Павел ПОЛЯН

РОДИМОЕ ПЯТНО РОССИИ: ЧЕРТА ЕВРЕЙСКОЙ ОСЕДЛОСТИ [1]

К юбилею еврейской эмансипации

До черты

О 988 годе и о тех хазарах-иудеях, что приняли посильное участие в «испытании вер» – олимпиаде по совращению Руси во что-нибудь, кроме язычества, иное, вежливо промолчим. Начитавшись у Сталина о безродных и безземельных нациях-космополитах, Владимир Святославович спросил тогда хазар, а где, блин, земля Ваша, а те стушевались и ушли восвояси, посрамленные: и то – не было тогда еще Государства Израиль! Даже до вопроса о «веселии пити» не дошло: уж срезал так срезал!.. Впрочем, не было уже и Хазарии – заботами, в том числе, и князя Святослава.

Евреи тем не менее тянулись на Русь – и в Киев, где при Мономахе их была целая улица, и в Москву. А если евреев-иностранцев и пускали иногда на Русь, то потом обязательно пускали им кровь, после чего, как правило, прогоняли. За миссионерство и совращение в иудаизм на Руси, согласно Уложению 1649 года, казнили.

На просьбу Сигизмунда пустить еврейских купцов в Москву Иван Грозный отвечал в 1500 году так: «…от жидов лихие дела, как наших людей и от христианства отводили и отравные зелья в наше государство привозили»[2].

Государь Алексей Михайлович виленскому своему воеводе Михаилу Шаховскому грамотку в 1658 году слал и наказывал: все права и привилегии виленских граждан, что у них были при Речи Посполитой, сохранить! Но за одним исключением: «А Жидов из Вильны выслать на житье за город…»[3].

А вот государь Федор Алексеевич 12 сентября 1676 года объявляет приказ: «Которые Евреяны впредь приедут с товары утайкой к Москве, и учнуть являться и товары свои записывать на Московской Большой Таможне: и тех Евреян из приказу Большого Приходу присылать в Посольский Приказ, и товаров их в Таможне не записывать, для того, что по Указу Великого Государя Евреян с товары и без товара из Смоленска пропускать не велено»[4].

Так было при Рюриковичах. А что при Романовых?

Петр Первый был к евреям лоялен (насмотрелся на них в Европе), а вот Екатерина Первая – не слишком. Указом № 13 от 26 апреля 1727 года «О высылке Жидов из России и о наблюдении, дабы они не вывозили с собою золотых и серебряных Российских денег» она выпроваживала за границу чуть ли не всех наличных евреев-горожан: «Жидов, как мужеска, так и женска пола, которые обретаются на Украине и в других Российских городах, тех всех выслать вон из России за рубеж немедленно, и впредь их ни под какими образы в Россию не впускать и того предостерегать во всех местах накрепко; а при отпуске их смотреть накрепко ж, чтобы они из России за рубеж червонных золотых и никаких Российских серебряных монет и ефимков отнюдь не вывезли; а буде у них червонные и ефимки или какая Российская монета явится и за оные дать им медными деньгами». Благо, за строгостью исполнения этого указа, по российской традиции, особо не следили.

При Петре II и при Анне Иоанновне поселение евреев в Малороссии – «в видах обывательской в том пользы» и «для купеческого промысла» – во внутренние губернии допускалось. Зато в 1738 году сработал указ о наказании за прозелитизм: 3 июля в Петербурге публично и под личным присмотром Анны Иоанновны состоялось тройное аутодафе – сожжены были, по обвинению в отпадении от христианской веры, отставной капитан-поручик Александр Возницин и его «совратители» – еврей Борух Лейбов и зять его Шмерль.

Елизавета Петровна евреев и вовсе не жаловала: указом от 2 декабря 1743 года она объявила всех иностранных жидов персонами нон грата и потребовала их, кроме выкрестов, экстрадикции. В результате 35 тыс. евреев были изгнаны в 1753 году из городов, местечек и сел левобережной Украины. На ходатайства с мест допустить приезд и пребывание евреев императрица ответила интересной резолюцией: «От врагов Христовых не желаю интересной прибыли».

Тем не менее в 1769 году – уже при Екатерине Великой – евреев стали пускать в Новороссию. То были первые «свои» евреи, евреи-резиденты, первые россияне иудейской веры. Указом от 1786 года им была гарантирована свобода вероисповедания, но тогда же началась и политика – совершенно не успешная до поры до времени – затаскивания их в христианство.

Как бы то ни было, но о евреях и русских скоро уже можно будет говорить: 250 лет вместе! Но общность эта специфическая: половина ее срока пришлась на взаимное смотрение сквозь незримые рогатки и решетки черты оседлости.

Первая и главная черта оседлости

Черта оседлости, или, точнее, «черта постоянной еврейской оседлости», — это особый ареал, открытый для легального и постоянного проживания в Российской империи евреев, исповедующих иудаизм. Из двух столпов еврейской идентичности – этнического и конфессионального – в этой дефиниции задействован, на первый взгляд, только конфессиональные коннотации, но это не совсем так, в чем мы скоро убедимся.

За пределами ее периметра проживание евреев строго воспрещалось и преследовалось, за исключением «выкрестов» (крещеных евреев), так называемых «кантонистов», или «николаевских солдат» и некоторых других категорий, состав которых периодически менялся. Ограничения имелись и внутри самой черты оседлости, например, на проживание евреев в сельской местности (при этом к городским поселениям относились и местечки, или, на идише, штетлы).

В переносном смысле понятие черты оседлости стало синонимом политики государственного антисемитизма в России, особенно при Александре III и Николае II. Режим черты оседлости растянулся на семь царствований и строго коррелировал с политикой российских монархов в еврейском вопросе, или, попросту, с уровнем их антисемитизма и с соответствующей степенью дискриминации евреев при каждом из них: периодами относительной либерализации ее режима считались царствования Павла I и Александра II.

На царствование Екатерины II пришлись все три раздела Польши (1772, 1793 и 1795), каждый из которых добавлял России на западе обширные земли, плотно заселенные евреями, или, по-польски, «жидами». После первого раздела 1772 г. в России оказалось около 60 тыс. евреев, а после третьего — вдесятеро больше (около 570 тыс.)[5].

Как таковая черта оседлости в России была введена между первым и вторым разделами. Де юре это произошло в конце 1791 года, а де факто – существенно раньше: по одной версии – в 1780 году, когда в Могилевской и Полоцкой губерниях купцов-евреев уравняли в правах с не-евреями (в 1785 году к ним присоединился посад Шлок в Герцогстве Курляндском[6]), а по другой - в 1790 и по инициативе московских купцов, всерьез напуганных плотной еврейской конкуренцией. 72 купца-еврея с семьями были тогда обвинены в демпинге и контрабанде, изгнаны из Москвы и Смоленска с ограничением их права жительства Белоруссией и Новороссией: по сути это была первая внутрироссийская депортация евреев.

Однако нормативным актом, маркирующим начало Черты, традиционно считается екатерининский Указ от 23 декабря 1791 года, давший евреям-резидентам права купечества или мещанства в ряде анклавов – в Белоруссии, в курляндском посаде Шлок, в Екатеринославском наместничестве и в Таврической области[7]. В том же году случилась Великая Французская Революция, и, напуганная ею, Екатерина в 1792 году – снова, как ранее и Елизавета, – повелела изгнать из России всех иностранных евреев. На собственных же евреев – и купцов, и мещан – императрица, выдержав трехлетку послаблений, наложила в 1794 году двойное налогообложение[8].

Второй (1793) и третий (1795) разделы Польши состоялись уже с учетом наличия и режима черты оседлости и серьезно расширили ее людность и ареал: в 1794 году в нее вошли Минская, Изяславская (впоследствии Волынская), Брацлавская (Подольская), Полоцкая (Витебская), Могилевская, Киевская, Черниговская и Новгород-Северская губернии, а в 1796 году – Виленская и Гродненская.

В 1795 года Екатерина приказала выселить евреев из деревень. Тогда же, в 1795 году, забит был и первый внутриеврейский клин в России – сделано различение между евреями-ашкеназами, как дискриминируемым контингентом, для которого, собственно, черта оседлости и вводилась, и караимами как полноправными и свободными гражданами страны (на крымчаков такая же милость не распространялась, что аукнулось в 1942 году).

Перед смертью Екатерина II запретила проживание евреев в Курляндии, однако взошедший на трон Павел I в 1796 году успел остановить эту едва не начавшуюся уже депортацию, а в 1799 году право проживания евреев было распространено с единственной слободы Шлок на всю Курляндскую губернию (разумеется, «временно» и с разными прочими ограничениями в правах).

Вторая и третья черты оседлости

Александровское «Положение для евреев» от 9 декабря 1804 года – первый в России систематический свод законодательства о евреях – базировалось на «Мнении» Гаврилы Державина, министра юстиции и сенатора, по совместительству придворного пиита и банального просвещенного антисемита. «Положение» строго предписывало всем евреям записываться в одно из пяти возможных «состояний» - фабрикантов, ремесленников, купцов, мещан или земледельцев и позволяло еврейским купцам, фабрикантам и ремесленникам вместе с семьями пребывать и за пределами черты оседлости, но только на временной (пусть и длительной, но обязательно врeменной!) основе.

Именно «Положение» 1804 года придало черте оседлости почти окончательное юридическое оформление, зафиксировав свод составляющих ее губерний и территорий, причем право жительства (или «правожительство», как оно часто именовалось в документообороте), право аренды и право торговли могли и не совпадать. Поэтому тот, казалось бы, широкий жест, который оно содержало, – расширение Черты за счет окраинных Астраханской и Кавказской губерний, на самом деле был мнимым: евреям-земледельцам разрешалось приобретать там незаселенные земли и владеть ими, но селиться там – по-прежнему запрещалось. За исключением, разумеется, тех, кто уже там, на Кавказе, жил, причем жил очень давно – за исключением грузинских евреев[9] и горских евреев. Принципа черты оседлости, правда, не избежали и они. Другое дело, что контуры их собственной черты оседлости – «кавказской» – были иными: Кавказская, Бакинская, Тифлисская и Кутаисская губернии! Но в 1862 году, согласно А. Кагановичу[10], это стало уже ненужной роскошью, и 266 семей грузинских евреев, например, строго-настрого приписали к городам их проживания (Тифлис, Кутаис, Цхинвал, Oни, Кулаши и др.).

Но особенно щедрым на пополнение евреями России оказался 1815 год – год очередного раздела Польши по ликвидации Герцогства Варшавского. В состав России – в порядке личной унии – была включено так называемое «Царство Польское» с широкими правами автономии: парламентом (Сеймом), злотым и т.д. Торжественное это обозначение – «Царство Польское» – после бунта 1830-1831 гг. постепенно вывели из обихода, заменив на буднично-затрапезные «Привислинские губернии», каковых к 1915 году насчитывалось десять: Варшавская, Калишская, Петроковская, Келецкая, Радомская, Сувалкская, Ломжинская, Плоцкая, Люблинская и Холмская.

