… о кризисах и смертности

Мы публикуем вторую часть исследования «Уроки кризиса конца 1980-х – начала 1990-х» статьи известного антрополога и востоковеда Андрея Коротаева (НИУ ВШЭ и Институт научно-общественной экспертизы – ИНОЭ) о факторах роста смертности.

В первой части нашего аналитического исследования мы установили, что даже сильные финансово-экономические кризисы (типа тех, что наблюдались в целом ряде стран мира в 2008–2009 гг.), как правило (с очень редкими исключениями), не ведут к росту смертности и уменьшению ожидаемой продолжительности жизни.
С другой стороны, имеются основания утверждать, что исключительно сильные экономические кризисы достаточно часто сопровождаются некоторым ростом смертности1 .
Определенный рост смертности отмечался, например, в Греции в 2011–2013 гг. на фоне сильнейшего финансово-экономического кризиса (см. Рис. 1):

Рис. 1. Динамика производства ВВП в Греции, 1990–2013, в постоянных международных долларах 2011 года по паритетам покупательной способности2

Как хорошо известно, начавшийся в 2008 году кризис оказался в Греции необычно сильным и затяжным. Подушевое производство там в 2008–2013 году сократилось на четверть – ничего такого больше нигде в мире в эти годы не наблюдалось. И, по всей видимости, с этим обстоятельством в определенной степени нужно связать то, что в 2011–2013 годах Греция оказалась одной из чрезвычайно немногих стран, где наблюдалось снижение ожидаемой продолжительности жизни (ОПЖ). Но о каком снижении ОПЖ шла речь? Ожидаемая продолжительность жизни греков в 2011–2013 гг. снизилась с 81 до 80,9 лет3 . Т.е. на 0,1 года. В 2011–2013 гг. в Греции выросла и смертность. Общий коэффициент смертности там в эти годы поднялся с 10 до 10,2 на тысячу (‰, промилле)4  – т.е. на 0,2 промилле-пункта (для сравнения – в России только за первую половину этого года данный показатель вырос на 0,3 промилле-пункта5 ). При этом, нужно иметь в виду, что и до этого – пока ОПЖ в Греции еще не снижалась – из-за процесса старения населения, в Греции очень выраженного из-за крайне низкой рождаемости, общий коэффициент смертности и так рос где-то на 0,1‰ в год. В итоге можно дать следующую предположительную оценку – даже тот чрезвычайно глубокий и продолжительный финансово-экономический кризис, который наблюдался в Греции после 2007 года, привел к крайне незначительному росту смертности – и то лишь на пятом-шестом годах после его начала, и то лишь на что-то порядка 0,1‰.
Ещё более глубокие финансово-экономические кризисы испытали практически все постсоциалистические страны в конце 1980-х – начале 1990-х годов. И почти во всех из них наблюдалось хотя бы некоторое снижение ожидаемой продолжительности жизни и хотя бы некоторый рост смертности. И какую-то роль финансово-экономический кризис постсоциалистического периода, всё-таки сыграл. Но (как мы увидим ниже) и на этот раз отнюдь не столь значительную, как это обычно считается.
Действительно, во многих из этих стран (включая Россию) рост смертности был просто катастрофическим. А в некоторых – совсем небольшим. И – что очень примечательно – амплитуда роста смертности тут практически никак не коррелировала с амплитудой экономического спада.
Например, в 1990–1994 годах масштабы экономического спада в Беларуси и Узбекистане были очень близкими – и там, и там за эти годы экономика обвалилась где-то на четверть (см. Рис. 2):

Рис. 2. Относительная динамика ВВП на душу населения по паритетам покупательной способности в Беларуси и Узбекистане, 1990–1994, 100 = уровень 1990 года6

Однако за тот же период ожидаемая продолжительность жизни (ОПЖ) в Беларуси сократилась очень сильно – более чем на два года (с 70,83 до 68,77 лет), в то время как в Узбекистане масштабы этого сокращения были в пять раз меньше – в Узбекистане она сократилась лишь на 0,4 года7  (См. Рис. 3):

