… о беженцах и терроризме

Ю. Латынина? Добрый вечер. Юлия Латынина как всегда в это время по субботам, «Код доступа».
<…>
В рамках растущей мультикультурности Европы с некоторых пор стало доброй традицией встречать Рождество терактами, чтобы несчастные угнетенные беженцы могли таким образом выразить благодарность принимающим их неверным.
И в Берлине на новогодней ярмарке террорист-исламист, уроженец Туниса так же, как и тот человек, который в Ницце раздавил на грузовике толпу, здесь тоже тунисец этот врезался в рождественскую толпу, убив 12 человек. В Турции, соответственно, террорист со словами «Это вам за Алеппо», застрелил российского посла Андрея Карлова. Очень показательная реакция обеих сторон.
Собственно, в первый день берлинская полиция после теракта сообщала, в основном, что грузовик имел польские номера и что он украден со строительной площадки в Польше. То есть в первый день (я подчеркиваю, только в первый день) не было ни слова о теракте и не было ни слова о национальности и вероисповедании террориста. Вот, из этих твитов можно было заключить, что это поляки врезались в берлинскую толпу намеренно (они, поляки, такие).
Франсуа Олланд после теракта заявил, что «Я выражаю мою солидарность с канцлером Меркель, жертвами Берлина, немецким народом». Опять слов «теракт», «исламист», «беженец» не было произнесено. Это уже со времени «Шарли Эбдо» появились: они уверенно выражают солидарность (французские власти), но они уверенно забывают сказать о том, с чем именно они выражают солидарность.
«Je suis Charlie» – очень хорошая фраза. А почему Шарли, не известно.
Значит, немецкий президент Йоахим Гаук тоже сказал, что это был ужасный вечер для Берлина. Ну, ужасный. Наверное, землетрясение случилось. И, конечно, больше всего меня потрясло CNN, потому что на следующий день немецкие власти уже начали сообщать, что это теракт, произнесено было слово «исламист». Но CNN даже на следующий день заявляло только о том, что грузовик принадлежал польской компании, а человек, который был найден в грузовике мертвым, был польский гражданин.
То есть, опять же, из репортажа CNN даже на следующий день можно было заключить, что всё произошедшее было местью поляков Германии за вторжение на ее территорию 1 сентября 1939 года.
Собственно, это очень характерный способ реакции на теракт, потому что если вы посмотрите, то, вот, несколько месяцев назад в Лондоне среди белого дня на Рассел-сквер террорист нападает на людей с ножом, убивает ударом в спину 60-летнюю американку, еще пятерых ранит. Первое, что говорит полиция, «Мы не видим, как это связано с исламом».
В Германии 17-летний афганский беженец с криком «Аллах Акбар!» рубит топором людей в поезде. «Мы не видим, что это было связано с исламом», — это официальное заявление германских властей.
На французском курорте мусульманин с ножом нападает на женщину и ее троих детей, потому что они нескромно одеты. Французская полиция опять тут же заявляет, что не видит связи с исламом.
Возле авиабазы Маркхем в Британии 2 вооруженных ножами человека ближневосточной наружности пытаются похитить солдата. Маркхем – это та самая авиабаза, с которой летают бомбить Сирию «Торнадо». Как не сложно догадаться, первое, что сказала британская полиция, что она не видит необходимости думать, что инцидент имеет отношение к терроризму. Ну, наверное, эти 2 ближневосточных человека были, я не знаю, из общества защиты животных.
В общем, если б такой уровень неадекватности демонстрировал российский Следственный комитет или МВД, они давно бы стали причиной нескончаемых насмешек. А, вот, в демократической Европе, где, казалось бы, исход выборов реально определяется голосованием, где, вроде бы, не должны политики улетать в астрал, им сходит с рук.
Именно это происходит и в данном случае, потому что канцлер Меркель в течение почти суток после теракта молчит. И только избранный президент США из всех западных президентов заявил тут же сразу, что это теракт и что он совершен исламским террористом. А, вот, потом все эти прекрасные люди удивляются, почему это в США выбрали Дональда Трампа.
