. По этим соглашениям советская сторона обязалась предоставлять технику и отводить участки леса под вырубку, а КНДР - свою рабочую силу. На территории Верхнебуреинского района были образованы поселения северокорейских рабочих, где они жили в закрытых от посторонних глаз поселках и по законам своей страны, что по первоначальному замыслу должно было предотвратить стычки и, вообще, любые контакты между местным населением и гражданами КНДР.

Власти КНДР ограничили срок работы своих граждан в СССР тремя годами, чтобы они не могли полностью адаптироваться к советской действительности и не “заразились советским ревизионизмом”. Такие обстоятельства не стимулировали советских работодателей обучать их какой-либо профессии, поэтому труд северокорейцев использовался только на тяжелых физических работах, непрестижных среди местного населения.

После одного-трех лет работы на лесоповалах северокорейцы возвращались домой, приобретя в СССР различные электробытовые приборы и продукты, которые в КНДР продавались по карточкам и в ограниченном количестве. Поэтому с 60-х годов поездки на работу в СССР стали очень популярны среди населения КНДР как возможность заработать и приобрести дефицитные товары.

В мае 1984 г. во время визита президента КНДР Ким Ир Сена в СССР была достигнута договоренность об увеличении численности северокорейских рабочих на советском Дальнем Востоке до 20-30 тыс. чел. и об изменении оплаты их работы с северокорейских вон на советские рубли, что позволяло КНДР несколько снизить остроту безработицы внутри страны и получать валюту, на которую затем закупались в СССР необходимые товары.

После этого визита Ким Ир Сена наступил непродолжительный “золотой период” для северокорейских рабочих на лесоразработках в Хабаровском крае, где была расширена площадь под северокорейские лесоразработки. Ежемесячная оплата труда каждого северокорейца была одинаковой и составляла 100 руб. (или 120 долл. по обменному курсу того времени). В конце 1980-х годов там ежегодно трудилось 15-20 тыс. северокорейцев, что является наиболее значительным численным показателем всего периода трудоустройства северокорейцев в СССР/России.

В свою очередь, получаемая северокорейскими рабочими иностранная валюта вызвала волну коррупции и взяточничества среди партийных чиновников КНДР, которые стали использовать свое служебное положение в корыстных целях и брать поборы с работающих соотечественников даже за отправку домой заработанных денег, за перевод на другую работу, обеспечение необходимым инструментом и т.д.

Из неофициальных источников также известно, что рядовой состав северокорейских трудовых бригад зачастую занимался деятельностью, противоречившей основным положениям соглашений о совместных лесоразработках, и нарушал советское законодательство. Так, помимо лесозаготовок северокорейцы нередко занимались незаконной добычей живицы, струи кабарги, дикоросов, которые затем контрабандным путем вывозили к себе на родину. Они также были замечены в сбыте местному населению наркотиков и в подпольной торговлей водкой по спекулятивным ценам. Это привлекало к ним внимание органов охраны порядка и вызывало протесты местных властей. Однако представители правительства КНДР довольно вяло реагировали на такие нарушения своих граждан и не стремились в корне пресечь все их противоправные действия.

Известно при этом, что претенденты на поездку в СССР подвергались тщательному отбору. С формальной стороны они обязаны были быть членами партии. Немаловажным условием являлось и незапятнанное прошлое всей семьи. Они также должны были быть женатыми. Предпочтение отдавалось тем, кто не владел русским языком. Только руководители производственных бригад, в обиходе “капитана”, могли изъясняться на русском языке. Как правило, “капитана” посылались на более длительные сроки, так как пользовались особым расположением вышестоящего начальства. Соблюдение всех этих условий должно было, по мнению северокорейских спецслужб, воспрепятствовать побегам северокорейских рабочих из районов лесоразработок. Однако практика показала, что незапятнанная анкета не являлась гарантией “правильного поведения” за границей.

В 80-е - начале 90-х годах северокорейцы, работавшие в Москве или на лесоразработках в Хабаровском крае, нередко совершали отчаянные побеги, воспользовавшись помощью российских корейцев, а затем просили политическое убежище в России или Республике Корея. То есть северокорейские рабочие второй миграционной волны также не прочь были сменить гражданство, воспользовавшись долговременным пребыванием за границей. Другое дело, что ни власти КНДР, ни власти СССР/России не были в этом заинтересованы. Поэтому случаи успешного осуществления подобных планов были единичными.

Миграция ради работы, а не эмиграции

С конца 90-х годов такие побеги не наблюдались, хотя география мест работы северокорейцев на российском Дальнем Востоке заметно расширилась. К этому периоду времени относится третья волна северокорейской трудовой миграции в Россию. Для этого периода характерно то, что северокорейские рабочие проживали не в закрытых от посторонних глаз поселках лесорубов под присмотром своих спецслужб, а среди российского населения. Они также в своей массе не владели русским языком.

Однако принципиально изменилась мотивация их приезда в Россию: они стали приезжать не для последующей смены гражданства, а лишь на заработки. У них появилось осознанное желание вернуться на родину. Так, в 1992-2003 гг. они трудились не только на лесозаготовках в Хабаровском крае ( более 2 тыс. чел. в 2001 г.) и Амурской области (1670 чел.), но и на строительных работах, в сельском хозяйстве в Приморье ( 2-3 тыс. чел.) и на о-ве Сахалин (180-300 чел.).

По требованию северокорейской стороны трудовые соглашения с российскими предприятиями составлялись таким образом, что российские предприятия обязывались перечислять все заработанные северокорейцами деньги на счета северокорейских представительств по трудоустройству граждан КНДР в России. Северокорейские же рабочие получали заработанное только по возвращении на родину, а в период работы в России существовали на поденные заработки и самообеспечение продуктами питания. Разумеется, что такой порядок оплаты труда не стимулировал у них желания остаться в России навсегда.