Рис. 3. Относительная динамика ожидаемой продолжительности жизни в Беларуси и Узбекистане, 1990–1994, 100 = уровень 1990 года8

В России в 1990–1994 годах падение производства было несколько больше – на одну треть. Однако в Таджикистане (на фоне полномасштабной гражданской войны) оно было ещё больше – почти на две трети (см. Рис. 4):

Рис. 4. Относительная динамика ВВП на душу населения по паритетам покупательной способности в России и Таджикистане, 1990–1994, 100 = уровень 1990 года9

Между тем ожидаемая продолжительность жизни (ОПЖ) в России в 1990–1994 годах уменьшилась в несравненно большей степени, чем в Таджикистане. Действительно, если в России за эти годы ОПЖ уменьшилась на четыре с половиной года10 , то в Таджикистане это уменьшение составило лишь полгода11 . Таким образом, снижение ОПЖ в пораженном глубочайшим экономическим кризисом Таджикистане оказалось на порядок меньшим, чем в России, где кризис был в два раза менее глубоким (см. Рис. 5):

Рис. 5. Относительная динамика ожидаемой продолжительности жизни в Таджикистане и России, 1990–1994, 100 = уровень 1990 года12

Особенно ярко контраст между Таджикистаном и Россией выглядит при рассмотрении относительной динамики в этих двух странах в 1990–1994 годах общего коэффициента смертности (см. Рис. 6):

Рис. 6. Относительная динамика общего коэффициента смертности в Таджикистане и России, 1990–1994, 100 = уровень 1990 года13

Как мы видим, в России в 1990–1994 годах обвальное падение ожидаемой продолжительности привело к взрывообразному катастрофическому росту смертности. За эти годы она выросла с 11,2 до 15,7 смертей на тысячу (подобный рост смертности в последние 20-30 лет наблюдался только в некоторых странах Тропической и Южной Африки, пораженных эпидемией ВИЧ/СПИД14 ). В Таджикистане тех же лет (несмотря на несравненно бóльшую чем в России глубину экономического кризиса) снижение ожидаемой продолжительности жизни оказалось столь умеренным, что его оказалось в состоянии переселить некоторое улучшение15  возрастной структуры, произошедшее в Таджикистане в те же годы16 .
Не меньший интерес представляет сопоставление экономико-демографической динамики Эстонии и Грузии. Экономический кризис в Эстонии был самым мягким на всём постсоветском пространстве. Именно в Эстонии наблюдалось рекордно низкое (среди всех стран, ранее входивших в Советский Союз) падение производства, а уже в 1994 году начался восстановительный рост. В Грузии же наоборот наблюдался самый глубокий экономический кризис на фоне гражданкой войны. В 1990-1994 гг. производство в Грузии упало больше, чем в любой другой постсоветской стране – на 71% (см. Рис. 7):

Рис. 7. Относительная динамика ВВП на душу населения по паритетам покупательной способности в Эстонии и Грузии, 1990–1994, 100 = уровень 1990 года17

Динамика ожидаемой продолжительности жизни в Эстонии и Грузии в 1990–1994 годах находилась в самом разительном контрасте с экономической динамикой этих двух стран (см. Рис. 8):

Рис. 8. Динамика общего коэффициента ожидаемой продолжительности жизни (лет) в Грузии и Эстонии, 1990–199418

Как мы видим, в испытавшей самый мягкий на всем постсоветском пространстве кризис Эстонии наблюдалось очень сильное (на три года) снижение ожидаемой продолжительности жизни19 . А вот в испытавшей самый глубокий на всем потсоветском пространстве экономический кризис Грузии это снижение было крайне незначительным.
Все это, конечно же, заставляет предполагать, что на постсоветском пространстве масштабы экономического кризиса начала 1990-х не должны были сколько-то сильно коррелировать с масштабами снижения ожидаемой продолжительности жизни в этих странах. В реальности эмпирический статистический тест показывает, что главное здесь то, что корреляция здесь оказывается не просто слабой, а противоположной по знаку той, что предполагается экономоцентрической гипотезой. На постсоветском пространстве более слабые масштабы экономического спада в начале 1990-х коррелировали не с меньшими, а с бóльшими масштабами уменьшения ожидаемой продолжительности жизни (ОПЖ) – а значит, и роста смертности. В начале 1990-х на постсоветском пространстве бóльшие масштабы снижения ОПЖ и роста смертности наблюдались в тенденции там где масштабы экономического спада были меньше. И речь при этом идет хоть и о довольно слабой, но всё-таки статистически значимой20 корреляции (см. Рис. 9):

