Rambler's Top100

№ 239 - 240
20 марта - 2 апреля 2006

О проекте

Электронная версия бюллетеня Население и общество
Центр демографии и экологии человека Института народнохозяйственного прогнозирования РАН

первая полоса

содержание номера

читальный зал

приложения

обратная связь

доска объявлений

поиск

архив

перевод    translation

Оглавление
Глазами аналитиков 

Преступность и теневая экономика

Скромное обаяние криминала против тщетных усилий тюрьмы

Влияние семьи на преступность несовершеннолетних

"Пьяная" преступность в России в 1920-е годы

Осужденные и арестованные по политическим мотивам в 1921-1953 годах


Google
Web demoscope.ru

Преступность и теневая экономика

В.В. Лунеев
(Опубликовано в журнале "Экономическая наука современной России №1 (28) 2005)

В статье исследуется «предкриминальная» и криминальная теневая экономика, причиняющая огромный вред стране. Около 90% ее остается не выявленной. К уголовной ответственности привлекаются в основном социально незащищенные правонарушители. Преступления нищеты и бедности легко попадают в жернова системы уголовной юстиции, а преступность власти и богатства почти незаметна в орбите правоохранительных органов.

Преступность

Главной угрозой современности после мировых войн и возможных глобальных катастроф становится транснациональная и национальная преступность. При этом, в отличие от войн и катастроф, преступность — явление не временное, не ограниченное территориально, а постоянно действующее, повседневное и повсеместное. Как и прежде, она продолжает расти быстрее, чем численность населения, мгновенно заполняя любые неконтролируемые или слабо контролируемые правом ниши. По данным обзоров ООН средний темп прироста преступности в мире достигает 5% в год при темпах прироста населения в 1-1,2%. Увеличивается общественная опасность преступности и причиняемый ею вред. Качественные изменения преступного поведения дрейфуют в сторону большей изощренности. Преступность все больше организуется, вооружается, коррумпируется, глобализируется, интеллектуализируется и особенно интенсивно «окорыствляется», т.е. корысть становится самым главным, доминирующим мотивом современного преступного поведения. Отдельные преступники и особенно организованные преступные образования нередко намного быстрее и эффективнее государственных организаций и легальных коммерческих структур используют различные достижения науки и техники для осуществления своих криминальных целей1. Не случайно расхожей стала фраза «Изощренные преступления, особенно в экономической сфере, совершаются профессионалами, а расследуются дилетантами».

Перечисленные особенности криминальной деятельности, свойственные преступности во всем мире, в полной мере характерны и для российского криминала. В силу этого реформирование и совершенствование любой сферы жизни и деятельности (политической, социальной, экономической, организационной и даже правовой) в современной России тесно связано с решением задачи преодоления или хотя бы минимизации растущей преступности. Заметим также, что преступность является серьезной преградой не только для внутреннего развития, но и для международной торговли и международных отношений в целом.

Более века назад высказывались предположения о якобы закономерном снижении уровня преступности в процессе социального, экономического, политического и культурного развития человеческого общества. В СССР даже «научно» обосновывали идею о постепенном ее отмирании по мере строительства социализма.

Связь преступности с социальными, политическими, экономическими и культурными условиями человеческого существования действительно не вызывает сомнений. Вывод о социальной детерминации преступности находит повсеместное подтверждение. Но оптимистические прогнозы и надежды на ее сокращение и отмирание в процессе индустриального развития не оправдываются ни в развитых, ни в развивающихся, ни в капиталистических, ни в социалистических странах. При этом уровень учтенной преступности в различных государствах и регионах мира может различаться на порядок и больше, а динамика преступности в некоторых странах и в некоторые годы может быть позитивной. Причин к этому много, в том числе и социально-экономических. Но надежных данных о серьезном сокращении преступности в связи с социально-экономическим прогрессом той или иной страны нет.