В 1995 г. во время визита в Пхеньян приморского губернатора Е. Наздратенко было подписано соглашение о создании в г. Артеме представительства корейского сельскохозяйственного общества, в задачи которого входило трудоустройство северокорейцев, присылаемых на работу в Приморье. Согласно договоренности это представительство могло трудоустроить 10 тыс. северокорейцев в течение 10 лет.

В 1997 г. Федеральная миграционная служба РФ приняла ряд мер по ужесточению правил миграционного и паспортно-визового въезда северокорейцев в Россию, а также их перемещения по территории страны. Местные органы власти обязали все фирмы, приглашающие на работу северокорейцев, дать дополнительные гарантии о их полной занятости и своевременном выезде после завершения работы.

Консульская служба российского МИДа со своей стороны разработала и приняла ряд мер по введению строгого порядка въезда и выезда северокорейцев из России. Кроме того, во время визита в Пхеньян в январе 1997 г. заместителя министра иностранных дел России Г. Карасина было подписано Соглашение между правительством РФ и правительством КНДР о взаимных поездках граждан двух стран, по которому все поездки граждан России и КНДР были переведены на визовую основу.

Если до этого северокорейские рабочие могли приезжать в Россию со своими внутренними паспортами, а их имена лишь вносились в общий список, составленный на русском языке для российских пограничников, то данное соглашение предусматривало для приезжающих на российскую территорию граждан КНДР прохождение обязательной регистрации местными органами власти и представление текста контракта с российской фирмой, по приглашению которой они приехали в Россию. Эти меры были призваны упорядочить деятельность северокорейских рабочих  в России, более эффективно отслеживать и регулировать миграционные процессы между двумя странами.

Для исследователей факт приезда на работу в Россию северокорейских рабочих вызывает многоплановый интерес. По их поведению, устремлениям и характеру работы в России можно получить много новой информации о внутриполитической жизни этой закрытой для посторонних глаз страны. В данном случае важно даже не то, что говорят о своей стране сами северокорейцы, а то, как они себя ведут в России, что можно считать косвенным показателем внутриполитического положения КНДР.

С конца 90-х годов северокорейские рабочие не так строго ограничивались своими властями и сопровождающими их в России сотрудниками спецслужб, как это было в 60-е - 80-е годы. Им разрешено передвигаться по населенным пунктам не только группами, но и поодиночке. У них было желание вернуться на родину. Во всяком случае, никто из тех, с кем автору этой работы приходилось беседовать, не хотел бы остаться в России навсегда. О своей стране они отзывались положительно, хотя и отмечали, что в 1995-1998 гг. были трудности с продовольствием, но потом, по их словам, “все наладилось”.

О многом может поведать непритязательный, если не аскетический быт северокорейских рабочих в Приморье. В комнатах, где они проживали, нет никаких лозунгов и портретов вождей. Только общая комната отдыха скромно украшена портретами покойного и ныне здравствующего корейских вождей, а также несколькими лозунгами в память о Ким Ир Сене. На вопрос, почему отсутствуют лозунги, славящие Ким Чен Ира, северокорейцы лишь пожимали плечами, отвечая, что соответствующих указаний не поступало.

Редко кто из северокорейских рабочих носил значки с изображением Ким Ир Сена, которые в 70-80-х годы были обязательной декорацией их одежды за рубежом и свидетельствовали, как правило, об успешном изучении имяреком трудов Ким Ир Сена касательно идей чучхе. После объявления в КНДР в июне 2002 г. отмены запрета на частную торгово-предпринимательскую деятельность облик северокорейских рабочих в Приморье существенно изменился: они стали одеваться в кожаные куртки, меховые шапки, а у некоторых даже появились золотые кольца. Из этого можно сделать вывод, что идеология перестала иметь давлеющее значение в жизни северокорейского общества. Да и сам Ким Чен Ир, по всей видимости, не стремился потеснить отца на революционном пьедестале, а хотел бы остаться в тени его авторитета.

Если в 90-е годы для КНДР первостепенную важность приобрело физическое выживание населения, то в начале ХХI в. трудящиеся получили возможность самостоятельно зарабатывать и тем самым существенно повысить свой материальный уровень жизни.

Разумеется, при анализе поведения северокорейцев в России необходимо учитывать, что посылаемые за границу рабочие - это именно лояльные к правящему режиму граждане КНДР, возможно, даже являющиеся государственными служащими (гражданскими или военными).

По данным российских пограничных служб, в конце 1990-х годов - начале нового столетия ежегодно российскую границу пересекало в среднем 11-13 тыс. северокорейцев, значительная часть которых прибывала на российский Дальний Восток на временную и сезонную работы на период до трех месяцев (см. табл. 1). Такие временные рабочие обычно не учитываются российскими статистическими службами, а проходят регистрацию только в местных органах власти. Обычно на более длительные сроки приезжало не более 2-3 тыс. рабочих из КНДР, что в два раза ниже аналогичного показателя для китайских рабочих, въехавших в Россию через погранпереходы Приморского края.

Таблица 1. Общее число пересечений российской границы в Приморье иностранными гражданами в 1998-2005 гг.

Источник: Данные Федеральной пограничной службы России

В таблице 2 представлены данные о количестве туристов из КНР, КНДР и Республики Корея, въехавших в Россию через пограничные пункты Приморского края по краткосрочным туристическим визам. Сравнительный анализ данных таблиц 1 и 2 свидетельствует о небольшом количестве северокорейских рабочих, въехавших в Россию на кратковременные сроки (до трех месяцев) по туристической визе. В начале нового ХХI в. такая форма въезда практически прекратилась.

Таблица 2. Количество иностранных туристов, посетивших Приморский край в 1995-2004 гг.