Иные рисуют этот момент в качестве чуть ли не подарка судьбы для вчерашних польских жидов: и долги их кабальные Варшаве списали, и налоги им, по сравнению с польскими, понизили, и преследования их католичеством закончились (а православные еще не начались[11])!

С присоединением к России «Царства Польского» автоматически возникли как бы две разные зоны черты оседлости – старая[12] и новая, состоявшая из привислинских губерний. Зоны эти не была слиты в единый ареал уже имевшейся Черты как таковой, а существовали, в силу своей исторической и правовой специфики, параллельно и автономно[13]. Мало того: евреи из официальной черты оседлости не могли переселяться в Царство Польское и наоборот, что было отменено только в 1868 году! Но с точки зрения проницаемости остальной – так называемой внутренней – России для евреев – что из «Черты», что из «даже Царства» – различий не было никаких, так что в их ментальном объединении под сводной вывеской «черты оседлости» прегрешения перед реальностью, перед «де факто», не было бы[14].

После включения в 1818 году в черту оседлости Бессарабской области ее сводный контур более не менялся и охватывал воеводства и следующие губернии: Бессарабскую, Виленскую, Витебскую (в том числе Себежский и Невельский уезды, ныне в Псковской, и Велижский уезд, ныне в Смоленской области), Волынскую, Гродненскую, Екатеринославскую, Киевскую, Ковенскую, Минскую, Могилевскую, Подольскую, Полтавскую, Таврическую, Херсонскую и Черниговскую (в том числе Суражский, Мглинский, Новозыбковский и Стародубский уезды, ныне находящиеся в Брянской области). Но даже внутри этого ареала черта оседлости вовсе не была сплошной зоной, а напоминала «швейцарский сыр», причем с преобладанием «дырок»: евреям запрещалось селиться в сельской местности в ее пределах[15], а также в некоторых городах, в частности, в Николаеве, Ялте, Севастополе и, частично, в Киеве, где им дозволялось жить только в особой части города, а именно на Подоле: интересный случай переноса самого принципа черты оседлости в принципиально иной масштаб – внутриселенный[16].

Как бы то ни было, но в 1825 году под скипетром русского царя оказалась едва ли не половина мирового еврейства – около 1,6 млн человек![17]

Центральный инструмент государственного антисемитизма

Исторически запреты и элементы принудительной оседлости еврейского населения встречались и в других странах, например, еврейские гетто или запреты на проживание и даже на ночлег евреев во многих немецких городах в Средневековье. Но только в России Черта носила не точечный, а сплошной ареальный характер и только в ней она просуществовала, мало меняясь по существу, так долго – целый век с четвертью!

Иные и вовсе рисуют Черту как благожелательную акцию и добронамеренную институцию – на радость еврейству и во благо еврейской идентичности! Изначальная[18] опора в контроле и управлении ею на кагал, то есть на замкнутую, с круговой порукой, еврейскую общину, объективно поддерживала традиционный еврейский уклад и делала царское правительство и еврейскую головку своего рода союзниками в управлении еврейской массой.

Мол, когда бы не она, не Черта, то быть бы российским евреям уже давно ассимилированными, пережеванными, переваренными и обрусевшими – в том упрощенном и наивном смысле, как это понимает в своем размашистом кинотриптихе «Русские евреи» Леонид Парфенов.

Социально-политически именно черта оседлости и кагал с его мандатом на всеобщий контроль, в том числе и за передвижениями евреев внутри черты, оказались главными помехами на пути к официально провозглашенной стратегической цели России – ассимиляции евреев. Но в 1844 году кагал, досыта наигравшись, все же упразднили.

На самом же деле установление черты оседлости и ее столь долгое функционирование были несменяемым и едва ли не осевым антисемитским инструментом в политике российского правительства – при всей ее противоречивости – по отношению к еврейскому населению. С помощью Черты резко ограничивались или дозировались межнациональные, межконфессиональные, межсословные и межрегиональные контакты с участием евреев, не говоря о межличностных.

Любой извив российской политики в еврейском вопросе мгновенно находил отражение в тех или иных параметрах черты оседлости, главнейшими из которых были сам ее ареал (или, что одно и то же, ее границы) и те категории еврейского населения, на которых ее статус не распространялся.

Но, пожалуй, главный параметр – это строгость соблюдения властями режима черты оседлости, или, иначе говоря, степень их толерантности к его нарушителям. Как институт власти Черта неотделима от репрессий против нарушителей ее режима, причем главной формой наказания являлась высылка в саму черту.

При Николае Первом: первые бреши в Черте

Царствованию Николая I принадлежит сомнительная «честь» артикуляции самого понятия черты оседлости как сокращенной формы от бывшей первоначально в употреблении «черты постоянного жительства евреев». Уже в 1826 году многие евреи были изгнаны из Санкт-Петербурга, а в 1829 году и из Курляндии (но только те, что приехали из других мест, зато все – в Сибирь!) и из Севастополя, Николаева и, с 1837 года, и Ялты – все евреи, кроме рекрутов. В 1843 году, в видах борьбы с еврейской контрабандой, из контура черты оседлости хотели вырезать самую западную – 50-верстную – полосу вдоль границ с Австрией и Пруссией, но выселений из этой зоны не производилось. При Николае I, при разработке «Положения о евреях» от 1835 года, впервые был поднят принципиальный вопрос о допустимости постоянного проживания хотя бы небольшой части евреев, например, купцов I гильдии, вне черты оседлости.

Поднят, но не решен, зато условия для временного пребывания евреев за пределами Черты были облегчены: так, врачи-евреи, если их принимали на государственную службу, могли проживать на период занятости по месту службы, то есть временно. Выгода, упущенная от недопущения еврейских купцов на ярмарки и иные торги, была очевидна, и в результате в Харькове, Киеве и Москве стали открываться «еврейские подворья» - своего рода временные «гетто» (а точнее – «караван-сараи») для еврейских купцов.

Рисунок 1. Губернии Российской империи, разрешенные для проживания
евреев в 1825 г.

При Александре Втором: ручейки сквозь Черту

Александр II Освободитель, став освободителем для российских крестьян, таковым же для российских евреев по большому счету не стал или, возможно, не успел стать. В октябре 1838 года, путешествуя по Италии и будучи в Бергамо, 20-летний Цесаревич и престолонаследник поделился с отцом-императором тонкими впечатлениями об итальянцах: «Народ вообще учтив, но неопрятен до крайности и похож на жидов»[19]. Мельчайший, казалось бы, штрих, но как много он говорит об атмосфере, в которых воспитывались даже царственные отпрыски (а ведь тот же Александр Николаевич – это питомец Василия Жуковского!).

Для евреев же, конечно, лестно – стать или слыть мерилом опрятности народов (мол, насколько похожи?), но возникает законный вопрос: а где, собственно, Цесаревич мог лицезреть этих самых до крайности неопрятных «жидов»? В Царском Селе? В Гатчине? Ведь благодаря той же черте оседлости – и в силу монаршей «черты оседлости», ограниченной охраняемыми резиденциями царя или узкого придворного круга, – шансов на личные впечатления у него практически не было.

Вместе с тем именно Александр II с первых дней своего царствования, пусть и не всегда последовательно, взял курс на либерализацию статуса вверенных ему евреев и 31 марта 1856 года издал «Высочайшее повеление об устройстве быта евреев». При нем правомочие на постоянное пребывание вне черты оседлости получили следующие категории «полезных евреев»: купцы I гильдии (1859), купцы II гильдии (1861, поначалу только в Киеве), академики, то есть выпускники вузов, и лица со степенью доктора или магистра[20] (1861), мастеровые и ремесленники, в том числе механики, винокуры и пивовары (1865), отставные рекруты (1867), помощники аптекарей, дантисты, фельдшеры и повивальные бабки (1879), причем купцы, врачи и лица с высшим образованием могли взять с собой не только членов семьи, но и до четырех человек обслуги.

Отдельного упоминания заслуживают еще два события из эпохи царствования Александра II. Это, во-первых, принятие под скипетр еще одного «сорта» евреев, а именно «бухарских» – вследствие завоевания Средней Азии и образования Туркестанского генерал-губернаторства (1867). Дискриминация бухарских евреев в тамошних ханствах и эмирствах была настолько сильной и по-феодальному унизительной, что российская власть не могла не обрести в их лице не только надежного экономического, но и страстного политического союзника. В этом свете любые послабления в адрес бухарских евреев выглядели ожидаемыми и логичными, – тем более в юдофильское царствование Александра II и в генерал-губернаторство А. Кауфмана.

Но все же едва ли их статус следует, вслед за А. Кагановичем, интерпретировать как равноположный христианскому или, допустим, караимскому, – приводимые им свидетельства относятся, скорее всего, не ко всем бухарским евреям, а лишь к купцам[21]. Впервые российское гражданство было предложено бухарским евреям еще в 1865 году, после взятия Ташкента, но не всем скопом и не всем желающим, а лишь тем, кто вступил в купеческие гильдии, приписав их к Оренбургу[22].

При этом бухарские евреи были разделены на так называемых «туземных», то есть пребывавших на месте непосредственно во время завоевания края (они признавались по этому факту российскими гражданами), и собственно «бухарских», массово переселявшихся в Самарканд и котировавшихся как иностранцы. Еще в 1842 году, когда своих – российских – «бухарских евреев» еще не было и в помине, бухарско-еврейским купцам-иностранцам разрешалось приезжать с особыми подорожными по торговым делам в Оренбург, а с 1843-1844 гг. – и на ярмарки в Нижнем Новгороде, Ирбите и Коренном[23]. Но, возникнув в 1865 году, российская Средняя Азия, стала для «туземных» бухарских евреев чертой их оседлости, а для еврейской России – уже четвертой по счету такой Чертой![24]

Контур ее первоначально составляла Туркестанская область, образованная в 1865 году в составе Оренбургского генерал-губернаторства. В 1867 году она была преобразована в Туркестанское генерал-губернаторство, из двух областей которого – Сыр-Дарьинской и Семиреченской – в эту черту оседлости входила только первая (с 1876 года – без Аму-Дарьинского отдела); позднее к контуру этой черты были «присоединены» Ферганская область и Зеравшанский округ.

С иностранно-поданными бухарскими, как и со своими ашкеназскими евреями при Александре III и Николае II уже не церемонились: большинство прав, дарованных «туземным», им так и не перепали, а в 1910 году генерал-губернатор А.В. Самсонов, будущий антигерой «самсоновского», под Танненбергом прорыва в Восточной Пруссии, распорядился о выселении из Русского Туркестана всех иностранных евреев, включая и насильственно исламизированных персидских, или мешхедских, евреев (так называемых «джедидов»). Само выселение состоялось в августе 1911 года, нанеся непоправимый вред экономике края.

