Россия: население и пространство
		Над темой номера работал Андрей ТРЕЙВИШ

От Москвы до самых до окраин…

Естественно-географическая поляризация Запад-Восток и Север-Юг, на которой сказывается очевидное влияние природных условий, весьма суровых на российском Севере и Востоке, усиливается и постоянно подкрепляется "рукотворной" поляризацией по оси центр-периферия.
В изменениях миграционных потоков в последнее десятилетие явственно прослеживается усиление "центростремительности" то есть возвратной направленности в более обжитые, староосвоенные и в этом смысле "центральные" районы, откуда в свое время шло центробежное движение.

На общем изменившемся фоне остается незыблемой позиция столичных метрополисов, которые служили и служат главными центрами притяжения мигрантов. Во многом благодаря им выделяются и прилегающие районы. Так, в 90-е годы Центр увеличил свое население за счет миграции на 1,3 миллиона человек, абсорбировав треть миграционного прироста России. Одновременно усилилась притягательность других староосвоенных районов: в последнее десятилетие мигрантов привлекали Волго-Вятский, Центрально-Черноземный районы, Урал и большинство областей северо-западной и центральной России, ранее в течение длительного времени отдававших население.

Рисунок 5. Профиль населения России по оси центр-периферия в ХХ веке

Сейчас районы, притягивающие мигрантов, "центральны" еще и в том смысле, что они задают тон экономических реформ. Приток мигрантов тесно коррелирует с уровнем развития частного сектора экономики, а этот сектор быстрее развивается именно в городских ареалах центральных и юго-западных районов, имеющих более разветвленную экономику, лучше оснащенных коммуникациями, выдвинутых в сторону Европы.

Поляризация центр-периферия вездесуща, она проявляется в выстраивании не только межрегиональной, но и внутрирегиональной пространственно-расселенческой иерархии. Столицы субъектов Федерации, стянув около 30% их населения, превосходят вторые города, в среднем, вшестеро. А 3/4 площади сельской глубинки Европейской России заселены слабо, ее депопуляция за ХХ век расширила зоны редкого населения (1-10 человек на 1 кв. км) на 1 миллион кв. км (вдвое). Скачки догоняющего и мобилизационного развития, сближая элитные центры стран мировой полупериферии с центрами стран-лидеров, всегда чреваты дивергенцией внутренних периферий⁸, это наблюдается сейчас и в России: качественные контрасты снова нарастают, модернизации столиц сопутствует архаизация провинций.

В России проблема центр-периферия - это еще и проблема расстояний и способов их преодоления.

Еще в 30-х - 40-х годах XIX века царь Николай I считал расстояния проклятием России: страна отставала с устройством железных дорог, уже сжавших дистанции в Европе, сравнение с ней высветило российскую проблему расстояний. В XX веке разрыв сократили, а теперь он снова налицо и снова не из-за самих расстояний, а из-за способов и цен их преодоления. Мы застряли в эпохе не очень быстрых, технически не лучших поездов.

Этот, пока самый народный, транспорт в 1990-х годах сократил перевозки грузов в 6 раз, а пассажиров - вдвое. Студент МГУ Д. Малиновский по отношению тарифов на поездки поездами между Москвой, Новосибирском, Владивостоком и центрами прочих субъектов РФ к душевому доходу их жителей в 1985 и 2001 годы выяснил, что для "богатых" москвичей страна стала ближе - до нового подорожания билетов с 2002 года. А большинству провинциалов поездка в Москву обходилась в 1,5-3,5 раза дороже, чем раньше; жителю Забайкалья и юга Дальнего Востока дорога в Европейскую Россию и обратно стоила двух месячных доходов. Лишь для Санкт-Петербурга, Самарской области и нефтяного Приобья столица стала экономически ближе, чем в советское время.

Усилия по ускорению движения пока сосредоточены на направлении Москва - Петербург, Москва - центры смежных областей (экспресс-электрички). Трехчасовая изохрона (нетто) доступности Москвы выходит за пределы 200 км - расстояния до Рязани, Калуги, Твери, Владимира - лишь по Октябрьской дороге, где она едва превышает 300 км (Бологое). А ведь из Парижа за три часа с небольшим можно доехать до Лондона, Амстердама, Кельна, Франкфурта, Штутгарта, Марселя, Бордо, покрывая до 500-750 км. В ближайший к Москве город-миллионер Нижний Новгород (450 км) поезда идут 7 часов: ни за день обернуться, ни толком выспаться.

