… о «свадьбе века» и «чеченских традициях»

Почему "свадьба века" стала ударом по чеченским традициям

История 17-летней жительницы Ножай-Юртовского района Чечни показала, что Чечня для России — непонятный, неизвестный, странный регион, в котором "все, не как у людей". Эта история еще раз подтверждает, что в России нет единого информационного и культурного пространства.
Для большинства россиян неулыбчивая невеста, отвернувшаяся в ЗАГСе от жениха и глядящая в пол,— это прямое свидетельство нежелания брака, свидетельство насилия над невестой.
На самом деле это совсем не так. На Кавказе и, в частности, в Чечне свадьбы — это мероприятие для родственников, а не для молодых. Жених и невеста на свадьбе не веселятся, а выполняют довольно скучные обязанности: девушка всю церемонию стоит в углу, не улыбаясь и не глядя на мужчин, а жених не может к ней подойти и взять ее, например, за руку. Со стороны это выглядит как равнодушие друг к другу, но так положено.
Вообще, во многих кавказских обществах публичное проявление чувств по отношению к мужчине или женщине — свидетельство несдержанности и легкомыслия, поэтому и о чувствах здесь на публике не говорят.

Сила традиций
В чеченской семье муж и жена не называют друг друга по имени (во всяком случае, на людях). Женщина вообще не может называть по именам родственников супруга — в ее лексиконе есть только такие слова, как "мама", "папа", "брат", "деверь", "сват". Сестер мужа она называет "хорошая девушка", "младшая девушка" — в чеченском языке это выглядит уважительно и мило. Для чеченской традиции также характерно использование двух имен, так что нет ничего удивительного в том, что девушку родные и друзья называют Хедой, а в паспорте она записана Луизой. Корни этих национальных особенностей уходят в далекое прошлое. Как многие другие народы, вайнахи боялись внешнего мира, считая его враждебным, и такое отношение обусловило закрытость общества от чужаков. А это, в свою очередь, как бы законсервировало общество, защитило его от сильного внешнего влияния, сохранило древние традиции и обычаи. Например, чеченский мужской обряд "зикр" многие ученые связывают с древним почитанием культа солнца, а наличие двух имен у многих чеченцев можно объяснить стремлением оградить ребенка от враждебного чужого глаза. Вообще, многие чеченские обряды таят в себе элементы древней языческой культуры. Например, под матрасом детской кровати можно найти ножницы (от сглаза), а стрельба вокруг невесты объяснялась стремлением отогнать от нее злых духов. Сейчас эти обычаи уже не несут той смысловой нагрузки, как раньше, но в чеченских семьях их стараются тщательно соблюдать.
Кстати, молодые мусульмане, уехавшие в свое время на обучение в исламские страны, а потом вернувшиеся в Чечню, видят некоторую разницу между чеченскими адатами и исламскими нормами, и многие из них, став сторонниками "чистого ислама" (без примесей национальных традиций), на этой почве даже вступают в конфликт с родственниками и властями.
Многоженство — одна из довольно острых тем для чеченского общества. Многоженство здесь не распространено и никогда не было социальной нормой. Еще пару десятков лет назад мужчина, имевший двух жен, становился местной знаменитостью, причем не в самом позитивном контексте. Считалось, что горец должен бороться с соблазнами и хранить верность семье. Чеченская женщина была прекрасно защищена адатами. Даже выйдя замуж, она оставалась "подчиненной" своей семье, а муж не становился ее полновластным хозяином. Если муж обижал или притеснял жену, то он имел дело с ее родственниками по мужской линии — любое насилие в отношении женщины каралось и даже приводило к объявлению кровной мести. Поэтому случаев насилия над женщиной было крайне мало, и, выходя замуж, девушка была уверена в своей безопасности. Собственно, браки в Чечне всегда в первую очередь заключал мулла, а в ЗАГСы шли потом или не шли вовсе. Здесь считается, что справка из ЗАГСа никогда не защитит женщину так, как защитит адат. Развестись с женой мужчина мог, только если она очень серьезно провинилась или не могла иметь детей. В случае развода мужчина должен был сообщить причину всему ее семейству. Просто так развестись с женой, потому что она надоела, никому бы не пришло в голову — это стало бы оскорблением не только самой женщины, но всего ее рода.
О роли женщины в чеченской традиции свидетельствует хотя бы тот факт, что даже самую горячую кровную вражду могла остановить чеченка, бросившая платок между врагами. После такого обряда кровная месть заканчивалась.