Во-вторых, это военная реформа 1874 года, впервые допустившая гражданское равноправие евреев в вопросах мобилизации в солдаты. Но офицерская карьера по-прежнему оставалась для евреев закрытой, а солдатская – пусть и не правах рекрутчины – нежеланной. Налицо была явная тенденция к уклонению евреев от призыва, служившая фиговым, но типичным оправданием «справедливости» еврейской дискриминации. Но все же представьте себе на секундочку религиозного еврея с его шабатом и кошером в казарме – это и в израильской армии оказалось проблематичным!

Впрочем, к середине 1900-х гг. выровнялось и это: доля евреев среди новобранцев достигла 4 %, то есть сравнялась с долей в населении[25]. И нельзя не отметить, что именно армия и казарма, прорывая в черте оседлости индивидуальные дыры для еврейских призывников, одновременно открывали для них новые горизонты и внеармейские ракурсы, становясь истинной школой социальной модернизации.

Несмотря на то, что даже временный выезд из черты оседлости был для евреев чрезвычайно затруднен, многие из них шли на риск и, так или иначе обходя существующие законы, оседали во внутренних областях России. В циркуляре от 3 апреля 1880 года министр внутренних дел Л. Маков предписал губернаторам внутренних губерний не выселять незаконно поселившихся в них евреев до пересмотра всех законов о евреях, что интерпретировалось как признак подготовки царя к освобождению российских евреев и отмене черты оседлости.

Но независимо от того, были такие планы или не были, цареубийство на Екатерининском канале 1 марта 1881 года перечеркнуло их на корню.

При Александре Третьем: латание дыр и депортации из столиц

Престолонаследник же, гатчинский увалень и любитель духовых инструментов (сам прилично играл на тубе и валторне), Александр III, став царем, зарекомендовал себя убежденным контрреформатором и, наряду с Елизаветой I, пожалуй, самым яростным антисемитом во всей династии Романовых. С изданиями новых Городского и Земского положений, у евреев-налогоплательщиков стали отбирать уже предоставленные его отцом элементы пассивного и активного избирательного права.

Рисунок 2. Карта Юго-Западных губерний Европейской России с показанием процента еврейского населения в черте еврейской оседлости по уездам. Составлена В. Аленицыным. Масштаб в 1 дюйме 100 верст. СПб., 1884.

С его воцарением по России прокатилась первая из трех больших волн еврейских погромов – в 1881-1884 гг. (две другие – 1903-1906 и 1917-1921 гг. – выпадут на властвование Николая II и на безвластие Гражданской войны). Нет, он не давал указаний погромщикам, но его отношение превосходно характеризует пассаж из письма варшавскому генерал-губернатору И.В. Гурко: «Сердце мое радуется, когда били евреев, но допускать этого ни в коем случае нельзя, так как от них богатеет земля русская»[26]. Впрочем, любой цинизм лучше фанатизма, и даже такое отношение – прогресс на фоне елизаветинского mot: «От врагов Христовых не желаю интересной прибыли»!

Одним из самых первых деяний Александра III в вопросах, касающихся черты оседлости, стало разрешение на гонения на евреев-ремесленников в Москве: запрет селиться новым желающим и выдавливание под любыми предлогами старых[27]. Введенные им 3 мая 1882 года «Временные правила» евреям, правомочным проживать вне черты, закрыли для поселения сельскую местность и во внутренних губерниях. Впрочем, процесс дифференциации внутренних областей России по признаку отношения к праву жительства евреев начался сразу же после смерти Александра II: так, в 1882 году всем правомочным на проживание вне черты оседлости евреям, за исключением лиц, имеющих ученые степени, и государственных служащих, было запрещено жить в области Войска Донского и владеть в ней имуществом (в 1887 году, с присоединением Таганрогского градоначальства и Ростовского уезда к области Войска Донского, этот режим распространился и на них). Тот же статус в 1892 году, по указу царя, получили Кубанская и Терская области. Устрожался режим и внутри черты оседлости. Так, а 1887 году для евреев-ремесленников закрыли Екатеринославскую губернию: выселение для осевших не предусматривалось, но для них вводились квоты.

Но самым страшным для евреев при Александре III оказалось даже не изменение правового поля, а устрожение правоприменения. Так, 29 марта 1891 года был издан циркуляр «О воспрещении евреям-ремесленникам, винокурам и пивоварам и вообще мастерам и ремесленникам переселяться на жительство в Москву и Московскую губернию». По настоянию московского генерал-губернатора, великого князя Сергея Александровича, в Москве в 1890-е было фактически введено особое региональное антиеврейское законодательство: отдельным пригородам Москвы придавался сельский статус единственно для того, чтобы, в соответствии со «Временными правилами» 1882 года, изгнать оттуда евреев. В 1891–1892 гг. из Москвы, а также из Ростова-на-Дону, были выселены уже имевшиеся там евреи-ремесленники и отставные солдаты, служившие по рекрутским наборам, вместе с членами их семей. В интервале между августом 1891 и июлем 1892 – за неполный год! – из Москвы, по оценке С.С. Вермеля, было выселено около 38 тыс. чел. Случаи разрешений остаться можно было по пальцам пересчитать: одним из таких «счастливчиков» был Исаак Левитан – нелегальная гордость российской живописи.

В 1893 году из черты оседлости была исключена Ялта как место отдыха царской семьи: находиться в ней было разрешено только евреям, имевшим право повсеместного жительства (но уже их женам-еврейкам – только в присутствии мужей!). Надо сказать, что в конце XIX в. еврейки – жены евреев, имевшие не личное, а сообщенное, то есть не на них самих, а на мужей замкнутое право жительства, стали едва ли не излюбленной мишенью антисемитского правоприменения. Так, в 1891 году в Москве полиция выселяла жен, даже если их мужья уезжали по делам хотя бы на время.

Другой мишенью стали евреи-военнослужащие. Нарушая принцип необратимости силы законов, права еврейских вдов пытались ограничить лишь периодом их супружества, а у «николаевских рекрутов» «Военный устав» 1874 года, отменивший рекрутчину, фактически ликвидировал и недавнюю привилегию евреев: при выходе в запас автоматически приобретать право повсеместного жительства. Неширокая и долгая (длиною в четверть века!) армейская тропинка к равноправию привела к калитке. захлопнулась, и взамен предлагалась столбовая дорога назад, в черту оседлости. Мало того, военный министр П.С. Ванновский учинил в армии для военных врачей и фармацевтов нечто вроде собственной, внутриармейской, черты оседлости: согласно его циркуляру «О приведении в исполнение мер по ограничению наплыва лиц Моисеева закона в военно-медицинскую службу» от 10 апреля 1882 года, евреев – военных медиков переводили из западных военных округов (Виленского, Киевского, Одесского и Варшавского) в Туркестанский и Восточно-Сибирский. Эта своеобразная «черта оседлости», как видим, располагалась не на западе, а на востоке и юго-востоке Империи, причем западные округа всячески уклонялись от исполнения циркуляра.

Толерантности позднего Александра III едва-едва хватало на то, чтобы прощать С.Ю. Витте, своему министру финансов, свободное от антисемитизма и сугубо прагматичное отношение к евреям. Вот сценка из воспоминаний Витте, относящаяся ориентировочно к 1893 году: «Я расходился с Плеве[28] и по еврейскому вопросу. В первые годы моего министерства при Императоре Александре III, Государь как-то раз меня спросил: – "Правда ли, что вы стоите за евреев?" – Я сказал Его Величеству, что мне трудно ответить на этот вопрос, и просил позволения Государя задать Ему вопрос в ответ на этот. Получив разрешение, я спросил Государя, может ли Он потопить всех русских евреев в Черном море? Если может, то я понимаю такое решение вопроса, если же не может, то единственное решение еврейского вопроса заключается в том, чтобы дать им возможность жить, а это возможно лишь при постепенном уничтожении специальных законов, созданных для евреев, так как в конце концов не существует другого решения еврейского вопроса, как предоставление евреям равноправия с другими подданными Государя. // Его Величество на это мне ничего не ответил и остался ко мне благосклонным и верил мне до последнего дня своей жизни»[29].

Но в том же 1893 году министр внутренних дел И.Н. Дурново отменил циркуляр Л. Макова, сделав исключение для Лифляндской и Курляндской губерний. Выселению подлежало 70 тыс. еврейских семей, но губернаторам оставили право ходатайствовать об оставлении конкретных евреев и их семей – и те ходатайствовали! Но сам по себе такой механизм, – а если глубже, то и само существование черты оседлости! – не могли не порождать коррупцию российского чиновничества – и порождал!

Numerus clausus

В 1870—1880-е гг. в гимназиях и университетах отмечался быстрый и опережающий рост числа и доли евреев среди абитуриентов. Не стерпев такого безобразия, правительство – при министре народного просвещения И.Д. Делянове и обер-прокуроре Священного Синода К.П. Победоносцеве – ввело в 1886 году numerus clausus для государственных гимназий и университетов, более известную как «трехпроцентная норма».

На самом деле норма не была фиксированной. Она заново устанавливалась каждый год и фактически колебалась вокруг следующих квот: в черте оседлости – не более 10 %, на остальной территории России – не более 5 %, а в Москве и Санкт-Петербурге – не более 3 %[30]. «Нормы» эти, как правило, полностью выбирались медалистами, что фактически закрывало не-медалистам дорогу к отечественному высшему образованию и толкало их или в заграничные университеты, или к вынужденно-циничному крещению.

Призванная поставить заслон неуклонному, но нежелательному повышению доли евреев в российской элите и простоявшая почти три десятилетия, «процентная норма» и сама стала некоей «чертой оседлости» - только не географической, а социальной. Задавая эдакий антисемитский бонус всем не-евреям, numerus clausus стала своеобразным «признанием» высокой конкурентной способности еврейской молодежи в России. Тот же Победоносцев в снисходительной беседе с хлопотавшим об отмене «нормы» еврейским банкиром и меценатом бароном Морисом фон Гиршем сказал так: «Политика правительства исходит не из "вредности" евреев, а из того, что благодаря многотысячелетней культуре, они являются элементом более сильным умственно и духовно, чем все еще некультурный русский народ, — и потому нужны правовые меры, которые уравновесили бы „слабую способность окружающего населения бороться"»[31]. К таким «правовым мерам» относился и «запрет на профессии»: офицерская карьера была для евреев наглухо закрыта.

Когда-то отец Сергий Булгаков высказался так: «Антисемитизм есть сублимированная зависть к еврейству и соревнование с ним»[32]. Только честное и частное соревнование – это не антисемитизм. Антисемитизм – это поединок заведомо шулерский, с меняющимися по ходу игры правилами и с непременною «форой» (вспомните о двойном налогообложении) в пользу антисемитов!

Как сказал Макс Нордау, «…евреи добиваются превосходства только потому, что им отказано в равенстве»[33]. Недопущение к определенным ремеслам понуждало евреев предельно совершенствоваться в тех, к которым их допускали. То есть, по слову Генриха Гейне, «…их заставляли быть богатыми, а потом ненавидели за богатство»[34]. Богатство же, за которое их ненавидели, тратилось аккурат на оплату заложенной в правила игры антисемитской «форы».