Рис. 9. Корреляция между масштабами экономического спада и масштабами снижения ожидаемой продолжительности жизни в постсоветских странах, 1990–199421

Примечание: r = – 0,445; α < 0,1 (2-сторонний тест значимости).

Мы, конечно, не хотим сказать, что в начале 1990-х бóльшие масштабы экономического спада на постсоветском пространстве были причиной замедления там темпов снижения ожидаемой продолжительности и уменьшения темпов роста смертности. Имеются основания полагать, что чрезвычайно глубокий и продолжительный экономический кризис в постсоциалистических странах всё-таки был там фактором некоторого роста смертности. Но речь идет о довольно-таки слабом факторе, действие которого могло «перешибаться» многократно действием еще одного (значительно более сильного) фактора – что и породило представленную выше несколько контринтуитивную корреляцию.
Проведенные нами ранее исследования22  показали, что очень сильное падение ожидаемой продолжительности жизни (ОПЖ) и резкий рост смертности23 наблюдались только в тех постсоветских странах, в которых экономический кризис начала 1990-х сопровождался резким ростом потребления алкоголя с выходом на критически опасные значения. В тех же постсоветских странах, где такого роста не наблюдалось (либо даже происходило некоторое снижение потребления алкоголя) не наблюдалось и никакого сильного падения ОПЖ и резкого роста смертности, а также числа убийств, самоубийств, разводов, брошенных детей и т.д. (более того в таких странах эти показатели социального неблагополучия в первой половине 1990-х годов могли даже снижаться). При этом наблюдалось это вне всякой зависимости от остроты экономического кризиса.
Резкий рост потребления алкоголя до критически высоких значений наблюдался в начале 1990-х годов далеко не во всех постсоветских странах. Необходимо иметь в виду, что официальные данные о продаже алкогольных напитков для данного периода не дают возможности судить о реальной динамике потребления алкоголя из-за того, что на постсоветском пространстве именно в это время получили колоссальное распространение нелегальное производство и нелегальная продажа алкоголя. Более реальное представление об этой динамике для этого периода дают данные по смертности от алкогольных отравлений и по зарегистрированным случаям алкогольных психозов («белых горячек») (см. Рис. 10 и 11):

Рис. 10. Динамика смертности от отравлений алкоголем (на 100 тыс.) в некоторых постсоветских странах, 1991–1994 г.24

Рис. 11. Динамика частоты зарегистрированных случаев заболеваний (на 100 тыс.) алкогольными психозами («белыми горячками») в некоторых постсоветских странах, 1990–1995 г.25

С точки зрения динамики потребления алкоголя постсоветские страны распались в начале 1990-х на три группы:

• первая группа: страны, в которых в начале 1990-х годов наблюдался резкий рост потребления алкоголя до критически высоких уровней (Россия, Эстония, Латвия, Литва, Беларусь, Украина);
• третья группа: страны, в которых в начале 1990-х годов потребление алкоголя сокращалось, существенно не менялось или выросло до относительно низкого уровня (Грузия, Армения, Азербайджан, Туркменистан, Узбекистан, Таджикистан);
• вторая (промежуточная) группа: страны, где потребление алкоголя заметно выросло, но не до критически высокого уровня (Казахстан, Молдова, Киргизия).