Значит, то, что происходило дальше, после расследования теракта, было, в общем, по принципу «Чем дальше в лес, тем больше дров». Во-первых, выяснилось, что террорист был, все-таки, не поляк. Сначала думали, что он пакистанец. Причем, полиция заявила тут же, что да, он задерживался за несколько мелких преступлений, но они не были связаны с исламизмом. Значит, возникает вопрос: «Если это пакистанец, если этот человек просит убежища, если он многократно задерживался за мелкие преступления, почему он еще не депортирован? Почему надо дожидаться, чтобы этот… Не важно, исламист он или нет, он – преступник. Какая надобность Германии хранить в себе преступника, который не является ее гражданином и которому она ничего не обязана?»
Дальше выяснилось, что, все-таки, это не пакистанец, а тунисец Анис Амри. И выяснилось, что на нем пробы негде ставить. Что он уже был посажен на 4 года в Италии за поджог школы. Что он приехал в Европу как малолетний беженец, хотя, на самом деле, он был не малолетний. Что арестовывался он в Германии 4 раза. Что его подозревали в торговле наркотиками, в попытке организации ограбления для приобретения оружия с целью совершения теракта. Что он был известен как приверженец радикальных проповедников, член ISIS, что он получил подготовку по владению оружием. Что для этого своего теракта он пытался завербовать сообщника. Что власти всё это знали. Что этот прекрасный человек приехал в Германию в июле 2015 года. Заметим, тунисец, да? Тунис – это страна, где ничего страшного не происходит. Как ни странно, ему отказали в политическом убежище – это при том, что в Германии по последним данным 3 из 4-х беженцев получили этот статус беженца. Ему отказали, но депортировать его не стали.
Более того, когда его искали по всей стране, германские газеты в связи с законами об охране личности выходили с его портретом «Разыскивается» и прямоугольником, закрывающим глаза.
Выяснилось, что за ним наблюдали именно потому, что были сообщения, что он будет делать теракты. И увидели, физически увидели, как он участвует в поножовщине из-за наркотиков. Вы скажете, что согласно требованиям здравого смысла после этого его можно было депортировать. Ответ: после поножовщины с него сняли наблюдение, потому что, ну как же, за ним наблюдали, потому что слышали, что речь идет о вооруженном ограблении с целью получения оружия с целью совершения теракта. А тут – всего лишь поножовщина за наркотики. В общем, поножовщина за наркотики, согласно логике германских полицейских, сняла с него все подозрения.
После этого он ускользнул из-под наблюдения. В августе его снова арестовали в Людвигсбурге за использование поддельных документов. Вы бы могли подумать, что это уважительная причина для депортации, тем более что у него было чуть ли не полдюжины этих разных документов. Нет, его отпустили.
Жил он вместе с проповедником ненависти, имя которого, естественно, согласно законам о privacy, тоже не разглашается. Он посещал собрания Абу Валы, еще одного рекрутера для ISIS. Постоянно полицию информировали, что он готов совершить теракт, что он ищет сообщника.
И вот теперь нам все эти люди, которые ответственны за то, что они пропустили такую рыбу, объясняют, что эти данные были недостаточно сильные для его ареста. Ну, наверное, самый простой вопрос: «А для депортации?» В Тунисе у него тоже была карьера преступника – грабежи машин. На Facebook у него связи с «Ансар аль-Шариа» – это та самая группа, которая расстреляла сначала 22 туриста в тунисском музее в марте 2015-го, потом 39 туристов на пляже в Сусе. Его родной город – парник для ISIS. Водитель в Ницце тоже был из Туниса.
Словом, после такой истории глава МВД Германии Томас Де Мезьер как минимум должен был бы подать в отставку, а если он офицер и честный человек, то еще и застрелиться, потому что степень неэффективности его ведомства в данном случае за гранью добра и зла.
Вот, помните, мы много раз удивлялись, почему после 1999 года, после учений в Рязани, почему после «Норд-оста», почему после Беслана никого не отправили в отставку? Вот, я вынуждена снять мои претензии к Путину, потому что он может справедливо сказать, что близко в истории с «Норд-остом» не было такого, как с Анисом Амри.