Контрасты центр-периферия, скорее всего, будут работают в пользу центров и в дальнейшем. При сохранении нынешних тенденций все северные и восточные окраины России (Северный и зауральские районы) к 2050 году лишатся 10-11 миллионов жителей, но их доля вряд ли упадет ниже 1/5 (ныне 1/4). Бедность и малая подвижность, удерживая людей в суровых, кризисных и дорогих для жизни местах, затрудняют их адаптацию к рынку. Доля же центрально-западных районов будет расти при абсолютном сокращении населения. Но в этих районах, особенно в Нечерноземье, ярко выражена своя внутренняя поляризация.

Один полюс - крупные агломерации и их группы. Вообще-то у нас есть даже Центральный мегалополис (группа из 6-9 агломераций со смыкающимися зонами во главе со столичной), хотя поменьше западных). Реальных жителей Московской и Петербургской агломераций, вопреки статистике, вряд ли стало меньше за 90-е годы, и их не очень-то убудет, хотя даже прошедшая перепись не выявит всех нелегалов. Едва ли потеряли свою притягательность и крупные региональные центры. Но в целом сейчас миграционный напор на большие города слабее, чем прежде. Это следствие общего прекращения демографического роста, исчерпания сельских демографических резервуаров и роста экономических барьеров (особенно высоких цен на городское жилье).

Другой полюс - глубинка: 3/4 площади Европейской России и 1/4 населения.

Какая судьба ждет крупные городские сгустки в море периферии? Все оптимистические варианты скорее затронут острова и "прибрежные воды" субурбии, где встречаются потоки людей и капиталов, действуют полутеневые рынки жилья и земли. Эти бойкие места притянут не своих, так чужих граждан, не в центры, так поближе к ним, и если не явно, то скрыто.

Вероятный напор этнических мигрантов будет толкать горожан к обособлению по схеме американских gated communities. Этой сегрегационной модели противостояла советская агрегационная. Европа же помещалась посредине, но наплыв иммигрантов и там породил тягу к самоизоляции, хотя бы ради безопасности⁹.

Впрочем, советская городская модель тоже была по-своему сегрегационной, хотя и не в этническом смысле. Жители неблагоустроенных городских окраин ("шанхаев"), пригородные маятниковые мигранты, лимитчики, а иногда и заключенные заполняли те экономические и социальные ниши, которые в Западной Европе заполняют арабы, турки и выходцы из Черной Африки. В любом случае, у нас были свои эквиваленты "геттоизации" центров американских городов или европейской "банльеризации".

А вот исход имущих в пригороды (западный путь обособления) сдерживает у нас целый букет факторов, включая малочисленность самих имущих. Миграционный напор на города все же способен ускорить такой исход путем превращения второго загородного жилья в основное. При этом вероятны расхождение векторов миграций по социально-этническим признакам (если он центростремителен у одних групп, то центробежен у других) и рост рынка двух жилищ со смежным земельным (потенциал их и так велик, а его пропульсивную роль у нас недооценивают).

В туманном далеке, при рывке России на базе высоких технологий, заработают и притянут людей полупериферийные районы: наследники союзного ВПК (уральские и др.) и новые технополисы, "русские силиконовые долины". Но гадать о возможных при этом типах расселения и источниках его пополнения не имеет смысла.

Будущее лесной глубинки почти наверняка печально. Приток "кризисных" постсоветских мигрантов был кратким и не решил ничьих проблем. Как ни жаль староземледельческого ареала между Петербургом, Брянском и Кировом, его дальнейшее запустение (кроме пристоличных, центрально-областных и немногих иных участков) неизбежно. Лес долго занимал в среднем 1/2 его площади, а по пустым полям расползется на 2/3. Будь страна богаче и мудрее, она давно платила бы "глубинные деньги" на манер северных тем, кто там еще живет. Противостоять депопуляции могут возврат россиян из городов либо мигранты-крестьяне из Азии. Но первый носит малоземельный дачно-летний характер и пока не сулит большего. Второй путь - это инокультурные анклавы в сердце России, теснящие остатки коренных и местами закрывающие путь первый.

Прямое вмешательство в сложные центро-периферийные пропорции не решало своих (сомнительных) целей прежде и вряд ли поможет в будущем. Р0ечь идет о разновидности известной дилеммы равенство-эффективность. Центры - территориальная элита страны, резиденции ее политических, интеллектуальных и бизнес-элит. Отсюда их опережающее развитие, некий эгоизм и контакты с равными себе дома и за рубежом через голову, даже за счет братьев меньших, периферийных районов. Но верно и другое: периферию в конечном счете не вытянуть из депрессии, если из нее не вырвутся сами центры.

8 - Грицай О.В. и др. Центр и периферия в региональном развитии. М., 1991.
9 - Jaillet M.C., Donzelot J. (dir.). La nouvelle question urbaine. Collection "Recherches", PUCA, 2001.