… о беженцах в Латвии

В приюте в Муцениеках беженцы оказываются в окружении русских, начинают говорить по-русски и сами становятся «еще одними русскими», рассказал в интервью Neatkariga Rita Avize профессор востоковедения гуманитарного факультета Латвийского университета Леон Тайванс.
Однако идея расселить их в маленьких городках с преимущественно латышским населением бесперспективна, считает он.

В Латвии магнитом станет Рига
«К сожалению, беженцы вписываются в давнюю и хорошо изученную общую теорию миграции. Эта теория говорит, что миграция происходит в направлении мегаполисов, и нет тенденции перемещаться в малые города или села, – поясняет Тайванс. – Зная эту теорию, нам не имеет никакого смысла пытаться разместить их в каких-нибудь небольших городках, заброшенной сельской местности. Это пустой номер. Возможно, их можно там разместить на время проверки, пока изучаются документы и определяется дальнейший статус. Но долго они там не останутся».
По мнению профессора, не стоит рассчитывать, что беженцы не задержатся в Латвии и тут же двинутся в сторону крупных европейских столиц — Лондона, Берлина, Парижа.
«Такая тенденция будет, но их задержит то, что так быстро не будет документов, возможно, появятся другие преграды, которые не позволят уехать, – говорит он. – Это значит, что они на какое-то время останутся здесь, и на это время на месте создастся группа поддержки.
Думаю, что Рига может стать местом, где создаются такие карманы. Другое дело, что самая большая группа беженцев — это молодые мужчины. Многие уже женаты, и семьи остались там. Как только они получат вид на жительство, начнется процесс объединения семей, который в ЕС — непреодолимое препятствие для их какого-то ограничения. Юридически могут быть проблемы и с тем, что у некоторых (не у многих) может быть несколько жен».

Рукоделие – не для них
Тайванс не верит, что беженцы вряд ли могут стать ресурсом для латвийских компаний.
«Работодатели хотят работников с определенной трудовой моралью, – комментирует он. — Ситуация Ближнего Востока характеризуется перенаселенностью, которая вызывает и осознанное, и неосознанное снижение интенсивности работы. Работа делится между теми, у кого руки свободны. Работу может сделать один человек или автомат, но ее могут сделать и десять людей. Это вызывает расслабленное отношение к работе. Интенсивная работа не характерна для Ближнего Востока вообще, и слишком трудолюбивые люди там не в чести. Вряд ли наши работодатели хотят сотрудников, которые чуток поработали и сидят».
Попытки включить беженцев в трудовой процесс, конечно, будут предприниматься.
«Это все может работать, если будет государственное финансирование. Какие-то деньги из фондов ЕС предусматриваются, но это будет только сначала, – считает Тайванс. – Вычислено, что содержание одного беженца в первые девять месяцев обойдется в 1584 евро. МВД уже заявило, что никакая денежная программа следовать за беженцами не будет. На каком языке информировать? Нужно бы на арабском, потому что остальные будут впустую. Уже пять лет борюсь за возобновление изучения арабского языка, но пока безрезультатно. Надо думать, что желающих освоить средства будет достаточно. В то же время, им (беженцам) очень понадобится неформальная, но очень полезная помощь НГО. Было предложение от Федерации пенсионеров, что они обучат беженцев латвийскому рукоделию. Это все прекрасно, но не для жизни».

Сомалийцам помог священник
Наш общество психологически и духовно не готово к наплыву беженцев, полагает Тайванс. К тому же есть существенные несовершенства в законодательстве.
«Например, в свое время было семеро сомалийских беженцев, которые из Муцениеков, когда кончилась государственная программа поддержки, были вышвырнуты в Верманский парк, где несколько дней жили как бомжи, – напоминает профессор. – У них не было ни документов, ни крова. Ничего. В чужой стране, в парке.
Сидели. Пока этих людей, причем случайно, ни забрал священник Юрис Цалитис, которые в Цесисском районе в доме Званниеки организовал домашний лагерь для брошенных детей алкоголиков. Там жили где-то 30 детей, сам Юрис Цалитис, его жена и несколько добровольных помощников. Туда этих семерых сомалийцев и привели. Дальше началось хождение по инстанциям, чтобы их легализовать, сделать документы и т.д. Смешно, что заявилась госкомиссия проверить — что там происходит? Какие у этой госкомиссии моральные и юридические права проверять, что происходит с людьми, которых они сами [в лице государства] вышвырнули на улицу?! Тут проявилась наша полная неготовность. В Званниеках эти сомалийцы жили вместе с детьми в латышской среде, и тут их учили, лечили и воспитывали. Фактически, перевели из ислама в христианство. Одна девушка — Азиза — счастливо вышла замуж, и теперь у нее совсем латышская фамилия. И другие сравнительно успешно интегрировались. Но в этом случае ключ к успеху в том, что это делала негосударственная организация (НГО) с семейным подходом. Юрис и Сандра Цалитисы бегали по инстанциям, боролись, и у них большой опыт в таких вещах. Если сейчас придет множество беженцев, это уже не вариант».

Владимир БУЧЕЛЬНИКОВ. «Телеграф», 17 сентября 2015 года