Памяти Юлия Григорьевича Липеца

Юлий Григорьевич Липец (1930-2006)

«Единство науки требует преодоления естественной асинхронности развития отдельных отраслей знания; иначе сложившиеся диспропорции могут исказить объективную научную картину реального мира, что неизбежно отразится и на практической деятельности людей. Конкретным примером таких диспропорций служит история  изучения проблем взаимодействия природы и общества и экологии человека. Одним из факторов, приведших к отставанию научного знания в экологии, явилось общее отставание научного синтеза и синтезирующих наук. Поэтому, на наш взгляд, полезно попытаться выделить основные, самые общие причины этого отставания на примере одной из синтетических наук. География – одна из древнейших наук такого плана, и не случайно, столь злободневные сейчас экологические проблемы долгое время обсуждались в географических кругах, и был даже выдвинут тезис, что география и есть «экология человека» (Barrows, 1925)»¹.

Далее выдвигается очень важное и не получившее должного распространения и развития положение об апориях географии: «Согласно наиболее распространенному мнению, причиной отставания географии был и остается ее характер как описательной науки (по известной дихотомии идеографические – номотетические науки). На наш взгляд, и ранее это деление относилось к методическим особенностям географии; ныне при развитии общей теории систем и широком использовании системной ориентации в географии, создании новых средств сбора, хранения и обработки массовой информации и создания геоинформационных систем, «описание» стало одной из стадий географического анализа и не может претендовать на роль обобщенной характеристики науки или стать серьезной методологической трудностью - «апорией» на пути развития географии. Реальные апории современной географии определяются более глубокими свойствами изучаемых ею явлений и характером самой науки. В первом приближении можно выделить 3 апории: 1) единство географии; 2) хорология, или пространственный анализ, и география; 3) уникальность и типичность в географии»².20 декабря 2006 года скоропостижно скончался заведующий лабораторией географии мирового развития Института географии РАН Юлий Григорьевич Липец, отметивший 17 сентября свое 75-летие.

От нас ушел не только прекраснейший человек – добрый, мягкий, абсолютно бескорыстный, всегда стремящийся всем помочь, с невероятной щедростью тративший силы и время на общественные дела, но и выдающийся ученый, чьи идеи не получили еще должного резонанса из-за исключительной скромности Юлия Григорьевича, не позволявшей пропагандировать их с должной настойчивостью. Эта задача теперь ложится на нас.

Талант всегда многогранен. Юлий Григорьевич начинал научную деятельность как африканист, его первая книга была посвящена странам Юго-Восточной Африки (1968). После «африканского» периода (работа редактором в Географгизе в 1954-1960 годах, затем в Институте географии АН СССР, где в 1963 году была защищена кандидатская диссертация) Юлий Григорьевич пятнадцать лет проработал в ЦЭМИ АН СССР (1966-1980), где занимался вопросами системного моделирования, сохранив, впрочем, интерес к Африке до конца жизни. Именно как «модельер», один из создателей первой отечественной модели мировой динамики, своего рода «советский Форрестер», Юлий Григорьевич приобрел заслуженный авторитет в научных кругах. Работа в ЦЭМИ способствовала тому, что Ю.Г. стал одним из первопроходцев количественной и теоретической революций в географии, которые в нашей стране протекали совсем не безболезненно, вызывая существенное противодействие наиболее консервативной (и весьма влиятельной) части научного сообщества. В 1962 году, совместно с Л.И. Василевским (1904-1984), В.М. Гохманом (1918-1986), И.М. Маергойзом (1908-1975) и Ю.В. Медведковым, Ю.Г. он создал Семинар по новым методам исследований в экономической географии при Отделении экономической географии Московского филиала Географического общества СССР. Отметим, что в 60-е – 80-е годы ушедшего столетия жизнь в МФГО била ключом, календарный план заседаний представлял собой огромную простыню, печатавшуюся тиражом более 2 тысяч экзэмпляров и рассылавшуюся всем членам общества. А «Семинар Гохмана» был одним из самых активных подразделений и проводил заседания 1-2 раза в месяц. Юлий Григорьевич был причастен к изданию многих прекрасных книг, в т.ч. и переводных, существенно повлиявших на интеллектуальный климат в географии времен количественной и теоретической революций. Он был переводчиком вышедших в издательстве «Прогресс» книг «Методы регионального анализа» У. Изарда (1966) и «Пространственный анализ в экономической географии» П. Хаггета, (1968), на которых училось не одно поколение географов.

