"Утечка умов" из России: мифы и реальность

Ирина Дежина

"Утечка умов" из российской науки, означающая отъезд ученых за рубеж или уход в другие сферы деятельности, стала активно изучаться сразу после распада СССР. Это объяснялось не только тем, что ученые стали стремительно покидать науку, но и сильно политизированным отношением к самому этому феномену, особенно когда речь шла об отъезде ученых за рубеж. Эмиграция проецировалась на состояние и безопасность государства, а также положение России среди других стран. Поэтому выражение "утечка умов" нередко стало употребляться в сочетании с такими понятиями, как "национальная безопасность", "утечка технологий", "кража идей". Именно внешняя "утечка умов" стала основным объектом внимания, причем настрой большинства работ был алармистским. К 1995 году по частоте упоминания в прессе эта тема занимала третье место, уступая лишь таким проблемам, как "государственное финансирование науки" и "положение вузов".

Характерно, что результаты исследований процесса "утечки умов" очень неоднозначны, а количественные оценки, полученные в разных работах, нередко расходятся в разы. При этом данные отечественных и западных экспертов, как правило, различны. Например, согласно оценкам Организации Экономического Сотрудничества и Развития, в 1990-1992 годах из России по всем каналам уехало 10-15% от общего числа ученых и инженеров, покинувших сферу науки в этот период времени. Этот показатель в два раза выше в сравнении с данными российских исследователей. Вместе с тем тогда же прогнозировалось, что из уехавших по контрактам на срок от полугода до года 90% вернутся назад. Российские источники давали более пессимистичную оценку: диапазон прогнозируемого возвращения составлял от 60% до 80%.

"Среднестатистический" эмигрант середины 90-х годов выглядел так: мужчина в возрасте 31-45 лет, хорошо владеющий английским языком, как правило, теоретик в области естественных наук, с ученой степенью и значительным числом публикаций, половина которых - в зарубежных изданиях, преимущественно американских. В выборочных опросах в усредненный портрет добавлялись определенные детали в зависимости от того, в каком секторе науки, регионе и по каким областям знаний проводились исследования, а также каковы были объем и качественный характеристики массива опрашиваемых.

Помимо оценки числа эмигрировавших, проводились количественные исследования контрактной эмиграции, то есть явления, при котором ученые уезжают на работу за рубеж на 1-3 года с перспективной остаться там навсегда. Во второй половине 90-х годов стала изучаться и русскоязычная диаспора за рубежом, которая к тому времени приобрела вид достаточно устойчивого сообщества. Следует отметить, что диаспора - это не все соотечественники, работающие в сфере науки за рубежом, а только те, кто общается друг с другом, а также стремятся не терять связей с Россией. Вне диаспоры находятся те, кто полностью ассимилировался и порвал всякие связи с Россией и со своими соотечественниками за рубежом, а также те, кто, поддерживая связи с русскоязычными коллегами за рубежом, не имеют и не хотят иметь никаких отношений со своей бывшей родиной.

Позднее специальное внимание стало уделяться отдельным категориям уезжающих, в частности молодым исследователям. С конца 90-х годов стало очевидным, что "молодежный контингент" среди потока выезжающих за рубеж постоянно растет.

Сегодня можно уже говорить о том, что сформировалась достаточно устойчивая схема отъезда молодежи на работу за рубеж. Опыт предыдущих поколений "молодежной" составляющей оттока показал, что наиболее рациональным является получение высшего образования, учеба в аспирантуре и защита кандидатской диссертации в России, с последующим немедленным отъездом за рубеж на "постдокторскую" позицию, аналога которой в российской науке нет. Выгодность подготовки диссертации в России объяснялась тремя главными причинами - быстрее, проще, дешевле. Быстрее, потому что очная аспирантура в России составляет 3 года, а, например, в США - как минимум 5 лет; проще - потому что зарубежный аналог российской аспирантуры включает обязательное обучение, прослушивание значительного числа курсов и сдачу экзаменов. Написание диссертации ("тезиса") - это только один компонент комплексной системы обучения на Ph.D. Дешевле - потому, что у аспирантов "здесь", как правило, больше возможностей подработки и свободного распределения своего времени, чем "там". С другой стороны, поиск "постдокторской" позиции сегодня не составляет труда, особенно в развивающихся направлениях исследований. Более того, в настоящее время по многим таким позициям остаются вакансии, потому что по американским меркам (а именно в США в основном направляются молодые кандидаты наук) зарплата пост-дока более чем скромная, а предусматриваемый уровень занятости - очень высокий. Поэтому в последние годы зарубежные эмиссары нередко приезжают в Россию для поиска перспективных аспирантов с последующим их приглашением в свои лаборатории. Такой поиск может происходить во время краткосрочных визитов в Россию, чтения по приглашению лекций и других профессиональных визитов.

