Что мы знаем о лисе?.. Ничего. И то не все Борис Заходер

О резком росте рождаемости в начале индустриализации

Директор Института проблем глобализации, доктор экономических наук Михаил Делягин знает, что:

"динамика демографических процессов самых различных обществ показывает, что наиболее благоприятные условия для человека как биологического и социального существа складываются в начале индустриализации. Перенос крестьянских представлений о нормальном количестве детей в условиях регулярного здравоохранения и бытовой безопасности… дает резкий рост рождаемости и, соответственно, численности населения".

Михаил ДЕЛЯГИН. Постиндустриальные технологии устраняют человечество?
"Ежедневный журнал", 28 августа 2008 года.

Демоскоп знает больше.

Нам кажется, что Михаил Делягин все же недостаточно высоко оценивает благоприятные для рождаемости условия эпохи ранней индустриализации. Наверно, он изучил эти условия не во всех странах. Регулярное здравоохранение и бытовая безопасность, отсутствие смертности от голода, обычных болезней и травм, конечно, были характерны уже для начала индустриализации в Англии, ставшей пионером промышленной революции. Надо было быть бессовестным классиком марксизма, чтобы, говоря об этих благоприятнейших условиях, написать, будто "английское общество поставило рабочих в положение, в котором они не могут ни сохранить здоровье, ни долго просуществовать; что оно, таким образом, неуклонно постепенно подтачивает организм рабочих и преждевременно сводит их в могилу". И все только для того, чтобы дать основания другому классику, еще более крутому, заявить, будто размножение рабочих "напоминает массовое размножение животных видов, индивидуально слабых и подвергающихся жестоким преследованиям". Они, видите ли, получали премию "за производство рабочих детей, которую дает их эксплуатация".

Все это, конечно, вздор, все дело в крестьянских представлениях о нормальном количестве детей, и это еще раз подтвердилось в нашей собственной стране, когда благоприятные условия начала индустриализации распространились и на нее.

Нормальным количеством детей, согласно крестьянским представлениям, было столько, сколько Бог пошлет. В начале ХХ века в России Бог посылал, в среднем, 6-7 детей на одну женщину. Правда, почти половину он вскоре забирал к себе обратно, так что до 20 лет доживало примерно 3 - 3,5 ребенка. В Западной Европе о такой рождаемости в то время давно уже не слышали, что, в свете теории Михаила Делягина, выглядит странно. Возьмем, например, Германию. Она сравнительно незадолго до того пережила начало индустриализации, которое должно было дать резкий рост рождаемости. И что же? В 1901-1905 гг. там рождалось 4,7 ребенка на 1 женщину вместо 5,3 за 20 лет до этого. Примерно таким же был резкий рост рождаемости и в других европейских странах, по которым имеются данные. Между серединой XIX и началом XX в. рождаемость в Бельгии резко выросла с 4,2 до 4 детей на одну женщину, в Голландии и Норвегии - с 4,6 до 4,5, в Швеции - с 4,3 до 4, во Франции - с 3,2 до 2,9.

А в России все еще было 7, а то и более, и она с нетерпением ждала начала индустриализации, переноса крестьянских представлений о нормальном количестве детей в условия регулярного здравоохранения и бытовой безопасности, и соответственно, резкого роста рождаемости и численности населения.

Как известно, этот вожделенный момент настал в России в конце 20-х годов минувшего века. Создание наиболее благоприятных условий для человека как биологического и социального существа, о чем если не верно, то проникновенно пишет Михаил Делягин, привело к тому, что за 7 лет рождаемость резко выросла с 6,7 до 3,6 ребенка на одну женщину (рис. 1), а по части роста численности населения мы утерли нос Финляндии, о чем специально было сказано очередным классиком марксизма на совещании передовых комбайнеров и комбайнерок: "Сейчас у нас каждый год чистого прироста населения получается около трех миллионов душ. Это значит, что каждый год мы получаем приращение на целую Финляндию". Видимо, испугавшись столь стремительного роста руководство СССР запретило аборт, после чего отмеченный подъем на время сменился спуском, но потом снова взял свое. В 1940 г. в России рождалось 4,3 ребенка на 1 женщину, и мы снова утерли нос Финляндии, в которой было всего 2,2.

Рисунок 1. Коэффициент суммарной рождаемости в России в начале индустриализации

Мы рассчитываем на то, что читатель уже привык к нашей с г-ном Делягиным манере называть белое черным, а черное - белым, но отдельные дальтоники нас не понимают и утверждают, что представленная на рис.1 кривая говорит не о резком взлете, а о резком падении рождаемости в России в начале индустриализации. Но и на это у нас есть ответ.

Дело в том, говорим мы вам, дальтоники, что "демократическое следование личным интересам, если оно по-настоящему последовательно, … ведет к коллективному вырождению". И если вы со своим дальтоническим видением черного и белого хотите называть резкий рост рождаемости в начале индустриализации, которое как нельзя больше способствовало созданию самых благоприятных условий для человека как биологического и социального существа, ее резким падением, то мы с г-ном Делягиным, оставаясь при своем различении цветов, объясняем кажущееся вам падение рождаемости кажущимся нам разгулом в России 1930-х годов либеральной демократии с ее по-настоящему последовательным следованием личным интересам.

Но сейчас с этим мириться уже нельзя, рассчитывать на благотворное влияние начала индустриализации, связанное с резким улучшением "не только материального, но и морального климата - колоссальным всплеском надежд, связанных с переездом крестьянских детей в города и заводские поселки и в освоении ими качественно нового для них уровня комфорта", что и приводит - в терминах фотонегатива, разумеется, - к столь же резкому росту рождаемости, увы, не приходится. Не может же начало длиться бесконечно!

Отсюда - необходимость ниспровержения либерализма - вторая по важности после разрушения Карфагена задача для каждого истинного третьеримлянина. Ему (либерализму) надо противопоставить абсолютно новую идею "баланса … между свойственными каждому индивидуальными стремлениями к личному успеху (то есть эффективности) и к гарантиям личного благополучия (то есть справедливости)". Это и станет последним днем либералов, ибо "для современных сторонников либерализма в экономике и особенно политике шаг к такому балансу будет одновременно шагом и к неприемлемому для них социализму".

Остается найти этот баланс, так что, похоже, у нас открывается новая вакансия классика марксизма, и, кажется, уже есть претенденты.