Между тенденциями социально-экономического развития и динамикой преступности нет прямой корреляции, тем более высокой или проявляющейся через короткий отрезок времени. Темпы научно-технического прогресса не совпадают с темпами изменений в социально-экономическом и нравственно-правовом развитии людей, а связи между названными характеристиками общества очень сложны и далеко не очевидны. В своей речи в Международной академии философии (княжество Лихтенштейн) 14 сентября 1993 года А.И. Солженицын эмоционально и убедительно говорил о неоправдавшихся надеждах человечества на то, что прогресс, основанный на экономическом развитии, приведет к общему смягчению нравов: «Прогресс — да, идет. И даже ошеломительно превосходя ожидания, - да только идет-то он в одной технической цивилизации (с особыми успехами в устройстве быта и военных изобретений)... За XX век не произошло в человечестве нарастания нравственности. А вот уничтожения совершались много массовей...». Более того, с развитием общества социальные, экономические, политические и психологические противоречия криминогенного характера, к сожалению, не уменьшаются, а даже возрастают. Самый высокий реальный и, особенно, учитываемый общий уровень преступности, как это ни парадоксально, наблюдается в самых богатых, экономически, социально и политически развитых странах.

Профессор из США Грэм Ньюмен, не оспаривая эту тенденцию, предложил своеобразную идею о характере взаимосвязей между уровнем развития экономики и преступностью. Он соглашается с тем, что в США и других развитых странах преступность действительно очень высока. Но она, по его мнению, меньше задевает общество, чем в бедных странах. Предложив типично американское прагматическое объяснение, Ньюмен сравнивает преступность с камнем, а экономику с водоемом. Если бросить большой камень в малую лужу, она вся расплещется. А если свалить несколько машин камней в огромное озеро, на нем это может практически не отразиться. Автор приводит соответствующие расчеты и доказательства, а затем заключает: с повышением уровня экономического развития влияние преступлений может быть меньше, несмотря на увеличение их числа2.

С этим можно было бы и согласиться, но следует заметить, что приведенные рассуждения ни в коей мере не приводят к положительному ответу на вопрос о наличии жесткой связи уровня развития экономики со снижением преступности.

В сознании населения и в умах некоторых криминологов существование такой связи несколько столетий поддерживается официальной статистикой, которая якобы свидетельствует о том, что среди пойманных преступников доминируют маргинальные, бедные и социально неустроенные люди. Нет сомнения, что у этих людей имеются основания для совершения преступлений в целях выживания, а нарушают законы они в силу сложившегося специфического менталитета. Однако более глубокий анализ показывает, что упомянутая статистика в значительной мере - результат скорее выборочной регистрации преступлений и выборочной уголовной ответственности, чем реальных криминологических закономерностей.

На описанном выше неблагоприятном и противоречивом криминогенном фоне во второй половине XX века параллельно протекал процесс ослабления социально-правового контроля преступности в результате как малоэффективной непрофессиональной деятельности правоохранительных органов, несопоставимости их возможностей с криминальными силами, так и несовершенного и неадекватно либерализированного законодательства, на основе которого осуществляется борьба с преступностью3.

Эта ситуация имеет особое значение для России. Экспертами ООН еще в 90-е годы было замечено, что власти стран, вышедших из тоталитарного прошлого, не устанавливают эффективного социально-правового контроля над преступностью, боясь обвинений в возвращении к тоталитаризму. И этот синдром до сих пор политически актуален. Многие у нас и за рубежом констатируют: Россия - криминальная и коррумпированная страна, в экономике которой отсутствует элементарный правовой порядок. Но как только предпринимаются какие-либо меры по укреплению правовых устоев, почти мгновенно актуализируется рефрен: в России наступает тоталитаризм. Не остается сомнений в том, что эта демагогическая спекуляция исходит от «высоких» криминализированных кругов общества, которым выгодно слабое государство. Возвращение же к тоталитаризму сталинского образца (которым стращают народ) было маловероятно даже во времена Хрущева. А на современном этапе развития страны и мира это вообще неосуществимо. Пугая тоталитаризмом в связи с предпринимаемыми мерами по укреплению государства, соответствующие круги не принимают (или не желают принимать) во внимание того, что никакой демократии, никакого цивилизованного рынка, никаких свобод и никакого соблюдения прав человека невозможно достичь в условиях правового беспредела и безнаказанности.

