О могущественном территориальном владении применительно к России

Очерк по политической географии[1]

Вениамин Петрович Семенов-Тян-Шанский

Многие основные положения антропогеографии – науки, сравнительно недавно получившей права гражданства на западе и покамест далеко не получившей их у нас, еще мало распространены среди наших широких кругов, интересующихся географической наукой. Поэтому в начале предлагаемой статьи я позволил себе напомнить некоторые общие географические истины, полагая, что только исходя из них станет вполне ясным для широких кругов и все дальнейшее, о чем говорится в статье.

I
Об естественных границах

Значение трех земных оболочек для сгущения органической жизни. – Миграции и стихийные переселения. – Легкость владения территориями. – Естественные границы. – Главное развитие человечества вне площади Тихого океана

Всем известно, что Земля, в широком смысле, как планета, состоит из трех оболочек – газообразной, жидкой и твердой, располагающихся, по закону тяжести, от периферии к центру сообразно с увеличением своего удельного веса. Солнце посылает всем трем две физические силы – свет и тепло. Три земные оболочки и силы, заимствованные от солнца, взаимно соприкасаются во всевозможных сочетаниях и производят жизнь земли в обширном смысле этого слова, т.е. процессы химические, физические и органические. Ни один живой организм на Земле таким образом не может прежде всего обойтись в своем составе без твердой оболочки, которая, в силу закона тяжести, в свою очередь должна иметь конечную внешнюю твердую опору, к которой она является более или менее прикованной. Необходимость, для поддержания жизни взаимного постоянного обмена твердых, жидких и газообразных веществ в каждом данном живом существе вызывает наиболее полное проявление органической жизни почти исключительно на границах трех земных оболочек, открытых в то же время для действия солнечной теплоты и света. В частности, раньше всего и совершеннее развивается и человечество в местах наиболее совершенного, сложного соприкосновения земли, воды, воздуха, солнечной теплоты и света – именно на изрезанных, гористых морских побережьях, под теплым солнцем юга.

Для преобладания в данном месте тех или других организмов нужно и соответственное относительное преобладание той оболочки, к которой наиболее приспособлен данный организм. Абсолютное же преобладание одной из этих оболочек над другими вызывает и полное отсутствие жизни.

Изо всех живых существ наилучшее приспособляются к самым невыгодным, казалось бы, для себя пропорциям в сочетании земли, воды, воздуха, тепла и света как самые низшие организмы (вроде бактерий), вследствие крайней несложности своих жизненных отправлений, так и самые высшие (как человек), благодаря своему уму поправляющие с необыкновенной изобретательностью все невыгодные для своей сложной жизни природные условия искусственными приспособлениями. Все же средние организмы, попадая в непривычные условия, или гибнут, или принуждены приспосабливаться уже крайне медленным внутренним изменением своей первоначальной организации. В частности те еж явления сказываются и на приспособляемости человека к занимаемой им территории: с наибольшей легкость и удобством для себя он владеет е или в совершенном виде, или на высших ступенях своей цивилизации; среднее же состояние его культуры создает и наибольшие трения к достижению им довольства.

Но как бы ни был изобретателен человек, он физически не может постоянно пребывать ни в одном только воздухе, ни на участках земной коры, покрытых сплошь водой в жидком (моря) или твердом (ледники) виде, ни в местах полного ее отсутствия (пустыни). С другой стороны, суша неровна и, вследствие закона тяжести, не везде одинаково удобна для обитания (например отвесные скалы). Далее тепло и свет распределены, вследствие условий вращения земли вокруг солнца, крайне неравномерно на земной поверхности (климатические зоны).

Низшие организмы при помощи солнечной теплоты и света для поддержания своей жизни прямо усваивают простые химические соединения, заключающиеся в трех оболочках нашей планеты; высшие же организмы преимущественно усваивают их в сложном виде – поглощением низших и только частью непосредственно из земли (например поваренную соль). Низшие организмы расположены неравномерно вследствие неодинакового богатства органическими соединениями различных частей всех трех оболочек нашей планеты. Вследствие этого и высшие организмы не могут располагаться равномерно (почвенные, ботанические и зоологические зоны). По направлениям более или менее одинакового количественно распространения низших организмов идет и распространение нуждающихся в них высших, т.е. так называемая «миграция» в растительном и животном мире, имеющая свои главные движения на земном шаре в широтном направлении.

Человеческое тело имеет определенный небольшой размер, ничтожный по сравнению с таковым земного шара, и в соответствии с этим наделено известным запасом физических сил. Отсюда невозможность для одного человека и для группы людей обнять своей деятельностью сразу весь земной шар, т.е. ограниченность их распространения (в особенности на низших ступенях развития человечества), причем местные условия питания вырабатывают и физические типы (расы) и кладут отпечаток на их преобладающие занятия, т.е. производят разнообразие антропологической природы человека и его деятельности, направленной к поддержанию и возможному улучшению его жизни на земле. Географическое продолжение близких природных условий, обусловленных миграцией растительного и животного мира, тянет за собою и человека, производя так называемые стихийные переселения народов, имеющие, подобно миграции растений и животных, также по преимуществу широтное направление. Но человечество в общем ныне уже обнимает весь свет и господствует над всеми остальными организмами. Такое господство возможно только при совместной работе всего человечества. Отсюда возникает необходимость, помимо периодического стихийного, также и постоянного общения между отдельными человеческими группами. Общение это и идет во всех трех земных оболочках при помощи путей сообщения.

Таким образом, вся органическая и, в частности, человеческая жизнь на земле представляет в одном уже своем распределении по поверхности Земли крайне неравномерный, пестрый и сложный рисунок. Разобрать его узоры, указать на причины их возникновения, на их взаимоотношения и на возможные их изменения в будущем – вот задача географии вообще и в частности отечественной географии.

Итак, география является как бы «наукой о границах», но, разумеется, границах естественных, а не искусственных, и плох тот географ, который рассматривает явления по административным границам, хотя иногда за неимением иной группировки статистических данных, приходится, хотя и с оговорками, временно мириться и с ними.

Выше было указано, что органическая жизнь на Земле наиболее полно проявляется только в местах взаимного соприкосновения трех оболочек нашей планеты. Из этого следует, что чем полнее будет соприкосновение на каждой квадратной единице пространства, тем это благоприятнее для совершенства органической жизни; т.е. чем изрезаннее береговой рельеф (соприкосновение суши с водой) и чем сложнее орография (соприкосновение суши с воздухом), тем больше разнообразия в проявлении органической жизни. Абсолютное господство во все времена года внешних источников, заимствованных от солнца – тепла и света, хотя и вызывает роскошные внешние формы растительной и животной жизни (тропические страны), но не дает достаточно благоприятных условий для их внутреннего совершенства. Продолжительный в течение значительной части года абсентеизм тех же источников (полярные страны) и вовсе не благоприятствует развитию органической жизни. Отсюда следует, что наиболее совершенное развитие в лице высшего земного существа – человека естественным порядком возможно в более умеренных широтах, у берегов средиземных морей или на достаточно орошенных полуостровах, вдающихся в океан в этих широтах.

Земной шар имеет на своей поверхности одно грандиознейшее вулканическое кольцо, простирающееся почти от северного полярного круга до южного полюса. Это кольцо окружает воды Великого океана и посреди него торчат лишь бесчисленные вершины вулканических конусов в виде полинезийских островов. Вне этого великого кольца есть побочные второстепенные дуги и кольца у берегов и островов Индийского океана, Средиземного моря, части Атлантического океана и Антильского моря. Вообще же за внешними краями Велико-океанского кольца лежат огромные нагорья, либо непосредственно к нему примыкающие (в обеих Америках), либо отделенные от него узкими и глубокими провалами, заполненными морями и частью равнинами (в Азии). С внешней стороны к нагорьям примыкают всюду обширнейшие во всем свете равнины, составляющие существеннейшую часть материков Евразии, Африки и обеих Америк. Без них земная суша представляла бы ряд островов, а не материков.

