… о рождаемости на Северном Кавказе

Одно из стандартных представлений о Северном Кавказе, периодически озвучиваемое в том числе и с высоких трибун, состоит в том, что у коренных народов этого региона якобы сохраняется значительно более высокий, чем в среднем по России, уровень рождаемости. Со ссылкой на высокую рождаемость делаются прогнозы о сохранении больших бюджетных расходов на школьное и дошкольное образование, детскую медицину в северокавказских республиках. Что важнее, формируются ожидания того, что в ближайшие десятилетия во взрослую жизнь на Северном Кавказе будут входить большие по численности поколения и в связи с этим вероятны сохранение и даже рост социальной напряженности, порождаемой дефицитом рабочих мест, возможностей для получения качественного образования и т.п.
Демографические факторы, способные увеличить социальную напряженность на Северном Кавказе, действительно, присутствуют. Однако связывать эти факторы с высокой рождаемостью ошибочно: она на Северном Кавказе практически ушла в прошлое. Как я попытаюсь показать, демографические особенности Северного Кавказа, которые могут создавать социальные риски, связаны не с общим уровнем рождаемости, а с ее возрастными характеристиками (таймингом).
Уровень рождаемости в республиках Северного Кавказа на сегодняшний день незначительно отличается от общероссийского. Чтобы убедиться в этом достаточно посмотреть на динамику суммарного коэффициента рождаемости в северокавказских республиках и в России в целом.

График 1. Суммарный коэффициент рождаемости в РФ, Дагестане и Кабардино-Балкарии в 1990-2013 гг. (по данным Росстата)

На графике 1 показаны изменения суммарного коэффициента рождаемости  для Дагестана, Кабардино-Балкарии и Российской Федерации за 1990-2013 годы. Видно, что даже в Дагестане – регионе, где рождаемость превышает общероссийскую  и наблюдаемую в Кабардино-Балкарии – текущее значение коэффициента находится в районе двух детей на одну женщину. Это уровень рождаемости, обеспечивающий простое воспроизводство, но не прирост населения.
Видно также, что Дагестан «отставал» в сроках сокращения рождаемости: на момент распада СССР рождаемость там превышала общероссийскую в полтора раза. В этом регионе, как и в других республиках Северо-Восточного Кавказа (Ингушетии, Чечне), процесс так называемого «первого демографического перехода» (комплексной демографической трансформации) в части рождаемости, заключающийся в ее снижении примерно до уровня простого воспроизводства населения начался позже, чем в большинстве других территорий России. Возможно, это было связано с бóльшей долей коренных народов в составе населения, с более высоким процентом сельских жителей. Однако сейчас на примере Дагестана видно, что сокращение рождаемости до уровня простого воспроизводства завершилось и в этой части России.
Даже если критически относиться к суммарному коэффициенту как к индикатору рождаемости (демографы спорят о его информативности для периодов, в которые рождаемость заметно меняется), а также допускать возможные неточности в официальной статистике по северокавказским республикам, очевидно, что модные представления о «демографическом взрыве», якобы сотрясающем Северный Кавказ, неадекватны.
Однако это не значит, что отличий в области рождаемости между северокавказскими регионами и Россией в целом нет, или что эти отличия незначимы для общей социальной ситуации на Северном Кавказе. Заметный контраст наблюдается в аспекте возраста материнства. Рассмотрим это на примере Дагестана. На графиках - средний возраст матери в Дагестане и в РФ в целом.

График 2. Средний возраст матери при рождении первого ребенка  в РФ и в Дагестане (по данным Росстата)

График 3. Средний возраст матери при рождении второго ребенка  в РФ и в Дагестане (по данным Росстата)

Как видно из графиков, в РФ в последние 20 лет наблюдается стабильное «старение» материнства. Этот процесс идет с некоторым опозданием по сравнению со многими другими европейскими странами, но имеет, по мнению исследователей, в целом те же причины, что и в Европе. Среди этих причин – разрушение традиционных «гендерных» шаблонов, в рамках которых не одобрялась установка женщин на получение образования и карьерный рост до рождения детей; повышение среднего возраста вступления в брак.
В Дагестане же материнство, напротив, «молодеет». Что важно, более ранним становится «старт» материнства: средний возраст матери при рождении первого ребенка с 2006 по 2012 год снизился на полгода.
Весьма информативно также сравнение возрастных коэффициентов рождений первого ребенка (соотношение первых детей, рожденных женщинами некоторого возраста, к числу женщин данного возраста) в Дагестане и в России в целом. На графиках приведены эти показатели за 1990-2010 годы с пятилетними интервалами. Значения коэффициентов существенно уменьшились за 20 лет и в Дагестане, и в стране. Но в России (график 4) в 2010 году распределение значений коэффициента по возрастам стало значительно более «пологим», чем одно и два десятилетия назад, то есть увеличилось число первых рождений в более старших возрастах. В Дагестане (график 5) такого изменения не произошло. Там и в 2010 году возрастной диапазон от 19 до 23 лет остался «пиковым» периодом для первых рождений, а в более старших возрастах коэффициент рождений первого ребенка был не выше, чем в 2000 и 1990 годах.