Но Томас Де Мезьер в отставку не подаст, потому что это не первый раз. Потому что по одному тому же образцу совершаются все остальные теракты. И еще не было ни одного террориста, который совершил теракт за последние 10 лет с бухты-барахты. Не говоря уже о том, что это не политика Томаса Де Мезьера, это политика госпожи Меркель, и эти 12 человек убил не Томас де Мезьер и не Анис Амри, их убила политика госпожи Меркель, их убила Меркель, которая пригласила почти миллион беженцев в Германию. И когда эти радостные беженцы в прошлом году устроили в Кёльне и еще нескольких городах Германии то, что называется «Тахарруш» сейчас в исламском мире, это массовое ощупывание неверных женщин вместе попутно с покражей кошельков, то сначала абсолютно демократические, казалось бы, свободные германские СМИ пытались просто замолчать это событие. Потом, когда они поняли, что замолчать не удастся (слишком громкое событие), они, наоборот, несколько дней посвятили ему и они стали его забалтывать. Потому что в результате выяснилось, что нет ни одного беженца, который посажен непосредственно за то, что он щупал женщин в Кёльне. Это при всех технических современных средствах наблюдения. И, собственно, эта история сошла на нет.
Все участники этих событий, люди, которые говорили «Нас пригласила Меркель, мы – гости Меркель», все участники этих событий сделали свой вывод, они сделали вывод правильный о своей полной безнаказанности.
И, собственно, если вы посмотрите на все остальные теракты, они совершаются по именно этому сценарию. Вот, возьмем, например, брюссельские атаки, где террористы как, собственно, и те террористы, которые атаковали Париж, происходили из Моленбека. Моленбек – это отдельный административный квартал города Брюссель, мэром которого в течение долгого времени был человек по имени Филипп Моро. А что сделал Филипп Моро? Он вступил в союз с исламистами. Филипп Моро ни в коем случае не был каким-нибудь мусульманином, наоборот, он был левый. Он был знатный борец с ксенофобией и расизмом. И, собственно, в результате его деятельности мусульманское население Моленбека увеличилось в разы, в Моленбеке начались еврейские погромы. Когда эти еврейские погромы начались, то Филипп Моро заявил, что виноваты сами евреи, поскольку они отказывают мусульманам в праве на культурное разнообразие.
Потом Моленбек стали покидать бизнесы, в том числе и международные бизнесы. Он превратился из бельгийского квартала в что-то вроде пригорода Ракки. Вместо мелких лавочек, беспросветной, в общем-то, нищеты, ну, даже среднего класса.
То есть те люди, которые, наоборот, приехали в свое время в Бельгию, чтобы сбежать с Ближнего Востока, сбежать от тамошней нищеты, от тамошней фанатичности, от тамошнего Средневековья, вдруг заметили, что при Филиппе Моро это Средневековье появляется в Моленбеке, потому что его поощряют власти, потому что это дает голоса. У господина Филиппа Моро был электоральный союз с имамами мечетей, он предписывал гражданам, как праздновать Рамадан, он издавал постановления городские о том, что должны делать не мусульмане во время Рамадана в центре города, как они должны себя вести. И когда его попросили прокомментировать историю с «Шарли Эбдо» и резню в кошерном гипермаркете (в «Шарли Эбдо», напомню, были виноваты уроженцы Моленбека), он заявил, что вот из-за израильско-палестинской проблемы есть люди, которые хотят преувеличить различия, и ненависть к арабам распространяется на Западе, чтобы оправдать позорную политику кровавого Израиля.
Вот это не шутки. Экс-мэр Моленбека (он уже к тому времени был экс-мэр) считает, что вся проблема с мусульманским населением в Бельгии – это результат агрессивной политики Израиля.
И, собственно… То есть с точки зрения Филиппа Моро превращение Моленбека в бастион Джихада приносило голоса. И после теракта в брюссельском аэропорту, ну, что сказал Филипп Моро? Что Брюссель – это мирный город, где, ну вот, этническое разнообразие, к несчастью, драматически приобрело такой поворот.
Хорошо, моленбекские террористы были хотя бы домашние, они уже были граждане Бельгии. Но все остальные… Очень много террористов. Тот же самый террорист из Ниццы – это был криминал, на котором пробы негде ставить. Почему его не выслали как обычного уголовника до того, как он совершил теракт?
Вот, тот самый парень с топором, афганский беженец, если он был, конечно, афганский, который рубил в германском поезде людей. Он приехал как несовершеннолетний. Очень быстро выяснилось, что он, конечно, совершеннолетний, просто он принадлежит к тем тысячам молодых людей, которые пребывают в Германии, называются «несовершеннолетними», автоматически поэтому получают большое пособие.