С 1980 года Юлий Григорьевич работал в ИГ АН СССР, возглавив в 1986 году одно из подразделений Института после кончины В.М. Гохмана, для которого был правой рукой и надежной опорой. В 1990 году им была защищена докторская диссертация. В эти годы Ю.Г. продолжал уделять исключительное внимание теоретическим проблемам географической науки, активно участвуя во всевозможных совещаниях и семинарах, а часто и организуя их. Уже в конце 70-х гг. он деятельно участвовал в установлении первых контактов с философами, которые мы налаживали с целью привлечь их к разработке методологических проблем географии. В 1983 г. он принял активное участие в организации Комитета по методологическим проблемам географии при Президиуме ГО СССР, в который вошли 20 географов и 9 философов, проявлявших интерес к нашей науке. Комитет проводил сессии, посвященные обсуждению определенных проблем методологии географии, 1-2 раза в год в различных городах СССР и закончил свое существование вместе с ним – последняя сессия была проведена в 1991 г. в Алуште.

Некоторые принципиально важные теоретические положения были сформулированы Ю.Г. в докладе на конференции в Обнинске в сентябре 1978 года. В последующие годы они частично воспроизводились в других его публичных выступлениях. В этом докладе он выступает не только как глубокий теоретик, но и как методолог географии:

Не имея возможности донести до читателя мысли Ю.Г. обо всех трех апориях, остановимся хотя бы на последней: «Третья апория связана с географическим преломлением общенаучной проблемы множественности и единичности, которая нашла отражение в дискуссиях о типичности и уникальности объектов, изучаемых в географических науках... Наиболее логичным представляется использование уже сложившегося в методике географии сочетания индивидуального и типологического подходов – анализа тренда и остатков регрессии – на языке математической статистики. Однако проблема осложняется тем, что по мере подъема по ступеням пространственной иерархии число объектов резко сокращается, и на высших ступенях мы приближаемся к единичному объекту: глобальной системе. К такого рода объектам уже не применимы стандартные процедуры научного анализа, и нам приходится действовать односторонне: изучать систему на базе взаимодействия ее составных частей. Поэтому столь ценны для науки первые данные по сравнительной планетологии, однако человечество пока еще остается уникальным объектом изучения и географии и всей науки. В заключение отметим, что в сравнении с апориями в математике и логике апории современной географии, на наш взгляд, связаны прежде всего с противоречиями нашего знания, что, возможно, облегчит их преодоление по мере расширения и углубления научного знания в целом»³.

Некролог неизбежно приобретает характер рецензии, когда приходится возвращаться к идеям, выдвинутым почти три десятилетия назад, но до сих пор далеко не освоенным научным сообществом. «Болевые точки» были не только обозначены с исключительной четкостью. Были предложены многообещающие пути дальнейшего развития, в основе которого должна лежать рефлексия над теоретическими трудностями. Этой рефлексии крайне не хватает и сейчас. По прошествии героической революционной эпохи мы, увы, опять стали сильнее грешить теоретической беззаботностью, по А.А. Борзову (1874-1939), и расплачиваемся за нее отсутствием заметного прогресса в развитии нашей науки, преобладанием частных результатов, не находящих естественного места в рамках стройных концепций. Отсутствие утопического проекта в современном обществе, стимулирующего стремление к совершенству («перфекционизм» стал словом презрительным), приводит к постыдному измельчанию всей интеллектуальной продукции, будь то литература или искусство, философия или наука, идеология или теология. Мы стремились вышвырнуть утопию вон, поскольку воспринимали ее как надувательство, как средство интеллектуального порабощения тоталитарным режимом. Между тем Ю. Хабермас, которого даже при крайней антипатии нельзя записать в лагерь фундаменталистов, сказал коротко и веско: «Когда высыхают утопические оазисы, ширится пустыня банальности и беспомощности»⁴. В осознании злободневности, по Хабермасу, историческое мышление неразрывно связано с утопическим.