И тем не менее каждый «…университетский диплом в руках еврея был, кроме того, овеществленным оскорблением, нанесенным государственному строю, символом победы, одержанной над сводом законов, над рогатками черты оседлости и, свидетельствуя об особенном упорстве и настойчивости обладателя документа, становился волчьим паспортом»[35].

Но одессит и киевлянин Бенедикт Лившиц был, кстати, медалистом, а вот его будущий друг петербуржец Осип Мандельштам, уже не представлявший свою жизнь вне Петербурга, медалистом не был. И для него ни дверей, ни окон уже не было: оставалась лишь форточка избавления от клейма «веры Моисеевой», то есть сугубо формальное крещение в любую формально признаваемую христианскую конфессию.

И вот – 14/27 мая в Выборге Осип, он же Иосиф, Мандельштам был крещен пастором шведской Епископско-Методистской Николаем Розеном в его кирхе: по соотношению цены и унижения крещение по этому обряду было наименее затратным. Вот только отцу поэта, Эмилю Мандельштаму, ремесленнику и купцу, первым в роду вырвавшемуся из корсета черты оседлости это, пусть и формальное, ренегатство сына накануне совершеннолетия казалось предательством и непотребством.

Но какого-то иного, не унизительного, выбора Российская Империя как антисемитская страна такому еврейскому юноше, как Мандельштам, категорически не готовому лишиться своего права жительства и покинуть свою подлинную «конфессию» и призвание – русскую литературу (с русскими писателями в русской столице в придачу), не предоставила.

Переход в православие (нет, шире – в христианство) снимал перед еврейским юношей многие ограничения и открывал немалые перспективы, в том числе карьерные. Вопреки поговорке («Еврей крещеный что вор прощеный») выкресты и их потомки нередко «…делали исключительную карьеру на светской, военной и даже на религиозной службе»[36] Из них вышли известные люди искусства, купцы, политики[37], военачальники[38] и даже архиепископ[39].

В 1897 году лишь 0,8 % из более чем 5 млн российских евреев указали родным языком не идиш, а русский и лишь менее 0,2 %, не отождествляли себя с иудаизмом[40]. Общее же число крещений иудеев на протяжении всего XIX в. оценивается скромной для России цифрой — 86,5 тыс., из них 69,4 тыс. перешли в православие и 17,1 тыс. в католичество и протестантизм. Тогда как во всем остальном, без России, мире (а это примерно столько же евреев, что и России) – крестилось в 2,5 раза больше: около 224 тысяч![41]

При Николае Втором: погромы, депортации, денонсации

…Царствование Николая II, начавшееся в октябре 1894 года, явились продолжением отцовской, а не дедовской линии. Начал он, так сказать, с малых дел. В 1897 году запретил евреям, изучающим фармацевтику, фельдшерское и повивальное искусство, селиться во внутренней России, а в 1899 – затруднил запись в купеческое сословие евреев — купцов I гильдии.

Этот последний русский царь, этот будущий православный святой с якобы мироточащим в сегодняшнем Симферополе бюстом, верил не только в Распутина и его байки, но и в «Протоколы сионских мудрецов», а когда выяснилось, что «Протоколы» однозначно фальшивка, не постеснялся сожалеть об этом. Открыто симпатизируя «Союзу русского народа»[42], он искренне, как и все черносотенцы, полагал, что в погромах сами жиды и виноваты.

И не случайно в середине его царствия по России с грохотом прокатился новый вал погромов, начавшийся в апреле 1903 года с Кишиневского, с его полусотней трупов и шестью сотнями раненых. После чего погромы и черта оседлости сделались предметом не только внутренней, но и внешней политики, став камнем преткновения на переговорах с иностранными державами о новых займах России. Так, в 1904 году президент США Рузвельт сделал представление России, жестко потребовав от нее изменений в еврейском вопросе и строгого соблюдения Русско-Американского соглашения о торговле и навигации 1832 года.

И кой-какие пряники, действительно, были испечены. Так, указ от 10 мая 1903 года перевел 101 село в пределах черты в местечки, открытые и для евреев, а указ от 11 августа 1904 года расширил перечень категорий еврейского населения с правом повсеместного жительства: его предоставили советникам коммерции и мануфактуры, участникам русско-японской войны 1904–1905 гг. и членам их семей. Сельскую местность открыли тогда для купцов первой гильдии и некоторых категорий ремесленников, а внутренние губернии открыли не для жительства, но для многократного посещения – в видах закупки, производства и продажи товаров. Но когда – в 1906 году – Столыпин предложил царю и вовсе отменить запреты на проживание евреев в сельской местности по всей империи (за исключением областей Донского, Терского, Кубанского казачьих войск), Николай II отказался.

Миазмы и пароксизмы антисемитизма ласкали царёво обоняние и не давали ему хотеть интересной прибыли не только от врагов Христовых, но и от союзниц российских. Более чем нелепым был отказ царя пойти навстречу США в их требовании выполнять условия торгового соглашения 1832 года и не чинить препятствия перемещениям по России гражданам США, в том числе евреям, среди которых встречались и бывшие россияне.

Президент Теодор Рузвельт напомнил об этом императору Николаю II через премьер-министра С.Ю. Витте в августе 1905 года в Портсмуте, где выступил посредником при заключении мирного договора между Россией и Японией[43]. Царь же игнорировал все это, имея следующую схему в голове: коль скоро договор подразумевает подчинение американских граждан в России российскому законодательству, то стало быть к ним – точнее, к евреям из их числа – применим… и режим черты оседлости!

Он как бы мысленно расширил Черту, включив в нее по простодушию и США! Отдавая себе отчет в сюрреалистичности такой трактовки, Витте писал: «В конце концов, в течение почти шести лет вопрос этот не получил никакого благоприятного решения и дело это кончилось тем, что американцы денонсировали торговый договор на тех основаниях, что они не могут примириться с таким произволом и с несоответствующим духу времени толкованием той части торгового договора, которая говорит о праве въезда иностранцев в ту или другую страну» [44].

Общее бесправие, униженность, запертость и затертость в черте оседлости большей части еврейского населения крупнейшей в мире, в том числе и по численности еврейских граждан, страны – державы, претендующей на свой высокий пюпитр в европейском «квартете» и глобальном «оркестре», – смотрелись вопиющими атавизмом и аномалией, одновременно бельмом и бревном в российском глазу. Упрямое – вопреки всему – отстаивание черты оседлости подрывало международный авторитет Российской империи, тянуло ее, словно вериги на лодыжках, вниз и назад, осложняло экономические связи и с другими странами. После Кишинева получить займы от европейских банковских консорциумов, и не только с еврейским участием, стало крайне сложно; из-за российской политики в еврейском вопросе США денонсировали в 1911 году двухстороннее торговое соглашение 1832 года. Так что ничего более позорного и вредного для страны правительство последнего российского самодержца – твердого в своих скрепах царя-антисемита – и придумать было нельзя.

Борьба за отмену Черты

Не удивительно, что призывы к царям и правительствам об отмене черты оседлости и об уравнении евреев в правах звучали постоянно, и не только из еврейских кругов, но и от высокопоставленных российских чиновников и выдающихся гуманитариев: таких как Сперанский, А.Г. Строганов, Витте, Столыпин, Милюков или Лев Толстой. На стыке XIX-XX вв. оно стало лозунгом всех еврейских партий (Бунд, «Союз для достижения полноправия еврейского народа в России» и др.) и частью программатики ряда общероссийских партий, кроме, разумеется, черносотенных. Между левыми и центристами был консенсус, неплохо сформулированный Витте: «Я был бессилен заставить пересмотреть все существующие законы против евреев, из которых многие крайне несправедливы, а в общем законы эти принципиально вредны для русских, для России, так как я всегда смотрел и смотрю на еврейский вопрос не с точки зрения, что приятно для евреев, а с точки зрения, что полезно для нас, русских, и для Российской Империи» [45]

Провиденциальная связь между еврейской политикой царя, революцией и судьбой монархии не просто улавливалась, а отчетливо ощущалась. Сергей Витте признавался, что был «…убежден в том, что покуда еврейский вопрос не получит правильного, неозлобленного, гуманного и государственного течения, Россия окончательно не успокоится» [46].

Улавливали ее и другие. Например, Леонид Андреев: «…Наше пресловутое “варварство”, в котором обвиняют нас… всё целиком и исключительно основано на нашем еврейском вопросе и его кровавых эксцессах»[47].

В это же самое время истинные русские патриоты завидовали евреям даже по поводу… нахождения их в черте оседлости! Алексей Суворин, редактор «Нового (по сути – как раз очень даже старого – П.П.) времени», записал в дневнике за 17/30 сентября 1903 года: «Жиды получат конституцию, то есть снимут их черту оседлости. Русские ни шиша не получат, будучи холопами и болванами»[48].

25-27 марта 1905 года, в Вильне, по инициативе руководства «Бюро защиты евреев» и по решению совещания представителей еврейских общин 32 городов Бюро трансформировалось в более массовый «Союз для достижения полноправия еврейского народа в России», или, короче, «Союз полноправия». Его председателем был избран Максим Моисеевич Винавер (1863-1926), а секретарём — историк Юлий Исидорович Гессен (1871-1939). Его уставными задачами были борьба против антисемитизма и погромов, помощь жертвам погромов, борьба за самоуправление во всех делах еврейского народного быта, за право пользования еврейским языком в школах, судах и общественных заведениях, а также за созыв Всероссийского еврейского национального собрания для выработки статуса русского еврейства.

«Союз полноправия» принял участие в выборах в первый в истории Российской империи парламент – в Первую Думу: при его поддержке думский мандат получили 12 евреев, в том числе 9 кадетов и трое трудовиков. И именно «еврейский» вопрос, наряду с земельным, стал тем пробным и острым камнем, напоровшись на который бескомпромиссная эта Дума пошла ко дну. Распустил ее Государь 8 июня 1906 года, но как знать – не ушел ли уже тогда под воду и он сам, наглотавшись мути и потянув за собой и державу!?...

В конце 1906 года, перелопатив думские и правительственные предложения в компромиссный вариант еще даже не отмены черты оседлости, но лишения ее крайней одиозности, Столыпин, представил царю на высочайшее утверждение журнал с соответствующим законопроектом.

Царь долго держал журнал у себя, 10 декабря вернул, но закон не утвердил. Лично Столыпину он так откомментировал свое решение: «Задолго до представления его мне, могу сказать, я денно и нощно я мыслил и раздумывал о нем. Несмотря на самые убедительные доводы в пользу принятия положительного решения по этому делу, внутренний голос все настойчивее твердит мне, чтобы я не брал этого решения на себя. До сих пор совесть моя никогда меня не обманывала. Поэтому и в данном случае я намерен следовать ее велениям. Я знаю, что вы тоже верите, что “сердце царево в руцех Божьих”. Да будет так»[49].