Источник: фондовые материалы комитета по туризму администрации Приморского края

Напротив, официальной целью приезда китайских граждан являлся туризм. Количество китайских туристов возрастало из года в год. Если в 1990-е годы был характерен безвизовый въезд китайцев в целях трудоустройства, то для начала ХХI в. возобладала тенденция, когда китайские граждане прибывали под видом туристов на краткосрочные работы (до месяца).

Сравнительный анализ показателей таблиц 1 и 2 для южнокорейских граждан указывает на то, что лишь небольшое количество въехавших по туристическим визам оставалось в Приморье в качестве туристов. Для остальных Приморье являлось транзитным пунктом следования в европейскую часть России. Согласно данным таблицы 1, ежегодный въезд и выезд южнокорейских граждан свидетельствует о том, что количество въехавших практически совпадает с количеством выехавших. Это подтверждает туристические цели их приезда в Россию.

Российские миграционные службы не дают личностных характеристик северокорейских рабочих. Например, сколько раз приезжал на заработки в Россию тот или иной человек и где работал. На основе таких данных можно было бы составить более полную картину того, каков процент трудового населения КНДР побывал на заработках в России, каково социальное положение приезжающих, на какой срок приезжал тот или иной рабочий, уровень его образования и т.д.

В начале нового столетия численность северокорейских рабочих в Приморском крае в абсолютных и относительных цифрах получила тенденцию некоторого роста (см. табл. 3). Пик их трудоустройства пришелся на 1996 г., когда приморские предприятия в большинстве своем еще нуждались в дешевой и неквалифицированной рабочей силе, которую привлекали на длительные сроки - на 6-12 месяцев, а также на 2005 г., когда состоялся обмен визитами российских и северокорейских высокопоставленных чиновников и был достигнуть ряд устных договоренностей о повышении въездной квоты для рабочих из КНДР.

Таблица 3. Численность северокорейских рабочих в Приморском крае в 1992-2005 гг.

* -процент от всех зарубежных рабочих в Приморском крае.

Источники: Приморский край в 1994 году: Стат. ежег. Владивосток: Приморский краевой комитет государственной статистики, 1995. С. 16; Приморье в цифрах в 2000 году. (Кратк. стат. сб.). Владивосток: Госкомстат РФ, 2001. С. 28; Приморский край в 2001 году; Владивосток: Приморский краевой комитет государственной статистики, 2002. С.46; Приморский край (стат. ежег.). Владивосток: Росстат. Территориальный орган федеральной службы государственной статистики по Приморскому краю, 2005. С. 66

Несмотря на наличие ряда северокорейских предприятий на территории Приморья, северокорейцы предпочитают трудиться не в рамках своих СП, а на российских, где заработки повыше и меньше контроля со стороны своих спецслужб. К тому же российско-северокорейские СП - это, как правило, предприятия питания, где может быть трудоустроено ограниченное количество сотрудников. Поэтому СП такого профиля не могут стимулировать образование новых рабочих мест для трудоустройства северокорейцев.

В 90-е годы северокорейские рабочие трудились в основном на стройках акционерных обществ “Дальрыбстрой” и “АКФЕС”, а также в сельском хозяйстве Хасанского района, где занимались выращиванием кукурузы, моркови, капусты, которые реализовывались в Приморье ради получения российской валюты. Среди приморских работодателей немало российских корейцев, предпочитающих приглашать на работу своих соплеменников из КНДР, так как те, в отличие от китайцев, не сбегают торговать на рынке, а исправно выполняют свою работу.

По рассказам северокорейцев, за год-два напряженной работы в России им удается скопить приличную сумму, позволяющую приобрести на родине дом или подержанный автомобиль, который, между прочим, стоит в КНДР в два раза дешевле, чем в Приморье. Однако из разговоров с северокорейцами становится понятно, что в действительности воспользоваться такой возможностью могут не все, а только руководящий состав северокорейских рабочих бригад, имеющий возможность работать в России по 3-5 лет. Тем не менее такая перспектива является стимулом для всех остальных. Во всяком случае, всего лишь 400-500  долл. США достаточно, чтобы северокорейская семья из пяти человек смогла безбедно прожить в течение года.

Поэтому по меркам КНДР северокореец, приехавший домой после заработков в России, становится вполне зажиточным человеком, что, с одной стороны, повышает его социальный статус, а, с другой - приводит к имущественному расслоению в обществе, где длившаяся десятилетиями уравнительная система оплаты труда нивелировала социальную структуру общества. По всей видимости, наметившееся имущественное неравенство приводит к социальному расслоению населения КНДР, славившейся до недавнего времени всеобщей уравниловкой в оплате труда и спартанским бытом трудящихся. Особенно это заметно в столице страны Пхеньяне, магазины которого переполнены  дорогостоящими иностранными товарами домашней утвари, электротехники, косметики, которые не по карману большинству жителей страны.

На взгляд северокорейцев, самые значительные заработки на лесозаготовках в Хабаровском крае. В 2001-2003 гг. официальная зарплата северокорейцев на лесоразработках достигала 3-5 тыс. руб. (100-170 долл. США), которая выдавалась непосредственно на руки рабочим. Понятно, что на такие работы попадают те, кто сумел доказать свою приверженность действующим в КНДР порядкам или заслужил эту привилегию другим путем. Хотя в стране и не провозглашен открыто лозунг “обогащайтесь”, как это было в Китае в 1970-е годы прошлого века, но у определенной категории северокорейцев уже наметилась подобная тенденция.

Как видно из табл. 4, в 1990-е годы в Хабаровском крае было трудоустроено сопоставимое с Приморьем количество северокорейских рабочих. При этом их численность составляла больший процент всех привлеченных иностранных рабочих, чем в Приморье, что объясняется меньшей конкуренцией со стороны китайцев и вьетнамцев, мало заинтересованных в работе на лесоразработках, где низкие заработки и слишком тяжелые условия работы.