Человеческая жизнь развилась, в полном и обширном смысле этого слова, вне велико-океанского кольца, а не внутри его. В частности наиболее быстрое и интенсивное развитие человеческой жизни, начавшись у вышеупомянутых побочных дуг, колец и провалов, впоследствии завершилось до своей нынешней стадии в так называемом Атлантическом мире, т.е. на берегах океанической реки, разделяющей равнинные части материков Евразии, Африки и обеих Америк. Человек в этом случае уподобился Прометею, похитившему огонь из небесной молнии, ибо он, так сказать, достал огонь своего умственного развития извнутри побочных вулканических дуг и колец и разнес его в свои мирные жилища, расположенные на равнинах, далеко от великого вулканического кольца, где в тишине научился владеть им в совершенстве.

II
О формах могущественного территориального владения вообще

Первоначальный ареал человека. – Значение ледниковой эпохи для развития человека. – Олицетворение политических неудач. – Три средиземных моря на земле. – Три территориальные системы политического могущества – кольцеобразная, от моря до моря и клочкообразная. – Результаты их применения

Первоначальный ареал обитания человека на Земле вероятно имел приблизительно ту же форму, что и современный ареал обитания обезьян, будучи только несколько более сдвинут к северу. Это положение обусловило непосредственное соседство человека с южными частями громадных площадей великого оледенения и было едва ли не главной причиной того, что человек так далеко ушел в своем развитии от животных и постепенно стал истинным господином Земли. Непосредственное соседство оледенелых, находившихся в суровых условиях площадей, которые, по мере размножения человека, так или иначе приходилось эксплуатировать, изощрило ум ближайших ветвей человечества (белой, желтой и отчасти красной рас), тогда как другие его ветви, распространившиеся на юг – в условия, так сказать, жаркого третичного периода, в своем развитии так и не пошли далее неолита и первых веков металла (черная раса), необходимых для борьбы с крупными животными. Человек, впрочем, очевидно неохотно шел на изощрение своего ума в борьбе с севером, так как ленивые представления о земном рае и гипербореях картинно рисуют именно всю привлекательность для него самой примитивной, чисто растительной жизни. Беззаботное райское существование противополагается полному забот полуголодному пещерному прозябанию на холоде, в звериных шкурах. Представление о земном рае родилось из воспоминаний о тропическом лесе, представление о гипербореях – из знакомства с почти незаходящим летом солнцем и белыми ночами. Наконец те же представления, родившиеся в теплых странах, в умеренно-холодном климатическом поясе впоследствии побледнели и выродились в более серые представления о «Беловодье» с текущими млеком реками, кисельными берегами и пр.

Идя на борьбу с неблагоприятными условиями, человек олицетворял свои неудачи в виде живых существ, ему мешающих. Для реального изображения этих существ необходим был внешний облик каких-либо совершенно непонятных, устрашающего вида организмов. Так на заре своего существования, в эпоху преимущественной борьбы за существование с крупными животными, отбивая у них пещеры для своего жилья, человек постоянно натыкался, в возникших незадолго перед тем (в третичное время) свежих обнажениях горных пород пояса великих срединных горных складок Старого Света, на непонятные ему останки мезозойских пресмыкающихся гигантов, вероятно тогда частью еще хорошо сохранившиеся и покрытые чешуей; он и изобразил злого духа, как первопричину своих неудач, в виде страшного дракона, обитающего в пещерах. Позднее расселение человека по Земле, пошедшее быстрее, благодаря приучению некоторых животных, вызвало длинные перекочевки. На разных концах своего ареала кочующим приходилось сталкиваться с настолько уклонившимися по своему физическому типу человеческими же ветвями, что они едва признавали их за людей. Совершенно не понимая друг друга и взаимно ожесточаясь, обе такие несхожие ветви изображали злых духов в человеческом виде своих заклятых врагов: так, белая раса была всегда склонна изображать черта чернокожих людоедом, желтая раса – белыми и рыжеволосым или блондином, т.е. похожим на европейца.

Весьма рано значительная часть человечества перешла от бродячего и кочевого быта к оседлому. Оседлым насельникам пришлось, разумеется, гораздо более дорожить возделанными своими собственными руками участками земли и своими жилищами, чем кочевникам и звероловам. Отсюда у оседлых народов возникло и особенно развилось чувство глубокого патриотизма, создавшее наиболее прочные политические могущества. У кочевников и даже у их осевших потомков, по наследству, пристрастие к определенным клочкам земли было всегда слабее и потому, менее дорожа насиженными местами, не обладая столь интенсивным патриотическим чувством, они и не создали особенно долговечных и прочных политических могуществ. Место чувства патриотизма у них обыкновенно заступали или острое сознание экономической нужды, вызывавшее бурные кочевые нашествия, или фанатизм в распространении известных идей (арабское мусульманство).

Если мы взглянем на карту света (рис.1), то легко заметим в северном полушарии, на границе тропического и умеренного поясов между 0 и 45^о широты три великих океанических бухты – три средиземных моря – Европейское Средиземное с Черным, Китайское (Южное и Восточное) с Японским[2] и Желтым, наконец Карибское с Мексиканским заливом. Европейское Средиземное море с Черным представляет наиболее вдавшуюся в материк бухту океана, а Китайско-Японское и Карибско-Мексиканское отделены от океана лишь гирляндами островов, представляющих наиболее высокие горные вершины и плоскогорья материков, погрузившихся в минувшие геологические эпохи в морские волны.

Рисунок 1.

Все три средиземных моря образовали свои прихотливые очертания в кайнозойскую геологическую эру, все три не видали на своих берегах ледниковой эпохи, все три сохранили до наших дней деятельный вулканизм на своих берегах, приводящий иногда к грандиозным катастрофам, подобным помпейской, мартиникской или мессинской, наконец все три сохранили на своих берегах и островах в наименее измененном виде наследие роскошной третичной флоры и фауны, впитавших своими соками некогда грандиозных млекопитающих, и затем и наиболее совершенные типы человечества.

Здесь, у трех средиземных морей и двух полуостровов между ними – Индостанского и Малоазийско-Аравийского выросли наиболее сильные и оригинальные человеческие цивилизации и государственности – арийцев-семитов, монголов-малайцев и наконец рано, роковым образом погибшая цивилизация и государственность ацтеков-инков, в то время как остальные слабые племена и расы рода человеческого большей частью застыли в неолитическом веке. При этом наиболее сильные и совершенные политические системы выросли предпочтительно в северных, наиболее умеренных по климату частях морей – в Европе у северных средиземных полуостровов – Балканского, Апенинского и Пиренейского, в Азии – у берегов Китая и Японии.

Все три средиземных моря опоясаны, за полосой плодоносных земель, в большем или меньшем отдалении, рядом пустынь (Сахары, Ливийской, Аравийской, Сирийской, Иранской, Индийской, Тибетской, Мексиканской, Перуанской), где сухой воздух не знает преград своему движению, где глаз не развлекается разнообразием земных предметов, а после дневного жара прохладной ночью приковывается к безоблачному темному небу, к страшному мировому пространству, не задернутому облачной завесой, знойным днем – к отдаленным маревам, заставляет мысль углубляться, общаться с далью и небом и чувствовать, как звезды «слушают» эту мысль, «лучами радостно играя». Тут и развились все наиболее совершенные, наиболее глубокие, сильные и оригинальные религиозные представления, примененные с успехом к общежитию на соседних плодоносных землях: пророки из пустынь приносили своим сородичам скрижали завета. И в недавнее сравнительно время у прозаичных американцев наиболее сильное и оригинальное религиозное учение мормонов развилось тоже в пустыне Утаха, на берегах Соленого озера.