Вольнo же было Коковцеву усматривать в этих словах «сильнейшее проявления царем мистического настроения в оценке существа своей Царской власти»[50]. На самом же деле ничего, кроме лично-государственной глупости, личного нарциссизма и личного антисемитизма, в суждении этом ничего нет!

Но выборы во вторую Думу раскололи евреев, и «Союз полноправия» вынужден был распуститься. Следующая атака на Черту состоялась уже в Третьей государственной думе. 31 мая 1910 года евреи-депутаты Н.М. Фридман от Ковенской губернии и Л.Н. Ниселович от Курляндской – сами кадеты и при поддержке кадетов – внесли законопроект об отмене Черты на рассмотрение Думы. Их поддержали 166 депутатов, в том числе 26 от партии октябристов. Но правые добились передачи законопроекта в Комиссию о неприкосновенности личности, где его благополучно замылили.

Но при всех царях, не исключая и Александра II, российское правительство упорно отказывалось от ликвидации Черты, обещая взамен лишь медленное и постепенное расширение прав евреев – по мере прогресса их ассимиляции, без которой никакая их интеграция в российскую державу, видите ли, невозможна.

Развилка у Черты оседлости: революция и эмиграция

На фоне заданного Александром Вторым тренда к медленному, но верному расширению круга корпораций, свободных от дискриминации Чертой, тем более следует подчеркнуть, что подавляющее большинство российского еврейства составляли еврейские массы в городах и местечках внутри черты оседлости. Несмотря на то, что средняя ожидаемая продолжительность жизни у евреев значительно превышлала тот же показатель у русских, еврейская жизнь в черте оседлости характеризовались повышенными рождаемостью, скученностью населения в перенаселенных местечках, явной и латентной безработицей. Все большая часть российского еврейства погружались в пауперизм – бедность и нищету, толкавшие их к перекрестку трех дорог, ведущих из черты оседлости: первая – это эмиграция, вторая – легальное просачивание из черты оседлости и третья (а на самом деле – лойялистская разновидность второго) – революционное движение.

Составляя лишь 4 % общероссийского населения, евреи, по некоторым оценкам, почти не отставали от русских по количеству революционеров. Нормирование же по доле в населении дает 4-хратно бoльшую революционную активность у евреев, чем у русских. Но еще более активны (аж в 8 раз!) были латыши, да и поляки лишь ненамного «отстают» от евреев[51].

Еврейская же молодежь из числа остающихся изо всех сил рвалась сквозь бастионы черты оседлости и столь же массово уходила «в революцию», во все ее ответвления и рукава. Власть привыкла к покорным и трусливым евреям, а тут – такая борьба, такая самоотверженность, такая готовность к самопожертвованию, такое презрение к собственной смерти, черт возьми! Это пугало власть, заставляло ее думать не только о кнуте, но и о прянике.

В конце 1906 года в Совете Министров обсуждалась «Записка о правах жительства и передвижения евреев». Обильно пересказывая и комментируя ее, Б. Миронов пишет: «Причина участия евреев в революционном движении «кроется не столько в разрушительной силе, которую, может быть, и носит в себе еврейство (sic! – П.П.), но главным образом в его бесправном и тяжелом экономическом положении, из которого со свойственной еврейскому народу страстностью он ищет выхода, не стесняясь способами борьбы. <...> Многочисленные исторические примеры доказывают, что стеснения и лишение свободы, неравноправие и гонения не делают человеческие общества лучшими и более преданными своим повелителям: неудивительно, что евреи, воспитанные на столетнем репрессивном законодательстве, остаются в категории подданных менее исправных, уклоняющихся от исполнения государственных повинностей и не приобщившихся вполне к русской жизни. <...> Одним словом, ненормальность теперешнего положения евреев в России очевидна в отношении шаткости и неопределенности их юридических прав. Отнюдь не с точки зрения защиты или симпатии к евреям, но с точки зрения государственной справедливости, высшего беспристрастия и правосудия, нельзя не признать, что евреи имеют право жаловаться на свое положение. Таким образом ограничение евреев в правах надо отменить»[52]

В весьма казуистической форме, но понимание того же демонстрировал – правда, в личном дневнике – даже Суворин: «Истинные октябристы образовали общество «Компас» для еврейского равноправия. Снять черту еврейской оседлости. Меламеды — ученые евреи — жалуются, что учеников в их школах слишком много, они должны брать себе помощников из молодежи, а молодежь вся анархистская. Поэтому надо снять черту оседлости»[53].

При этом, по мнению уже самого Миронова, участие евреев в революции «…являлось, по сути, способом войти в большое общество с черного входа, причем на первых ролях в контрэлите и в случае успешной революции занять первые роли и в настоящей элите, что и случилось после Октябрьского переворота 1917 г.» [54].

Второй, - а, по сути, первой, - дорогой на упомянутой развилке была эмиграция.

Политическое бесправие и депортации привели к тому, что началась массовая эмиграция евреев из России, а погромы ее многократно усилили: в 1881–1914 гг. только в США из России эмигрировало 1,5 млн человек, причем экономически или творчески наиболее активных и продвинутых. Эта мощная (но далеко не последняя) волна еврейской эмиграции из России привела к тому, что ее возможности и шансы богатеть благодаря своим еврейским согражданам ощутимо сузились, тогда как у стран их выхода, – прежде всего у США и Палестины, – ощутимо расширились.

Самое удивительное, что «…Еврейская миграция конца XIX—начала XX в. поощрялась правительством. Это означало, что правительство, во-первых, расписалось в своей неспособности решить еврейскую проблему, во-вторых, его опасения перед начавшейся мобилизацией российских евреев были столь сильны, что оно готово было заплатить высокую цену за миграцию: ведь эмиграция — это утечка капитала, рабочей силы, налогоплательщиков, воинов»[55]. И Миронов совершенно прав, когда пишет: «Если бы российские евреи получили полное равноправие в результате Великих реформ, то, скорее всего, они бы думали не об эмиграции и революции, а заботились бы, не покладая рук, о своем благосостоянии и интеграции в российское общество. В России остались бы более 2 млн трудолюбивых, активных, законопослушных работников, которые умножали бы богатство России, а не США, куда эмигрировало 84 % российских евреев. Это тем более досадно, что усиленная эмиграция конца XIX—начала XX в. происходила именно тогда, когда российская экономика быстро развивалась и особенно сильно нуждалась в предпринимателях и капитале»[56].

Первая Мировая и ликвидация Черты оседлости де факто

Развязка, однако, наступила иначе и как бы сама собой – во время и благодаря Первой мировой войне – этому геополитическому суициду Империи. Тупость ее развязыванья и бездарность ведения – ровно того же происхождения, что бездарность и тупость еврейской политики.

При обсуждении самой проблемы в правительстве министр иностранных дел С. Сазонов настаивал на принятии демонстративного акта по еврейскому вопросу, так как союзники крайне недовольны преследованиями евреев, о которых так много (и, очевидно, что справедливо) говорила немецкая пропаганда.

Что же она имела в виду, эта немецкая пропаганда?

В 1914-1916 гг., по причине, якобы, их поголовной нелояльности, из западных прифронтовых губерний во внутренние губернии России было выселено 250-350 тыс. евреев, причем на сборы им давались всего лишь 24 часа. Самым первым, - и уже в начале августа 1914 года, вместе с местными немцами! - было выселено еврейское население Яновца Радомской губернии. Большинство выселенных польских евреев устремлялось в Варшаву, где их скопилось до 80 тысяч, но вскоре въезд в любые крупные города был для евреев закрыт.

Однако все эти отдельные выселения и бедствия, как отмечал С. Вермель, посвятивший им серию обобщающих статей, «…бледнеют перед грандиозным массовым выселением из Ковенской и Курляндской губернии»[57]. Ввиду быстрого наступления немецкой армии 30 апреля 1915 года для Курляндской и 3 мая для Ковенской и, частично, Сувалкской и Гродненской губерний последовали распоряжения русской военной администрации о немедленной и поголовной депортации всех местных евреев. Всего из Курляндии тогда было выселено около 40 тыс. чел., а из Ковенской – 150-160 тыс. Местами их нового поселения были назначены отдельные уезды Полтавской, Екатеринославской и Таврической губ. В июне 1915 года выселение евреев продолжилось, захватив теперь уже и Юго-Западный край – Подольскую и Волынскую губернии[58].

И все это – невзирая на то, что почти в каждой еврейской семье кто-нибудь да воевал на войне и что еврейскую молодежь, в том числе и из числа выселенцев, продолжали призывать в действующую армию!

Но, едва лишь подув на черту оседлости, война фактически сдула ее и разметала. Еврейские беженцы, эвакуированные и интернированные, расселились по внутренним губерниям далеко и широко. Признанием этого факта стал циркуляр очередного министра внутренних дел Н.Б. Щербатова от 13 августа 1915 года, обсуждавшийся на заседании Совета министров и опубликованный 21 августа[59].

Как бюрократический «жанр», циркуляр, если его утверждал и император, носил временный характер, но позволял обходить Думу, хоть и не имел статуса закона. Его срочное принятие, как правило, обосновывалось его экстренностью и временностью – «впредь до пересмотра всех законов о евреях в России». Формально циркуляр не упразднял черту оседлости, но разрешал евреям жить – разумеется, временно! – во всех городских поселениях страны, кроме столиц и местностей, находившихся в ведении министерств Императорского двора и Военного (Москва, Петербург, Ялта, Царское Село, области казачьих войск, а также – по-прежнему – сельская местность).

Реализация циркуляра Щербатова (а в начале 1917 года поползли слухи чуть ли не о готовящемся придании ему силы закона) встречала определенное сопротивление на местах. Так, в ряде губерний (Курской, Калужской, Тверской и др.) власти даже выдворяли поселившихся у них еврейских беженцев в административном порядке как «подозрительный элемент»[60].

Реагируя на депортации из прифронтовых областей, А.И. Солженицын несколько игриво заметил: уж не жест ли это самой истории!? Мол, не послужило ли «…это массовое выселение – и само оно, и возмущённая на него реакция – <…> реальному и желанному уничтожению черты оседлости?»[61].

Так и хочется переспросить: а нельзя ли вообще без «залога»?

Как и еще аналогичный вопрос: а нельзя ли было основать еврейское государство без «залога» в шесть миллионов еврейских трупов?..

Черта оседлости, ассимиляция и эмансипация

Уже отмечалось, что царское правительство увязывало отмену черты оседлости, то есть эмансипацию, с ростом их ассимиляции: ложь, отговорка и лицемерие!

Если правительство и интересовалось еврейским вопросом, то по соображениям исключительно прагматическим: а будет ли сие – точнее: было бы – выгодным России par excellence?