Качественные исследования в значительной степени концентрировались на проблеме мотивации к отъезду и уходу из науки. Анализ в динамике данных различных исследований позволяет сделать вывод, что, в отличие от количественных характеристик потока уезжающих, основные мотивы эмиграции в течение прошедших десяти лет практически не менялись. С удивительной устойчивостью фактором номер один, стимулирующим к отъезду за рубеж, была низкая оплата труда. В основной список мотивов всегда также входили такие факторы, как (1) отсутствие необходимых условий для работы, в первую очередь плохое материально-техническое и информационное обеспечение исследовательской деятельности; (2) низкий престиж науки в обществе, невостребованность научных результатов, отсутствие перспектив; (3) общеэкономическая и политическая нестабильность в стране, неуверенность в будущем - своем и своих детей.

Соотношение этих факторов, представленных в данном перечне достаточно обобщенно, было неодинаковым в зависимости от области исследований, сектора науки, где проходили опросы, возраста респондентов. Мотивация различается также в зависимости от того, уезжают ли ученые сразу на постоянное место жительства или сначала планируют отъезд по долгосрочному контракту.

Большинство исследований мотивации проводилось среди научных сотрудников, работающих в России, в том числе и имеющих международные контакты и участвующих в совместных проектах. Вместе с тем очевидно, что те, кто уже уехал из страны, могут по-другому оценивать важность факторов, подтолкнувших их к отъезду. Как показывают результаты проведенных автором опросов, главными мотивами отъезда, как они виделись эмигрантам по прошествии определенного (не менее года) срока пребывания за рубежом, были отсутствие необходимого оборудования, которое влекло за собой потери в скорости реализации научных проектов, а также невозможность постановки действительно интересных и актуальных задач (особенно в экспериментальных областях). Все это вместе взятое означало запрограммированное отставание от западных коллег. К этим факторам добавлялась оторванность российской науки от мировой - как из-за информационной необеспеченности, так и потому, что руководители науки просто не хотели чего-либо менять. Среди главных выталкивающих факторов были, безусловно, и низкая зарплата, и неуважение к ученым со стороны государства и общества. Интересно, что эти факторы не вполне совпадали с причинами, по которым "контрактники" решили не возвращаться назад. Как правило, рассказы о том, почему было принято решение остаться за рубежом, начинаются так: "Уезжал на год-два, думал денег заработать и вернуться, а потом втянулся…"

Что же так притягивает в новой стране? Наиболее часто упоминавшиеся причины можно кратко сформулировать так: привлекательны спокойствие и комфорт, удобство жизни за рубежом. По оценкам членов зарубежной русскоязычной диаспоры, в России сегодня можно найти "оазисы"-лаборатории, где есть и оборудование, и постоянное финансирование, преимущественно благодаря международному сотрудничеству и грантам, и где, соответственно, можно не бедствуя заниматься наукой. Однако ощущения общей стабильности жизни в России пока нет.

В последние год-полтора в печати стали появляться сообщения о том, что ученые возвращаются. Случаи возвращения действительно есть, но они единичные. Характерно также то, что возвращаются, как правило, не для занятий наукой, а на позиции менеджеров, по преимуществу в высокотехнологичные и компьютерные фирмы. Кроме того, возвращаются некоторые программисты, но программирование нельзя в полной мере отнести к исследовательской деятельности.