Из всего этого понятно, что распорядителем и носителем просвещения для прилегающих материков становился тот народ, который завладевал одним из этих средиземных морей, соединял на более или менее продолжительное время воедино всю цепь их благодатных побережий, в то же время удерживая более или менее в сфере своего влияния окрестные пустыни, вследствие чего, при ограниченности географических представлений в давно минувшие века, и считался «господином мира». К нашему времени не произошло таких геологических переворотов, которые могли бы сколько-нибудь существенно изменить мировое географическое значение этих трех морей и их побережий, но понятие «господина мира» увеличилось во много крат. Поэтому «господином мира» все-таки будет тот, кто сможет владеть одновременно всеми этими тремя морями, или тремя «господами мира» будут те три нации, из которых каждая в отдельности завладеет одним из этих морей.

К Европейскому Средиземному морю вполне применимо изречение «ex oriente lux». Параллельно тому, как на восток отсюда зарождались наиболее могучие религиозные представления и затем последовательно двигались к западу, тем же путем двигались и политические господства. Сначала мы видим на востоке могущественные суммерийско-аккадийское и его преемника вавилонско-ассирийское государство, а на юго-востоке – египетское. Затем могущество перебирается через Трою на Балканский полуостров к грекам, далее – на Аппенинский – к римлянам, наконец в средние века переходит на Пиренейский – к испанцам и португальцам. В первое тысячелетие христианской эры могущество (арабское) движется и южным путем, по африканскому берегу (захватывая в то же время к северу и востоку Мессопотамию, Иран и простираясь до Туркестана и Индии) через Египет и бывшие карфагенские земли в ту же Испанию. Такое же движение могущества (финикийское), довольно малоисследованное и не вполне доразвившееся, впрочем, существовало и в древнем мире от восточных берегов Средиземного моря по Северной Африке через Карфаген к Испании. При этом на востоке, в тылу ставшего в данный момент могущественным государства оставались обыкновенно деспотические страны, с пышными внешними формами, но без достаточной внутренней выковки (Персия, Византия, Турция). На Европейском Средиземном море выработалась кольцеобразная система могущественного владения. Первое кольцо начали ковать греки со своими колониями. Когда большая часть кольца была уже выкована, и для довершения могущественного владения республикам-метрополиям внутри Греции оставалось только объединиться, что с успехом начали производить у них их сородичи – грубые земледельцы македоняне со своим монархическим устройством, Александр Великий слишком увлекся военными успехами на востоке, удалился от своей греческой базы, задумал новую территориальную систему политического могущества – через континент от моря до моря (Греческий архипелаг – Индийский океан) и оставил своим наследникам лишь одни пустые сатрапии с македонскими гарнизонами; греческое кольцо не сковалось. Карфагеняне попытались сковать свое территориальное кольцо могущества из финикийских колоний по берегам Средиземного моря. Но в самый важный момент грубые земледельцы римляне, умевшие обращаться с морем для своего времени не лучше, чем в настоящее время мы, русские, настойчиво подучились, вырвали у карфагенян кольцо и сломили его, а затем блестяще и крепко сковали вокруг всего Средиземного моря свое собственное, не запуская развития своего нового флота, но главным образом базируясь на свои сухопутные железные легионы. В средние века к испытанной системе кольцеобразного могущественного владения прибегали венецианцы и генуезцы. В позднейшее время кольцеобразную систему на Средиземном море применил Наполеон I, и она ему вполне удалась бы (завоевание Италии, начало завоевания Испании, Балканского полуострова и Египта, проект раздела Турции с Россией за союз против Англии), если бы с ним не столкнулась, по наущению его соперницы Англии, Россия. Та же кольцеобразная система была с успехом применена в XVII в. Швецией на северном средиземном европейском море – Балтийском, полупокрытом в зимнее время льдами, пока эта система не встретила здесь противодействия грубой земледельческой России в лице Петра Великого, противодействия проведенного не менее искусно, чем борьба римлян с карфагенянами.

Испанцы и португальца, возвысившиеся в средние века на крайнем западном полуострове Средиземного моря, пограничном с Атлантическим океаном, стали испытывать, для создания своего территориального могущества, новую систему: они не окружили Средиземного моря кольцом своих владений, а устремились к заветной Индии, представлявшейся им краем света, напрямик через таинственный Атлантический океан и вокруг берегов Африки, старым, незаконченным путем карфагенских исследователей. В результате первого пути было открытие ими новой части света Америки, неожиданное столкновение там с неведомым инко-ацтекским государством и его цивилизацией, которые и были бессмысленно уничтожены их грубыми военачальниками вследствие превосходства испанского вооружения. Кругоафриканским путем Индостан был благополучно достигнут.

Из этих двух движений получилась новая система могущественного владения – разбросанными по морям и океанам отдельными островами и кусками материков, связанными периодическими рейсами кораблей военных и коммерческих. Эта система, наиболее пригодная при рабовладельческой эксплуатации наивных малочисленных дикарей хорошо вооруженными «заморскими чертями», дала исполинский толчок усовершенствованию техники мореплавания, но была роковой для Пиренейского полуострова. В результате оказалась уничтоженной многовековая, ни в чем неповинная инко-ацтекская цивилизация, слабо заселенные и хищнически, беспорядочно эксплуатируемые европейскими выходцами обширные территории Южной и Средней Америки с прилегающими островами, отдельные клочки территорий по берегам Африки и Южной Азии и острова близ них, – все это приведшее в XIX в. К полному распаду владений и экономическому и политическому упадку их метрополий на Пиренейском полуострове к концу ХХ в.: могучие вначале силы разбросались, энергия населения была окончательно истощена и сломлена, а между тем сами метрополии пришли в такой глубокий упадок, что правительствам их теперь приходится сдерживать свое собственное население от массового бегства в Южную Америку – в свои же бывшие, но отложившиеся колонии. Этой неудачной, по модной в свое время системе последовали возвысившиеся в Европе вслед за Испанией Голландия и Франция, впоследствии обе на три четверти сломавшие в ней свое оружие. Франция времен первой империи впрочем сделала попытку возвращения и к старой кольцеобразной средиземной системе, в которой ее постигла, как сказано выше, внешняя неудача, не зависевшая вовсе от органических недостатков этой испытанной системы. Одна Англия, возвысившаяся в течение XVIII в. на счет Голландии и Франции и ставшая к началу XIX в. в главе всей мореходной техники, выдержала без ущерба для себя в течение более ста лет эту клочкообразную систему. С первых же шагов принятой англичанами системе пришлось натолкнуться на неожиданности: самая прочная в то время английская колония в Северной Америке отложилась от Англии, и то же впоследствии грозило и всем другим ее владениям, если бы к ним во время не было применено необыкновенно широкое самоуправление. Сооружаемые все в большем количестве за последнее время в разных частях света трансконтинентальные железные пути также наносят значительный вред клочкообразной системе могущественного владения, так как по ним сообщения значительно быстрее, чем морские кругом материков.