Точнее и откровеннее других это, пожалуй, сформулировал Сергей Витте: «Я был бессилен заставить пересмотреть все существующие законы против евреев, из которых многие крайне несправедливы, а в общем законы эти принципиально вредны для русских, для России, так как я всегда смотрел и смотрю на еврейский вопрос не с точки зрения, что приятно для евреев, а с точки зрения, что полезно для нас, русских, и для Российской Империи» [62].

С той же колокольни – из ракурса государственнической целесообразности и «русского могущества» – смотрит на евреев и праволиберальный оппонент царской власти Петр Струве: «По отношению к вопросу "еврейскому" власть держится "политики страуса". Она не признает предмета, которого не желает видеть. Центр тяжести политического решения "еврейского вопроса" заключается в упразднении так называемой черты оседлости. С точки зрения проблемы русского могущества, "еврейский вопрос" вовсе не так несуществен, как принято думать в наших soit disant консервативных кругах, пропитанных "нововременством". Если верно, что проблема Великой России сводится к нашему хозяйственному "расширению" в бассейне Черного моря, то для осуществления этой задачи и вообще для хозяйственного подъема России евреи представляют элемент весьма ценный. В том экономическом завоевании Ближнего Востока, без которого не может быть создано Великой России, преданные русской государственности и привязанные к русской культуре евреи прямо незаменимы в качестве пионеров и посредников. Таким образом, нам, ради Великой России, нужно создавать таких евреев и широко ими пользоваться. Очевидно, что единственным способом для этого является последовательное и лояльное осуществление "эмансипации" евреев. По существу, среди всех "инородцев" России - несмотря на все антисемитические вопли - нет элемента, который мог бы легче, чем евреи, быть поставлен на службу русской государственности и ассимилирован с русской культурой»[63].

Но уже одно то, как Струве, ничтоже сумняшеся, оперирует термином «инородцы», видя в евреях лишь податливый материал для пионерного осваивания и отстаивания неких русских интересов, говорит о том, что главная «черта оседлости» была вовсе не на местности, а в головах.

Вопрос же о том, каково самим евреям за чертой столь приятной оседлости, по большому счету никого, кроме самих евреев, не волновал и никем, кроме них, не ставился. А как он ими самими решался – мы знаем: эмиграция, революция, ренегатство. Так что за ее пряничные прелести не держался никто.

Тем неожиданней жест вывод Бориса Миронова. В трехтомнике «Российская империя: от традиции к модерну» он поставил черту оседлости чуть ли не в заслугу правительству: мол, мера, конечно, дискриминационная, но служила надежной дамбой от морока ассимиляции.

Во-первых, это не так фактически. Не евреи прятались за дамбой от русских ассимиляторов, а русское государство от евреев, опасаясь их «засилья», или, попросту, конкуренции.

А, во-вторых, никакого мандата на консервацию себя в средневековье евреи (кроме почившего в бозе кагала) царю не делегировали. И с чего, собственно, Б. Миронов взял, что «…огромное большинство евреев не только не тяготилось кагальной организацией, но и полагало, что это лучшее для них общественное устройство»? [64].

При всей поэтичности и романтичности мира штетлов и скрипачей на крышах, даже если смотреть на него через призму новелл Шолом-Алейхема и картин Марка Шагала, самим евреям представлялся узким и тесным мирком, каковым и был. Отчего тот же Шагал, воспевший этот мир как никто другой, сам предпочел ему и даже губернскому Витебску – и даже столичному Петербургу! – заштатный с точки зрения идишкайт Париж?[65]

И уж если кого-то и сравнивать с текучей стихией, то не абстрактную ассимиляцию, а конкретных евреев. Искренне и отчетливо стремясь к полной и никакой иной интеграции в приютившую их Россию, они, не разрушая дамбу, сочились и просачиваясь через нее или, обтекая, вынужденно довольствовались интеграцией селективной (терминология Б. Натанса[66]).

В результате в Петербурге и Москве к 1881 году «накапало» по 16-17 тыс. евреев (около 2 % населения столиц), но главным еврейским городом был Киев, еврейское население которого за 1861—1913 гг. увеличилось с 1,5 тыс. до 81 тыс., а доля — с 2 до 16%. Основательно «просочились» евреи и в сельскую местность внутри черты оседлости, где, вопреки запрету, в 1897 году проживало 18 % евреев[67].

Естественный прирост численности российских евреев, как и его темпы, были просто феноменальны. За 1800—1914 гг. их численность скакнула в 6,4 раза (с 820 тыс. до 5250 тыс. чел.), а с учетом от 1,5 до 2 млн евреев-эмигрантов – то и чуть ли не в 9 раз! В итоге доля этого самого дискриминированного народа в России в ее населении, несмотря на все территориальные приращения России в XIX веке, достигла 4 %.

Грамотность евреев на идише еще в 1897 году была поголовной, но и на русском она была выше, чем у трех главных славянских народов (31,2% среди мужчин и 16,5% у женщин – против, соответственно, 29,0 и 8,2 %). Скачок числа евреев, считающих основным языком не идиш, а русский, и вступающих в смешанные браки с русскими от почти нулевых значений в 1897 году до 90 и 70 % (соответственно, в 2000 и 1994 гг.), причем 90 % детей в этих браках записывались при получении паспорта в русские, – что, по Миронову, и есть ассимиляция[68]. Была черта – говорили на идиш и женились на своих, а как пала черта – так перешли на русский и стали перемешиваться с носителями титульного языка государства.

Но ассимиляция ли это? Растворение? Отказ, с привкусом ли пораженчества, от самих себя, о чем так мечтали антисемиты Романовы?

Полагаю, что нет! Тут мы столкнулись даже не с эмансипацией меньшинства, а с драматической эволюцией еврейской идентичности в целом, с ее постепенным переходом от конфессиональной моноидентичности к двойственной этно-конфессиональной и даже к множественной, учитывающей еще и гражданство или несколько гражданств. И ее генезис не только в медленных трансформациях еврейства за счет поликонфессиональности или секуляризации, но главным образом – вследствие демографической еврейской катастрофы в Европе – Холокоста и возрождения Израиля.

Упразднение Черты оседлости де юре

Не лишне напомнить, что Россия всегда отставала от западных стран в вопросах гражданской эмансипации не только еврейского, но и самого титульного населения. Но и на Западе эмансипация евреев достигалась нередко как результат социальной революции: во Франции евреи сравнялись в правах с французами в 1789, в Италии и Германии — в 1848, а в Австро-Венгрии — в 1867 году. В России неинородческое большинство получило свои гражданские и политические права лишь в 1905 года, а евреи и прочие инородцы, – «выскочив» из черты оседлости, – догнали их в 1917 году.

Формальное упразднение черты оседлости произошло только после Февральской революции. 20 марта 1917 года, или 2 апреля по новому стилю, на заседании Временного правительства по представлению министра юстиции А.Ф. Керенского было внесено и принято Постановление «Об отмене вероисповедных и национальных ограничений». Но ни выражение «черта оседлости», ни слово «евреи» в нем, по просьбе представителей нескольких еврейских организаций[69], даже не назывались[70].

Заседания Временного правительства происходили в Мариинском дворце. А вот дату исторического события все же несколько уточним. Заседать начали в 22.30, и вопрос о черте был одним из последних. Так что хронологически оно явно попало на 21 марта.

Итак, черта еврейской оседлости – эта своего рода географическая (и отнюдь не золоченая) клетка для российского еврейства – опочила в бозе. Она была главным символом государственного антисемитизма и дискриминационной антиеврейской политики царской России. Самой последней среди европейских стран, полиэтничная Россия разомкнула, наконец, наручники на запястьях и ярмо на шее пятого по численности своего народа и признала самое элементарное – достоинство и равноправие своих еврейских сограждан.

Тем самым сделав шаг и к своей подлинной свободе.

А что же черта оседлости?

Просуществовав де юре 126 долгих и унизительных для евреев лет, она навсегда осталась в российской истории несмываемым и дурно пахнущим пятном.

P.S. Наложение друг на друга Постановления от 20-21 марта и фактической автономии Финляндии[71] породило казус: самое общественно передовое[72] генерал-губернаторство России – Великое Княжество Финляндское (тоже де факто личная уния) – вдруг оказалось единственной областью на пространстве постимперской России, где режим екатерининской черты оседлости некоторое время все еще действовал!..

Черта оседлости как режимная зона

Вырвемся теперь на какое-то время из цепких историко-эмпирических лап и посмотрим на Черту географически – как на территориальный объект с определенным и весьма специфическим режимом с узнаваемыми элементами сегрегации и апартеида.

Но российская Черта еврейской оседлости – не единственный образец территориальной сегрегации и режимности на мировых просторах.

С чем же соотносится она ближе всего?

Первыми на ум приходят резервации – индейские в Северной Америке и африканские, – или бантустаны, – в Южной Африке.

Рассмотрим эти случаи по отдельности: они не тождественны.

Отвоевав независимость у Британской империи, США[73] и сами стремительно стали «об’ымпериаваться» и, как империя, быстро пошли в территориальный рост. Упираясь по его ходу, с севера и юга, с двумя другими коронами – французской и испанской, Соединенные Штаты свинцовым и безжалостным катком утюжили всю свою будущую внутреннюю территорию – от западного океана до восточного, разбивая вдребезги и сплющивая в фольгу что бизонью, что индейскую вольницу.

Процесс образования резерваций начался в начале XIX века – лишь немногим позже основания черты оседлости в России. Федеральное правительство стало заключать договора с отдельными племенами, предоставляя им право оставаться на своих территориях или на иных территориях, специально выделенных для них Вашингтоном. В своем нынешнем виде система индейских резерваций в США довольно сложна – «запутана, как честные зигзаги». Во-первых, нет резерваций общеиндейских, каждая «полагается» отдельным и конкретным племенам, к тому же далеко не всем: официально признанных индейских племён в стране около 550, а резерваций почти вдвое меньше – около 300, причем иные крупные племена – например, «навахо» – имеют и по нескольку резерваций. Тому же «навахо», к слову, принадлежит крупнейшая в США резервация (около 64,7 тыс. км?), но имеются резервации и с территорией которых не превышают 50 км?. В общей сложности под резервациями находится 2,3 % площади страны.

Номинально, де юре, индейские резервации по набору и объему прав как бы и не отличаются от американских штатов. Они вправе формировать свое правительство, вводить свои собственные законы и налоги, иметь свои институты гражданства, суды и полицию. Охотнее всего они основывают на своей территории учреждения игорного бизнеса.

Тем не менее, фиксируя фактическое неравноправие и дискриминацию индейцев, резервации не были ни апартеидом, ни сегрегацией а ля черта оседлости.

Что же касается бантустанов[74], то это ареалы (регионы) на территории Южно-Африканской республики (ЮАР) и Юго-Западной Африки (ЮЗА), по 10 бантустанов в каждой из стран. Бантустаны решительно отличались от североамериканских резерваций – и своей априори дискриминационной расовой установкой, и реальной политикой расового апартеида и сегрегации черного населения.