Между уровнем социально-правового контроля противоправного поведения и состоянием преступности наблюдается вполне устойчивая и относительно сильная отрицательная связь. При этом контроль по своему содержанию может быть разным (политическим, социальным, производственным, экономическим, религиозным, семейным и т.д.). Американский криминолог Фреда Адлер в свой книге на основе данных Первого обзора ООН о преступности в мире (1970-1975 годы) отобрала 10 стран с относительно низким уровнем преступности: Швейцарию и Ирландию (Западная Европа), Болгарию и ГДР (Восточная Европа, социалистические страны), Коста-Рику и Перу (Латинская Америка), Алжир и Саудовскую Аравию (Северная Африка и Ближний Восток, мусульманские страны), Японию и Непал (Азия и Дальний Восток). Эти страны по своей причинно-криминологической характеристике были самыми разными. Объединяло их только одно: очень разнотипный, но сильный социально-правовой контроль, действующий не только в пределах уголовно-правовой системы, контроль, который при всем своем многообразии оказался эффективным4.

Эффективность социально-правового контроля, когда решается задача удержания преступности на относительно низком уровне, подтверждается всюду. Необходимость его укрепления стала особенно очевидной в последние годы5. Зарубежные и отечественные исследования преступности показывают, что она относительно жестко и отрицательно коррелирует с различными формами социально-правового контроля: судебным, прокурорским, конституционным, административным, налоговым, финансовым, бюджетным, валютным, таможенным, пограничным, миграционным, санитарным, экологическим, гражданским, общественным и т.д.

При этом необходимо сознавать, что контроль - не панацея от всех криминальных бед. Он должен органично встраиваться в более широкую систему правовых, организационных, социальных и экономических мер. Более того, при серьезном доминировании и формализации он может превратиться в свою противоположность: стать криминогенным и коррупциогенным, сковывать правомерную инициативу граждан, субъектов рынка и т.д. Примером такой ситуации могут служить формы контроля бизнеса, сложившиеся в современной России, где нет необходимого действенного контроля за противоправной и общественно опасной экономической деятельностью, но есть армады контролеров, озабоченных коррупционными интересами. Но там, где социально-правовой контроль построен на научно обоснованных и разумных законах, принятых демократическим путем, он оказывает заметное противодействие разгулу преступности6.

К сожалению, в нашей стране социально-правовой контроль нередко ассоциируется с тотальным, советским, тогда как такой контроль в той или иной мере свойственен всем демократическим странам. В то же время тоталитаризм разных мастей (фашистский, коммунистический, религиозно-фундаменталистский и др.) чрезвычайной жестокостью и государственным насилием действительно может удержать традиционную уголовную преступность на социально-терпимом уровне, но он криминален по своей сути, и формы его борьбы с преступностью зачастую опаснее самой преступности. Удерживая традиционную уголовную преступность в определенной узде, он не избавляет общество от массовой виктимизации. И он не может быть приемлем.

С другой стороны, либеральная демократия, являясь магистральным направлением политического и гуманистического развития человеческого общества, отвергающая дискреционные полномочия7 властей против своего народа и нарушения его неотъемлемых прав, все в меньшей и меньшей степени справляется с интенсивно растущей организованной, террористической, экономической, коррупционной и общей преступностью, действующей без правил.

Особенно беспомощным в борьбе с преступностью оказался российский либерализм (который понимается некоторыми правыми политиками и их теоретиками в виде «абсолютной» свободы субъектов), отвергающий эффективный социально-правовой контроль гражданского общества и государства, идеи самобытного сильного правового государства, дееспособную государственную власть, гармонию прав и обязанностей граждан.