Новая мода
Положение женщины стало меняться с появлением моды на шариатские браки, говоря другими словами, на многоженство. Некоторые чеченские деятели заговорили о том, что в республике, пережившей две войны, нужно больше рожать и что мужчина может брать молодую жену, когда первая уже не в состоянии выполнять репродуктивную функцию. Стало модным говорить и о том, что мужчина по природе своей полигамен и лучше ему иметь несколько жен, чем любовниц, потому что жены — это похвально, а любовницы — порицаемо. И еще говорили, что многоженство — удобный социальный институт, который позволяет оградить женщин от мужских измен на стороне, переживаний и случайных болезней.
За годы, проведенные в Чечне, я слышала такие доводы неоднократно. Однако мужчины, приводившие эти доводы, все же жили с единственными женами, а их жены, когда я спрашивала их о многоженстве, выражали явное нежелание видеть в доме соперниц. Оказалось, что такое настроение женщины не просто крайне важно, именно от нее в итоге зависит, сможет ли муж привести в дом вторую жену. Если женщина не согласна, то о второй жене не может быть и речи. Кроме того, нужно учитывать еще авторитет родственников и их отношение к многоженству. В чеченском доме главной женщиной является мать мужа. Невестки ей подчиняются и, как правило, завоевывают ее расположение. Противостоять этому женскому союзу мужчине будет сложно, а кроме этого он вряд ли захочет огорчать свою мать, которая пользуется в местных семьях безграничным уважением.
Ну и наконец, большинство чеченцев прекрасно знакомы с шариатскими нормами, а поэтому знают, что многоженство — это в первую очередь обязанности, а потом уже удовольствия. Мужчина, имеющий двух жен, должен обеспечить каждую из них отдельным жильем, одеждой, деньгами. Ни одной из своих жен он не может отдавать предпочтение — ни в количестве бриллиантов, ни в количестве проведенных с нею часов. Если одну ночь мужчина проводит с одной женой, то вторую он обязан провести с другой. Если женщина почувствует себя обиженной, она может пожаловаться мулле или родственникам. Однажды я познакомилась с семьей, которая жила по шариатским законам. Это, правда, было не в Чечне, а в одной из соседних республик. Мужчина, священнослужитель, объяснил, что взял вторую жену только с согласия первой. От первой жены у него было трое детей. Вторая жена была немного моложе, стройнее, долго не могла выйти замуж, а незадолго до брака приняла ислам. Обе его любили, жили в разных домах, но дружно, созванивались, ходили друг к другу в гости. Я спросила его, как удается сохранить между ними мир, он ответил: "Ни одна из них не чувствует себя обиженной". Мне было сложно это понять, потом я, общаясь в разное время с его женами, спросила, почему они не ревнуют мужа друг к другу. Каждая из женщин по секрету сказала, что на самом деле муж любит ее больше, чем вторую, но он не может это показать, потому что это противоречит шариату и будет считаться грехом.
Собственно, рассказывая эту историю, я всего лишь хочу объяснить, что многоженство, одобренное шариатом, требует от мужчин огромных финансовых и душевных сил, а также времени, в мире существует не так много мужчин, которые способны пойти на такие жертвы ради возможности иметь вторую или третью жену.