Целью их создания было сосредоточить на ограниченной территории представителей одной народности, что делало бантустаны этнически гомогенными. У них тоже был свой липовый – номинальный или неполный – суверенитет (как, например, Транскей, Венда, Бопутатсвана и Сискей в ЮАР и Восточный Каприви (Лози), Каванголенди, Овамболенд в ЮЗА); ещё несколько (Квазулу, Лебова и Каваква) получили ограниченную автономию.

Такого уровня самостоятельности решительно недоставало для их международного признания, но его вполне хватало для выпуска ими почтовых марок или организации мегакурортов, как, например, город-казино Сан-Сити в Бопутатсване (причем игорный бизнес запрещён в ЮАР). Сами себя они прокормить не могли – их финансировало, так сказать, государство-учредитель. Но не было и «черты оседлости»: работы на месте почти не было, и большинство жителей бантустанов работало за его границами, то есть на коренной территории ЮАР и ЮЗА, но на правах «иностранных рабочих». При этом многие лица, приписанные к тому или иному бантустану, никогда(!) в нём не жили.

Ликвидация бантустанов стала центральным элементом программы Африканского национального конгресса Н. Манделы. В марте 1994 года все они были возвращены в состав ЮАР. Процесс был мирным, но в двух наиболее продвинутых случаях – в Бопутатсване и Сискее – он все же натолкнулся на сопротивление местных элит, приспособившихся к этой форме жизни (в Сискей даже пришлось вводить войска).

В любом случае такого ограничения как запрет выезда из границ своей сегрегационной черты ни у индейцев, ни у негров не было.

Зато он имелся у жителей классических еврейских гетто, то есть городских кварталов, отведенных для принудительного поселения и проживания евреев[75]. Считается, что первые еврейские гетто появились в городах арабского Магриба еще в XIII веке, в частности, в испанском. В Европе гетто впервые появилось в 1236 году в мусульманском Арагоне в Испании, а в 1516 году в католической Венеции, в районе Каннареджо.

Согласно булле папы Павла IV (1555), евреи всех папских земель должны были селиться в раз и навсегда отведенных для этого местах, огражденных стеной, и не имели права покидать пределы гетто в ночное время и дни христианских праздников. Выходить на территорию города евреи должны были в специальных желтых шляпах. В каждом гетто могла быть только одна синагога. Контроль за входом-выходом и в целом за общественным порядком осуществляли стражники-христиане, охранявшие ворота гетто, внутри же поселения жизнь регулировалась раввинами.

Ликвидатором системы еврейских гетто в Европе стал Наполеон Бонапарт, повсюду в завоеванных странах утверждавший систему гражданского права, которое не допускало возможность дискриминации человека по религиозному признаку. Победившая его Россия такого себе позволить не хотела и не позволила. Те гетто, что были на польских землях, отошедших в результате разделов к Российской империи, просуществовали вплоть до 1862 года. Еще позднее было упразднено римское гетто – в 1870 году, с присоединением Рима к Итальянскому королевству. Но номинально самым последним гетто в Европе можно считать и киевский Подоле — самостийное гетто, возникшее исключительно вследствие ограничений черты оседлости.

Впрочем, и Черту еврейской оседлости в Российской империи несложно себе представить как огромное еврейские гетто в огромной русской стране.

И все-таки хорошо, что до еврейского бантустана или резервации где-то в Жмеринке или Бердичеве в Санкт-Петербурге сами не додумались.

Черта оседлости и новый антисемитизм

Но российский государственный антисемитизм вовсе не умер 21 марта 1917 года.

Отменив черту оседлости и демонополизировав антисемитизм в России де юре, Керенский и не покушался на бытовой антисемитизм. Войну ему объявил уже Ленин, при котором за антисемитизм впервые в российской истории стали наказывать.

На какое-то время российский антисемитизм перестал быть державно-имперским. А с воспоследовавшим затем крахом материка российской государственности, с распадом его на десятки постоянно перекраиваемых и воюющих друг с другом островов – эфемерных республик, гетманств, директорий, эмиратов, ханств и прочих гуляй-полей – государственный антисемитизм растекся и возродился в большинстве из них, что вновь привело к погромам периода Гражданской войны, неслыханным до этого по своей жестокости в российско-еврейской истории.

С укреплением государственности советской – с ее постепенным переводом стрелок с де юре классовых на де факто национальные рельсы – антисемитизм вернулся и в государственную политику СССР. Еще бы! Как удобно иметь под рукой яркий и пассионарный контингент, на который всегда можно переложить ответственность за то или другое. И не случайно максимум доморощенного антисемитского энтузиазма в 1920-е и 1930-е годы наблюдался там, где евреев было особенно много, – в пределах бывшей Черты, в частности и в особенности на Украине.

Заигрывание с Джойнтом и ОЗЕТом обернулась пустыми разговорами о создании в Крыму еврейской автономии и действительным созданием в 1934 году Еврейской автономной области на Дальнем Востоке, в Биробиджане, на приамурских черноземах. Это было не только карикатурой на Палестину, но еще и мечтательной заготовкой Кремля для новой Черты еврейской оседлости на востоке, буде таковая занадобится. А война с фашизмом и Холокост обернулись вовсе не скорбью и солидарностью с евреями, а главпуровским их отрицанием в качестве главных жертв национал-социалистического этноцида, плавно перетекшим в «безродный космополитизм» уцелевшего еврейства. Миф же о гневе народном и о несостоявшейся депортации евреев в Биробиджан – это пик позднесталинского антисемитизма, отдаленно напоминающего антисемитизм поздней Екатерины II.

При Хрущеве и Брежневе латентный государственный антисемитизм напоминал скорее эпоху Александра III: все опустилось на уровень карьерной и образовательной дискриминации (та же numerus clausus, только гораздо худшая, потому что негласная и произвольная), а также борьбы с правом на эмиграцию, главпуровского отрицания Холокоста и непротивления антисемитизму бытовому.

При Горбачеве государственный российский антисемитизм сходил на нет, зато активизировался и расцвел антисемитизм корпоративный и частный (общество «Память» и иже с ним). При Ельцине уже начали бороться с корпоративным антисемитизмом, но это при нем генералу Альберту Макашову с рук сходили любые высказывания, даже такое: «Евреи так нахальны потому — позвольте я по-своему, по-солдатски скажу, — потому что из нас ещё никто к ним в дверь не постучал, ещё никто окошко не обоссал. Потому они так, гады, и смелы!»[76].

При Путине антисемитизм – по меньшей мере корпоративный – практически сошел на нет, и только в 2017 году, на 18-м году его правления, после нескольких лет активной клерикализации государства и общества и агрессивной защиты даже не прав, а чувств и рефлексов условных «верующих» что-то, похоже, опасно изменилось.

Традиционным запашком снова пахнуло из Охотного Ряда – из думских уст (Дума, как ни крути, одна из ветвей конституционной власти). 23 января 2017 года вице-спикер от правящей партии Петр Толстой произнес: «Наблюдая за протестами вокруг передачи Исаакия, не могу не заметить удивительный парадокс: люди, являющиеся внуками и правнуками тех, кто рушил наши храмы, выскочив из-за черты оседлости с наганом в семнадцатом году, сегодня их внуки и правнуки, работая в разных других очень уважаемых местах – на радиостанциях, в законодательных собраниях, продолжают дело своих дедушек и прадедушек».

Ну что – хорошо сморозил? Сплюнул-таки графскую семечку на цементный пол? А на самом деле, конечно же, ну ничего такого не имел в виду?..

Но свободе выбора выражений без осознанной необходимости нести за них политическую ответственность – грош цена. И еще тревожнее то, что спикер не уволил и даже не одернул своего зама, а неуклюже за него заступился («черта оседлости каторжан» – браво!), спровоцировав – неустанными устами Милонова, тоже ведь думца, – цепное продолжение пикантных экзерсисов из истории уже не российского, а мирового «еврейства» (традиционное «варение христиан в котлах»)[77].

Еще немного, и кто-нибудь из нынешних охотнорядцев поведает нам о пархатых христопродавцах, об авторизованных протоколах закулисных мудрецов и о вкуснейшей маце на крови христианских младенцев...