Острый социогуманитарный кризис (включивший в себя в том числе и сильное падение ОПЖ и резкий рост смертности) наблюдался в начале 1990-х годов только в странах первой группы, где экономический кризис сопровождался ростом потребления алкоголя до критически высоких уровней. В странах третьей («безалкогольной») группы значительного ухудшения по большинству показателей социального неблагополучия (включая падение ОПЖ и рост смертности) не наблюдалось; более того, по некоторым показателям во многих странах этой группы ситуация даже несколько улучшилась. Наконец, во второй (промежуточной) группе наблюдалось некоторое ухудшение по большинству показателей социального неблагополучия (но в заметно менее высокой степени, чем в странах первой группы (см. Табл. 1–2 и Рис. 12):

Табл. 1. Корреляция между ростом потребления алкоголя и уменьшением ожидаемой продолжительности жизни в постсоветских странах, 1990–1994 годы

Примечание: ρ = 0,884; α < 0,0001

Табл. 2. Корреляция между ростом потребления алкоголя и ростом смертности в постсоветских странах, 1990–1994 годы

Примечание: ρ = 0,806; α < 0,001

Рис. 12. Зависимость динамики показателей социального неблагополучия от динамики потребления алкоголя в постсоветских странах начала 1990-х годов.
Черные сплошные линии соответствуют странам первой группы, где наблюдался резкий рост потребления алкоголя до критически высоких значений, светло-серые сплошные линии – странам третьей группы, где значительного роста потребления алкоголя не наблюдалось, а пунктирные темно-серые – странам второй (промежуточной) группы

а) Динамика смертности (на тысячу жителей), 1990–1995 гг.

б) Динамика смертности от самоубийств (на 100 тыс.), 1990–1995 гг.26

в) Динамика числа разводов (на 100 заключенных браков), 1990–1995 гг.27

г) Динамика числа детей (на 100 тыс.), оставленных родителями в домах ребенка28

Итак, резкий рост смертности, числа убийств, самоубийств, разводов, брошенных детей и т.д. наблюдался только в тех странах, в которых экономический кризис сопровождался резким ростом потребления алкоголя с выходом на критически опасные значения. В тех постсоветских странах, где резкого роста потребления алкоголя до критически опасного уровня не наблюдалось (либо даже происходило некоторое снижение потребления алкоголя), не наблюдалось и никакого резкого роста смертности, числа убийств, самоубийств, разводов, брошенных детей и т.д. (более того в таких странах эти показатели социального неблагополучия в первой половине 1990-х годов могли даже снижаться).
С сожалением приходится констатировать, что в самое ближайшее время мы (если не предпримем решительных мер) рискуем столкнуться с новым повторением демографических трагедий начала и конца 1990-х, с новой волной катастрофического роста смертности и снижения рождаемости. С сожалением приходится констатировать, что трагическая история пока повторяется в удивительно точных деталях. Снова мы имеем дело с острым финансово-экономическим кризисом, снова Правительство занято сверхсрочными вопросами типа курса доллара и оттока капитала, снова не до демографии. И на этом фоне планируется резко увеличить доступность алкоголя. Это очень напоминает л финансово-экономический кризис 1998 г. в России, который сопровождался скачком инфляции. Тогда акциз на крепкие алкогольные напитки не был увеличен в соответствии с уровнем инфляции. Если уровень инфляции в 1998 г. составил 84%, то акцизы на водку были повышены только на 20%. В результате за один год реальная величина акциза снизилась на треть. В 2000 г. акциз был увеличен несколько выше уровня инфляции, однако это не компенсировало падения предыдущего года. В последующие годы падение реальной величины акциза (с учетом инфляции) не было компенсировано, и акцизы на водку вновь увеличивались зачастую несколько ниже инфляции. Именно этим падением акциза на водку (при последующем росте доходов и покупательной способности населения) и был обусловлен колоссальный рост смертности в 1998–2005 гг., стоивший России более миллиона человеческих жизней29 . А вот кризис 2008–2009 годов, прошедший на фоне сильных мер антиалкогольной политики и сопровождавшийся уменьшением доступности алкоголя и не её ростом, не привёл ни к какому росту смертности. А как мы могли это видеть выше, и в начале 1990-х острейший финансово-экономический кризис с странах бывшего Советского Союза привел к катастрофическому росту смертности (а также всевозможных негативных социальных явлений – убийств, самоубийств, оставленных родителями детей) только там, где он сопровождался резким ростом потребления алкоголя (в связи с резким ростом его доступности) – в тех же странах, где финансово-экономический кризис заметным ростом потребления алкоголя не сопровождался, не наблюдалось никакого катастрофического роста смертности (а также числа убийств, самоубийств, оставленных родителями детей и т.п.).
В этом контексте крайне угрожающим представляется то обстоятельство, что современный финансово-экономический кризис в нашей стране разворачивается на фоне целого комплекса уже принятых или намеченных государственных мер, которые ведут к резкому росту доступности алкоголя, а значит, и к трагической бессмысленной смерти сотен тысяч наших соотечественников уже в самые ближайшие годы. Главными из этих мер являются следующие:

• Заморозка и фактическое снижение акцизов на алкогольную продукцию. Согласно принятому в ноябре прошлого года закону30  об изменении ставок акцизов, предполагается фактическое снижение цен на водку в ближайшие два года вместо планировавшегося ранее их значительного повышения. Согласно прежней версии налогового кодекса предполагалось повышение с 1 января 2015 года ставки акцизов на крепкие алкогольные напитки с 500 до 600 рублей в пересчете на литр безводного спирта. Принятый в ноябре 2014 года закон аннулировал это повышение, 1 января этого года ставка акциза была оставлена прежней и это на фоне галопирующей инфляции – фактически это означает значительное снижение акциза на водку.
• Снижение минимальной цены на водку. 29.12.2014. Росалкогольрегулирование выпустило приказ об установлении новой минимальной розничной цены (МРЦ) на крепкий алкоголь (более 28% содержания спирта) с 1 февраля 2015 года: впервые в истории МРЦ эта цена не повышена, а, наоборот, снижена. Бутылку 40-градусной водки емкостью 0,5 л теперь можно приобрести не за 220 руб., как раньше, а за 185 руб., или на 16% дешевле. Водка единственный продукт, который в условиях инфляции не дорожает, а дешевеет. Такие «чудеса» не происходят даже с бензином на фоне снижающихся цен на нефть.

С сожалением приходится констатировать, что в самое ближайшее время (если не будут предприняты решительные меры) мы рискуем столкнуться с новым повторением демографической трагедии конца 1990-х – начала 2000-х, с новой волной катастрофического роста смертности. С сожалением приходится констатировать, что трагическая история пока повторяется в удивительно точных деталях. Снова мы имеем дело с острым финансово-экономическим кризисом, снова Правительство занято сверхсрочными вопросами типа курса доллара и оттока капитала, снова не до демографии. И на этом фоне происходит резкое увеличение доступности алкоголя…