Свадьба или похороны обычая?
Но чеченская история, прогремевшая на всю страну, совершенно не об этом. Она даже не о том, что Чечню России не понять, аршином общим не измерить. Эта история о том, как легко можно разрушить сложенные веками народные традиции.
С юридической точки зрения "свадьба века" была почти безупречной — жених расписался с несовершеннолетней невестой в ЗАГСе, зрителям продемонстрировали штампы в новеньких паспортах, а это значит, что с первой женой полицейский либо успел развестись, либо никогда не оформлял юридического брака, либо у него не один паспорт. На фото, которое распространили в Instagram гости свадьбы, обе женщины находятся рядом — первая жена сидит на стуле и выглядит спокойной, даже слегка улыбается, а вторая стоит за ней, прячет глаза. Или вот еще фото, где первая жена танцует со своим мужем на свадьбе его второй жены. Это не может не обидеть вторую жену. Создается четкое ощущение, что девушку и ее семью не уважают и что ее берут не женой, а наложницей. Впрочем, все это эмоции и предположения, а паспорта со штампами нам показал крупным планом телеканал LifeNews.
Есть, правда, еще одна неприятная деталь в виде грозненской журналистки, которая, как оказалось, проводила церемонию бракосочетания в ЗАГСе, что делает всю церемонию незаконной. Но я не удивлюсь, если выяснится, что девушка, имеющая орден от Рамзана Кадырова за журналистские подвиги, оформлена на полставки и сотрудником ЗАГСа. Журналистика нынче стала универсальной профессией, а журналист теперь не только рассказывает новости, он еще их создает.
Тем не менее при всей внешней благопристойности свершившейся свадьбы мы видим событие, разрушающее чеченские традиции и само общество.
Сегодня чеченские власти убеждают общество в том, что многоженство — это социальная норма, принятая в регионе; что журналистские публикации на эту тему являются "вмешательством в частную жизнь" и "нарушением традиций"; что 17-летнюю девушку зовут Луиза, а не Хеда, что ее жениху не 57, а всего 47; но при этом общество не знает ответа ни на один из по-настоящему важных для него вопросов. А вопросов много. Была ли девушка согласна на этот брак и почему она выглядит, как на похоронах? Я знаю о предписанном чеченской невесте поведении, демонстрирующем скромность, но совершенно потерянный вид ножай-юртовской жительницы слишком явно не вписывается в облик девушки, добровольно вступающей в брак. Почему на вопрос журналиста "Новой газеты" Елены Милашиной, заданный еще в апреле, жених ответил, что не собирается жениться на несовершеннолетней, а через пару недель, когда в дело вмешался глава Чечни, резко передумал? Выходит, жених и невеста не хотели этого брака, а глава республики заставил их в него вступить? Была ли согласна на этот брак первая жена начальника Ножай-Юртовского РОВД? Не будут ли ущемлены права обеих женщин и их детей в этом союзе? И почему, если в Чечне не принято расписываться в ЗАГСе, 17-летнюю невесту в предобморочном состоянии первым делом потащили в ЗАГС, устроив из семейного торжества шоу на всю страну? Зачем, наконец, в ЗАГС притащили жениха, который, по чеченской традиции, вообще не должен появляться на свадьбе и видеть невесту? Почему жених танцует на собственной свадьбе с первой женой, хотя это грубо противоречит чеченским традициям? Получается, что чеченские власти говорят нам о сохранении национальных традиций, которые пытаются попрать "либералы", но сами же эти традиции и нарушают?
И если помпезную свадьбу, противоречащую всем чеченским обычаям, устроили только для того, чтобы потешить задетое самолюбие главы республики, то не оскорбительно ли это для девушки, для ее семьи и для всего чеченского народа?
На самом деле это ключевые вопросы, которые лежат в основе многовекового института чеченских браков, и именно ответы на эти вопросы должны волновать чеченское общество. Только счастливые женщины могут рожать счастливых детей, и только от них, по сути, зависит будущее народа. Если женщина в обществе становится разменной монетой, товаром, средством свести счеты и утолить амбиции, то будущего у такого общества нет.
Но, вместо того чтобы задать эти вопросы и найти на них ответы, местные журналисты, вслед за Рамзаном Кадыровым, клеймят "Новую газету", либералов, невежественных россиян, не понимающих "традиций". По сути же они сейчас отстаивают право мужчин, имеющих безграничную власть, брать в жены несовершеннолетних девочек против их воли и вопреки желанию своих немолодых жен.
А вот это уже — действительно серьезный удар и по религиозным традициям, и по национальным.

Ольга АЛЛЕНОВА. «Огонек», 25 мая 2015 года