График 4. Возрастные коэффициенты рождаемости в РФ, первый ребенок, за 1990, 1995, 2000, 2005 и 2010 годы (число детей на миллион женщин данного возраста) (по данным Росстата)

График 5. Возрастные коэффициенты рождаемости в Дагестане, первый ребенок, за 1990, 1995, 2000, 2005 и 2010 годы (число детей на миллион женщин данного возраста) (по данным Росстата)

Итак, по крайней мере для Дагестана – северокавказского региона с наибольшей численностью населения – отличие от России в целом по рождаемости, судя по официальной статистике, касается возраста материнства: его общероссийский «сдвиг» к более высоким значениям не затронул Дагестан.
Наши полевые исследования предварительно подтверждают эти данные официальной статистики. В 2015 году мы исследовали данные по возрасту матерей при рождении детей разных порядков в 10 селах Дагестана, отличающихся по национальному составу и географическому положению. Исследование основывалось на сопоставлении статистики сельских администраций и амбулаторий и на интервьюировании выборок женщин детородного возраста. В девяти из десяти исследованных сел оценка среднего возраста матери (общего и при рождении первого ребенка) оказалась даже ниже соответствующих показателей официальной статистики по Дагестану. При этом средний возраст отца в семьях, где матери от 20 до 30 лет ни в одном из сел не превышал средний возраст матери более чем  на три года. В масштабах региона статистика о соотношении возрастов отцов и матерей у детей, рождающихся в последние годы, отсутствует. Но эти предварительные полевые данные заставляют предположить, что молодое материнство чаще наблюдается при молодости обоих родителей, а не при значительно более старшем отце.

В Дагестане материнство «молодеет». Более ранним становится его «старт»
Для понимания «демографических» истоков социальной напряженности надо добавить еще один параметр –  долю молодежи  во всем взрослом населении. В Дагестане в 2014 году доля жителей от 15 до 29 лет составила (без учета пола) 36,7%, при общероссийской доле в 24,5%. (Высокую долю молодежи в сегодняшнем Дагестане можно считать «следом» высокой рождаемости 1980-х – первой половины 1990-х годов в этом регионе – см. график 1.)
При более молодом возрасте родителей и большей по сравнению с Россией в целом доле молодежи, в Дагестане ожидается и бóльшая доля семей с детьми, не имеющих твердых источников доходов: молодость родителей увеличивает вероятность отсутствия у них стабильного заработка, который удовлетворял бы  материальные запросы, связанные с воспитанием детей. Количество детей здесь не играет первостепенной роли: даже рождение единственного ребенка существенно повышает материальные запросы семьи.
Существует и другое – уже вполне четко проявившееся –последствие молодого возраста родителей. Оно связано с действующими в Дагестане социальными практиками, а именно, с доминирующими в местном социуме представлениями о том, что каждой семье, имеющей детей, следует проживать в отдельном частном домостроении (кроме семьи младшего сына, чаще всего проживающей с его родителями). Это увеличивает спрос на землю под застройку среди молодых семей, которые с большой вероятностью не могут позволить себе приобрести участок для строительства дома по рыночной стоимости.
Как показывают наши полевые наблюдения, именно это обстоятельство является на сегодняшний день причиной целого ряда земельных конфликтов в Дагестане, суть которых состоит в том, что жители некоторого населенного пункта требуют у органов местного самоуправления бесплатно предоставить им земельные площади для частного строительства. Ряд таких конфликтов в последние годы приобрел значительный политический резонанс, в том числе благодаря поддержке, которую оказывают земельным требованиям населения общественные организации этнического толка.
Итак, по крайней мере для одного региона Северного Кавказа – Дагестана – демография является фактором социальной напряженности, но ключевым отличием этого региона от России в целом и фактором напряженности является не высокая рождаемость, а более молодой возраст материнства.
Чтобы прогнозировать, сохранится ли этот фактор в будущем, важно понять, с чем связано замеченное различие между Дагестаном и Россией в целом по среднему возрасту матери. На данный момент здесь мы можем лишь выдвинуть гипотезы, не исключающие одна другую:
- молодое материнство связано с сохранением традиционных установок, касающихся семейной жизни, которые предполагают ранний брак и ранее деторождение;
- молодому материнству способствует рост значения для молодого поколения дагестанцев исламских ценностей, среди которых важное место занимает семья.
Какой из этих факторов в наибольшей степени «ответственен» за особенности рождаемости в сегодняшнем Дагестане, покажут дальнейшие исследования. На данный момент на примере Дагестана можно с уверенностью говорить лишь о том, что отличия рождаемости на Северном Кавказе от рождаемости в целом по России не соответствуют распространенным представлениям. При этом реально существующие отличия значимы как один из возможных генераторов социальной напряженности и конфликтов в северокавказском обществе.

Константин КАЗЕНИН, Старший научный сотрудник РАНХиГС.
«Economy Times», 12 октября 2015 года