Поэтому тем же англичанам приходится стараться местами скомбинировать эту систему с системой «от моря до моря», и, как, например, в Африке, пытаться связать непрерывной полосой свои владения между Капом и Египтом и по ним провести сплошной трансконтинентальный путь. Не прочь были бы они связать таким же образом и Индокитай, Индостан в Средиземье, устроив южный трансконтинентальный путь между Африкой и Азией через Сирию и Палестину, но до последнего времени тому еще препятствовала соперница Англии Германия и т.д. В то же время Германия пожелала одновременно пожелала одновременно применить и клочкообразную систему в виде отдельных колоний в разных частях света, и систему сплошного континентального движения на восток и юг, через славян к Средиземному и Черному морям. Такая погоня одновременно за двумя зайцами неизбежно повлекла за собою катастрофу всего германского колонизационного движения в нынешней великой европейской войне. Клочкообразная система ранее того породила, для успешной защиты от сильного континентального соседа, добавочную вспомогательную систему создания защитных государств-буферов, с успехом примененную осторожной Англией. В недалеком будущем испытанную европейцами кольцеобразную систему владения, вероятно, при благоприятных обстоятельствах, попытаются осуществить, по отношению к Мексиканскому и Китайскому средиземным морям, американцы и японцы. Пока же две огромные страны северного полушария – Россия и Соединенные Штаты Северной Америки, а также Англия в Канаде, оставшись в стороне от кольцеобразных систем, применили систему Александра Великого «от моря до моря». Разбором этой системы в применении к России мы теперь и займемся, изобразив предварительно схематически колонизационные территориальные результаты при всех этих системах (рис.2).

Рисунок 2.

III
О форме могущественного территориального владения в России

Недостатки системы от моря до моря. – Приближение государственного центра территории к ее географическому центру. – Неправильность разделения России на Европейскую и Азиатскую. – Колонизационные базы

Главным недостатком системы «от моря до моря» является следующий. При громадной протяженности такой системы в широтном направлении, всегда с того конца, откуда началась колонизация, находится гораздо более густонаселенная и экономически более развитая территория, чем на противоположном конце. Хорошо еще, когда нет серьезных угроз со стороны политических соседей того же материка, как в Северной Америке: там можно было, воспользовавшись этим, спокойно перелить порядочную колонизационную волну к противоположному океану и экономически укрепить ее, а затем уже в тиши заполнять слабее всего населенный географический центр своей государственной территории. В наших же условиях колонизация имеет вид постепенно суживающегося, зазубренного меча, тончающего и слабеющего на своем восточном конце, вклинившегося между суровыми в климатическом отношении территориями севера Азии и исконными землями самого обширного государства желтой расы. При всяком столкновении с внешними врагами (а таковые как раз и имеются на нашем материке в виде многомиллионной желтой расы) очень легко обрубить конец такого меча. Правда, сопротивление, по мере дальнейшего обрубания, будет расти в геометрической прогрессии, но ведь и обрубки только одного конца вполне достаточно для того, чтобы уничтожить всю суть системы «от моря до моря». Особенно же невыгодно, когда колонизационный меч отставшего в культурном отношении государства обращен в сторону более культурных соседей, как то наглядно показывает судьба Турции в последней балканской войне, борьба которой в Европе за сохранение системы «от моря до моря» была безнадежна.

Единственным серьезным средством для успешной борьбы в условиях растянутой государственной территории является неотложное доведение географического центра такой территории по возможности до одинаковой или близкой степени густоты населения и экономического развития с западным коренным концом государства, до возможного выравнивания их. Тогда крайняя восточная часть приблизится сама собой на несколько тысяч верст к сильной количеством населения и культурной средней части государства и, опираясь на такого своего непосредственного соседа, гораздо успешнее сможет выдержать борьбу со внешним врагом. В таких условиях защита нашего Дальнего Востока, по степени своей успешной выполнимости, может уравняться с защитой нами, например, Польши или Финляндии, даже с некоторым преимуществом в виде преобладающего % русского населения над инородческим, несмотря даже на несравненно более плохие пути сообщения, чем на западных окраинах. При отсутствии же этого выравнивания успешная защита дальневосточной окраины является делом настолько трудным, что вполне понятна психология местных русских обитателей, нередко считавших себя там «временными жильцами».

Все это приводит к тому, чтобы окончательно изменить наше обычное географическое представление о Российской Империи, искусственно делящейся Уральским хребтом на совершенно неравные по площади Европейскую и Азиатскую части. Нам более, чем кому-либо на свете, не следует различать Европы от Азии, а, напротив, стараться соединять ее в одно географическое целое, в противовес выдвигавшейся от времени до времени желтой расой доктрине «Азия для Азиатов». Эта доктрина логически совершенно несостоятельна уже потому, что географические границы Азии совершенно искусственны и неопределенны и что Евразийский материк населен спокон веков двумя различными, равноправными по своему историческому развитию расами, которые можно различать только по цвету кожи, но не как «азиатов» и «европейцев», так как белая раса в Азии едва ли малочисленнее, чем в Европе. На Американском же материке, где зародилась доктрина Монроэ, одна раса действительно уничтожила уже давно другую и потому имеет полное хозяйское право на весь материк.

Следует выделить, на пространстве между Волгой и Енисеем от Ледовитого океана до самых южных граней государства, особую культурно-экономическую единицу в виде Русской Евразии, не считать ее никоим образом за окраину, а говорить о ней уже как о коренной и равноправной во всем русской земле, как мы привыкли говорить об Европейской России. Оказывается, что такая часть Российской Империи вполне может быть географически построена, при желании, по тому же культурно-экономическому типу, к которому мы исторически привыкли в Европейской России, может, следовательно, стать настолько же прочной, в понятиях политических соседей, страной, как и Европейская Россия.

Каким же образом можно, для укрепления системы и «от моря до моря» сдвинуть культурно-экономический центр государства ближе к истинному географическому его центру? Для этого есть два способа: один очень радикальный, – это тот, которому следовал Петр Великий, перенеся столицу из Москвы на устья Невы к шведам. В данном случае, следуя этому способу, пришлось бы перенести столицу России в Екатеринбург на Урале. Однако этот способ весьма пригодный в примитивные времена государства, когда подобные эксперименты обходятся сравнительно дешево, совершенно непригоден в наш сложный век дороговизны; да к тому же теперь и пути сообщения настолько улучшились и настолько сравнительно быстро сообщают даже самые отдаленные окраины, что в этом способе нет никакой надобности. Но есть другой способ, вполне применимый и ныне, хотя он и ведет свои корни от очень далеких времен.

Во всяком государства, в том числе и в России, есть, так сказать, культурно-экономические колонизационные базы в числе нескольких. Эти очаги, посылая свои лучи во все стороны, поддерживают настоящим образом прочность государственной территории и способствуют более равномерному ее заселению и культурно-экономическому развитию. Если мы взглянем на Европейскую Россию, то заметим четыре таких чисто русских базы на ее пространстве, возникших в разные времена. Первые базы – Галицкая и Киево-Черниговская земля, вторая – Новгородско-Петроградская земля, третья – Московская и четвертая – Средневолжская, Галицкая и Киево-Черниговская и Новгородско-Петроградская базы, как обращенные к западным врагам, приходили на продолжительное время в полный упадок, но затем снова возрождались, как феникс, из пепла, Московская же и Средневолжская, как занимавшие более внутреннее географическое положение, росли почти непрерывно, без длительных периодов упадка. Только благодаря этим четырем базам, давшим возможность твердо укрепиться до самых берегов четырех морей, Европейская Россия и представляет ту культурно-экономическую массу, которая позволила ей стать в ряды великих держав мира.

