Что мы знаем о лисе?.. Ничего. И то не все Борис Заходер

Сельская демография под ударами городской демократии

Галина Ананьева, журналист, знает, что:

"России не в первый раз заказывают панихиду. Запад спит и видит, когда, наконец, ее просторы с несметными богатствами лишатся настоящих хозяев. Пришлые не в счет. Именно русское население сидит бельмом на глазу у стран золотого миллиарда. Не будет русских - некому дать отпор незваным гостям. А русские родом из деревни, она для города неиссякаемый источник людских ресурсов. Потому и обрушился на нее первый удар демократов-реформаторов и их заокеанских учителей. Да такой, что и по сей день деревня не может оправиться".

Галина АНАНЬЕВА. Чтобы гнездо не опустело.
"Сельская жизнь", 14 мая 2009 года

Демоскоп знает больше.

Нам кажется, что лечение болезней российской деревни с помощью постановки неправильного диагноза - давно и прочно устоявшаяся традиция, и сейчас, когда уважение к традициям прошлого само становится традицией, статья в "Сельской жизни" как нельзя лучше вписывается в эту генеральную тенденцию.

Конечно, русские - из деревни, кто же станет спорить. Не то что какие-нибудь немцы или французы, да и вообще все эти люди из золотого миллиарда, которые понабежали из городов, что-то там посеяли в своих деревнях и убежали назад. Немудрено, что они там всегда жили впроголодь, не в пример нам, прочно стоявшим на своих деревенских ногах. "Роковым для деревни оказалось "торжество демократии". Оно сразило ее под корень".

Конечно, кое-какие изъяны были и до наступления этого торжества, честно говорит нам автор статьи. "За истекшие 100 лет деревня пережила немало катаклизмов: столыпинскую реформу, Первую мировую войну, октябрьский переворот, военный коммунизм, нэп, раскулачивание, коллективизацию, Вторую мировую войну, послевоенную разруху, хрущевский волюнтаризм, перестройку". Но все это было ей как с гуся вода, "все это время она кормила страну, обеспечивала ее людскими ресурсами". Если мы, хорошо накормленные, иной раз - много раз подряд - и закупали зерно у американцев или канадцев, и не по одному десятку миллионов тонн в год, так только чтобы не дать им загнуться, городским бедолагам.

Теперь не то. Теперь "деревня оказалась в эпицентре демографического кризиса, охватившего страну. В результате за последнее десятилетие 17 тысяч деревень исчезло с карты Российской Федерации. Треть сельских населенных пунктов сегодня практически обезлюдела". Вот оно, торжество демократии! Хорошо еще, что Первая мировая война, октябрьский переворот, военный коммунизм, нэп, Вторая мировая война, послевоенная разруха, хрущевский волюнтаризм и перестройка не коснулись города - судя по тому, что городские населенные пункты не исчезали, а появлялись и росли. Но демократия достала и горожан - их число тоже стало снижаться - и даже быстрее, чем сельчан. Впрочем, об этом надлежит писать не "Сельской жизни", а какой-нибудь другой газете, а то подумают, что она во все вмешивается.

Демоскоп не хотел бы, чтобы его заподозрили в симпатии к демократам-реформаторам и их заокеанским учителям, - этого ему только не хватало! Но когда он нехотя смотрит на рисунок 1, то ему начинает казаться, что уважаемая автор статьи не совсем в курсе дела. Конечно, если считать демократами И.В. Сталина или, на худой конец, Л.И. Брежнева, то при них число сельских жителей и впрямь быстро сокращалось. Но при диктаторе Б.Н. Ельцине этого как раз не происходило.

Рисунок 1. Численность сельского населения по данным переписей населения и текущего учета за 2008 год, миллионов человек

Не так просто обстоит дело и с числом населенных пунктов. Разумеется, если за время разгула сталинско-брежневской демократии число сельских жителей уменьшилось с 76 до 39 миллионов человек, то и число сельских населенных пунктов должно было сократиться. Оно и сократилось. Только за 30 лет между переписями населения 1959 и 1989 годов их стало меньше на 141 тысячу. Так что 17 тысяч деревень, которые, по утверждению автора статьи, исчезли с карты России за последнее десятилетие, - это цветочки по сравнению с ягодками предшествующих десятилетий. Но и 17 тысяч - немало, если, конечно, такое сокращение было. Данные переписи населения 2002 года его не подтверждают, ибо свидетельствуют о том, что с 1989 по 2002 год, впервые за послевоенную историю, общее число сельских населенных пунктов за межпереписной период не сократилось, а несколько увеличилось (на 1,5%).

Правда, перепись зафиксировала 13,1 тысячи сельских населенных пунктов, которые числились таковыми, но не имели населения, - в них никто не жил. Если отбросить эти полностью обезлюдевшие деревни, то сокращение между 1989 по 2002 годами все же было - на 10,7 тысячи. Но между переписями 1979 и 1989 года оно составило 24,1 тысячи сельских поселений, между переписями 1970 и 1979 - 39,8, между переписями 1959 и 1970 - 77,2 тысячи. Странно, что газета "Сельская жизнь" об этом не знает, данные совершенно не секретные.

Теперь мы подходим к еще одному сюжетному повороту. Как сообщается в статье, "треть сельских населенных пунктов сегодня практически обезлюдела. Социологи и демографы называют это "эффектом пустого гнезда"". Вообще-то социологи и демографы называют "эффектом пустого гнезда" не это, но не станем мелочиться, сейчас у нас - другие заботы. Слово "практически" довольно загадочно, будем считать, что оно позволяет объединить безлюдные деревни с очень малолюдными. В самом деле, если взять деревни с населением 10 человек и менее и приплюсовать к ним вовсе безлюдные, то, по данным последней переписи, наберется 30 с лишним процентов - почти треть. Это действительно намного больше, чем прежде - 20% в 1989 или 12% в 1970 году.

Но число жителей таких безлюдных и полубезлюдных сельских поселений никогда не было большим, не достигало и половины процента от всех сельских жителей, так что они никогда не определяли картину сельского расселения. Его давно уже определяют - и во все большей степени - сравнительно крупные села с населением 200 и более жителей. Число их убывало - с 1959 по 2002 год оно сократилось на 40%. Но доля живущих в них сельчан неуклонно увеличивалась: в 1959 году в них жило 75,5% сельских жителей, в 1979 - 83,5, в 2002 - 88,4%.

Так что рыдания по поводу исчезновения малолюдных деревень на страницах "Сельской жизни" могли бы быть и менее картинными. Сельская жизнь с ее проблемами протекает в основном не там.

"Крестьянский вопрос" терзал Россию весь девятнадцатый век, не получил удовлетворительного решения и в двадцатом. Российская деревня давно и тяжело больна. Может быть, хотя бы в двадцать первом консилиум хороших врачей найдет пути ее оздоровления? Хотелось бы надеяться. Но искать причины болезней русской деревни в порче, насланной на нее злокозненным Западом, рассчитывать, что этот сглаз снимется заговором, пусть даже и напечатанным в газете, можно лишь живя в такой средневековой деревенской глухомани, какую и в России сегодня сыскать не просто.