Скорее всего эмиграция будет продолжаться достаточно стабильными темпами, особенно среди физиков, химиков, биологов. Основными принимающими странами еще долго могут быть США, Канада, ряд стран Западной Европы, Япония. И уезжать в основном будут те, кому еще нет сорока лет.

К сожалению, централизованного сбора статистической информации за прошедшие годы налажено не было, поэтому нет и какой-либо точки отсчета в описании явления "утечки умов", а лишь ориентировочные оценки, наполовину базирующиеся на здравом смысле. Неслучайно поэтому одной из существенных проблем, которая очевидна сегодня в сфере изучения "утечки умов" - значительная засоренность этой темы всевозможными мифами и магическими цифрами, которые получили широкое распространение и способствовали формированию стереотипов отношения к данному явлению. Масштаб засоренности этой темы можно сравнить разве что с распространением компьютерного вируса. В итоге фактические знания о процессе, его количественных, качественных характеристиках и динамике - более чем скромные, не соответствующие ни числу публикаций на эту тему, ни объему потраченных на это средств. Интересно то, что целый ряд мифов и кочующих из публикации в публикацию чисел легко развенчивается путем элементарных вычислений.

Одним из самых распространенных и алармистских был миф о числе уехавших за рубеж ученых. Было достаточно много сообщений о том, что эмигрировало более половины физиков-теоретиков и 80% математиков и тому подобные пугающие данные. Этот миф был неоднократно развеян в целом ряде серьезных исследований. В частности, опровергающие этот тезис расчеты были проведены Центром исследований и статистики науки на основании данных, полученных в ходе всероссийского опроса научно-исследовательских организаций.

Второй распространенный миф, связанный с предыдущим, касается числа уехавших за рубеж студентов. Так, например, утверждалось, что уже с 1994 по 1996 год в одних только США обучалось более 10 тысяч студентов из России. Публикуемый в США и свободно доступный по Интернету статистический сборник "Open Doors" ("Открытые двери") позволяет выяснить, что в означенный период времени в США училось менее трех тысяч студентов и аспирантов, взятых вместе.

Третий миф - о дискриминационно низкой зарплате российских ученых за рубежом. Здесь диапазон оценок варьируется от данных о том, что зарплата в 3-4 раза ниже до того, что она в 60 раз ниже оплаты зарубежного специалиста аналогичной квалификации. Помимо данных социологических опросов, как правило опровергающих тезис о дискриминации, есть еще и простые расчеты. Опять же согласно данным американской статистики (а в США работает подавляющее большинство российских исследователей), медианная зарплата ученых составляет в настоящее время 52 тысячи долларов в год. Таким образом, если зарплата российского ученого в 60 раз ниже, то она оказывается немногим более 860 долларов в год, а, следовательно, уезжать на работу за рубеж нет никакого смысла, поскольку заработок получается даже ниже, чем в России.

Четвертый миф связан с оценкой экономических потерь от эмиграции ученых. Экономические потери обычно приравниваются к стоимости подготовки одного специалиста высокой квалификации, умноженной на число уехавших специалистов. Такие оценки имеют широкий диапазон значений: от 60-75 млн. долларов ежегодных потерь до 4 млрд. долларов, поскольку число уехавших достоверно неизвестно. Наиболее широко цитируемая оценка стоимости подготовки одного специалиста научно-технического профиля, как показатель размера потерь, была 300 тысяч долларов США. Она приводилась в официальных документах Министерства науки и была рассчитана по методике ООН применительно к России. Эта цифра, определенная по данным на начало 1991 года, не перестает повторяться в публикациях и сегодня.

Между тем в России подготовка специалиста престижного вуза за счет бюджетных средств стоит сегодня в среднем 3-5 тыс. долларов США за пять лет обучения. В качестве экономических потерь может рассматриваться и недополученный вклад в экономику страны, который мог внести специалист, если бы он не эмигрировал. В этом случае размер потерь, по самым грубым оценкам, возрастает до 500 тыс. долларов США. Причем чем выше квалификация уехавшего специалиста и чем моложе он был, тем больше потери.