Таблица 4. Численность северокорейских рабочих в Хабаровском крае в 1995-2004 гг.

* -процент от всех зарубежных рабочих в Хабаровском крае.

Источники: Паспорт Хабаровского края (1990-1998 гг.). Хабаровск: Хабар. краев. ком. гос. стат., 1999; Хабаровский край в 2000 г. Стат. ежегодн. Хабаровск: Хабар. краев. ком. гос. стат., 2001. С. 40; Мотрич Е.Л. Иностранная рабочая сила на рынке труда в Хабаровском крае // Проблемы экономической политики на российском Дальнем Востоке: Матер. межд. научно-практич. конф. Хабаровск: РИОТИП, 2001. С. 180; Состояние экономики Хабаровского края. 1992-2002 годы. Аналит. записка. Хабаровск: Хабар. краев. ком. гос. стат., 2003. - 86 с.

В 1991-1993 гг., то есть в период временного спада в российско-северокорейских политических отношениях, российские центральные власти намеревались, было, больше не возобновлять соглашение с КНДР о сотрудничестве в сфере совместных лесозаготовок. К такому решению их подталкивали российские демократы, возмущенные наличием иностранных поселений на российской территории, где не действовали российские законы. Однако руководители хабаровских леспромхозов настояли на продолжении такого сотрудничества, т.к. в противном случае их предприятия остались бы без рабочих. Поэтому в последующие годы совместные с КНДР лесоразработки были расширены и затронули не только Хабаровский край, но и Амурскую область.

Для северокорейских рабочих поездка на работу в Россию - это значительная социальная привилегия, но, вместе с тем, и тяжелый изнурительный труд в суровых бытовых условиях. Северокорейские менеджеры стараются найти работу своим подопечным с любой оплатой - от 100 до 130 долл. в месяц, лишь бы получить разрешение у российских миграционных служб на въезд в РФ. Во многих случаях северокорейские рабочие работают в России без всякой оплаты, а причитающуюся им заработную плату получают на родине по возвращении и в местной валюте, что, естественно, является еще одним стимулом для возвращения домой и, вместе с тем, финансово более выгодно властям КНДР. К тому же такое положение с оплатой труда в России стимулирует северокорейцев самостоятельно искать приработки на стороне для поддержания своего существования во время заграничной командировки.

Российские фирмы, приглашающие северокорейцев на работу, не всегда выполняют свои обязательства по обеспечению их полным рабочим днем, в результате чего северокорейцы остаются предоставленными сами себе, но при этом не стремятся уехать на родину, а ищут подённую работу самостоятельно. Зачастую случайные заработки оказываются намного прибыльнее, чем работа на российскую фирму.

Поэтому в 1995-1999 гг. Генеральное консульство КНДР в Находке под предлогом сбора средств для голодающих соотечественников обязало своих граждан в России вносить ежемесячно значительные суммы денег. Так, северокорейские рабочие в Приморье обязаны были ежемесячно сдавать по 200 долл., а на Сахалине, где подённых заработков больше и оплата выше, по 300 долл. и т.д., что позволяло генконсульству ежемесячно собирать по 200 тыс. долл. После дефолта 1998 г. неофициальные заработки северокорейцев снизились в два раза, что также привело к снижению добровольно-принудительных отчислений в распоряжение Генерального консульства КНДР в Находке.

Эти средства шли как на закупку в Китае продовольствия для голодающих жителей КНДР, так и инвестирование на российском Дальнем Востоке в проекты и предприятия, представляющие интерес для северокорейской экономики - разработку южноякутских коксующихся углей, например, а также на оплату северокорейского импорта из России. Таково проявление на практике основных положений идеологии чучхе, обосновывающих необходимость во всех делах опираться только на собственные силы. Иными словами, северокорейское консульство в Находке при финансово-экономических операциях в России ограничено теми средствами, которые получает за счет неофициальных приработков своих соотечественников.

Социальный эффект трудовой миграции для КНДР

Как видно, власти КНДР, поощряя своих граждан материальными выгодами от поездок за границу, добиваются двоякого социального эффекта: во-первых, поступления в страну валюты, а во-вторых, создания среднего класса, терпимо относящегося к правящей элите и имеющего тенденцию стать более многочисленным. Россия, таким образом, становится соучастником формирования в КНДР среднего класса, являющегося, с одной стороны, опорой существующего режима власти, а с другой - гарантом внутриполитической стабильности. Уже одно то, что не происходит дестабилизации внутриполитической обстановки в КНДР - благо как для самих северокорейцев, так и для их соседей.

Можно также предположить, что побывавшие за границей на заработках северокорейцы смогут, благодаря своему расширившемуся кругозору, приобретенному опыту жизни в современной России и, возможно, заработанным средствам, быстро адаптироваться в изменившуюся внутриэкономическую ситуацию, активно включиться в частную торгово-экономическую деятельность, которая с июня 2002 г. больше не находится под запретом в КНДР.

У северокорейских рабочих, которые за очень редким исключением являются неквалифицированными, также сузилось поле деятельности на лесозаготовках, так как российские лесозаготовительные предприятия, закупив за границей современное деревообрабатывающее оборудование, взяли курс на экспорт обработанной древесины, и поэтому предпочли самостоятельно готовить кадры из числа россиян для долгосрочного трудоустройства. Совокупность этих причин затормозила рост абсолютных и процентных показателей миграции северокорейской неквалифицированной рабочей силы в Россию.