Есть ли географические основы для развития таких же баз в наших азиатских владениях? Несомненно есть, но для того, чтобы устроить и использовать эти базы, придется отрешиться от многих давно вкоренившихся в нас предрассудков и иметь мужество пожертвовать многим ради действительного осуществления идеи «от моря до моря». Для этого наши старые четыре базы должны отрешиться в значительной мере от своих монопольных привычек в торгово-промышленном отношении, основать на первое время местные промышленные филиалы в наших азиатских базах, дать им вовремя экономическую независимость, развить там действительно культурные центры и относиться не только терпимо, но даже любовно и поощрительно к возникающим там промышленным и культурным начинаниям. Взамен же потерянных рынков сбыта должны наши старые базы приобрести новые на юг от Европейской России, что теперь легче, чем когда-либо осуществимо, если мы выйдем победителями из борьбы с Германией и получим проливы. Вообще старому учителю никогда не следует бояться конкуренции своих же молодых учеников, ибо такая боязнь только показывает, что учитель впал в безнадежную рутину и немощь и на дальнейший прогресс неспособен. Как только действительно сознают это молодые и полные энергии ученики, – охлаждение и даже разрыв со старым учителем более чем вероятны, и тогда государственной системе «от моря до моря» придется сказать «навеки прощай».

Что же такое должны представлять эти новые культурные базы? Это должно быть то, что я называю «азональными бойкими торгово-промышленными наносами», с центрами, сильными своей действительной, хотя и молодой по времени культурой, явно переросшими свою исключительную зависимость от зонально расположенных поверхностных богатств – почв, климата, растительности и животного мира. Где же могут развиться такие колонизационные базы? По географическим условиям их в настоящее время намечается четыре (как и в Европейской России). Это будут: в Русской Евразии – Урал и Алтай с горной частью Енисейской губ., в среднеазиатских владениях – горный Туркестан с Семиречьем и в Восточной Сибири – Кругобайкалье, которое несомненно разовьется позже других.

Промежутки между ними, как, например, плоская равнина Западной Сибири, Киргизская степь, страна между Енисеем и Байкалом и др., могут быть заполнены зональными, менее бойкими торгово-промышленными полосами – хлеботорговыми, лесоторговыми, скотоводческими и т.п. Говорят, что пока данных в Сибири для развития обрабатывающей промышленности еще мало и что капитал мало привлекается фабриками и заводами, а если и привлекается, то, так сказать, низшими видами промышленности, грубо перерабатывающими сельскохозяйственное сырье посредством самых несложных приспособлений. Но разве не то же было и в Московской Руси, где почти все капиталы шли на скупку сельскохозяйственного сырья и грубую его переработку самыми первобытными способами, да на скупку и перепродажу грубых деревенских кустарных изделий? Это, однако, не помешало Петру Великому из государственных соображений быстро насадить в Московской Руси фабрично-заводскую промышленность и привлечь к ней крупные по тому времени капиталы. Нужно только точно определить потребности тех современных рынков, на которые должна работать эта промышленность и в соответствии с этим и дать ей тот или иной размах, развивать те или иные другие специальности. А наши азиатские владения, плюс смежные части соседних азиатских государств, несомненно, дают солидную рыночную величину для промышленности. К сожалению, проектируя новых железные пути в азиатских владениях, у нас до сих пор смотрят почти исключительно только на то, что они дадут Европейской России, и не самим этим владениям. Например, когда проектировалась в 1880-х годах первая Сибирская магистраль, то многие были искренно убеждены, что она важна только потому, что по ней удобно будет возить каторжников и войска, и предлагали строить ее узкоколейной, а теперь, проектируя вторую Южно-Сибирскую магистраль радуются, что благодаря ей сибирская пшеница будет перемалываться в мукомольных районах Поволжья, и без того имеющих массу своей работы. Почему не подумать о том, что сибирская пшеница может перемалываться в имеющих возникнуть сибирских же мукомольных районах и т.д.?

Мне приходилось указывать («Город и деревня в Европейской России», стр. 6), что стихийное стремление русской колонизации в широтном направлении – к берегам Тихого океана – могло бы быть сломлено только в двух случаях: посредством физических сил природы – в случае наступления новой ледниковой эпохи, или историческим путем – в случае вековых политических неудач в северной Азии. В обоих случаях русская колонизация, потеряв Кругобайкальскую базу, стихийно и неудержимо ринулась бы в западной половине Империи к югу, по направлению к Средиземному морю и Персидскому заливу и попыталась бы достичь еще пока никем неосуществленного господства от моря до моря в меридианальном направлении. В этом случае Кругобайкальская колонизационная база заменилась бы Малоазийско-Кавказской с обязательным обладанием Босфором и Дарданеллами.

Чередующиеся исторические события указывают на замечательную аналогию между природными движениями и колонизационными. Так, равнину Европейской России, как известно, создала борьба двух приблизительно равных по силе дислокаций земной коры – меридианальной и широтной, а растительный покров – борьба леса со степью, вдвигавшихся клиньями друг в друга в меридианальном направлении. Оседлый человек, выросший на этой равнине, бессознательно копирует эти оба движения в своей колонизации и от преобладающего в данное время успеха в том или в другом направлении зависит и географическая форма его могущественного владения. Но в обоих случаях все-таки в наиболее прочном обладании России остается западная половина Империи приблизительно в ее нынешних границах, и защита именно ее от стремительного и серьезного нападения внешнего врага безразлично с какой стороны стихийно вызывает тот героический подъем народного духа, который так рельефно сказался в 1812 и в 1914-15 гг.

IV
О колонизационных базах России, ее карте, штатах и территориях

Деление России в соответствии с ее колонизационными базами. – Две половины Империи. – Частное деление их. – Картографическая ориентировка. – Штаты и территории в России.

Итак, к старым четырем колонизационным базам Европейской России следует присоединить четыре новые, так сказать, базы будущего – Уральскую, Алтайскую, Туркестанскую и Прибалтийскую. Все они требуют прежде всего сравнительного географического изучения, а так как всякое основательное географическое изучение начинается с карты, то прежде всего требуется пересмотреть вопрос, правильно ли мы делим вообще Российскую Империю на отдельные карты. Нельзя не сознаться, что с этой точки зрения мы теперь уже чувствительно отстаем от жизни и что пора уже перейти примерно к следующей системе карты. При делении общей карты Российской Империи на две части не следует разбивать ее, как было доныне на две неравные части – Европейскую и Азиатскую, а необходимо сделать две приблизительно равные – западную, находящуюся в наиболее прочном русском обладании и сравнительно хорошо исследованную в географическом отношении половину Империи от западных границ Польши до Енисея между 15^о и 95^о вост. Долготы от Гринвича, со средним меридианом 55^о в.д., проходящим недалеко от Уфы, и восточную, находящуюся в менее прочном русском обладании и слабо исследованную в географическом отношении – между 90^о-95^о в.д., т.е. приблизительно от Енисея до 170^о з.д. – у мыса Дежнева, со средним меридианом 135^о в.д., проходящим возле устья Уссури, или 14⁰о в.д., проходящим вблизи устья Амура. Западную половину Империи надлежит разбить на следующие карты: 1) приблизительно между 30^о и 50^о в.д. и 60^о и 50^о сев. широты. Угловыми пунктами будут: Петроград, Вятка, Киев и Новоузенск. Это как раз и будет соответствовать Центральной России в широком смысле с Москвой посредине; 2) между 50^о и 70^о в.д. и 60^о и 50^о с.ш. – южное Приуралье в обширном смысле слова с обеими примыкающими частями равнин Русской и Сибирской, с горнозаводским Уралом в центре; 3) между 70^о и 95^о в.д. и 60^о с.ш. и параллелью Тарбагатая – восточная часть Западно-Сибирской равнины в пределах земледельческого пояса, Киргизский мелкосопочник и Алтай. В совокупности все эти три карты как раз и составят историческое основное колонизационное ядро Российской Империи. К ним примкнут следующие карты окраин западной половины Империи: северные окраины – 4) между20^о и 30^о в.д. и 70^о и 60^о с.ш. – Финляндия; 5) между 30^о и 50^о в.д. и 70^о и 60о с.ш. – север Русской равнины с центром в Архангельске; 6) между 50^о и 70^о в.д., северной оконечностью Новой Земли и 60о с.ш. – северное Приуралье с примыкающими частями Русской и Сибирской равнин; 7) между 65^о и 91^о в.д. от берегов Ледовитого океана до 60^о с.ш. – северная окраина Западно-Сибирской равнины; 8) Западная окраина Русской равнины – между западной границей Польши и 30^о в.д. и 60^о и 50^о с.ш.; 9) Южная окраина России – между 25^о и 50^о в.д. и от 50^о с.ш. к югу до государственной границы; сюда войдут южная Россия, Крым и Кавказ; 10) Русские пустыни – между 47^о и 70^о в.д. и к югу от 50^о с.ш. до государственной границы. Наконец 11) между 65^о и 85^о в.д. и к югу от 50^о с.ш. до государственной границы. Это будет Туркестан, по преимуществу горный.