Примечания
1 # Хотя и из этого правила есть свои (и достаточно важные) исключения. Например, ростом смертности не сопровождался такой мощнейший экономический кризис, как Великая депрессия в США (1929–1933 г.). Зато ростом смертности и значительным снижением ожидаемой продолжительности жизни характеризовался последующий период очень быстрого восстановительного экономического роста 1933–1936 гг. (Haines, Michael R. , “ Expectation of life at birth, by sex and race: 1850–1998 .” Table Ab644-655 in Historical Statistics of the United States, Earliest Times to the Present: Millennial Edition, edited by Susan B. Carter, Scott Sigmund Gartner, Michael R. Haines, Alan L. Olmstead, Richard Sutch, and Gavin Wright. New York: Cambridge University Press, 2006). Последнее обстоятельство, видимо, имеет смысл связать с отменой в США в 1933 году «сухого закона».
2 # Источник данных: World Bank. 2015. World Development Indicators Online. Washington DC: World Bank, Electronic version. URL: http://data.worldbank.org/indicator/NY.GDP.PCAP.PP.KD.
3 # Источник данных: World Bank. 2015. World Development Indicators Online. Washington DC: World Bank, Electronic version. URL: http://data.worldbank.org/indicator/SP.DYN.LE00.IN.
4 # Источник данных: World Bank. 2015. World Development Indicators Online. Washington DC: World Bank, Electronic version. URL: http://data.worldbank.org/indicator/SP.DYN.LE00.IN.
5 #ЕСТЕСТВЕННОЕ ДВИЖЕНИЕ НАСЕЛЕНИЯ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ за I полугодие 2015 года (СТАТИСТИЧЕСКИЙ БЮЛЛЕТЕНЬ). М.: ФЕДЕРАЛЬНАЯ СЛУЖБА ГОСУДАРСТВЕННОЙ СТАТИСТИКИ (РОССТАТ), 2015. Табл. 1.
6 # Источники данных: Maddison A. 2001. Monitoring the World Economy: A Millennial Perspective. Paris: OECD;Maddison А. 2010. World Population, GDP and Per Capita GDP, A.D. 1–2008. URL: www.ggdc.net/maddison. В исходной базе данных сведения по рассматриваемому показателю приводятся в международных долларах Гири – Хамиса 1990 года по паритетам покупательной способности.
7 # С 66,68 до 66,26 лет. Источник данных: World Bank. 2015. World Development Indicators Online. Washington DC: World Bank, Electronic version. URL: http://data.worldbank.org/indicator/SP.DYN.LE00.IN.
8 # Источник данных: World Bank. 2015. World Development Indicators Online. Washington DC: World Bank, Electronic version. URL: http://data.worldbank.org/indicator/SP.DYN.LE00.IN.
9 # Источники данных: Maddison A. 2001. Monitoring the World Economy: A Millennial Perspective. Paris: OECD;Maddison А. 2010. World Population, GDP and Per Capita GDP, A.D. 1–2008. URL: www.ggdc.net/maddison. В исходной базе данных сведения по рассматриваемому показателю приводятся в международных долларах Гири – Хамиса 1990 года по паритетам покупательной способности.
10 # С 68,9 до 64,47 лет.
11 # С 62,86 до 62,3 лет. Источник данных: World Bank. 2015. World Development Indicators Online. Washington DC: World Bank, Electronic version. URL: http://data.worldbank.org/indicator/SP.DYN.LE00.IN.
12 # Источник данных: World Bank. 2015. World Development Indicators Online. Washington DC: World Bank, Electronic version. URL: http://data.worldbank.org/indicator/SP.DYN.LE00.IN.
13 # Источник данных: World Bank. 2015. World Development Indicators Online. Washington DC: World Bank, Electronic version. URL: http://data.worldbank.org/indicator/SP.DYN.CDRT.IN.
14 #World Bank. 2015. World Development Indicators Online. Washington DC: World Bank, Electronic version. URL: http://data.worldbank.org/indicator/ SP.DYN.CDRT.IN.
15 # С точки зрения снижения смертности.
16 # В эти годы в Таджикистане наблюдалось обвальное снижение рождаемости, что привело, естественно, к снижению численности детей в возрасте до 1 одного. Младенческая смертность была в Таджикистане очень высока (например, по сравнению с европейской частью СССР) и составляла очень значительную компоненту общей смертности. Значительное сокращение числа детей в возрасте до 1 года привело, естественно, и к снижению числа смертей представителей этой возрастной группы, что и компенсировало (при этом с некоторым запасом) обусловленный снижением ОПЖ рост числа смертей среди остальных возрастных групп (в связи с экономическим кризисом и гражданской войной). Однако, если бы падение ОПЖ в Таджикистане было бы сопоставимо с российским, данный фактор компенсировать обусловленный этим рост смертности уже бы не смог.