В «Манифесте российского либерализма»8 Б. Березовского и его сподвижников, где основным рефреном является «не мешайте нам», нет даже упоминания о праве. Между тем, без правовой базы современное цивилизованное общество не может сделать ни шагу. Для того чтобы в этом убедиться, достаточно проследить интенсивную законотворческую и нормотворческую деятельность Европейского Союза и отдельных входящих в него стран, где вся сколько-нибудь социально значимая деятельность регулируется законами и подзаконными актами, принятыми демократическим путем. В рамках действующего законодательства с серьезными санкциями для нарушителей и существует свобода по-европейски. При либерализме без права, близком к либерализму дикой природы, каждое существо «абсолютно» свободно, но только до тех пор, пока другое более сильное и тоже «абсолютно» свободное существо не проглотит его. Сторонники такого либерализма не утруждают себя необходимостью объективного изучения социально-правового контроля в демократических государствах, без которого невозможны ни демократия, ни рыночная экономика, ни правовое государство. Они не озабочены и судьбой миллионов беззащитных жертв массовой преступности в стране.

Таким образом, и при жестоком тоталитаризме, и при беспомощном либерализме общество попадает в криминальный капкан, созданный либо криминальной властью, либо властью криминала. Реальным выходом из этого капкана может быть только ювелирная гармонизация социально-правового контроля и строжайшего соблюдения фундаментальных прав человека, эффективности борьбы с интенсивно растущей преступностью и гуманностью этой борьбы. Односторонние и крайние подходы, которые просматриваются в России сегодня, ведут нас в тупик.

Теневая экономика

Теневая экономика имеется во всех странах мира. Для ее особо привилегированной части даже существуют оффшоры и другие «тихие гавани». Основные различия теневой экономики разных стран заключаются в ее объеме, формах реализации и в уровне социально-правового контроля за ней.

Объем российской теневой экономики велик. Ее удельный вес в структуре реальной экономики достигает по разным оценкам от 30 до 50%, а в некоторых отраслях хозяйства и больше. Формы возможной реализации — практически безграничны.

Основной причиной масштабности теневой экономики в России на современном этапе следует признать криминальную приватизацию и порочные стратегию и тактику перехода к рынку в целом.

Эффективного и четко регламентированного социально-правового контроля над экономикой, который установлен в промышленно развитых и демократических странах, в России практически не было и нет. Но зато сохраняются разрушительные дискреционные полномочия чиновничества в экономической сфере, что еще больше загоняет экономическую деятельность в тень.

В криминологических целях целесообразно остановиться на двух признаках теневой экономики: деструктивности и противоправности.

Деструктивность теневой экономики - сущностный экономический признак. Однако не всякая деструктивность является противоправной и тем более криминальной. Более того, некоторые сектора теневой экономики могут быть и относительно конструктивными (например, «теневики-цеховики» в бывшей советской экономике). Но «цеховики» были криминальными и криминогенными одновременно. Они побудили к активности вымогателей и других корыстных преступников, поскольку потерпевшие в правоохранительные органы обращаться не могли. В связи с этим теневая экономика породила «теневую юстицию», наемных киллеров, заказные убийства и другие расправы.

Противоправность - признак формальный и, часто, субъективный, особенно в российских условиях, когда многие законоположения лоббируются теневым капиталом и принимаются коррумпированными законодателями. Вспомним закон о банкротстве, с помощью которого и с участием судов, а также судебных приставов осуществлялся и продолжает еще осуществляться криминальный передел собственности.

Подобных законов много. Например, принятый в 2001 году Уголовно-процессуальный кодекс фактически парализовал эффективную борьбу с преступностью. Одна из статей о нем знаково называлась: «Такое впечатление, что новый УПК писали преступники и их адвокаты». Под давлением реалий в течение первого года действия кодекса было принято 12 законов, исправлявших его, что выразилось во внесение в кодекс до 300 изменений и дополнений. Под лозунгом гуманизации, но явно по заказу лиц, участвующих в разграблении России, из Уголовного Кодекса в 2003 году исключен эффективный, гуманный и традиционный вид уголовного наказания - конфискация имущества, который значится в международных конвенциях (о борьбе с терроризмом, организованной преступностью, с коррупцией, отмыванием грязных денег и т.д.), подписанных Россией, и в уголовных кодексах демократических стран. Аналогичными недостатками страдают кодексы Земельный, Трудовой и другие. Ныне ведется ожесточенная борьба вокруг правительственного проекта Лесного кодекса, который многими оценивается как экологически опасный, так как в интересах лесопромышленников разрешает иметь в частной собственности участки в защитных лесах9.