[1] Раздел книги: Павел Полян. Географические арабески: пространства вдохновения, свободы и несвободы. М.: ИКАР, 2017: 139-178.
[2] Галант И. Черта еврейской ос?длости. М., 1915. С.12-13.
[3] Полный хронологический сборник законов и положеній, касающихся евреев, от «Уложения царя Алексея Михайловича до настоящего времени, от 1649 – 1873 г. Извлечение из Полных Собраний Законов Российской Империи / Составил и издал В. О. Леванда. СПб., 1874. С.2-3
[4] Там же. С.4.
[5] Клиер Дж.Д. Россия собирает своих евреев. Происхождение еврейского вопроса в России. 1772-1825. М.-Иерусалим: Мосты культуры / Гешарим, 2000. С.40, 98-99.
[6] Соврем. Слока в Латвии.
[7] Любопытная антипаралелль: к 15 декабря 1791 г. Конгресс США принял и парламенты всех штатов ратифицировали поправки к Конституции («Билль о правах человека»), защитивший и закрепивший права личности перед всесильным государством. В частности, первая поправка гарантировала свободу слова, свободу религии, свободу прессы, свободу собраний и право на подачу петиций. Специального пункта о свободе передвижения по всей территории страны не было, ибо такая дикость и в голову никому не могла прийти.
[8] Этот «подарок» продержится до 1808 г., когда ставка налога у евреев будет уравнена с русскими и всеми прочими поданными.
[9] При этом часть грузинских евреев (в частности, в Кулаши) находилось еще и в крепостной зависимости.
[10] Каганович А. Друзья поневоле: Россия и бухарские евреи. 1800–1917. Москва: Новое литературное обозрение, 2016. С.30.
[11] Вот, правда, кагал восстановили!
[12] К старой Черте в 1815 г., согласно Б. Миронову, была присоединена и Сибирь, но в 1825 г. Николай I «забрал» у евреев этот отцовский «подарок» назад, как, впрочем, и Северный Кавказ с Нижним Поволжьем. Миронов Б.Н. Российская империя: от традиции к модерну: в 3 т. Т. 1. СПб.: Дмитрий Буланин, 2014. С.197-198.
[13] Так, Курляндия не принимала на жительство евреев-иностранцев, а курляндские еврейки, вышедшие замуж и уехавшие за мужем из Курляндии, приравнивались к иностранкам.
[14] Многие поэтому и вовсе игнорируют этот декоративный нюанс.
[15] Сначала не повсеместно, в особо оговоренных губерниях, а с 1881 г. и по всей черте оседлости.
[16] Обстоятельство, как показала практика, удобное и привлекательное для погромщиков.
[17] Клиер Дж.Д. Россия собирает своих евреев. Происхождение еврейского вопроса в России. 1772-1825. М.-Иерусалим: Мосты культуры / Гешарим, 2000. С.40, 98-99. Численность еврейского населения на 1772—1773 гг. оценивается различными исследователями по- разному — от 45 до 200 тыс. чел. (Кабузан В.М. Народы России впервой половине XIX в. Численность и этнический состав. М.: Наука, 1992. С. 162—168). Интересно, что выкрестов среди них практически не было. В 1817 г. под покровительством Александра I было создано «Общество израильских христиан», предоставлявшее евреям, принявшим христианство, землю, освобождение от налогов на 25 лет и от любой гражданской и военной службы навечно, самоуправление, право на винокурение и другие привилегии. Однако в течение всего периода существования Общества, в1817—1833 гг., на отведенные земли оно не сумело поселить ни одного «израильского христианина».
[18] С 1815 до 1844 гг., причем в вертикальном – от губернии до местечка – исполнении. Но в самой Польше кагал был отменен еще в 1764 г.
[19] Переписка цесаревича Александра Николаевича с императором Николаем I. 1838-1839. М.: РОССПЭН, 2008.
[20] Особо выделим евреев - выпускников-юристов. Судебная реформа 1864 г. впервые дала им возможность отстаивать права и интересы соплеменников в российском суде (Войтенко Я. Еврейский вопрос и правительствующий сенат: практика применения законов о евреях в Российской империи 2-й половины XIX - начала XX вв. (К постановке проблемы) // Материалы Пятнадцатой ежегодной международной междисциплинарной конференции по иудаике. Вып.23. Часть 2. М., 2008. С.194-198).
[21] Каганович А. Друзья поневоле: Россия и бухарские евреи. 1800–1917. Москва: Новое литературное обозрение, 2016. С.99-106.
[22] Для чего, впрочем, не требовался 5-летний испытательный срок, принятый на западных окраинах.
[23] Каганович А. Друзья поневоле: Россия и бухарские евреи. 1800–1917. Москва: Новое литературное обозрение, 2016. С.22-23.
[24] Примечательно, что у ашкеназских евреев в Средней Азии статус во-многом приближался к статусу иностранноподанных.
[25] Миронов Б.Н. Указ. соч. С.207.
[26] История России 1861-1917. М.: Терра, 1996. С.175.
[27] Вермель С.С. Московское изгнание (1891-1892 гг.): Впечатления, воспоминания. М., 1924. 45 с.
[28] Именно Плеве, наряду с Победоносцевым, Витте считал злым гением российского еврейства – «душою и сочинителем всех антиеврейских проектов и административных мер», к тому же и главным вдохновителем погромной волны 1903-1905 гг. (Витте С.Ю. Воспоминания: Царствование Николая II. Берлин: Слово, 1922. Т. I. С.192).
[29] Витте С.Ю. Указ. соч. С.188-189.
[30] В 1909 г. правительство подняло процентную норму до 5 % в столицах, до 10 % вне черты оседлости и до 15 % в черте оседлости, хотя фактически они уже были везде превзойдены.
[31] Цит. по: Миронов Б.Н. Указ. соч. С. 210.
[32] Цит. по: Указ. соч. С.210.
[33] Цит. по: Указ. соч. С. 217.
[34] Цит. по: Указ. соч. С. 207.
[35] Лившиц Б. Полутораглазый стрелец. Л., 1989. С.374.
[36] Миронов Б.Н. Указ. соч. С. 204.
[37] Например, депутат II Государственной думы, крестьянин (sic!) Моисей Деревянко.
[38]В том числе и последний защитник Николая II генерал Н.И. Иванов.
[39] Например, Александр Кржижановский (1796—1863), внук крещеного еврея.
[40] Бруцкус Б.К. Статистика распределения по территории, демографические и культурные признаки еврейского населения по данным переписи 1897 г. СПб, 1909. С.36-37.
[41] Еврейская энциклопедия: Свод знаний о еврействе и его культуре в прошлом и настоящем: в 16 т СПб., 1908-1913. Т. 11 . С. 894; Поляков Л. История антисемитизма: Эпоха знаний. М.; Иерусалим, 1998. С. 279.
[42] Ср. в дневнике А. Суворина за 25 июля / 7 августа 1903 г.: «Да будет союз Русского народа мне надеждой опорой», слова государя к Ив. Дубровину» // Дневник Алексея Сергеевича Суворина: Текст. расшифровка Н. А. Роскиной / Подгот. текста Д. Рейфилда и О. Е. Макаровой. London: The Garnett press; М.: Независимая газета, 2000. С. 528.
[43] Японцев государь именовал, как ему казалось, уморительно: «макашки».
[44] Витте С.Ю. Указ. соч. С.402.
[45] Витте С.Ю. Указ. соч. С.189.
[46] Витте С.Ю. Указ. соч. С.192.
[47] Андреев Л. Первая ступень // Щит: Литературный сборник / Под ред. Л. Андреева, М. Горького и Ф. Сологуба. 3?е изд., доп., М.: Русское Общество для изучения еврейской жизни, 1916. С. 5.
[48] Дневник Алексея Сергеевича Суворина / Текст. расшифровка Н. А. Роскиной / Подгот. текста Д. Рейфилда и О. Е. Макаровой. London: The Garnett press; М.: Независимая газета, 2000. С. 473.
[49] Коковцев Н.В. Из моего прошлого. Воспоминания 1903-1919. Т.I. Париж, 1933. С.164-165. Ср. иную, более вульгарную, версию принятия этого решения в письме А.В. Руманова Н.В. Вольскому от 6 марта 1960 г.: «…при Хвощинском я помог в составлении доклада Столыпина к Государю о равноправии евреев. Столыпин поручил составление доклада А.И. Гучкову. Гучков Хвощинскому, а последний мне. Я пригласил Г.Б. Слиозберга и барона Давида Гинзбурга и передал им целиком все дело. Государь нашел доклад Столыпина несвоевременным, и, как Столыпин понял, все дело было в том, что жена Государя не позволила ему дать “свободу” евреям» («Браво, “старый” Вольский!» Письма А.В. Руманова Н. Валентинову (Н.В. Вольскому). 1947-1960 годы // Россия XXI. 2017. № 1. С.69).
[50] Коковцев Н.В. Из моего прошлого. Воспоминания 1903-1919. Т.I. Париж, 1933. С.166.
[51] Миронов Б.Н. Указ. соч. С.211.
[52] Миронов Б.Н. Указ. соч. С. 219. Со ссылкой на: РГИА. Ф. 1276. Оп. 2. Д. 45. Л. 121—174.
[53] Ср. в дневнике А. Суворина за 25 июля / 7 августа 1903 г. // Дневник Алексея Сергеевича Суворина: Текст. расшифровка Н. А. Роскиной / Подгот. текста Д. Рейфилда и О. Е. Макаровой. — London: The Garnett press; М.: Независимая газета, 2000. С. 528.
[54] Миронов Б.Н. Указ. соч. С.217.
[55] Миронов Б.Н. Указ. соч. С.217-218.
[56] Миронов Б.Н. Указ. соч. С.220.
[57] Вермель. Указ. соч.
[58] Жаботинский сравнивал эту депортацию с депортацией 1491 года из Пиренеев. Это, конечно, преувеличение. Но с тем, что подход царского правительства к так называемым «враждебно-поданным интернированным» во многом предвосхитил страшные и бесчеловечные черты депортационной политики советского государства, можно согласиться.
[59] Златина М.А. Циркуляр от 13 августа 1915 года о разрешении евреям проживать вне черты оседлости: отношение местных властей и проблемы реализации // Известия Рос. гос. педагогического университета им. А.И. Герцена. Вып. 115. 2009. С.61. Со ссылкой на: РГИА. Ф.1284. Оп.224. Д.796. Л.2, 13, 15.
[60] Об аналогичных попытках в Архангельске в октябре 1915 г. см.: (Трошина, 2008. С.131-132).
[61] Солженицын А.И. 200 лет вместе.1795-1995. Т.2. М.: Русский путь, 2002. С.150.
[62] Витте С.Ю. Указ. соч. С.189.
[63] Струве П. Б. Великая Россия: Из размышлений о проблеме русского могущества // Русская мысль. 1908. № 1.С.149-150.
[64] Миронов Б.Н. Указ. соч. С.206.
[65] Хотя, возможно, не будь Черты, в Петербурге или Москве он и тормознул бы!
[66] См.: Natans B. Beyond the Pale. The Jewish Encounter with Late Imperial Russia. Berkely and Los Angeles: University of California Press, 2002. 428 p.
[67] Миронов Б.Н. Указ. соч. С.200.
[68] Миронов Б.Н. Указ. соч. С.198-199.
[69] Спустя неделю (27 марта/9 апреля) два еврейских адвоката – М.М. Винавер (1863-1926) и Оскар Осипович Грузенберг (1866-1940) – были назначены сенаторами, соответственно, по гражданскому и уголовному департаментам.
[70] Не все оценили этот традиционный жест – «Не высовываться!» - как адекватный или уместный. Обозреватель берлинской «Judische Rundschau» писал: «Освобождение евреев хочется видеть в конкретном законе, недостаточно лишь общей формулировки о отмене ограничений. Следует четко поставить вопрос о государственных гарантиях и ожидать действиям, благодаря которым все обещания окончательно и бесповоротно будут облечены в плоть и кровь. <…> Русское еврейство, наделенное свободой, достойно ее» (Judische Rundschau. 2017. Nr.12. 23 марта).
[71] Официально Финляндия отложилась 6 декабря 1917 г. – после Октябрьской революции.
[72] Так, всеобщее (а значит и женское) избирательное право было введено здесь еще в 1906 г. – впервые в Европе (впервые в мире – в Новой Зеландии).
[73] Имперским духом пронизано даже название США: Соединенные Штаты Америки. Их в России потому так долго и упорно называли САСШ, то есть Северо-Американские Соединенные Штаты, поскольку это микширует претензию на «всю» Америку.
[74] Термин «бантустан» вошел в обиход в конце 1940-х гг. путём сложения корня «банту» и суффикса «стан». Первоначально его ввели критики системы резерваций.
[75] Позднее эта семантика была расширена до любой группы жертв, дискриминируемых по национальному, расовому или религиозному признакам и концентрируемых внутри городов.
[76] Сказано в феврале 1999 года на съезде казаков в Новочеркасске.
[77] Довольно пикантна плюшеголосая защита графа-антисемита ведущим «Царьграда» Андреем Норкиным и его собеседниками по передаче «100 лет революции: 20 марта – 26 марта 1917». Главные тезисы: «Евреи – отступники, и их революционная задача – сломать традицию» - это раз. «Среди черносотенцев было очень мало евреев!» - два. Три: «Лично я (Норкин – П.П.) считаю, что это так ведь и было» (это о «выскочках из-за черты оседлости с наганами»!). Ну и глобальное обобщение: антисемитизм – он ведь всегда и везде, так что «моча в норме» (см. в сети: http://tsargrad.tv/shows/100-let-revoljucii-20-marta-26-marta-1917-chast-2_55361).