17 # Источники данных: Maddison A. 2001. Monitoring the World Economy: A Millennial Perspective. Paris: OECD;Maddison А. 2010. World Population, GDP and Per Capita GDP, A.D. 1–2008. URL: www.ggdc.net/maddison. В исходной базе данных сведения по рассматриваемому показателю приводятся в международных долларах Гири – Хамиса 1990 года по паритетам покупательной способности.
18 # Источник данных: World Bank. 2015. World Development Indicators Online. Washington DC: World Bank, Electronic version. URL: http://data.worldbank.org/indicator/SP.DYN.LE00.IN. Отметим, что значения показателей ожидаемой продолжительность жизни в Грузии и Эстонии в 1990 г. были очень близки между собой. Это позволило нам (в отличие от предыдущих случаев) обойтись без нормализации данных.
19 # Соответственно и общий коэффициент смертности вырос в эти годы в Эстонии очень сильно – на 22,6% (Источник данных: World Bank. 2015. World Development Indicators Online. Washington DC: World Bank, Electronic version. URL: http://data.worldbank.org/indicator/ SP.DYN.CDRT.IN).
20 # Речь, впрочем, идёт о достаточно маргинальной значимости (уровня 0,1).
21 # Источники данных: Maddison A. 2001. Monitoring the World Economy: A Millennial Perspective. Paris: OECD;Maddison А. 2010. World Population, GDP and Per Capita GDP, A.D. 1–2008. URL: www.ggdc.net/maddison; World Bank. 2015. World Development Indicators Online. Washington DC: World Bank, Electronic version. URL: http://data.worldbank.org/indicator/SP.DYN.LE00.IN.
22 # См., например: Халтурина Д. А., Коротаев А. В. Русский крест: факторы, механизмы и пути преодоления демографического кризиса в России. М.: УРСС, 2006;Korotayev A., Khaltourina D. The Russian Demographic Crisis in Cross-National Perspective. Russia and Globalization: Identity, Security, and Society in an Era of Change / Ed. by D. W. Blum, p. 37–78. Baltimore, MD: Johns Hopkins University Pressб 2008;Демин А. К., Коротаев А. В., Халтурина Д. А. Злоупотребление алкоголем в Российской Федерации: социально-экономические последствия и меры противодействия. М.: Общественная Палата Российской Федерации, 2009;Коротаев А. В., С.И. Рыбальченко, Ю.В. Зинькина, Д. А. Халтурина, В. А. Зыков, С. Г. Шульгин, В. Н. Архангельский. Нoвые демографические угрозы России в условиях финансово-экономического кризиса. М.: Институт научно-общественной экспертизы, 2015.
23 #А также, между прочим, и резкий рост числа убийств, самоубийств, разводов, брошенных детей и т.д.
24 # WHO. European “Health for All” Database. Geneva: World Health Organization, Regional Office for Europe, 2015. URL: http://data.euro.who.int/hfamdb/.
25 #Источник: WHO. European “Health for All” Database. Geneva: World Health Organization, Regional Office for Europe, 2015. URL: http://data.euro.who.int/hfadb/.
26 #Источник: World Bank. 2015. World Development Indicators Online. Washington DC: World Bank, Electronic version. URL: http://data.worldbank.org/indicator/ (дляГрузии,Молдовы, ТаджикистанаиТуркменистана –UNICEF. Социальныймониторинг"Инноченти", 2004 г. Florence: UNICEF Innocenti Research Centre, 2004).
27 #UNICEF. Социальныймониторинг "Инноченти", 2004 г. Florence: UNICEF Innocenti Research Centre, 2004. P. 79.
28 # UNICEF, 2004. P. 89.
29 #См., например: Treisman D. Alcohol and Early Death in Russia: The political economy of self-destructive drinking. Moscow: State University – Higher School of Economics, 2008. P. 9. Treisman D. Death and Prices: The political economy of Russia’s alcohol crisis. The Economics of Transition 18/2 (2010): 296-297; Немцов А.В. Алкогольная история России: Новейший период. М.: ЛИБРОКОМ/URSS, 2009; Халтурина Д. А., Коротаев А. В. Русский крест: факторы, механизмы и пути преодоления демографического кризиса в России. М.: УРСС, 2006. С. 30. Халтурина Д. А., Коротаев А. В. Введение. Алкогольная катастрофа. Как остановить вымирание России? Алкогольная катастрофа и потенциал алкогольной политики в снижении алкогольной сверхсмертности в России / Ред. Д. А. Халтурина, А. В. Коротаев. М.: Издательство ЛКИ/УРСС. С. 28–29.
30 # Федеральный закон "О внесении изменений в часть вторую Налогового кодекса Российской Федерации и отдельные законодательные акты Российской Федерации" № 366-ФЗ от 24 ноября 2014 г.

Андрей КОРОТАЕВ. «Полит.ру», 18 января 2016 года