Наверное, как-то можно решить проблему с теми людьми, которые заведомо обманывают власти и называются «несовершеннолетними» в то время, как видно, что им значительно больше лет. Вместо этого, буквально спустя несколько месяцев после этого события, мы видим, как целые группы таких несовершеннолетних в кавычках детей пускают в Англию. И когда правые начинают криком кричать «Ребят! Вы чего делаете! Вот, посмотрите, вот, программы распознавания лиц дают этим несчастным деточкам, одному дали 38 лет». Им отвечают: «А мы не можем им посмотреть в зубы – это нарушение privacy». Получается неразрешимая задача – квадратура круга. 38-летний мужик с сединой в волосах проезжает в Англию как 15-летний, и бедные британские власти ничего не могут сделать, потому что это было бы вторжением в его privacy.
И, вот, все эти истории – они казались бы совершенно неразрешимыми задачами в рамках демократического общества, если не посмотреть на некоторые другие страны. Например, Австралию.
Вот, в «Slon’е», который я очень люблю (он теперь стал «Republic»), как раз накануне теракта была опубликована сопливая статья Иры Соломоновой о том, как ужасно обращаются с беженцами в Австралии. Обращаются с ними там, действительно, ужасно – их ссылают на острова Манус и Науру, где держат, собственно, в концлагерях. И на Манусе есть 847 мигрантов, а на Науру – 466.
Вопрос: «Много это или мало?» Давайте сравним. Итого получается 1213 мигрантов, которые так нехорошо попали в концлагеря. Вопрос: «Сколько утонуло только в 2016 году на сегодняшний момент (еще 2016-й не кончился)?» Значит, еще несколько месяцев назад давали цифру: утонуло свыше 2600. В 2014-м году утонуло 3279. В 2015-м – 3771. Собственно, в этом году утонет по итогам, когда посчитают, явно больше. То есть получается, что за 3 года только утонуло в 10 раз больше, чем то количество, которое содержится в концлагерях в Австралии.
А в Польше что сказал Качиньский? Он сказал, что Польша не примет ни единого беженца, потому что нет механизма, который обеспечит безопасность Польши при этом.
Мы слышали что-нибудь про кризис мигрантов в Японии? А, извините, она же в свое время оккупировала Филиппины, Манчжурию, Корея была ее колонией. Вот, перед всеми ними она виновата. А почему их туда не пускают? Почему в Японии нет прослойки, которая повышает свой статус за счет того, что, вот, надо обязательно пускать мигрантов и быть виноватыми перед ними?
Или вот есть замечательная страна Сингапур, страна первого мира. В Швеции, Норвегии и Франции непреодолимая задача, как справиться с бунтами мигрантов. Вот, под Новый год во Франции всегда уже жгут машины неверных.
Значит, в Сингапуре была в 2013 году очень похожая история. Перерыв на новости.
НОВОСТИ
Ю. Латынина? Добрый вечер. Юлия Латынина, «Код доступа». И я кончила тем, что я рассказывала, что совершенно непреодолимой проблемой являются мигрантские бунты в Швеции, в той же самой Франции.
А, вот, в 2013 году был бунт мигрантов в Сингапуре. Пьяный индус попал под автобус в Маленькой Индии. Начался бунт. Что случилось? Все 52 индийских рабочих, которые были его заводилами, были депортированы со словами «Вам не нравится в Сингапуре, мы вас не задерживаем».
Возникает вопрос: «Почему в Польше, Японии, Сингапуре, Австралии, некоторых других западных странах принимаются решения сообразно со здравым смыслом, а в Германии полиция оказывается бессильна депортировать исламиста, во Франции полиция оказывается бессильна депортировать ниццкого террориста, который торгует наркотиками и ведет себя неадекватно? В Британии полиция, власти оказываются бессильны депортировать 38-летнего ребенка со словами, что это будет нарушением его прав определить его возраст?» Почему никто при этом не задает элементарного вопроса «А не будет ли нарушения прав английских детей, когда вместе с ними в школу пойдет человек, который как минимум является лжецом?»
Ответ очень прост. Он заключается в том, что во всех этих странах, где это происходит, сформировались группы интересов, статус которых и политическая карьера зависит от того, что они сидят на теме беженцев. Сформировались люди, условные Филиппы Моро как мэр Моленбека.