Не только экономические факторы и низкая квалификация северокорейских рабочих препятствовала их более широкому привлечению на работу в Россию. Отрицательное влияние оказало также опасение российских властей и работодателей о том, что они явятся источником противоправных действий. Тем не менее, во время визита в Пхеньян в октябре 2003 г. приморского губернатора С. Дарькина была достигнута договоренность о возможности отправки дополнительно 3000 северокорейских рабочих на различные работы в Приморском крае.

КНДР смогла бы сохранить экономическую нишу для своих рабочих в России, только если бы направляла инвестиции на российский Дальний Восток, как это делают Китай и Вьетнам. Только в таком случае она могла бы создавать рабочие места для своих рабочих в России. Примером такого успешного экономического поведения является Китай, который путем сравнительно небольших инвестиций и создания многочисленных СП из года в год наращивает экспорт своих неквалифицированных трудовых ресурсов в Приморье, Хабаровский край и Амурскую область. Так, удельный вес китайских рабочих неуклонно возрастал и ежегодно достигал 65-70% от числа всех иностранных рабочих в Приморье, где определена квота для привлечения иностранных рабочих в количестве 15 тыс. чел. ежегодно. Всего же в Приморье более 70 тыс. рабочих мест ежегодно остаются вакантными ввиду их непрестижности и низкой оплаты труда. На этот факт указывает китаеязычная газета, издающаяся в Приморье китайскими предпринимателями, как на перспективную сферу китайского трудоустройства.

Наличие китайских трудовых мигрантов, значительная часть которых на российском Дальнем Востоке представлена этническими корейцами, выходцами из Корейского автономного округа Северо-Восточного Китая, составляет серьезную конкуренцию северокорейцам. Не меньшую активность проявляет и Вьетнам, увеличивший численность своих рабочих в Приморье с 1,2% в 1998 г. до 8% в 2000 г., до 13 % в 2003 г. и до 14% в 2005 г. от всех иностранных рабочих в Приморском крае.

* * *

Как видно, при избытке трудовых ресурсов внутри страны КНДР не может вывозить своих рабочих на Дальний Восток России в неограниченном количестве, так как у нее нет свободных ресурсов для создания им рабочих мест. У российской стороны также нет возможности, а главное, экономической заинтересованности в привлечении именно северокорейцев на работу на дальневосточные предприятия.

Ситуация по этому вопросу может измениться только в случае реализации какого-либо масштабного экономического проекта на территории российского Дальнего Востока, каким может стать восстановление транскорейской железной дороги и ее воссоединение с Транссибом. По всей видимости, северокорейские рабочие будут и в дальнейшем играть существенную роль локомотива в российско-северокорейских отношениях.

Увеличению спроса на северокорейскую рабочую силу также могло бы способствовать повышение ее квалификационного уровня, что, разумеется, предусматривает инвестирование правительством КНДР средств на ее обучение. Вполне возможно, что сами северокорейские рабочие будут прилагать усилия по овладению той или иной востребуемой рабочей специальностью, так как мотивация их приезда в Россию ограничилась в период третьей волны трудовой миграции зарабатыванием материальных благ, способствовавших повышению их социального статуса на родине. Это существенное отличие мотивации их приезда в Россию от первых двух периодов, для которых было характерно преследование двояких целей - заработать деньги и, по возможности, сменить гражданство, не возвратившись на родину.

3. Российские гастарбайтеры на южнокорейском рынке труда

Причины нелегальной миграции россиян

Современные миграционные процессы затронули и российский Дальний Восток, население которого с началом проведения экономических реформ было вынуждено бороться за собственное выживание. В начале 1990-х годов самовыживание приобрело форму челночной торговли, которая наиболее развилась и процветала на китайском направлении, когда в Китай вывозилась валюта в обмен на низкокачественный китайский ширпотреб и продукты агропрома.

Однако вскоре российские власти спохватились и ввели ряд ограничений, которые резко снизили рентабельность такой самодеятельной торговли. К тому же значительное снижение после дефолта 1998 г. покупательной способности российского дальневосточного населения предрешило судьбу челночной торговли, где были задействованы наиболее активные и трудоспособные дальневосточники, быстро смекнувшие о нерациональности своего валютно-экономического поведения. Действительно, зачем вывозить свои кровные в Китай для закупки низкокачественных товаров, если в соседней процветающей Республике Корея (РК) можно хорошо подзаработать и затем, закупив качественные товары, с большей выгодой перепродать их на российских рынках.

В начале 1990-х годов только редкие смельчаки нелегально пробирались на заработки в Пусан, где можно было легко затеряться среди моряков-европейцев. Их нещадно вылавливали как российские пограничники, так и южнокорейская полиция, но они все равно повторяли свои вылазки в РК, откуда возвращались с “хорошими деньгами” и “нужными связями”, позволявшими им и их знакомым и родственникам совершать новые поездки на заработки.

В конце 1990-х годов расширению поля деятельности для российской нелегальной трудовой миграции способствовали существенные послабления в южнокорейском законодательстве, касающегося зарубежных соотечественников. Согласно вступившему в действие в конце 1999 г. Закону о зарубежных корейцах последним предоставлялся ряд преференций, среди которых наиболее значимым было предоставление трехмесячных въездных виз для российских корейцев, что фактически легализовало их поездки в РК на заработки. Зачастую срок их пребывания самовольно продлевался на более длительный период, пока южнокорейские власти не обнаруживали нарушителя или же объявляли в конце каждого года “зеленый коридор”, по которому все нарушители могли беспрепятственно и без последствий для будущих визитов покинуть гостеприимную родину предков.

