… об «острове нелегалов»

Карликовое островное государство Науру, расположенное в Тихом океане чуть южнее экватора, в последнее десятилетие превратилось в большой лагерь для нелегальных иммигрантов. Сюда отправляют всех беженцев, стремившихся в Австралию, но попавшихся по дороге пограничникам. На острове Науру у иммигрантов есть крыша над головой, единственный супермаркет, крошечный соцпакет — и никаких перспектив. Власти Австралии объявили, что никогда не пустят их на материк. Беженцы содержатся в атмосфере строжайшей секретности, но фотограф Влад Сохин проник на остров под видом туриста и рассказал о жизни людей, которые хотели попасть в рай, а оказались запертыми в чистилище.
— Не вздумай фотографировать беженцев, тебя сразу же депортируют.
«Что за паранойя?» — подумал я и визуально запомнил место, чтобы вернуться назад, как только оставлю вещи в номере.
Подготовка к поездке заняла несколько месяцев. В начале 2014 года правительство Науру решило практически закрыть страну от любопытных журналистов и анонсировало увеличение цены на журналистскую визу на 4000%: вместо прежних 200 долларов — 8000. Причем эти деньги нужно заплатить за подачу документов, и в случае отказа они не возвращаются. Австралийскому отделению международной правозащитной организации Amnesty International отказали несколько раз.
С туристической визой тоже все непросто: Науру практически не имеет посольств в других государствах. По некоторым данным, страну посещают всего около 200 туристов в год. Я написал несколько писем в консульство Науру в Брисбене, но мне никто так и не ответил. В итоге связался с офисом Our Airlines — местной авиакомпании, единственной, связывающей Науру с остальным миром, а именно с Австралией, Маршалловыми Островами и Кирибати. Там мне сказали, что при наличии обратного билета и брони отеля меня могут посадить в самолет, а документы на визу можно будет подать, уже находясь в стране. Я купил билеты, забронировал отель и решил рискнуть.
Когда на паспортном контроле я сказал, что я турист и визы у меня нет, на меня посмотрели недоверчиво. Проверили бронь отеля, билет в следующую страну и забрали паспорт. Велели на другой день прийти за ним в департамент иммиграции. В иммиграционной карте нужно было отметить, есть ли у меня фото- или видеокамера и намерение делать материалы для СМИ. Я написал «нет» и скрестил пальцы. Проверили только одну сумку с вещами и отпустили.

Как Австралия откупилась от проблемы нелегальной иммиграции
Когда-то государство Науру было одним из самых богатых в мире. В конце XIX века там нашли залежи фосфатов, и экономика маленького острова в Микронезии резко поднялась. После того как в 1968 году Науру получило статус независимого государства, правительство страны стало отдавать часть доходов от добычи фосфатов местному населению. Жители страны сделались самыми богатыми в регионе, и многие семьи могли себе легко позволить купить дома за рубежом, отправить детей в престижные школы мира или привезти на остров сразу несколько дорогих машин.
В начале 2000-х фосфаты закончились, и экономика пришла в упадок. Чтобы как-то ее реабилитировать, правительство сделало Науру налоговым раем и центром нелегального отмывания денег, стало торговать паспортами и дипломатическими отношениями. Так, в обмен на «гуманитарную помощь» из России в объеме 50 миллионов долларов Науру (четвертым в мире) признало в 2008-м независимость Абхазии и Южной Осетии.
И тут помогла Австралия, куда от берегов Индонезии и Шри-Ланки на рыбачьих лодках потянулся поток нелегальных иммигрантов из стран Африки, Азии и Ближнего Востока. Люди, которым на родине из-за политических взглядов, религиозной или этнической принадлежности, сексуальной ориентации грозила смерть или тюрьма, пытались добраться до острова Рождества, заморской территории Австралии, где они мечтали получить статус беженцев и отправиться на материк. Многим это удавалось, но были случаи, когда лодки тонули и сотни людей гибли.
По программе Pacific Solution, начатой правительством Австралии в 2001 году, все, кто просил убежища в стране, перенаправлялись в центры содержания нелегальных иммигрантов в Науру и на остров Манус в Папуа — Новой Гвинее, где решался вопрос о предоставлении статуса. А в июле 2013-го тогдашний премьер-министр Австралии Кевин Радд объявил, что больше ни один «лодочник» из числа нелегально прибывающих в Австралию статуса беженца не получит. Вместо этого им предложили навечно остаться в Папуа — Новой Гвинее или Науру. Правительства этих стран начали получать из Австралии большие дотации на поддержку проекта.