Бытуют и некоторые магические соотношения, среди которых, например, оценка пропорции между числом выехавших за рубеж на постоянное место жительства и количеством уехавших на работу по контрактам. В начале 90-х годов было выведено приблизительное соотношение 1:4, согласно которому на каждого уезжающего навсегда приходится четыре "контрактника". Эта оценка приводится в большинстве исследований и по сей день, хотя очевидно, что пропорции не могли не измениться.

Этим перечень "мифов" не ограничивается, однако проблема состоит в том, что в этой области отсутствует хоть какой-либо периодический, раз в несколько лет, статистический учет. И пока ситуация не изменилась, точные количественные оценки невозможны. Плохо то, что на основании таких мифов принимаются решения, в том числе и на государственном уровне. А ведь ситуация не стоит на месте, и возникают новые явления, в том числе и новые формы мобильности кадров. Например, одна из них - аутсорсинг. В переводе на русский "аутсорсинг" означает контрактацию или работу по заказу. Это как правило наем российских научных работников западными фирмами на территории России, когда исследователь не покидает ни страны, ни науки, но фактически работает в интересах науки зарубежной. Данное явление отличается от так называемой внутренней "утечки умов", когда исследователи покидают науку, переходя в другие сферы деятельности и, как правило, быстро теряют научную квалификацию.
Отношение к аутсорсингу неоднозначное. Уже в 1995 году высказывалось мнение, что наем наших исследователей на территории России для работы в интересах западных фирм - одна из наиболее опасных форм "утечки умов". Открытие филиалов зарубежных фирм в России рассматривалось как потеря технологий и, следовательно, работа на "будущее Запада" и в форме, для него весьма экономически выгодной, поскольку зарплата российских исследователей на таких фирмах существенно ниже, чем у их западных коллег аналогичной квалификации.

Одновременно аутсорсинг имеет и защитников, которые утверждают, что это никакая не "утечка умов", потому что фирмы и исследователи, работая на территории России, платят налоги, тратят зарплату "дома", и таким образом способствуют развитию экономики страны. Кроме того, ученые, работая по заказу западных фирм и решая конкретные, нередко небольшие прикладные задачи, естественным образом становятся обладателями ноу-хау, которые они в дальнейшем могут использовать при выполнении иных работ, в том числе и на благо отечества.

Что же такое аутсорсинг и почему он оказался в центре внимания в последние полтора-два года? Имеет ли вообще эта экономическая форма занятости отношение к "утечке умов"? Аутсорсинг - быстро развивающаяся форма экономической деятельности. Ее расцвет связан со стремительным ростом Интернет-индустрии и IT-компаний. В России наиболее широко распространяется одна из форм аутсорсинга - оффшорное программирование. Последнее, в свою очередь, может осуществляется в трех основных формах: 1) контрактация, то есть наем работников за пределами компании (в том числе в других странах) для выполнения определенных видов работ или решения конкретной задачи; 2) открытие филиалов компаний за рубежом, куда нанимаются местные специалисты; 3) временный наем специалистов из-за рубежа для выполнения ими работы в материнской компании (то есть в данном случае аутсорсинг аналогичен контрактной эмиграции).

Развитие аутсорсинга может принести России значительно больше выгод, чем потерь. Правда, ситуация будет выглядеть более тревожной, если начнет доминировать такая его форма, как приглашение российских специалистов за рубеж. Для того, чтобы минимизировать возможные потери в виде "утекающих идей", следует не увлекаться административными методами, а заняться проблемами законодательного регулирования прав в области интеллектуальной собственности.

Вместе с тем в России и административные методы в отношении "утечки умов" больше декларировались, нежели воплощались на практике. В целом набор предлагаемых действий варьировался от соображений типа "вернуть во что бы то ни стало" (например, предоставив эмигрантам условия, значительно более привлекательные, чем в среднем в научно-технической сфере России), до предложений развивать сотрудничество и комплексно улучшать ситуацию в российской науке. Большая часть экспертов придерживается позиции разумного контроля процесса, а также использование всего позитивного, что может дать "утечка умов" стране-донору, то есть извлечение "плюсов" из "минусовой" ситуации, - типа расширения связей с мировой наукой и привлечения новых зарубежных спонсоров.