Квоты для иностранцев

Южнокорейские власти пытаются бороться с такой ситуацией, стараясь выявить всех нелегалов и упорядочить прием на работу иностранных рабочих. К этому их понуждают южнокорейские профсоюзы, справедливо усматривающие в зарубежных гастарбайтерах серьёзных конкурентов для южнокорейских рабочих. Поэтому в начале 2003 г. был принят Закон о найме иностранцев, по которому всем зарубежным нелегальным рабочим предлагалось пройти регистрацию в миграционных офисах и получить разрешение на выдачу рабочей визы, что даст возможность обрести легальный статус и удостоверение иностранца - “вегугин тыннокчхын”.

При этом южнокорейские власти проявили дифференцированный подход к зарубежным рабочим. Так, в более привилегированном положении оказались зарубежные корейцы, для которых определен более широкий выбор мест трудоустройства: они могут быть трудоустроены на строительных предприятиях, в сфере услуг, социального обеспечения, общественного питания и т.п. Эти рабочие места выше котируются на рынке труда, так как предполагают длительное и относительно высокооплачиваемое трудоустройство.

Для трудоустройства остальных зарубежных гастарбайтеров предназначены предприятия, которые, как правило, предоставляют сезонную работу: это предприятия малого и среднего бизнеса с количеством постоянно занятых не более 300 человек, сельскохозяйственные фермы, а также прибрежное рыболовство. Причем зарегистрированным зарубежным рабочим не позволяется менять место работы, иначе они могут потерять свой статус и быть выдворены из страны. В крайнем случае они могут вновь обратиться в южнокорейские центры занятости и попытаться получить разрешение на работу в новом месте, которое будет найдено в базах данных этих центров.

Тем иностранным рабочим, которые прошли регистрацию в южнокорейских миграционных офисах и получили удостоверение иностранца, разрешено работать в РК в течение максимум двух лет со дня опубликования Закона о найме иностранцев. При этом, однако, общий срок пребывания их в РК, включая уже проведенный здесь период, не должен превышать 5 лет.

25 марта 2004 г. состоялось заседание южнокорейского правительственного комитета по выработке политики в отношении иностранных рабочих, в которых были учтены новые параметры по выдаче разрешений на трудоустройство в РК. Были также определены страны, граждане которых смогут получить рабочие визы на трудоустройство в РК: Китай, Индонезия, Казахстан, Монголия, Шри-Ланка, Таиланд, Филиппины и Вьетнам. Южнокорейские власти мотивировали свой выбор тем, что с правительствами этих стран были подписаны соответствующие меморандумы о разрешении их гражданам выезжать на временную работу в РК. В результате этого южнокорейского закона гражданам из большинства стран СНГ будет затруднена легализация в РК в качестве иностранных рабочих.

На этом заседании также было определено, что в 2004 г. будет выдано 25 тыс. разрешений на официальное трудоустройство, из которых 17 тыс. - для работы на промышленных предприятиях, 6 тыс. - в строительстве и 2 тыс. - в сельском хозяйстве. Кроме того, будет также рассмотрен вопрос об определении количества квот для иностранных рабочих в гостиничном секторе, что также может добавить пару тысяч рабочих мест к ранее определенным 25 тысячам. В дополнение к трудовым квотам продолжает функционировать система производственной стажировки, на которую южнокорейские предприниматели также могут привлекать зарубежных рабочих. Таким стажерам зарплата выплачивается в половинном размере, и они могут работать в РК в течение года.

Южнокорейские власти ужесточили порядок найма иностранных рабочих, по которому южнокорейский работодатель должен обратиться за разрешением в один из центров занятости при министерстве труда РК. Туда же он должен сообщать о всех нарушениях иностранцами трудовых контрактов или занятии ими работой без соответствующего разрешения. Как и прежде, министерство труда РК настаивает, чтобы работодатели уволили всех нелегалов и наняли рабочих через центры занятости. Однако южнокорейские бизнесмены не торопятся это сделать, так как признание, что они брали на работу нелегалов, может подорвать их бизнес, нанести ущерб их деловой репутации, опорочить в глазах властей и местных профсоюзов. Поэтому они всеми средствами стараются скрыть факты найма иностранной рабочей силы, что им легко удается, если они нанимают зарубежных корейцев, которые знают корейский язык.

Сравнительно либеральное отношение южнокорейских властей к зарубежным гастарбайтерам объясняется довольно низкими показателями безработицы в РК: в 2002 г. - 3,1%, в 2003 г. - 3,6%, в 2004 г. - 3,7% (990 тыс. чел.), а в 2005 г. - 3,5% (827 тыс. чел.)от всего трудоспособного населения страны являлись безработными, что в три раза ниже в сравнении с периодом финансового кризиса 1997-1998 гг. Поэтому на фоне подъема южнокорейской экономики после финансового кризиса работодатели и далее будут заинтересованы в привлечении иностранных рабочих на трудоемкие и низкооплачиваемые работы, даже если те будут находиться на нелегальном положении.

Приморское краевое статуправление располагает следующими данными об официальном трудоустройстве в РК жителей Приморья: в 1999 г. - 108 чел., 2000 г. - 140 чел., 2001 г. - 303 чел., 2002 г. - 354 чел., которые в основном были заняты в Пусанском торговом порту. Все это специалисты высокого класса со знанием корейского или английского языков, на трудоустройство которых южнокорейские власти дали официальное разрешение. Однако таких подавляющее меньшинство

По утверждению южнокорейского министерства труда в середине 2003 г. в РК работало 385498 иностранных рабочих, из которых только 83751 (21,7%) человек являлись легальными рабочими. Подавляющая часть нелегалов или 90% из них была трудоустроена на мелких предприятиях, на которых насчитывается не более 30 занятых. Таких охочих до иностранного дешевого труда южнокорейских мелких предприятий насчитывается 160 тыс. Именно им адресована новая политика министерства труда РК в отношении иностранных рабочих. Предполагается выдавать владельцам таких фирм разрешения для привлечения иностранных рабочих сроком на год. Затем это разрешение может быть продлено до трех лет. При этом иностранным рабочим будет разрешено вступать в профсоюзы, получать медицинскую страховку, обращаться с жалобами в правоохранительные органы и т.п.