Восточная половина Империи разделится на следующие карты: 12) между 95^о и 120^о в.д., к югу от 60^о с.ш. до государственной границы – Прибайкалье; 13) между 115^о и 135^о в.д. к югу от 60^о с.ш. до государственной границы – Верхнее Приамурье; 14) между 130^о и 145^о в.д. к югу от 60^о с.ш. до государственной границы – Нижнее Приамурье. Это три основные карты Восточной половины Империи, охватывающие части, имеющие наиболее колонизационное значение – «острие меча». Далее идут северные окраины карт Восточной части Империи; 15) между 90^о и 115^о в.д. к северу от 60^о с.ш. до Ледовитого океана – север Средней Сибири; 16) от 110^о до 140^о в.д. в тех же широтах – Ленский край; 17) от 130о до 165о в.д. в тех же широтах – Верхоянско-Колымский край; 18) от 170^о до мыса Дежнева в тех же широтах – Анадырско-Чукотский край и 19) между 150о и 170о в.д. к югу от 60о с.ш. – Камчатка.

До сих пор мы еще слишком мало обращали внимания на то, на что давно обратили внимание американцы: это деление государственной территории на штаты – местности, населенные и способные к местному самоуправлению и самодеятельности, и на территории – местности пустынные, в которых местное самоуправление, по причине их обширности и пустынности, неосуществимо и которые обречены частью еще на долгие времена, частью навсегда остаться всецело на полном попечении центрального правительства и во всех отношениях управляться исключительно его органами (рис.3[3] и 4). Я оговариваюсь, что, употребляя термин «штаты» (так как не нахожу пока другого, разве что заменить его термином «Земские области»), я весьма далек при этом от мысли о федеративном устройстве России, которое было бы для нее безусловно гибелью в смысле могущественного владения. Но для всяких практических целей необходимо и весьма своевременно географически разобраться в этих двух категориях местностей. Однако, так как границы наших губерний и областей, возникшие совершенно случайно, путем канцелярских усмотрений, ниже всякой критики с географической точки зрения, то очевидно, что наши территории и могут группироваться только из комплексов уездов и округов, а никак не из губерний и областей, при условии, что в самые уездные и окружные границы будут введены серьезные поправки. Эта колоссальная задача по предварительной черновой работе, разумеется, не может не тормозить в высшей степени практического выполнения разделения России на штаты и территории. Попытаемся же, хотя бы грубо, отметить на карте границы штатов и территорий России, приняв пока только один критерий – плотность населения. В этом случае можно считать территориями все местности, не достигшие 1 жит. на кв. версту, а штатами – местности с плотностью населения выше этой нормы.

Рисунок 3.

Рисунок 4.

Обозревая принятые нами карты, можно видеть, что в Западной половине Империи большая часть площади занята штатами, а в Восточной большая часть занята территориями. При этом в Западной половине листы, занимающие Центральную и Западную Россию, представляют сплошные штаты. Двигаясь на восток, мы замечаем, что в листе южного Приуралья все занято штатами за исключением незначительных северно-восточного и юго-восточного углов, а в листе Западной Сибири штаты, занимая все еще большую часть площади, тем не менее оставляют под территории уже довольно значительные участки на север и юге. Лист южной России также почти сплошь занять штатами, за исключением небольших пространств на востоке и северо-востоке. Лист Финляндии на ²/₃ занят штатом и на ¹/₃ на севере – территорией. В листе Северной России около ²/₃ площади занято штатами и около ¹/₃ на крайнем севере – территориями. Лист Северного Приуралья занят почти весь территорией, за исключением своего юго-западного угла, где имеются небольшие участки штатов, а лист Северо-Западной Сибири представляет уже всецело территорию. В карте Русских пустынь почти все (за исключением полос по Сыр-Дарье и Аму-Дарье) представляет территорию, а на карте Русского Туркестана штаты жмутся к горам, тогда как все остальное пространство занято территорией. В Восточной половине Империи только южные листы имеют большие или меньше участки штатов, а все остальные листы сплошь заняты территориями. При этом штаты занимают около половины всего пространства лишь в листе Прибайкалья, а в остальных двух листах – Верхнего и Нижнего Приамурья – быстро выклиниваются, уступая свое место территориям. Итак, около половины всей площади Российской Империи занято штатами и почти столько же территориями. При этом территории приходятся большею частью на местности либо лежащие в северных, весьма суровых климатических условиях, либо представляющие безводные пустыни южного типа, т.е., иначе говоря, территории Российской Империи отличаются значительной устойчивостью, так как по вышеуказанным причинам трудно ожидать скорого увеличения в них населения до нормы штатов. В Восточной половине Империи до этой нормы может еще при благоприятных условиях заполниться в более или менее близком будущем значительная часть местностей, лежащих южнее 60^о с.ш., но все, что находится к северу от этой параллели, обречено оставаться территориями на неопределенно долгое время. В отношении распределения штатов и территорий мы похожи на Канаду, с той только разницей, что в Канаде, по климатическим условиям, штатам суждено располагаться еще более узкой полосой в южной части страны.

Более быстрому обращению территорий в штаты самую существенную помощь оказывают усовершенствованные пути сообщения, представляющие фактор, наиболее способствующий сгущению населения.

V
О путях сообщения

Особенности России в отношении сети путей сообщения. – Система общественного ознакомления с проектируемыми новыми путями. – Органически вытекающие из географических особенностей России схемы магистралей

Едва ли есть на земном шаре второе государство, которое для правильного своего развития нуждалось бы в большем абсолютном протяжении своей сети удобных путей сообщения чем Россия. Соединенные Штаты Северной Америки и Канада, занимая каждая значительно меньшую площадь, чем Российская Империя, при условии одинакового уровня культуры, разумеется, требовали бы значительно меньшей абсолютной длины своих удобных путей сообщения. Китай тоже занимает значительно меньшую площадь и сверх того, наполовину обладает естественными пустынями и русскими взгорьями и, при огромной нужде в усовершенствованных путях для своей густо заселенной восточной половины, нуждается лишь в немногих путях в пустынной западной половине, следовательно, при условии одинакового культурного уровня сов семи вышеупомянутыми государствами, его путевая сеть естественно должна бы быть также абсолютно короче сети России. Ни разу в истории человечества не было такого длинного протяжения государственной территории и сплошного земледельческого пояса, как в России, и ни разу столь густое население не обитало в таких высоких широтах. Вот почему вполне понятная и законна та лихорадочная поспешность, на которую мы фатально обречены с сооружением усовершенствованных путей сообщения. Понятно и то, почему мы так долго не выходили и еще долго не выйдем из стадии преимущественного сооружения длиннейших магистралей перед постройкой подъездных путей.