Для Ю.Г. были одинаково характерны и широта исторического мышления, и упорное стремление заглянуть за горизонт. Он пытался осмыслить происходящее именно как область соприкосновения прошлого и будущего и говорил с глубокой озабоченностью о возрастающей нестабильности мировой финансовой системы или о прогрессирующем отставании Черной Африки. Как-то более двадцати лет назад во время одной из прогулок в Сокольниках, которые мы с Ю.Г. предпринимали время от времени для обсуждения научных проблем, он поставил на обсуждение вопрос о том, почему же все-таки возможна плановая экономика, несмотря на всю ее противоестественность. Нас обоих вдохновлял бытовавший тогда среди американских экономистов афоризм: «Плановая экономика – как говорящая лошадь. Странно, прежде всего, то, что она существует». Именно в причины ее существования мы пытались проникнуть. Безо всякого, впрочем, успеха, хотя погуляли прекрасно и даже встретили двух лосей. Но если я таких отважных попыток никогда больше не предпринимал, то Ю.Г. продолжал работать над этой проблемой в обычной своей спокойной и методичной манере, причем, как выяснилось через много лет, весьма плодотворно.

Результатом его размышлений стало представление о существовании двух равновесных систем цен предложения (СЦП) – низкой и высокой, а также различных вариантов неравновесных систем. Для низкой СЦП характерна низкая стоимость всех ресурсов, включая человеческие, товаров и услуг, для высокой СЦП – наоборот. Именно переход от низкой СЦП к высокой выражается в переходе от бедности к богатству. «До 1920-х гг. во всех странах мира уровень СЦП характеризовался различными степенями неравновесия. Низкая оплата массовых профессий в промышленности, сельском хозяйстве и на транспорте, а также в сфере услуг была повсеместной и послужила важным обоснованием многих теоретических построений, в частности марксовой теории классовой борьбы. В 1920-1930-х гг. две системы цен предложения с относительным равновесием начали формироваться в глобальном масштабе. Первая была основана на высоких ценах на труд, товары и услуги - система цен высо­кого уровня; вторая, соответственно, на низких ценах на труд, товары и услуги - система цен низкого уровня.

В 2005 году исполнилось  90 лет со времени зарождения СЦП высокого уровня. В 1913 г. на заводах Г.Форда средняя текучесть рабочей силы составляла 31,9% в месяц. С 1915 г. был установлен уровень минималь­ной оплаты труда - 5 долл./день и текучесть снизилась до 1,4%»⁵.

«Очень важно, что формирование высокой СЦП происходило в благоприятной теоретической среде - теории предельной полезности, согласно которой стоимостные и ценовые характеристики присущи в равной мере всему спектру товаров и услуг (включая третичный и четвертичный сектора) и, что особенно существенно, на все природные ресурсы, начиная с земли и воды – подчеркивал Ю.Г. - В дальнейшем высокая СЦП стала важным фактором формирования "государства всеобщего благосостояния" и ныне присуща всем странам т.н. "золотого миллиарда" или «Первого мира». Формирование низкой системы цен предложения, при которой так­же, впервые в экономической жизни, наблюдалось относительное равновесие между оплатой труда и ценами на основные товары и услуги, произошло в конце 1920-х - начале 1930-х гг. в СССР в ходе процессов индустриализации и коллективизации, а также банковс­кой реформы 1930-х гг. Основными условиями ее формирования стали всеобъемлющее планирование хозяйства, монополия внешней тор­говли и ликвидация частного предпринимательства в промышленности и торговле, неконвертируемость рубля (с конца 1926 г. прекратился обмен червонцев на зарубежную валюту, прежде всего - на немецкие марки) и полностью автономная кредитно-инвестиционная система. При данной системе цены на товары и услуги формировались не децентрализовано, в ходе анализа спроса и принятия корпоративных решений, а центральными органами Госпланом и Госкомцен.  Эти цены, при обычном дефиците как товаров, так и услуг и их невысоком качестве (Корнаи, 1990), устанавливались исходя из уровней оплаты труда, даже на импортные товары. Они держались принципиально низкими на «социальные» товары, например, хлеб и коммунальные услуги, включая энергию. Большая часть жилого фонда в городах распределялась бесплатно, равно как и услуги в области образования и здравоохранения. Цены на транспортные услуги и горючее оставались на низких уровнях в течение десятков лет. Так, железнодорожный билет из Москвы в Ленинград 40 лет стоил 10-12 руб., бензин 7,40 коп./литр и т.п., несмотря на рост реальной зарплаты с 50 до 220 р. в месяц»⁶.