Южнокорейские власти пока не опубликовали данные о количестве российских гастарбайтеров в РК. Отмечается только, что в апреле 2003 г. в РК была обнаружена 101 тысяча этнических корейцев из Китая, которые являлись нелегальными рабочими. Значительная их часть была выдворена южнокорейскими властями на родину. Остается предположить, что россиян в РК сопоставимое количество.

Видя столь благостное отношение к зарубежным корейцам со стороны южнокорейских властей, российские корейцы стали постоянной рабочей силой на предприятиях южнокорейской стройиндустрии, сфере услуг, гостиничном сервисе. За ними и другие россияне всеми правдами и неправдами стали просачиваться на заработки в РК. Теперь редкий бурят не имеет загранпаспорта с корейской фамилией, и поэтому на легальном основании может воспользоваться трехмесячной южнокорейской визой. На дальневосточников-европейцев не распространились такие же привилегии, но они не унывают и, получив двухнедельную визу, на свой страх и риск остаются в РК на заработки как нелегальные рабочие.

Введение в 2000 г. паромной переправы между приморским портом Зарубино и южнокорейским Сокчо во многом упростило въезд нелегалов из России на юг Корейского полуострова. Дешевизна билетов на южнокорейском пароме в сравнении с авиатранспортом намного расширила социальную прослойку дальневосточников, которые, не сильно финансово рискуя, смогли попробовать себя в новом качестве. Действительно, допотопный южнокорейский тихоход с многообещающим названием “Дончун” (“Небесное благородство”) сыграл решающую роль в расширении потока российских гастарбайтеров в РК.

Условия нелегального труда

Российские гастарбайтеры в РК это в основном люди пенсионного или предпенсионного возраста, имеющие высшее образование, еще не потерявшие инициативу, а потому не желающие мириться с предстоящей пенсионной нищетой. Они пока имеют силы, здоровье и согласны много работать и зарабатывать, чтобы остаток своих дней прожить достойно и независимо от постоянных изменений российской пенсионной системы.

На южнокорейском рабочем рынке им приходится занимать самую непрестижную среди местных жителей нишу - для них уготована работа на тяжелых трудоемких производствах с низкой оплатой труда в размере 600-800 тыс. вон (500-700 долл.) в месяц. До тысячи долларов платят на стройках, но чтобы туда попасть, нужна протекция. Выплата заработанных денег во многом зависит от добропорядочности южнокорейского хозяина. Многие вынуждены уезжать, так и не получив заработанных денег. Жаловаться некому. Гастарбайтеры из России юридически совершенно не защищены на трудовом рынке РК. Южнокорейские работодатели уверены, что всегда найдутся другие нелегалы из Китая, Филиппин или стран ЮВА, которые рады будут поработать и за меньшую оплату труда.

Условия работы и проживания - спартанские. Как правило, техника безопасности не соблюдается. Благоустроенное общежитие не предоставляется, и рабочие живут на стройках, столовых или при заводах в железных контейнерах, все удобства которых на улице. Хорошо, что южнокорейский климат относительно теплый и можно продержаться в контейнере до ноября, а потом по “зеленому коридору” - домой.

На характер предоставляемой российским гастарбайтерам работы также влияет знание ими корейского языка и письменности. Даже первоклассному российскому инженеру-электрику не доверят ответственной работы. Его удел - низкоквалифицированная работа под присмотром южнокорейского специалиста. Понятно, что пожилым российским корейцам трудно осилить письменность и научиться читать по-корейски. В более выигрышном положении оказываются сахалинские корейцы, хорошо знающие корейский язык и поэтому легко находящие работу продавца-переводчика на сеульском Тондэмуне или пусанском рынке.

Российские гастарбайтеры, пока не утратившие духа и сплоченности советского народа, образуют в РК своеобразные островки “Россия-таунов”, жители которых имеют общую цель - зарабатывание денег - и достигают ее сходными путями. В этой среде в обиходе собственный российско-корейский новояз - своеобразная русификация корейский слов. Например: “хангуки” (южнокорейцы), “ингуки” (иностранцы в РК), “хэньдик” (сотовый телефон), “вонючки” (южнокорейские воны), “сиктан” (столовая) и т.п. Такая русификация корейских слов, по всей видимости, помогает россиянам потихоньку осваивать азы непростого корейского языка и общаться с местными жителями. Многие, ранее совершенно не знавшие корейский язык, начинают хорошо его понимать, а некоторые и вполне сносно изъясняться.

Российским гастарбайтерам приходится подстраиваться под принятую в РК систему распределения работ на женские и мужские. Так, россиянок берут на работу в столовые, пошивочные фабрики, на монотонное конвейерное производство. Мужчин - на стройки, химкомбинаты и другие тяжелые и трудоемкие производства. На всех производствах рабочий день нередко длится по 10-11 часов, в течение месяца - два выходных. Заболевшим больничные не выдают, и они вынуждены продолжать работать.

В редкие выходные россияне предпочитают посещать сеульские рынки или парки развлечений - сеульский или пусанский “Эвэ лэнды”, набраться впечатлений, познакомиться с условиями проживания местного населения.

Работа россиян в РК не только физически тяжелая и опасная, но и проходит под страхом попасть под полицейскую облаву и быть принудительно выдворенным на родину. У таких пойманных нелегалов полиция забирает российские паспорта, заменяя их желтыми карточками, где записаны паспортные данные нарушителя и его провинности, а затем вынуждает покинуть РК. Таким путем южнокорейские власти пытаются бороться с иностранной конкуренцией на рынке труда и снизить безработицу в стране. Однако южнокорейские безработные в своей массе предпочитают получать пособие, а не надрываться на тяжелых физических работах за какие-то 800 тыс. вон.