Наряду с этим есть и позиция невмешательства, согласно которой "утечка умов" - это естественный и даже позитивный процесс для всех сторон, поскольку наука интернациональна. Позиция полного невмешательства представляется неоправданной и даже опасной: для нормального развития науки в стране необходимо наличие некой "критической массы" научно-технических кадров.

Для того чтобы планировать какие-либо мероприятия в отношении уехавших за рубеж российских ученых, полезно знать, хотят ли эмигранты сотрудничать, в какой форме, а также каково отношение к ним тех, кто продолжает работать в России.

Интервью, проведенные автором в 1999-2000г.г. с учеными, работающими в США (Массачусеттский технологический институт и Национальный институт здравоохранения), позволили несколько прояснить вопрос о состоянии, настроениях российских ученых и об их отношении к сотрудничеству с оставшимися на родине соотечественниками.

Результаты этих интервью ни в коей мере нельзя рассматривать как "усредненную" позицию уехавших за рубеж российских исследователей. Скорее, это некоторый "срез" мнений ученых. Вместе с тем обнаружился интересный факт: несмотря на то, что интервью проводились с интервалом почти в два года, в разных организациях (американский университет и государственный НИИ) и среди представителей разных научных дисциплин (математики в Массачусеттском технологическом институте и биологи и физики в Национальном институте здравоохранения), по многим вопросам мнения участников опроса были на удивление схожие. Любопытно, что реакция на просьбу об интервью и о беседе о российской науке почти у всех сначала была настороженной и скорее негативной, нежели наоборот. Однако никто не отказался, а в ходе опроса выяснилось, что очень немало тех, кто задумывался, и не раз, над многими из обсуждавшихся вопросов. Характерно, что молодые исследователи, недавно приехавшие в страну, общались менее охотно и без особого энтузиазма обсуждали проблемы страны, которую они покинули. В них было видно больше готовности ассимилироваться, принять культуру и стандарты жизни новой родины. У исследователей со стажем, успевших поработать в науке обеих стран, отношение было значительно более эмоциональным, и объяснения и ответы как правило строились на достаточно экспрессивном сопоставлении организации и нравов российской и американской науки. Преобладали "черно-белые" оценки, и было очень мало разнообразных оттенков "серого". При этом участвовавшие в опросе женщины оказались в своих суждениях значительно более мягкими, и в среднем среди них было больше "ностальгически" настроенных. Наверное, отчасти это можно объяснить тем, что многие из женщин-исследователей не были инициаторами отъезда, а покидали страну вслед за своими мужьями-учеными.

Очень многие эмигранты говорили о том, что поначалу связи поддерживаются, но через год-два происходит их ослабление и даже разрушение. Те, кто уезжал за рубеж для обучения в аспирантуре, очень быстро и практически полностью прерывают всякие научные связи с Россией. Ученые-эмигранты видят основной смысл не в том, чтобы поддерживать научные контакты с коллегами в России, а в том, чтобы оказывать им содействие в переезде на Запад. Такого мнения придерживалось большинство опрошенных.

Среди тех, кто стремится и фактически сотрудничает со своими российскими коллегами, есть не только примеры проведения совместных исследований, но и случаи создания совместных исследовательских лабораторий и центров. Последнее чаще встречается в российских регионах, где изначально научное сообщество было более сплоченным. В последние годы стали развиваться и такие явления, как проведение в России летних школ, чтение лекций, организация семинаров при финансовом и организационном участии российских ученых-эмигрантов. Немало ученых в период летних отпусков возвращаются в свои "материнские" институты в Россию для проведения совместных исследований и чтения лекций. Такие формы взаимодействий приветствуются большинством ученых-эмигрантов, поскольку психологически это имеет для них большое значение - хотя бы на время попасть в научную атмосферу, которая сохраняет для них свою притягательность.

Есть и обратная постановка вопроса - готовы ли в России сотрудничать с эмигрировавшими исследователями, какое к ним сложилось отношение, как воспринимается их отъезд на Запад? Здесь стоит раздельно рассматривать общественное мнение в целом, отношение в научном сообществе, а внутри него - отношение среди молодежи и студенчества.