Переходный период Ю.Г. понимал как переход от СЦП низкого уровня к СЦП высокого уровня. Этот переход еще далек от завершения и в странах - новых членах ЕС. Так, пятикратный разрыв в размерах средней зарплаты между Финляндией и Эстонией (соответственно 2500 и 500 долл.) сочетается  с несравненно меньшей разницей в ценах на товары и услуги. Ю.Г. тщетно пытался донести свои идеи до реформаторов, в т.ч. Е.Т. Гайдара, с которым беседовал лично. Результатом этих контактов стал следующий теоретический вывод: «Наши реформаторы долго спорили, на чем строить. Одни говорили, что надо следовать рецептам Кейнса (совокупные расходы, базовые уравнения и т.д.). Другие, и это победило, - что нужно сделать упор на монетаристской теории, где основное уравнение выражено предложением денежного обмена. Эти оба уравнения конвергируют друг с другом, но не в этом дело. Дело в том, что и кейнсианский рецепт, и фридмановский рецепт работают, как показал не только наш опыт, но и опыт развивающихся стран, в условиях высокой системы цен. Вот там они могут работать, и те и другие рецепты. А в условиях неравновесной системы цен, заниженной оплаты труда, эти базовые положения уравнения кейнсианской и фридмановской теорий работают в крайне извращенном виде»⁷. По мнению Ю.Г., предварительные, сугубо экспертные оценки позволяют предполагать, что искомые показатели нижнего порога должны лежать в диапазоне 800-900 долл. в месяц по оплате труда. Однако эти показатели требуют корректировки с учетом различий в покупательной способности валют, которые очень заметно проявляются, прежде всего, в странах с низкой и неравновесной СЦП, что особенно четко отражено в подсчетах ВВП по паритетам покупательной способности для Китая, Индии, России и ряда других стран. Для  нашей страны моделирование динамики СЦП крайне осложнено  глубокой дифференциацией ценового пространства и высокой долей неформальной экономики.

Юлий Григорьевич не жалел сил в попытках разобраться в развитии мирового хозяйства и как исследователь, и как организатор науки. Он опубликовал в соавторстве с В.А. Пуляркиным и С.Б. Шлихтером прекрасное пособие для вузов «География мирового хозяйства (М., «Владос», 1999)». Широта и ответственность темы заставили авторов проявить скромность в выборе жанра, но, будучи написанной весьма доступно, эта очень богатая идеями и фактическими данными книга явно рассчитана не только на студентов. Впрочем, авторы не остановились на достигнутом и под их общей редакцией вышла коллективная монография «Экономическая география мирового развития. ХХ век (Спб., «Алетейя», 2003)», вероятно, лучшее произведение этого рода за последнее десятилетие. В последние месяцы жизни Ю.Г. напряженно редактировал новый русский перевод классической книги А. Лёша⁸, который должен выйти в издательстве «Наука» в наступившем году. Особенно велика роль Ю.Г. как «организатора и вдохновителя» ежегодных конференций экономико-географов и региональных экономистов, ставших традиционным форумом для обсуждения проблем регионального развития. С 1983 года эти конференции проходили в качестве сессий Совета АН СССР по региональным системам, которым руководил А.Г. Аганбегян, с 1995 года эти сессии стала проводить Международная академия регионального развития и сотрудничества, руководимая А.Г. Гранбергом. Юлий Григорьевич до последних дней жизни энергично готовил очередную сессию, посвященную проблеме: «Унаследованные территориальные структуры в социально-экономическом развитии», которая, по его замыслам, должна была состояться в Кирове в начале июня 2007 г.…