В последнее десятилетие при демократической фразеологии в сфере экономики было принято множество сомнительных, социально вредных, криминогенных и коррупциогенных законов, которые привели к дискредитации не только их (это можно исправить), но и непреходящих ценностей: свободы, демократии, справедливости, рыночной экономики, правового государства.

Право, как и политика, - искусство возможного. Принятие законов вопреки реальным возможностям лишь дискредитирует их. Однако это обстоятельство практически не принимается во внимание творцами многих законодательных актов, на основе которых организуется борьба с преступностью, особенно в сфере экономики. Причин здесь много: могущественный лоббизм криминалитета от власти и бизнеса, псевдодемократические установки некоторых политических сил, некритическое и лоскутное заимствование правовых норм из разных стран, нежелание учитывать реалии и просчитывать последствия. К великому сожалению, в юриспруденции до сих пор доминирует логико-догматический метод анализа.

Любая наука развивается на основе изучения реальности. Самые захватывающие идеи отбраковываются как негодные, если они не находят фактического подтверждения. Правовая наука, кроме материальной, имеет дело с еще одной, важной для нее реальностью - писаной (законы, подзаконные правовые акты, судебные решения, правовые системы других стран, теоретические суждения и т.д.). Последняя важна, но между писаной и материальной реальностями конкретной страны дистанция может быть огромного размера. Образовавшийся в России такого рода разрыв неуклонно расширяется, свидетельствуя о «ножницах» между нашими правовыми декларациями и практикой жизни. Эти ножницы указывают на масштабы и тенденции нашего нового идеологического и правового лицемерия.

Тем не менее, правовой критерий является важнейшим. Теневая экономика называется таковой, главным образом, потому, что она является неучтенной, нелегальной, скрываемой от официальных властей, то есть, находится вне правовых условий. Если абстрагироваться от признака деструктивности теневой экономики, то она обоснованно может считаться прямым результатом социально-правовой бесконтрольности. Эта бесконтрольность может быть связана с неудовлетворительным содержанием правовых положений (наличием пробелов, зарегулированностью, недостаточностью, искаженностью) или их неудовлетворительным исполнением должностными лицами экономических структур и контрольных органов (халатностью, злоупотреблениями, коррупционностью и т.п.). Поэтому проблема минимизации теневой экономики заключена, главным образом, в оптимизации социально-правового контроля, который бы, с одной стороны, стимулировал прозрачность и правомерность законоразрешенной экономической деятельности, с другой - не парализовывал бы инициативу субъектов этой деятельности. Что касается «черной», криминальной экономики - экономики в сфере преступной деятельности (например, торговля оружием, наркотиками, людьми и т.д.), - то тут социально-правовой контроль должен быть абсолютно бескомпромиссным.

Противоправно-теневые экономические действия могут представлять собой гражданские, налоговые, административные и уголовные правонарушения. Последние имеют прямое отношение к криминологическому аспекту теневой экономики, а иные правонарушения — как прямые, так и косвенные, поскольку, не являясь сами по себе преступными, они создают различные криминогенные условия, т.е. условия, способствующие совершению экономических, корыстных преступлений. Таким образом, практически вся теневая экономика в той или иной мере криминогенна.

По нашим осторожным оценкам реально в России ежегодно совершается 12-15 млн. преступных деяний10, по подсчетам ВНИИ МВД РФ - 22-25 млн.11. Официально же регистрируется около 3 млн. (в 2003 году учтено 2756398 преступлений), или 15-20% от фактически совершаемых преступлений, выявляется около 10% правонарушителей, а осуждается к различным видам наказания не более 5% преступников от реально совершивших преступления. Но и с ними система уголовной юстиции справиться не может. «Помогают» ежегодные массовые амнистии.

Латентная (незаявленная, незарегистрированная и недоказанная) преступность приближается к 80-85%. Превентивная роль уголовного наказания равна практически нулю.