В динамике отношение к эмигрантам в российском обществе изменилось от негативного к равнодушному. В начале и середине 90-х годов отъезд ученых воспринимался как предательство в трудный момент по отношению к стране, которая дала им образование, и эмиграция расценивалась как урон российской науке. Позднее столь резкая оценка немного смягчилась.
Среди научного сообщества отношение никогда не было столь негативным, а в самом начале пост-советской волны уезжающие ученые нередко представлялись героями и страдальцами. Однако негативная тональность в отношении к "утечке умов" всегда была и в научном сообществе, поскольку этот процесс связывался с утечкой оригинальных идей, ноу-хау, нигде ранее не публиковавшихся наработок целых коллективов исследователей, с ослаблением потенциала научных школ и с потерей преемственности в науке. Негативное отношение, как правило, усиливается с возрастом и по мере роста должностного уровня работника. Что касается научной и студенческой молодежи, то среди них подавляющее большинство оценивают эмиграцию ученых положительно, рассматривают это как естественное явление, вызванное невостребованностью творческого потенциала внутри страны.

В целом мнение научного сообщества по вопросу "утечки умов" противоречиво, потому что в условиях все большего включения России в международное сообщество российские ученые-эмигранты нередко становятся конкурентами, и поэтому по отношению к ним все больше начинают проявляться прагматические соображения. Очевидно, что на сегодняшний день налаживание устойчивых связей - для обеих сторон процесс непростой.

В настоящее время на государственном уровне активных попыток регулирования процесса миграции научных кадров не предпринимается. Серьезным и продуманным документом, отражающем намерение государства всесторонне изучить явление "утечки умов" и проводить в отношении него взвешенную политику, и сегодня остается лишь Постановление правительства 1994 года, когда была принята Межведомственная программа мер по регулированию миграции научно-технических кадров. Главной идеей Программы было сдерживание процесса "утечки умов", но не административными методами, а через общее улучшение ситуации в науке, поощрение международного сотрудничества, поддержку работы на территории России зарубежных научных фондов. К сожалению, финансирования для реализации Программы практически не было выделено, и она очень быстро погибла.

Сегодня большую часть рекомендаций Программы можно было бы повторить, только вот ситуация стала уже более сложной. Что же все-таки имеет смысл делать?

Во-первых, продолжать и расширять сотрудничество, в том числе в рамках программ международных организаций и зарубежных фондов; не допускать таких эксцессов, как недавняя попытка начать взимать социальный налог с зарубежных благотворительных средств, вследствие чего большинство из них серьезно начали обсуждать возможность полного сворачивания своей работы в России.

Во-вторых, упорядочить давно затянувшуюся подготовку законов в области регулирования прав на интеллектуальную собственность. В этой сфере вот уже несколько лет ситуация практически не сдвигается с места.

В-третьих, в отношении к научной диаспоре за рубежом ни в коем случае не заниматься заманиванием ученых назад, а предлагать им участвовать в разработке актуальных научных проблем в интересах страны. С развитием аутсорсинга уже не так важно, где физически работает человек, как то, для кого и чего он работает. А чтобы не возникало конфликтных ситуаций, вопросы распределения прав на интеллектуальную собственность должны решаться в первую очередь.

В-четвертых, чтобы можно было ставить интересные научные задачи, следует направлять значительно большие, чем сегодня, средства на обновление и развитие лабораторной и приборной базы исследований. Резервы повышения таких расходов есть, в том числе за счет пересмотра приоритетов финансирования из средств бюджета. Кроме того, государство могло бы проводить более активную политику по отношению к промышленности, являющейся основным спонсором науки в развитых странах мира, а также по отношению к тем организациям и лицам, которые хотели бы выделить благотворительные средства для поддержки научных исследований и институтов. Сегодня в России продолжают действовать такие правила, при которых поддерживать науку не выгодно никому. И поэтому уехавшие ученые будут возвращаться не для научных занятий, а чаще всего просто периодически наезжать в страну, чтобы, как выразился один из работающих за рубежом ученых, "посмотреть, не изменилось ли чего".

Полная версия статьи представлена в журнал "Науковедение".

См. по этой теме также: Не потеряет ли Россия своих Платонов и Невтонов?