Система обсуждения степени нужды т тех или иных новых путях сообщения у нас еще весьма несовершенна и этим объясняется значительная часть ошибок и непоследовательности в их сооружении. Нашу систему можно назвать келейным конкурсным состязанием заинтересованных лиц перед трибуналом из представителей правительства. При этом ни у судей, ни у состязающихся обычно нет надлежащего количества строго научных, вполне объективных данных для решения вопроса в том или другом направлении. Когда же, вследствие спорности вопроса, выясняется особенно острая нужда в них, то организуются специальные, дорого стоящие местные обследования, обыкновенно производимые чрезвычайно поспешно и страдающие всеми недостатками единовременного, субъективного, мимолетного наблюдения, вместо спокойного, объективного и длительного, которое может иметь место только при достаточном богатстве постоянными и преемственно строго периодически повторяемыми, беспристрастными и весьма подробными географическими и статистическими источниками, приспособленными к извлечению из них данных во всевозможных комбинациях. Географические же научные силы и общественные деятели силою вещей совершенно отстранены от возможности обсуждения проектов новых путей и узнают об них, как снег на голову, только из газетных хроник, причем мотивы конкурирующих проектов остаются им обыкновенно абсолютно неведомыми. Между тем своевременная и подробная осведомленность широких научных и общественных кругов относительно государственного и экономического значения новых путей, казалось бы, должна быть именно в интересах этих самых путей, во время привлекая к ним предприимчивость не случайную узко эгоистического типа, а с более широкими горизонтами и более правильной, в общественном смысле, постановкой дела.

Для России, с замерзаемостью вод на большей части ее пространства на срок полгода и более, всегда будут иметь больше значение железные пути, чем водные, несмотря на все преимущества последних в виде большей дешевизны доставки грузов. Тем не менее и водные пути заслуживают огромного внимания. В этом отношении нельзя не обратить внимания на единственный в своем роде, весьма стройный план необходимых России искусственных водных магистралей, принадлежащий В.Е. Тимонову. В этом плане впервые для водных путей взята вся Российская Империя целиком. Хотя многие части плана, как, например, проведение водной магистрали через Забайкалье, и вызывают сомнения в их практической выполнимости, но этому плану никак нельзя отказать в ясности и строгой общей последовательности. План заключается, совершенно правильно с географической точки зрения, в ряде взаимно пересекающихся широтных и меридианальных водных магистралей, причем главная, Средне-Российская магистраль должна протянуться непрерывно от Варшавы до Владивостока.

Переходя к железным путям, следует прежде всего отметить те недостатки, которыми обычно сопровождалось и в значительной мере еще сопровождается у нас их проведение. Первый недостаток, существовавший еще недавно, но теперь постепенно уже, к счастью, сходящий на нет, это пристрастие, из плохо понимаемой экономии, к узкоколейным и облегченного типа ширококолейным путям. Дело все в том, что они имеют смысл только в горных долинах и на труднодоступных горных перевалах, которым самой природой суждено навсегда остаться второстепенными подъездными путями. На нашей же однообразной, бесконечной равнине узкоколейные и облегченного типа ширококолейные подъездные пути силою вещей обращаются в первостепенные магистрали и поэтому постоянно повторяющуюся двойную работу с усилением полотна и перешивкой пути можно назвать нашей характерной, но нелепой особенностью, основанной на недальновидной экономии при первой же прокладке пути. Второй недостаток составляет (если отбросить весьма многочисленные случаи чисто эгоистических интересов влиятельных лиц) хроническое предпочтение чисто технических соображений экономических, вследствие которого железные пути пролагаются по безлюдным, гладким пустырям, где строятся великолепные станции, а оживленные, имеющие большое экономическое значение крупные населенные пункты и целые густо заселенные местности остаются в стороне от железных путей, обыкновенно в нелепом и досадном расстоянии каких-нибудь 2-3 верст. При этом пролагатели пути чаще всего крайне легкомысленно относятся к возможности перетягивания обойденного пункта к железной дороге, не обращая внимания на всю невыгоду совершенно лишних затрат населения на это перетягивание. Третий недостаток заключается в отсутствии общей строгой программы развития наших железных путей, которая со всеми подробностями должна была бы быть предметом постоянного широкого общественного и научного обсуждения, а не келейной канцелярской тайной хотя бы и самого мудрого из ведомств.

Но и при всей этой непоследовательности и случайности уже намечаются в общих чертах, так сказать, сами собой напрашиваются, главные направления наших крупнейших магистралей, имеющих истинно государственное значение. На равнине Европейской России сеть железных путей гуще, чем где-либо в Империи. Здесь слишком мало оборудованными остаются пока только северная, восточная и юго-восточная ее части. Поэтому только последние нуждаются вообще еще в прокладке основных магистралей. На остальном же пространстве постройка новых магистралей сводится уже больше к типу кратчайшего соединения важнейших пунктов с экономическими или стратегическими целями вместо давно существующего более кружного направления, как, например, недавно открытая магистраль Москва-Одесса, все еще откладываемая во второй своей половине магистраль Петроград-Одесса по меридиану, магистраль Петроград-Орел и т.д. При этом далеко не всегда обращено внимание на возможное естественное продолжение наших магистралей за пределами России. Например, заботясь об Адриатической ж.д. через Сербию и строя магистрали Москва-Одесса и Петроград-Одесса, никто даже не заикнулся об их естественном продолжении на Балканский полуостров, хотя бы местными правительствами или международной компанией с иностранной колеей, скажем, путем доведения нашей ширококолейной магистрали до Измаила и оттуда иностранной колеей через Добруджу и Болгарию на прямое соединение с Царьградом и Афинами, имеющими в настоящее время непрерывные соединения только с Западной Европой. При этом упускается из виду, что такая дорога была бы вместе с тем и кратчайшим соединением России с Египтом и Палестиной и т.д. Слабо подвигавшиеся вперед до нынешней войны северные дороги, кроме чисто местного назначения для оживления малонаселенного севера, имеют огромное государственное значение; например, соединение Петрограда через Петрозаводск с Мурманом и ответвлением на Архангельск, прямое соединение Москвы с Мурманом через Петрозаводск, соединение Котласа с Архангельском и Улеаборгом и дальнейшее присоединение, соглашением со Швецией, этой линии за Торнео иностранной колеей с Нарвикской железной дорогой (в Норвегии) открывают возможность беспрепятственного вывоза русских грузов в Англию и Францию даже на время полной закупорки для нас Черного и Балтийского морей, т.е. всегда значительно развязывают нам руки в случае всяких внешних осложнений. На юго-востоке проведение западной и центральной магистралей в Закавказье значительно укрепляет наше положение по отношению к Персии и Малой Азии и т.д. На востоке Европейской России магистралям суждено непрерывно продолжаться в Азиатскую, а потому рассмотрение их должно быть совместно с последней. Направление наших магистралей в Азиатскую Россию уже давно приобрело совершенно естественным путем вид веера, сходящегося к Центральной России и Москве с одной стороны, а с другой сообщающим наши азиатские владения кратчайшими линиями с Балтийским и Черным морями. Сначала эти магистрали упирались как бы пальцами в Волгу, а затем одна за другой стали перешагивать через нее. В Азиатской России географический тип направления магистралей самой судьбой сводится к следующему.