А группа интересов – это не важно, это российские силовики или мэр бельгийского города. Они все заботятся только о собственных интересах. И на западных странах, где это происходит, экспертами по вопросам о том, что делать с мигрантами, являются те, кто раздают мигрантам деньги и получают на этом повышение своего собственного статуса. Поэтому их ответ очень прост: «Надо приглашать побольше мигрантов». А как только происходит какая-нибудь беда, бунт или теракт, их ответ еще проще: «Надо потратить побольше денег на то, чтобы помочь этим бедным людям». Как только происходит бунт, их вопрос: «Что мы еще можем сделать, чтобы помочь этим бедным людям?» Вопроса «Что эти бедные люди должны сделать, чтобы помочь сами себе?» никогда не задается и объявляется фашизмом.
В Австралии такой группы интересов нет, и, как мы видим, в ней или в Польше мгновенно возобладает здравый смысл.
Вы знаете, это можно назвать, грубо говоря, очень примитивно чем-то вроде, знаете, заговора с открытым ключом. Что я имею в виду под заговором с открытым ключом? Вот, вы знаете, есть шифр с открытым ключом. Потому что главная проблема любого шифра заключается в том, что если вы передаете сообщение достаточного размера ключом, который известен заранее, то вне зависимости от того, насколько сложен этот ключ, это сообщение всегда поддается рано или поздно расшифровке, если оно достаточно длинное. А если вы передаете вместе с сообщением ключ, то его перехватывают и расшифровывают, потому что перехватывают ключ.
Соответственно, криптография в последние годы решает это с помощью так называемых шифров с открытым ключом, где, действительно, передается часть ключа, открытая часть ключа вместе с сообщением, и фишка заключается в том, что зашифровать сообщение, имея эту часть ключа, может любой. А, вот, расшифровать может только тот, у которого есть вторая часть ключа.
Вот, нету в жизни, в мире никакого заговора, нету никакого Бильдербергского клуба, нету никаких людей, которые где-то в темной комнате или в светлой комнате о чем-то собираются, уславливаются о судьбах человечества. Это невозможно, потому что в пьесе под названием «Судьба человечества» просто слишком много игроков.
Но есть группы интересов, которые ни о чем не уславливаются, но которые опознают друг друга по словам-символам: «Мы боремся с глобальным потеплением», «Мы боремся с расизмом», «Мы боремся с сексизмом». И эти люди сами без всякого заговора знают, что делать и как говорить, и как интерпретировать те или иные события. Без всякой цензуры они угадывают, что выгодно для их групп интересов и что выгодно для того слоя общественного мнения, которому они принадлежат. Вот это такой, если угодно, заговор с открытым ключом. И вы спросите: «Когда это может остановиться?» Ответ: «В принципе, никогда. Потому что нет ни одного события в реальном мире, которое может помешать группе интересов отстаивать свои интересы». Наоборот, по мере того, как картина мира расходится с реальностью, поведение группы интересов становится всё визгливей.
Собственно, ее главная ложь заключается в том, что проблема именуется проблемой с террористами, проблемой с ИГИЛом. Это неправда, это не проблема с террористами, это проблема с поддержкой террористов окружающими их единоверцами.
Вот, нету проблемы с правым террором, нету проблемы с террором Брейвика в Европе, потому что если найдется такой ублюдок Брейвик и совершит теракт, то его никто не поддерживает, даже правые. В то время, как мы видим, что по самым разным опросам, скажем, около 80% египтян поддерживало взрыв башен-близнецов. Или вот сейчас, допустим, горел Израиль.
Кстати говоря, Израиль никто не поджигал: действительно, было сухо, вспыхивало само. Но в арабских социальных сетях было по этому поводу бурное ликование и призывы поджигать Израиль.
И это не проблема с террористами, это проблема с одобрением терроризма мигрантами и даже точнее мусульманскими мигрантами.
Вот, на проблеме Моленбека видно, что проблема не в том, что Кулибали был выходец из Моленбека, а в том, что район деградировал, в нем начались, если по-простому говорить, этнические чистки, в смысле изгнание евреев. Из него сбежал бизнес. Его мусульманское население увеличилось в разы. Джихадисты там стали законом. Государство не знает, что там происходит. А мэр Моленбека (уже теперь бывший) на еврейские погромы отвечал, что евреи сами виноваты.
Вопрос: «Что осталось в Моленбеке от Европы, от ее свобод, ее предпринимательства, ее порядка, ее науки?» Ответ: «Ничего». Моленбек в социальном смысле это пригород Ракки. Никто в нем не построит завод, никто не создаст там Google, никто не сделает там университета. И, в общем-то, из него не выйдет человек, который там родился. Ну, скорее всего, не станет ни Нассимом Талебом, ни Стивом Джобсом, если, конечно, не сбежит из Моленбека в раннем возрасте.