Положение с уголовно-правовым контролем преступлений, причинно связанных с теневой экономикой, еще хуже. Все они мотивируются корыстными побуждениями, и их удельный вес в мотивации зарегистрированных деяний достигает 80 и более процентов. В советское время доля такого рода деяний не превышала и 30%.

Процесс «окорыствования» общественных отношений интенсивно продолжается. И это общемировая тенденция. Французский историк Эрнест Ренан более ста лет тому назад провидчески утверждал, что тенденция грядущей эпохи — стремление к тому, «...чтобы заместить во всем моральные двигатели материальными»12. Что мы и наблюдаем.

Уровень регистрации корыстных преступлений в экономической сфере намного ниже, чем всех иных противоправных деяний. Преступления экономической направленности (связанные с потребительским рынком, финансово-кредитной системой, приватизацией, а также с коррупцией) регистрируются и расследуются не более чем в 1-5% случаев от числа реально совершаемых. В 2003 году в России было выявлено и зарегистрировано 376791 преступлений экономической направленности (в том числе связанных с потребительским рынком - 45561, с финансово-кредитной системой - 68652, с внешнеэкономической деятельностью - 8619, с приватизацией - 3604). Привлечено к уголовной ответственности 140435 лиц (преступления и лица — не вполне сопоставимые показатели), т.е. около 30%, а осуждено около 10% от общего числа выявленных обвиненных. В этом же году объемы операций по легализации преступных доходов достигли 11 млрд. долларов, в то время как количество возбужденных по соответствующим статьям уголовного кодекса дел исчисляется единицами.

При самой оптимистичной оценке у нас регистрируется не более 1% реального взяточничества. Специалистами Фонда ИНДЕМ, сумма взяток, получаемых чиновниками от предпринимателей (деловая коррупция), оценивается в 33,5 млрд. долларов, а от граждан (бытовая коррупция) - почти в 3 млрд. долларов. По рейтингу коррумпированности на первом месте - политические партии, на втором - служба безопасности дорожного движения, на третьем - Государственная Дума, на четвертом - правоохранительные органы и т.д., то есть те, кто должен бороться с коррупцией.

<…>

Обратимся к опыту других стран, в том числе и так называемых цивилизованных. Привлечение к уголовной ответственности за корпоративные преступления руководителей «Энрона», президенту которого Скиллингу грозит по совокупности 325 лет тюремного заключения (США), «Пармалата» (Италия), снятие неприкосновенности с премьер-министра Италии, осуждение видных политических деятелей за коррупционные деяния прошлых лет во Франции, арест зятя Шеварднадзе в неустойчивой Грузии и т.п. принимаются как должное: не воруй, не мошенничай, не бери взяток.

В нашей стране система уголовной юстиции до последнего времени была в основном нацелена на бедные, низшие, слабо адаптированные, алкоголизированные, деградировавшие и маргинальные слои населения, совершающие традиционные уголовные деяния. На протяжении последних лет ежегодно до 60% привлеченных к уголовной ответственности относились к лицам, не имеющим постоянного источника существования, около 25% совершили преступление в состоянии алкогольного или наркотического опьянения, такую же долю составляют ранее судимые, 11% - несовершеннолетние и только 3-4% лица, совершившие преступления (как правило, корыстного, экономического характера) в составе организованных преступных формирований.

Такая статистика при внедряемой в сознание масс декларации «все равны перед законом и судом» почти всех удовлетворяет: власть, элиту, правоохранительные органы, суды, тюрьмы, криминологов (которые вроде бы открыли истину о бедности как основной причине преступности) и большинство населения, кроме той части, которая «попалась». Эта «выборочная» статистика дает возможность абсолютному большинству «латентных преступников», особенно из правящей политической и экономической элиты, чувствовать себя порядочными людьми (хотя коррупционная и иная криминальная повязанность достигла предела), поскольку, как принято считать, преступник не тот, кто совершил злодеяние, а тот, кто попался. А ныне делается все, чтобы «элитные» преступники попадались как можно меньше.