Так как наш колонизационный пояс по направлению к Тихому океану имеет вид неширокой, чрезвычайно вытянутой и суживающейся к востоку широкой полосы, то само собою здесь намечаются три магистрали: 1) средняя, уже осуществленная в виде великого Сибирского железного пути; 2) более короткая южная, начинающаяся у Саратова, обслуживающая более широкую часть пояса, проходящая около южной границы земледельческого пояса со скотоводческим и вливающаяся в среднюю магистраль как можно дальше на востоке, например, где-либо у Нижнеудинска; к осуществлению этой магистрали, по всей вероятности, будет приступлено в самом ближайшем времени; 3) северная, о которой пока еще мало говорят. Эта магистраль уже будет начата с постройкой Тавдинской ж.д. Далее она вероятно направится на Тобольск, через обитаемые части Тарского урмана на Томск, Енисейск, на верхний конец Байкала и по северной части Амурской области на Николаевск на Амуре, пролегая около северной границы земледельческого пояса с лесным звероловческим. Все три параллельные магистрали будут соединены между собой в разных местах соединительными линиями на подобие ступенек веревочной лестницы. К таковым уже отчасти приступили, как, например, с постройкой Алтайской и Кустанайской ж.д. Впоследствии возникнут, вероятно, соединения Петропавловска с Акмолинском по плодородному киргизскому мелкосопочнику, в разных местах Амурской обл. и пр.

Средняя Азия может соединиться с Европейской Россией только двумя железными путями: естественным продолжением своих двух великих рек Сыр-Дарьи и Аму-Дарьи, текущих как раз по направлению к Европейской России. Один путь по Сыр-Дарье уже осуществлен в направлении Самара-Ташкент, о другом по Аму-Дарье в направлении Саратов-Чарджуй был возбужден вопрос в 1890-х годах и произведены изыскания, но он оказался пока еще отложенным; однако он вновь возник, уже вследствие перегрузки ныне существующего Ташкентского пути. Наконец близка к осуществлению громадная магистраль, соединяющая Туркестан с Сибирью и долженствующая служить к образованию одного громадного сплошного железного пояса близ нашей границы от самого Красноводска до Владивостока.

Позднее вероятно возникнут длинные магистрали и подъездные пути в направлении к северу и к югу от названных параллельных Сибирских и Среднеазиатских магистралей, оканчивающиеся тупиками, из которых некоторые могут даже достичь Северного Ледовитого океана. Например, вовсе не так уж трудно осуществить, если бы понадобилось, даже теперь, первую меридианальную магистраль в наших азиатских владениях. Дело в том, что частные уральские железные подъездные пути к Богословской ж.д. порядочно уже перешагнули за 60-ю параллель. Если от них вывести линию на Березов-Обдорск с одной стороны, а с другой Кустанайскую ж.д. проложить на Орск (таковая строится) и далее до соединения с Ташкентской линией, то само собой получится меридианальная, хотя и несколько изогнутая магистраль Ташкент-Обдорск через Урал. При проведении новых магистралей в Сибирь при всех обстоятельствах чрезвычайно выигрывает, и вполне справедливо, Екатеринбург, которому по его географическому положению суждено обратиться в настоящую уральскую столицу и перешагнуть значительно за сотню тысяч жителей.

В общем сети железных путей Сибири суждено проходить по общим линиям на сеть Канады, сети Европейской России – на сеть Соединенных Штатов, а железнодорожная сеть Среднеазиатских владений должна иметь совершенно своеобразную конфигурацию сообразно с ее физико-географическими особенностями, именно с двумя великими параллельными реками, текущими среди пустынь.

Заканчивая путями сообщения ряд мыслей об условиях могущественного территориального владения применительно к России следует отметить, что русская колонизация, соприкасаясь на западе, юге и востоке с многолюдными государствами, имеющими свою многовековую историю и культуру, должна по этому самому существенно отличаться от европейско-американской колонизации тем, что во все продолжение русской истории имела и долго еще будет иметь несколько военно-мобилизационный характер в зависимости от безопасности границ на том или другом фронте, пока наконец новые наши колонизационные базы не будут оборудованы настолько прочно во всех отношениях, что смогут вполне сами за себя постоять.

VI
Заключение

Задачи политической географии в России. – Значение правильной постановки вопросов

Итак перед нами встают следующие обширнейшие и сложнейшие вопросы, ждущие неустанной и беспристрастной научно-географической разработки: 1) Мировая роль русской колонизации, 2) территориальные формы русского могущественного владения и наибольшая практическая пригодность тех или иных из них в настоящее время, 3) наши колонизационные базы и их оборудование, 4) пути сообщения в России и странах сопредельных с точки зрения могущественного владения и оборудования колонизационных баз и 5) практическая картография России и стран сопредельных для своевременной осведомленности возможно широких кругов по вопросам политической географии России.

До последнего времени, можно сказать, научной политической географии России, за исключением немногих блестящих трактатов, вроде «Трех миров» В.И. Ламанского, его же программы этнографического отдела Русского Музея Императора Александра III, «Колонизационного значения России среди европейских народов» П.П. Семенова-Тян-Шанского, «Будет ли Тихий океан мировым путем» А.И. Воейкова и пр., почти не существовало. Нельзя же за нее признать сухой перечень границ, который нам вместо нее обычно подносился, – перечень утомительный и совершенно ненужный, так как всякая толково составленная карта гораздо больше говорит глазу и уму, чем самый обстоятельный перечень. Отсутствие политической географии у нас вполне понятно, так как оно было естественным следствием отсутствия легальной политической жизни. Ныне, с введением народного представительства, картина резко изменилась. Теперь уже несвоевременно говорить вместе с Тютчевым:

«Умом Россию не понять,
Аршином общим не измерить:
У ней особенная стать –
В Россию можно только верить».

Теперь именно настало то время, когда уже положительно нельзя не пытаться изо всех сил Россию умом понимать и измерять общим аршином, чтобы не остаться висеть в воздухе наивным мечтателем, за флагом всех других наций, совершенно реально преследующих ясно видимые ими цели и не идущих ни на какие компромиссы именно вследствие ясности понимания своих задач, которая всецело зависит от политико-географического воспитания. При этом, конечно, следует предостеречь от смешения политической географии с политикой в географии, в которую легко впасть при неопытности в постановке вопросов.

[1] Доложено Отделению Физической Географии в 1912 г., поправки и дополнений 1915 г. Опубликовано: Известия Императорского Русского географического общества. 1915. Т. 51. Вып. 8. С. 425-458.
[2] Строго говоря, с физико-географической точки зрения Восточное Китайское море с Японским называется краевым (Крюммель), но с антропогеографической точки зрения его следует причислить к средиземным.
[3] К рис.3 приведено следующее «Объяснение»: «Синим цветом [букв] обозначена Западная половина Империи и те части Восточной половины Империи, которые лучше исследованы, наиболее эксплуатируются и колонизуются. Коричневым цветом [букв] обозначена Восточная половина Империи и те ее части, которые наименее исследованы географически, наименее эксплуатируются и колонизуются. Красным обозначена государственная граница. Светло-зеленым обозначены те части Империи, которые по густоте населения могут считаться штатами, а незакрашенными оставлены те части Империи, которые весьма слабо населены и могут считаться лишь «территориями» - Р е д.