При повторном визите в РК бывшие нелегалы могут быть сразу же выдворены домой, если южнокорейские пограничники обнаружат их имена в своей компьютерной картотеке. Тем не менее, многие из ранее выдворенных приезжают в следующий раз в РК с новым паспортом, где несколько изменена фамилия или имя, и таким путем успешно проходят проверку на компьютерной картотеке, избегая принудительного возвращения на родину. В Японии такой фокус не прошел бы. Поэтому туда и не наблюдается наплыв российских гастарбайтеров.

Тем не менее, две-три рискованные ходки на заработки в РК позволяют россиянам осмотреться, найти “доброго хозяина” и работу с хорошей по российским меркам зарплатой, а потом строить планы о покупке на родине легкового автомобиля или улучшении жилищных условий. Зачастую дружба с пасторами, имеющими приходы на российском Дальнем Востоке, приносит материальные выгоды, т.к. те могут выступить гарантами при принятии в РК на хорошо оплачиваемую работу.

Наиболее успешные российские корейцы, поднакопив денег на таких сезонных работах во благо южнокорейского капитализма, уже не ограничиваются скупкой южнокорейского ширпотреба и его последующей перепродажей на российских просторах, а пробуют делать инвестиции в сеульском и пусанском общепите. Так, на подставных лиц, южнокорейских граждан, ими покупаются ресторанчики в местах скопления выходцев из бывшего СССР. В таких сиктанах под русскоязычной вывеской и меню представлен широкий выбор милых русскому сердцу борщей, бефстроганов, пирожков и жареная колбаса. Такие ресторанчики имеют успех и у местных жителей - хангуков. По всей видимости, такое инвестирование приносит не только хороший доход, но и надежду, что в будущем южнокорейские власти позволят их владельцам получить южнокорейское гражданство.

Многие, особенно это касается сахалинских корейцев, открывают на российском Дальнем Востоке кафе или магазинчики, где торгуют привезенными южнокорейскими товарами, т.е. становятся мелкими предпринимателями, создающими рабочие места для других россиян.

Поэтому российские гастарбайтеры в РК могут со всем основанием повторить слова северокорейских  рабочих в Приморье: “Мы укрепляем корейско-российскую дружбу”. К тому же по оценочным данным “наших” на Юге на порядок больше, чем “северян” у нас.

Как видно, в начале нового тысячелетия миграционные процессы в Северо-Восточной Азии получили новый импульс благодаря послаблению миграционной политики российских и южнокорейских властей, заинтересованности северокорейских властей в отправке своих рабочих в Россию на заработки, а южнокорейских - получении дешевой и непривередливой рабочей силы в виде российских гастарбайтеров.

Российские и южнокорейские власти пока не определились в своем отношении к иностранным рабочим, хотя экономика обеих стран ежегодно нуждается примерно в миллионе иностранных трудовых мигрантов. Глава подкомитета по делам региональной политики и межрегиональных отношений Госдумы РФ Андрей Климов полагает, что не поспевающее за миграционными процессами российское законодательство должно опираться на сложившиеся реалии с тем, чтобы “заасфальтировать тропки, проложенные трудовыми мигрантами. Каждый раз перекапывая эти тропки, мы скорее разоримся, чем выиграем”. Иными словами этот российский законодатель подходит к решению данного вопроса сугубо прагматично и не видит смысла в ужесточении правил въезда-выезда для иностранных и российских трудовых мигрантов.

В настоящее время миграция россиян носит стихийный характер и преследует сугубо экономические цели. Можно предположить, что в перспективе пожилые российские рабочие-мигранты будут постепенно уступать место более молодым, квалифицированным и хорошо владеющим корейским языком. Это уже будет качественно другой уровень трудовой миграции из российского Дальнего Востока.

Воссоединение Кореи может кардинально изменить картину миграционных потоков в Северо-Восточной Азии, так как северокорейские рабочие, несомненно, будут пользоваться преимуществом при своем трудоустройстве в РК ввиду своей еще большей неприхотливости в оплате труда в сравнении с мигрантами из других стран, а главное, будут более привлекательны своим знанием языка, традиций и культуры. Поэтому нет сомнений в том, что южнокорейские предприниматели предпочтут нанимать именно северокорейцев, а южнокорейское правительство будет оказывать им в этом всяческую поддержку.

* * *

Если взглянуть на все вышесказанное глазами социолога, то выводы будут самые печальные: население российского Дальнего Востока все более отдаляется от собственно России и начинает рассматривать себя как составную часть реалий Северо-Восточной Азии.

Выводы политолога будут более оптимистичными и прагматичными: да, население борется за свое выживание и находит приемлемую сферу для применения своего труда, и хотя трудовая деятельность осуществляется в другой стране, но заработанное все же ввозится на территорию российского Дальнего Востока, что помогает достойно жить не только семье гастарбайтера, но и дает возможность не угаснуть хозяйственной жизни в регионе. Аналогичные выводы можно сделать и в отношении северокорейских рабочих в России, которые фактически зарабатывают на относительно хорошую жизнь не только своей семьи, но и “процветание родины”.

Разнонаправленность миграционных потоков в Северо-Восточной Азии объясняется прежде всего различными уровнями экономического развития стран региона, куда и откуда они направляются. Политическая составляющая этого вопроса менее значима, видимо, потому, что этот процесс пока не урегулирован на государственном уровне и в большей мере носит стихийный характер. Эта тенденция будет сохраняться и в обозримом будущем.

¹ Забровская Л.В. к.и.н., с.н.с, Институт истории, археологии и этнографии народов Дальнего Востока ДВО РАН, г. Владивосток.