А что делал мэр Филипп Моро? Он занимался уничтожением европейской культуры ради получения голосов на выборах. Причем, первыми, кто были жертвами, это были даже не сами бельгийцы – они-то как раз просто выезжали в другие пригороды. А первыми были те самые выходцы из стран Ближнего Востока, те самые мусульмане, потому что электоральная политика мэра Моро лишала их стать Стивами Джобсами и Нассимами Талебами, она давала им шанс только одним способом повысить свой статус – как в Афганистане, через насилие.
Проблема эта решаема, но чтобы ее решить, надо ее сначала признать. Признать, что везде на Западе, где образуются большие мусульманские анклавы, наступает проблема, наступает деградация территории. И это угрожает как Европе, так и самим этим несчастным людям. И это происходит из-за двух причин. Первое, из-за большого количества чужеродного населения. А второе, из-за того, что вместо того, чтобы интегрировать его в западный образ жизни, существующая модель мультикультурности и политкорректности всячески поощряет этих людей оставаться в том Средневековье, от которого они сбежали.
Естественный вопрос: «Если та культура так хороша, то почему на Ближнем Востоке везде грязь, кровь и невежество, фанатизм и страдания? А если она плоха, то почему левые политики считают, что эти грязь, кровь и страдания нужно консервировать? Почему леваки, которые так борются против сексизма, ин слова не говорят о женском обрезании? Почему леваки всей Европы (и типичный пример – мэр Моленбека Филипп Моро) делают так, чтобы мусульманская община не просто оставалась, а становилась клоакой. Потому что ужас-то заключается в том, что люди, особенно старшего поколения, мусульмане старшего поколения… Посмотрите, сколько из них работает. Не «сколько», а все работают. Они уехали совсем за другим. Они уехали в нормальную страну пахать, они уехали стать частью того общества. Как так случилось, благодаря новым мерам социальной защиты, что новое поколение приезжих и даже дети тех, которые родились у старых мигрантов, возвращают свои общины к Средневековью, потому что левые политики объясняют им, что «вы живете очень правильно, и вам надо сохранять свою мультикультурность».
Проблема любой миграции преодолима. Вот, почему иранцы не совершают терактов в США? Потому что среднеиранские беженцы в 6 раз богаче среднего американца. А если иранец совершит теракт в США, то он не будет пользоваться поддержкой иранской общины – это будет единичный теракт. Это не важно.
И точно так же, как борьба с бедностью, которую ведут социалисты, на самом деле, является не борьбой с бедностью, а борьбой против бедных, которая навсегда закрепляет бедных в их униженном положении людей, живущих на подачки от государства и голосующих за тех, кто дает им подачки. Точно так же вот эта самая пресловутая мультикультурность является предательством не только Европы, не только европейцев, она является предательством тех людей, которые приехали в Европу с Ближнего Востока для того, чтобы стать европейцами.
Вот, я вам расскажу одну историю, которая случилась в прошлом году. Она меня поразила. Жил-был в Глазго мистер Шах, мусульманин, лавочник. Его звали мистер Шах. Он имел обыкновение поздравлять своих христианских клиентов с Пасхой. Его за это убили. Его за это убил джихадист, его ударили ножом 30 раз.
Значит, вот то, что происходит, это предательство в том числе мистера Шаха, который поздравлял своих христианских клиентов с Пасхой. Это предательство таких людей как Айаан Хирси Али, как Вафа Султан, как Мааджид Навас, которые все выходцы с Ближнего Востока или в случае Айаан Хирси Али из Сомали. Которые стали пропагандистами просвещения на Ближнем Востоке и о которых большинство моих слушателей, наверное, даже не слышали, потому что мы слышим очень много левых политиков, которые после каждого теракта начинают объяснять, что преступно обвинять в терактах мирный ислам, но они не слышат людей по имени Айаан Хирси Али, людей по имени Вафа Султан, Мааджид Навас, они не слышат про историю лавочника Мистера Шаха, который поздравлял своих христианских клиентов с Пасхой и был за это убит.
Что получится в результате? Как показал Трамп и Брексит, не всё коту масленица. Вот, несколько месяцев назад по французскому телевидению «France 2» показывали натурального фашиста. Этим натуральным фашистом был основатель «Репортеров без границ» мэр города Безье Робер Менар. А преступление этого фашиста заключалось в том, что в Безье беженцы занимали дома. То есть, в принципе, это грабеж и уголовный срок. Вот этот страшный фашист пришел к этим беженцам и сказал: «Вы хоть понимаете, что это незаконно?» В ходе этого его пришествия ни один беженец не был выселен, ни один не был взят под стражу.
