… об Историоморе

Павел Полян – историк, филолог, демограф и географ, доктор географических наук, научный сотрудник Института географии РАН, Фрайбургского университета, автор ряда исследований о сталинских депортациях, Второй мировой войне, Холокосте, – представил в Петербурге в Музее Анны Ахмтовой в Фонтанном доме свою новую книгу «Историомор, или Трепанация памяти. Битвы за правду о ГУЛАГе, депортациях, войне и Холокосте». Павел Полян ответил на несколько вопросов корреспондента MR7.ru.
— Павел Маркович, почему «историомор»?
— Историомор — это слово построено по образцу слова «голодомор», а голодомор, как известно, от голода отличается тем, что в нем присутствует некая политическая воля этого мора достичь. То же самое здесь — происходят процессы убийства истории политикой. Главный нерв этой книги — это, если угодно, борьба Давида с Голиафом. Победа за Давидом — за историей, но вот в краткосрочной или даже среднесрочной перспективе Голиаф порой оказывается сильнее Давида. Книга создавалась на 90 процентов из ранее написанных мною текстов — эссе, исследований, которые для этого издания были переработаны.
В первом разделе «Память о ГУЛАГе и депортациях» я бы выделил статью, которая посвящена вопросам того, как память о депортациях отражена в материальных памятниках на территории бывшего СССР. По-разному у представителей разных народов, подвергшихся депортации, увековечена память об этом. Только калмыки во времена правления Илюмжинова (первый президент и глава Республики Калмыкия Кирсан Илюмжинов. — Прим. ред.) устанавливали памятники, весьма скромные, за государственный счет. В подавляющем большинстве других случаев это всегда была инициатива гражданского общества, поддержанная в той или иной степени государственными образованиями. А вот как быть тем народам, у которых внутри России нет своих государственных образований — автономий? Немцам, крымским татарам, туркам-месхетинцам, о депортации последних вообще мало что известно? Там, кроме гражданского общества, некому проявить инициативу в увековечении памяти. Но, как ни странно, именно немцы оказались первыми в попытках увековечения памяти — там, где были лагеря трудармейцев, лагеря с чудовищной смертностью, возникли первые памятники. С этими монументами были разные проблемы, много вандализма, но они устояли и поддерживаются с очень малой степенью участия государственных структур.
А вот чеченский вариант иной. При Дудаеве (первый президент самопровозглашенной Чеченской Республики Ичкерия Джохар Дудаев. — Прим. ред.) в центре Грозного был поставлен памятник, который выражал не просто скорбь и грусть, это был гневный памятник — рука, сжимающая клинок. В ходе реконструкции Грозного памятник задвинули за забор, туда попасть непросто. А камни из разных регионов Чечни, которые были вокруг руки с клинком и символизировали Чечню — все ее села, откуда депортировали вайнахов, эти камни собрали и перенесли к другому монументу — памятнику погибшему в результате теракта отцу Рамзана Кадырова. С точки зрения исторической памяти решение вполне себе историоморное.
Второй раздел — "Память о войне" — это о военных преступлениях фашистов и о том, как они преломляются в российской историографии, о бедах и обидах, связанных со Второй мировой войной в целом. Если бы книга выходила позже, там обязательно была бы статья о том, что в эти недели происходит в Гданьске, где должен был открыться музей Второй мировой войны, но новое польское правительство пытается изменить его концепцию и сейчас идут суды по этому поводу. Я знаю ситуацию, потому что вхожу в Совет историков музея.
— Как изменить?
— Вопрос этот продолжает быть подвешенным — то ли общеевропейский взгляд на Вторую мировую войну, который был выражен в концепции авторов, то ли то, что хочет нынешняя власть в Польше — только музей польского героизма и польских страданий.
Европа сейчас будет праветь. Польша и Венгрия — это первые ласточки, и вот когда история будет приходить в соприкосновение с находящимся у власти «правым креном», то будет еще как искрить. И стоит об этом подумать и отдавать себе в этом отчет. Но истории про музей в Гданьске в этой книге нет — эта история разворачивается сейчас, а вот про советских военнопленных в книге есть. Советские военнопленные, которые по количеству жертв занимают твердое второе место после евреев, а как минимум до весны-лета 1942 года они по смертям лидировали в этом страшном соревновании, у них статус был совершенно иной, чем у английских, американских, даже польских военнопленных. Никакого статуса, их не защищал никто. Так вот Германия, современная Германия делала все, чтобы исключить из круга жертв нацизма, которым причитается компенсация, советских военнопленных, при том, что не было ни одного немецкого историка, который бы эту государственную политику поддерживал — факты однозначны, спорить не о чем. Но закон о компенсациях остарбайтерам и жертвам принудительного труда был написан так, что даже судиться было бесполезно. И лишь в 2015 году Бундестаг принял закон о компенсации советским военнопленным, которых практически уже не осталось в живых. Это ли не историомор?
У советских военнопленных вообще не было никакого лобби, единственная общественная организация «Цветы для Штукенброка», основанная бывшим военнопленным полуслепым режиссером кинодокументалистом Георгием Хольным — он один из тех, кому я посвятил эту книгу. Хольный создавал банк данных по военнопленным, его дочь ему помогала с компьютером. Про Хольного, про Машу Рольникайте – у меня третья часть книги «Рыцари памяти», это про людей, кто сохранял историческую память. А в четвертой части я пишу про агентов беспамятства, про отрицание Холокоста, как про одну из самых распространенных форм историомора. Также в этой главе я обосную идею Исторического арбитража как возможного механизма разрешения научных споров, а на основе разрешения научных споров — и политических тяжб.
— Кто, на ваш взгляд, в современной России агенты беспамятства?
— В моих глазах главным агентом беспамятства в России сейчас является министр культуры Владимир Мединский, а Министерство культуры — министерством пропаганды в классическом виде де-факто. Беда в том, что министр пассионарен, инициативен, достаточно уверен в том, что его позиция и его политика будет поддержана сверху.

Галина АРТЕМЕНКО. «mr7.ru», 24 февраля 2017 года