Реальную уголовную ответственность несут, главным образом, те, кто совершил примитивное и очевидное деяние; кто не смог замести свои следы; кто не способен квалифицированно самозащищаться; кто не прикрыт депутатской или иной неприкосновенностью; у кого нет защиты «наверху»; у кого нет оснований блефовать, утверждая, что его преследуют по политическим мотивам; у кого нет средств на известного адвоката; кто не может внести залог и выйти на свободу до суда для заметания следов; кто не может просто откупиться и т.д.

Такая практика серьезно подрывает принцип равенства перед законом и судом - и является особо криминогенным обстоятельством.

Общеизвестно, что преступления совершают и богатые, и бедные, и образованные и малограмотные, и маргинальные, и высокопоставленные, в том числе правящая элита. Коэффициент поражаемости реальной преступностью элитарных групп (как отношение преступников из этих групп к общему числу лиц данных групп) не ниже (или не намного ниже), чем самых неблагополучных слоев населения.

Другое дело, что каждый слой общества совершает «свои» преступления. Высокопоставленным должностным лицам нет необходимости заниматься кражами или разбоями, им достаточно намекнуть о своих потребностях. Чиновники тысячекратно больше получат от продажи конфиденциальной информации или от лоббирования интересов теневой экономики, чем от совершения традиционных противозаконных деяний. Элитарные слои, как правило, совершают экономические и коррупционные преступления, а маргинальные — традиционные насильственно-корыстные деяния. Уровень общественной опасности сравним. А ответственность наступает по-разному.

Преступления нищих, бедных и слабо адаптированных к жизни людей легко попадают в жернова системы уголовной юстиции, а преступность власти, богатства и интеллекта почти не значится в орбите деятельности правоохранительных органов. Хотя именно в этой сфере причиняется колоссальный материальный, физический и моральный вред, рушится вера в демократию, проводимые экономические и политические реформы, подрывается доверие к власти и государству.

Сложилась ситуация, давно описанная в литературе: если ты украл булку хлеба, - пойдешь в тюрьму, а если железную дорогу, - станешь сенатором. Будучи составной частью государства, должностные лица от власти и бизнеса оказались проворнее, профессиональнее, умнее, богаче и защищеннее доминирующей части населения и государства в целом.

Салтыков-Щедрин в середине XIX века в одной из своих сказок писал о прокуроре Куролесыче, у которого было два ока: одно - дреманное, а другое - недреманное. Дреманным он ничего не видел, а недреманным видел пустяки. Говорят ему: «...Чего вы, Прокурор Куролесыч, смотрите! Вон они хищники-то, вон! - Где хищники? Кто казенное добро тащит? - Вот хищники! Вон они! Вон он какой домино на краденные деньги вбодрил! А то вон - ишь сколько тысяч десятин земли у казны украл! - Врешь ты, такой-сякой! Это не хищники, а собственники! Они своим имуществом спокойно владеют, и все документы у них налицо. Это вы нарочно, бездельники, кричите, чтобы принцип собственности подрывать! Взять его под арест!». Что изменилось с тех пор? А прошло более 150 лет...

В экономической литературе выделяется до десятка деяний, которые связывают с теневой экономикой. На самом деле в УК РФ насчитывается их на порядок больше. Они предусмотрены в более чем ста из 260 статей Особенной части кодекса. Преступления, предусмотренные этими статьями, совершаются по мотивам корысти, наживы, прибыли (сверхприбыли) и могут рассматриваться как преступный бизнес, дающий теневой (черный, серый), неконтролируемый государством доход.

Перечислим лишь некоторые более или менее однородные группы преступлений, предусмотренных статьями, содержащимися в различных разделах и главах Особенной части УК:

преступления против личности (от убийств и причинений вреда здоровью, торговли людьми до незаконного усыновления и нарушения авторских и смежных прав), совершенные по найму и другим корыстным побуждениям;

преступления в сфере экономики (от краж, хищений, вымогательств до незаконного предпринимательства, монополистических действий, фиктивного банкротства и неуплаты налогов);

преступления против общественной безопасности (от организации преступного сообщества, бандитизма, захвата заложника, торговли оружием и наркотиками до экологических и компьютерных преступлений);

преступления против государственной власти (от злоупотреблений, присвоений и других форм коррупции до преступлений против правосудия и порядка управления).