И, вот, вся французская элита во время этой передачи соревновалась в осуждении фашиста Менара. Но при этом эту передачу смотрели владельцы домов, квартир по всей Франции, и я думаю, что они очень хорошо представляли себе, что будет, если они приходят домой и вдруг видят, что там посреди гостиной разведен костер, всё засрано, стол XVIII века сожгли, картины со стен посрывали, потому что бог не велит изображения делать. И, вот, в этом смысле борцов с расизмом, сексизмом и глобальным потеплением может ждать разочарование на выборах.
Второе. Очень возможно, что победит не здравый смысл, а демография, потому что, в принципе, самоубийственный курс этой левой тусовки заключается в создании во Франции или, там, в Бельгии вот такого большого Моленбека, страны, где все зависят от государства и голосуют за либералов, пока не будут просто голосовать за исламистов.
Даже в тех же США Трамп-то, конечно, победил, но, действительно, Клинтон выиграла по голосам. И сказать, что Трамп построил бы по-другому свою предвыборную кампанию, это не совсем точно, потому что вряд ли Трамп бы победил в Калифорнии. Потому что, действительно, когда государство занимается тем, что производит большое количество зависимых от себя людей, то да, они будут голосовать за партию, которая будет давать им разные ништяки.
Ну, представим себе, что произойдет что-то страшное, действительно, во Франции, скажем, как в романе Мишеля Уэльбека «Покорность» выиграет исламистский президент. Ну, ответ: «И что такого? Ну, евреи уедут в Израиль. Французы уедут кто в Швейцарию, кто в Бельгию, кто в Польшу». Или представляете себе, там, по мере роста мусульманского населения в Германии, половина Германии переселяется в Польшу и то же самое производство переселяется в Чехию и в Польшу. Ну да, тогда на месте нескольких стран Европы возникает помойка.
Мы хорошо знаем на примере нашей же родимой страны России, что происходит в стране, если правительство ведет самоубийственный курс. Из нее выезжают все, у кого высокий коэффициент интеллекта и работоспособность.
Дальше, естественно, начинается проблема, что эта страна начинает загнивать, что ей не хватает ресурсов кормить свое население, что единственным ее вариантом остается внешняя агрессия. Ну, хорошо, начинается Третья Мировая война. Можно заведомо сказать, что во время войны тормоза политкорректности уж точно откажут, и Запад эту войну выиграет из-за несравнимого преимущества в материальной технике и в интеллектуальном преимуществе. Меркель, Олланд, Клинтон и тому подобные окажутся там же, где и Чемберлен, на свалке истории.
Даже если произойдет что-то невероятное и, скажем, каким-то образом значительная часть Европы окажется под такого рода режимами, до чего еще очень и очень далеко… Хотя, если тенденция сохранится, то там в течение 100, в течение 150 лет это может произойти. Ну, хорошо, ну, останется Китай, останется Австралия, останется Новая Зеландия. Останутся, возможно, США.
То есть речь же не идет о том, что произойдет с миром, речь идет о том, что произойдет с Европой. Европу, конечно, жалко, потому что она мать современной цивилизации. Но, в конце концов, Римская империя погибла из-за христианства. Европа, возможно, погибнет из-за политкорректности. Слава богу, мир сейчас гораздо более глобален, чем во времена Римской империи, и когда Римская империя погибла, это означало гибель всей цивилизации на тысячу лет. А если, не дай бог, погибнет Европа (хотя, на сегодняшний день нам бы ее проблемы), то, опять же, ничего страшного с современной цивилизацией не случится.
Откровенно говоря, проблемы материнской цивилизации всегда дают шанс для окраин, как они, например, дают шанс Австралии или Польше, или Балканским странам. Дают они шанс и России, которая тоже является частью окраины, частью европейской цивилизации.
Понятно, что, к сожалению, при нашем нынешнем правительстве мы этот шанс вряд ли используем. Это можно посмотреть даже по нашей реакции на убийство нашего посла в Турции. Эта реакция была мгновенной. Правда, президент Путин тоже ни разу не употребил слова «исламизм». Ну, понятно, ну да, вдруг Кадырову не понравится. Но он тут же заявил, что это провокация для срыва нормализации российско-турецких отношений и срыва мирного процесса в Сирии.