Катастрофическое снижение интеллектуального уровня, равно как и отсутствие вдохновляющего проекта будущего – всего лишь симптомы крайне тяжелой болезни, порожденной глубочайшими трансформационными процессами в современном обществе. И постиндустриальная трансформация, и даже «демографическая революция» – лишь отдельные аспекты этого мощнейшего тектонического сдвига. Подобно сильному землетрясению, уничтожающему целые массивы материальной культуры, этот социальный катаклизм уничтожает исключительно важную часть духовной культуры, а именно рационализм, цитаделью которого остается наука, сама все больше напоминающая тонущий корабль. На смену ученым приходят менеджеры, мышление которых не может не быть примитивным, ибо примитивность - оборотная сторона его эффективности. Менеджер не может мыслить неисчислимыми категориями, он подобен офицеру, ставящему задачу, либо получающему ее. Но офицера естественно видеть во главе роты или дивизии, менеджера – во главе фирмы или корпорации, но не во главе кафедры или лаборатории, университета или НИИ. Между тем организация духовного производства по образу и подобию материального (в смысле материальной заинтересованности) - свершившийся факт, с которым уже давно все смирились.

Вместе с наукой из мира уходит и идеология. Подобно тому, как манипулирование социальными процессами все больше вытесняется манипулированием общественным сознанием, предъявляющим спрос на PR, а не на социальную теорию, всегда отстающую от социальной практики, в международных отношениях идеология оказалось полностью вытесненной геополитикой. Фундаментальные представления о правах человека, политических свободах и демократии оказались низведенными до средства решения сугубо прагматических политических (или даже экономических) задач. Нас действительно ждет новое средневековье, с мобильниками, ноутбуками и еще более современными техническими новинками, распространяющимися со скоростью, о которой еще недавно нельзя было даже мечтать. Ведь идеологический вакуум уже начинают заполнять какие угодно лжеучения, и даже самые почтенные мировые религии приобретают претензии, от которых берет оторопь. Яркий тому пример – энергичная борьба высших иерархов РПЦ против преподавания в средней школе научных представлений о происхождении человека и даже «обезьяний процесс», только уже не в 1925 году в захолустном городишке в Теннесси, а в 2006 году в блистательном Санкт-Петербурге.

Юлий Григорьевич преданно служил делу разума и просвещения, защищая от наваждений времени, прежде всего, свой собственный ум и в мягкой ненавязчивой форме помогая другим умам. Он мастерски умел слушать всех и все, никого и ничего не принимая всерьез, если это с очевидностью противоречило доводам Разума. Он часто говорил в частных беседах, что концепция устойчивого развития – это гениальное изобретение чиновников, позволяющее подбирать ключи к любым сейфам с деньгами. Он ни в грош не ставил и отечественные рассуждения об энергетической сверхдержаве, и зарубежные – о газовом шантаже, поскольку смотрел без особого оптимизма как на перспективы отечественного ТЭКа, так и на добросовестность наших западных партнеров. У него в равной степени не вызывали восхищения и уровень исследований в ВШЭ, и уровень подготовки в американских университетах, поскольку и с тем, и с другим он был знаком на собственном опыте. У него был очень широкий и разнородный круг общения, но он никогда не принадлежал ни к каким тусовкам и вряд ли любил само это слово. С его уходом сократилось пространство, освещавшееся «естественным светом разума». Этого света и далее будет становиться все меньше и меньше, и если нам не удастся передать социальную эстафету тем поколениям, которые идут за нами, мир будет все глубже погружаться во тьму.

Вячеслав Шупер

¹ Липец Ю.Г. Апории современной географии. // Всесоюзная конференция «Методологические аспекты взаимодействия общественных, естественных и технических наук в свете решений XXV съезда КПСС» (тезисы докладов и выступлений). Вып. III-IV. М.-Обнинск, 1978. С. 403.
² Там же, С. 403-404.
³ Там же, С. 405-406.
⁴ Хабермас Ю. Политические работы. М.: Праксис, 2005. С. 112.
⁵Липец Ю.Г. Внешний фактор региональной трансформации – ценовая среда региона, страны, группы однотипных по ценовой системе стран // Шестые сократические чтения. Постиндустриальная трансформация социального пространства России (Углич, 16-20 сентября 2005 г.). Сб. докл. М.: Эслан, 2005. С. 116.
⁶ Там же, С. 116-117.
⁷ Там же, С. 123.
⁸ Лёш А. Географическое размещение хозяйства. М.: Изд-во иностранной литературы, 1959. Данный перевод был сделан с английского издания 1954 г., поскольку немецкого оригинала (2-е издание 1944 г.) не было в распоряжении издательства.