Автор обзора Дмитрий ОПАРИН

Migration and contemporary Muslim space in Moscow. Contextualizing North Caucasian loud Dhikr and the religious practices of Central Asian Folk Mullas

Статья посвящена двум явлениям современной московской мусульманской жизни: 1) громкому круговому зикру (мусульманская духовная практика, заключающаяся в поминании Аллаха), практикуемому чеченцами и ингушами в Исторической мечети, и 2) религиозным практикам среднеазиатских мулл в Соборной мечети. Автор стремился избежать проблематизации своего исследования в рамках одного социального института или одного явления: было важно показать фрагментарность, а также социальный, этнический, идейный и поведенческий плюрализм московского мусульманского пространства. Именно поэтому он выбрал для изучения два разноплановых примера. С антропологической точки зрения статья показывает, как определенные мусульманские ритуальные практики производят пространство и конструируют идентичности.

Обе духовные практики популярны и имеют большое значение для немалого количества московских мусульман, в том числе и тех, которые не участвуют в них непосредственно. Общность этих двух духовных практик заключается также и в их маргинальности по отношению как к институционализированному московскому исламу, так и к набирающим вес радикальным формам исламских практик и идей. Несмотря на "маргинальность", практики локализуются в двух центральных мечетях города. Однако стоит отметить, что зикр проходит в подвале и не получает особенной поддержки со стороны администрации, а муллы предпочитают проводить обряды за стенами мечети на улице или в припаркованных напротив мечети машинах из-за запрета имамов. Таким образом, обе религиозные практики занимают периферийное положение в рамках пространства мечетей и локализуются, с одной стороны, в мечети, с другой стороны - за ее пределами.

Традиционные для определенных мусульманских регионов практики наполняются в инокультурном и иноверческом московском пространстве новыми смыслами. Здесь они воспроизводятся в рамках замкнутого и дискриминируемого сообщества и оказываются средством включения к в мусульманскую среду, так и шире - в московскую. Автор предполагает, что мусульманские практики мигрантов формируют не только религиозную идентичность верующих, но и, что не является очевидным, московскую идентичность.

Религиозные практики мигрантов-мусульман помогают сформировать неформальные горизонтальные связи внутри разобщенной мусульманской общины Москвы. Ритуал не только связывает непосредственных участников практики, формируя у них коллективную идентичность московского джамаата, но и перебрасывает мост между Москвой и родным регионом. Чечено-ингушская община Москвы, сформированная вокруг зикра, организует транспортировку тел на Кавказ, выделяет деньги родственникам умершего вайнаха, помогает вновь прибывшему обосноваться в Москве, приглашает видных религиозных деятелей Чечни и Ингушетии прочитать в мечети проповедь. Таким образом, транснационализм который характеризуется состоянием пребывания человека и "там" и "здесь", в том числе обеспечивается и ритуальными практиками.

Мигранты переносят в московское мусульманское пространство религиозные институты, распространенные у них на родине. Таким образом, региональные религиозные практики способствуют этнизации московского мусульманского пространства. Привычные для мигрантов практики получают дополнительное значение в московской иноверческой среде. Они не просто удовлетворяют духовные потребности верующих, они примиряют их с московской религиозной средой и дают возможность человеку взаимодействовать с единоверцами в чужеродной для него среде.

Идея о том, что религиозная практика меняет пространство, оказывается популярной в миграционных исследованиях. Но практики не только меняют пространство, они его производят (используя терминологию Анри Лефевра). Религиозные практики среднеазиатских мигрантов отражают их представления о порядке, вере, традиции, исламе и создают среднеазиатское пространство в мечети, проявляющееся в возможностях (всегда можно подойти к мулле или алиму и спросить, что нужно, высказаться, посоветоваться), связях (люди устанавливают новые контакты, слушая лекторов или общаясь с муллой), визуальности (мужской зал мечети после джума-намаза заполняется многоголосьем среднеазиатских лекций и пестрит известными мигрантам муллами и алимами, читающими Коран или проводящими какой-либо другой обряд). Дважды в неделю в Исторической мечети звучит зикр и проповедь на чеченском языке. В подвале, в котором собираются вайнахи, на время устанавливаются особенные правила и формируется исключительно чечено-ингушская среда. Здесь все говорят на чеченском, носят одежду зикриста, оберегают это пространство. Случайные прихожане не могут снимать зикр на камеру, иногда им бывает запрещено даже зайти внутрь.

И наконец, практики конструируют и воспроизводят идентичности. Ритуальные практики не только формируют и стабилизируют у верующего мусульманскую идентичность, но и конструируют московскую идентичность. Приезжий оказывается членом московского джамаата, ходит в московскую мечеть и создает вокруг себя социальный круг, состоящий из жителей Москвы. Мигрант оказывается вписанным в рамках московского пространства в определенную мусульманскую микросреду.