Следует признать, как бы цинично это не звучало, что самые кровавые преступления чаще всего являются лишь «пеной» на безбрежной экономической и корыстной преступности в нашей стране. Ныне бытует даже такое выражение: «Если человека убивают по политическим мотивам, то в конечном итоге дело связано с деньгами».

Преступный бизнес, как и любой другой вид преступлений, связан со всей системой общественных отношений, в том числе и, может быть, прежде всего, - с социально-правовым контролем, о значении которого уже говорилось выше. Ясно, что без социально-правового контроля экономика нормально развиваться не может. Она сразу же превращается в криминальную со всеми вытекающими отсюда последствиями. Криминал в погоне за прибылью и сверхприбылью сам по себе ни перед чем не останавливается.

Выводы напрашиваются достаточно очевидные. Необходим серьезный комплексный критический анализ существующих экономических, криминологических и правовых реалий. Реалистичная минимизация криминальной теневой экономики возможна лишь при условии решения государством и обществом сложных двуединых задач: обеспечения свободы и безопасности, свободы и социально-правового контроля, эффективности борьбы с интенсивно растущей преступностью и гуманности, строжайшего соблюдения фундаментальных прав человека.

Задачи эти весьма непросты, особенно в условиях борьбы различных политических сил. Более того, иногда кажется, что решить эти задачи невозможно, что криминал непобедим. Но другого выхода у нас нет.


1 Фидо М. Хроника преступлений. Известные преступники XIX-XX вв. и их чудовищные злодеяния. Пер. с англ. М.: 1997; Белкин P.C. Криминалистическая энциклопедия. М.: БЕК, 1997
2 Newman Graeme. Crime and the Human Condition. Essays Crime and Development. UN1CRI, Rome, 1990. р. 80-82)
3 Лунеев В.В. Преступность XX века. Мировые, региональные и российские тенденции. М.: Норма, 1997. с. 30-39
4 Freda Adler. Nations not Obsessed with Crime. Littleton/Colorado, 1983
5 Лунеев В.В. Социально-правовой контроль и предупреждение преступности. // Проблемы социальной и криминологической профилактики преступлений в современной России. М.: 2002
6 Предупреждение организованной и коррупционной преступности средствами различных отраслей права. Сборник материалов конференций. Под ред. В.В. Лунеева. М.: 2002. с. 15-30 и далее
7 Дискреционные полномочия - властная деятельность, зависящая от личного усмотрения
8 Независимая газета. 2002, 11 апреля
9 Российская газета. 2004, 27 февраля
10 Лунеев В.В. Тенденции современной преступности и борьбы с ней в России. // Государство и право, 2004. №1. с. 15
11 Горяииов К.К., Овчинский B.C., Кондратюк Л.В. Улучшение взаимоотношений граждан и милиции. М.: 2001. с. 10-11
12 Ренан Э. Де-Саси и либеральная школа. Полное собрание сочинений в 12 томах. Т.3. Киев, 1892. т.3. с. 1

Вернуться назад
Версия для печати Версия для печати
Вернуться в начало

demoscope@demoscope.ru  
© Демоскоп Weekly
ISSN 1726-2887

Демоскоп Weekly издается при поддержке:
Фонда ООН по народонаселению (UNFPA) - www.unfpa.org (c 2001 г.)
Фонда Джона Д. и Кэтрин Т. Макартуров - www.macfound.ru (с 2004 г.)
Российского гуманитарного научного фонда - www.rfh.ru (с 2004 г.)
Национального института демографических исследований (INED) - www.ined.fr (с 2004 г.)
ЮНЕСКО - portal.unesco.org (2001), Бюро ЮНЕСКО в Москве - www.unesco.ru (2005)
Института "Открытое общество" (Фонд Сороса) - www.osi.ru (2001-2002)


Russian America Top. Рейтинг ресурсов Русской Америки.