То же самое сказал Сергей Лавров, что это попытка подорвать нормализацию отношений между Москвой и Турцией, что, конечно, звучит дико, потому что, что такое мирный процесс в Сирии? Да? Все-таки, мы вынесли город бомбами в Алеппо. После этого в город зашли получастные военные банды, которые специализировались на грабеже всего, что не ограбили исламисты. Ну, давайте назовем это «контртеррористической операцией», но мирным процессом, все-таки, это как-то очень жирно.
И на кого, собственно, намекают Путин и Лавров? Это кто срывает мирный процесс? Вот, на кого они намекают, разъяснил Рамзан Ахматович Кадыров, сказал, что сегодня не приходится сомневаться в том, что ИГ как и Аль-Каида являются детищем спецслужб Запада. О, как! Я правильно понимаю, что у нас согласно Путину, Лаврову и Кадырову, руку исламского террориста, который кричал «Это вам за Алеппо!», пока не был застрелен турецким полицейским, направлял кровавый Запад? Вот, тот самый, которого эти террористы давят грузовиками на набережных?
Дальше получается феерическая история. Таблоид (таблоид, Карл!) «New York Daily News» публикует статью, в которой убийство Карлова называется, так сказать, справедливым возмездием, говорится, что он был солдат кровавого режима. Не важно, где его убили, на поле боя в Алеппо или в галерее. И, значит, написал эту статью некий Герш Кунтцман. Ну, ребят, какая разница, что написал таблоид и колумнист, который является шизиком в буквальном смысле слова? Он это сам признавал. Образцовая американская демшиза. Однажды поехал стрелять из автомата, который он назвал «базукой», и сказал, что после стрельбы это привело его в такое измененное состояние сознания, так всё это было больно и страшно, что у него образовался посттравматический стрессовый синдром.
Ну, ребят, ну, чего заслуживает такой человек, который в другой своей статье называет исполнение американского гимна «фашизмом»? Он не заслуживает того, чтобы его статью дочитать. Он заслуживает ровно одного – что какой-то его читатель после этой статьи о базуке, которая привела его в измененное состояние сознания, этот читатель посоветовал господину Кунтцману, так сказать, получить свои яички с помощью Obamacare. Ну, вот, этот товарищ, которому советовали для начала обзавестись яйцами через Obamacare, этот человек, который написал, что исполнение американского гимна является фашизмом… Теперь, вот, вся свора – и МИД, и Кремль, и Захарова – каждый спешит высказаться по поводу колумниста Кунтцмана. Этот счастливый такой бесплатно свалившейся рекламой на него еще отвечает! Это ж позор!
Почему этот позор делается? Ну, ровно потому, что принято решение как-нибудь сделать, чтобы люди в России забыли, что мы просто так, ни с того ни с сего, вступили в войну с 1,5 миллиардами суннитов на ровном месте.
Конечно, хорошо, что российские политики не впали в ступор в отличие от канцлера Меркель и президента Олланда. Это как-то радует. С другой стороны, лучше бы они молчали.
И, в общем-то, притом согласитесь, что если людей на площади в Берлине убило решение канцлера Меркель пустить беженцев в Германию, то и российского посла в Турции, как и пассажиров разбившегося над Синаем самолета, убило решение Кремля воевать в Сирии.
В общем-то, согласитесь, очень сложно быть частью западного мира и союзником западного мира в борьбе с ИГИЛ, если из соображений паранойи или неправильно понятого национального величия, или просто боязнью окрика со стороны Чечни публично рассказывать, что за исламским террористом стоят западные спецслужбы.
Точно так же быть очень трудно частью западного мира, если президент Путин сначала требует от Эрдогана извинений за гибель Су-24, а теперь заявляет, как сейчас на пресс-конференции, что, да, очень возможно, что самолет был сбит без приказа со стороны высшего турецкого руководства, а людьми, которые хотели навредить российско-турецким отношениям. Потому что это демонстрирует, что сбитые самолеты и убитые летчики для Кремля так же не важны, как и истина, а важны личные договоренности с Эрдоганом по газу: они есть – Эрдогану спустят всё. А это, как бы мягко сказать, не западный стиль поведения.
Всего лучшего, до встречи через неделю.

«Эхо Москвы», 24 декабря 2016 года