Паранойя
Первое впечатление — страна на грани катастрофы. Вдоль единственной дороги длиной 17 км, огибающей остров, остовы гигантских сооружений, использовавшихся прежде для добычи и погрузки фосфатов. По обочинам —  ржавые кузова брошенных машин, попадаются даже «Линкольны». Меня везет Калмина, администратор небольшого мотеля, где я остановился. Она несколько раз спрашивает, что привлекло меня в Науру и какой здесь может быть туризм, если кроме рыбалки делать больше нечего. Отшучиваюсь, говорю, что просто хочется посмотреть страну.
На следующий день я обошел остров пешком по Островной круговой дороге. Как оказалось, просто гулять и фотографировать в Науру не так уж и легко. Все жители страны используют Круговую дорогу, чтобы добраться на работу или в гости. Как позже выяснилось в иммиграционном офисе, в то время я оказался здесь единственным туристом и был поэтому у всех на виду. Мысли о всеобщей паранойе подтвердились сразу же, когда я достал камеру и принялся снимать одно из заброшенных строений. Буквально третья машина остановилась, и огромных размеров мужчина спросил, зачем я фотографирую и не журналист ли я.
Через пятнадцать минут молодой человек на мотоцикле с бейджем на шее поинтересовался, не снимаю ли я беженцев. Я вновь представился туристом. То и дело мимо проезжали полицейские машины, в которых сидело по 4–5 человек. Наверное, полиции на самом деле было не так и много, так как одна машина способна сделать круг вокруг страны за 20 минут, но у меня сложилось ощущение, что я попал в полицейское государство. Каждый раз, когда я видел приближавшихся ко мне стражей закона, я доставал свой айфон и делал селфи на фоне пальм или фотографировал кривляющихся перед камерой детей.
Еще один сюрприз ожидал меня в иммиграционном офисе.
— Так это вы тот самый турист? — строго спросила меня женщина-офицер. — Я видела вас сегодня по пути на работу с большой камерой в руках. Хочу вас предупредить на всякий случай: если мы заметим вас фотографирующим беженцев или общающимся с ними, посадим на ближайший самолет и депортируем.
После этого мне выдали мой паспорт с месячной туристической визой и отпустили.

Свободное передвижение
На обратном пути в китайском магазинчике всякой всячины я встретил двоих ребят из Пакистана. Отгороженный стенами от посторонних глаз, я попытался расспросить Файаза и Риаза о том, как им живется в Науру. Они в ответ пригласили меня на чай в общежитие на холме, куда власти Австралии совсем недавно переселили их из центра содержания нелегальных иммигрантов. На холм идет бесплатный автобус, в котором отпущенные на свободу беженцы могут передвигаться по стране. В комнатах вместе с моими новыми знакомыми на двухъярусных кроватях разместились еще семеро. Большинство из них жили раньше по обе стороны афгано-пакистанской границы и сбежали от преследований «Талибана».
— Я и все мои родственники — мусульмане-шииты, — рассказывает 18-летний Риаз. — Люди из «Талибана» нападают на наши дома и просто вырезают шиитское население. От их рук погибло много моих знакомых. Опасаясь за мою безопасность, родители скопили несколько тысяч долларов, чтобы переправить меня в Австралию, где я начал бы новую жизнь. В итоге я смог покинуть родную деревню, но оказался запертым на острове посреди Тихого океана. Не знаю теперь, как отсюда выбраться.
История попадания Риаза в Науру типична. Ему удалось сделать визу и прилететь в Таиланд. Там Риаза передали в руки контрабандистов, а они переправили его вместе с другими беженцами в Индонезию. Прожив несколько недель в съемной квартире, ожидая рыбацкого судна, на котором можно будет плыть в Австралию, он наконец получил «билет» в один конец на остров Рождества.
— Я знал, что шансов добраться до Австралии — 50 на 50. Либо доплывем, либо останемся на дне Индийского  океана, как многие наши предшественники.
После нескольких дней плавания лодку заметили австралийские пограничники и отбуксировали на остров Рождества.
— Нас сразу же поместили в местный центр содержания нелегальных иммигрантов-«лодочников» и сообщили, что в Австралию нам никогда не попасть. Вместо этого нас отправят в лагеря на острове Манус в Папуа — Новой Гвинее или в Науру. Через несколько месяцев ожидания меня вместе с другими посадили на самолет и доставили сюда.
В Науру Риаза поместили в лагерь с практически тюремными условиями, где он прожил семь месяцев. Совсем недавно получил официальный статус беженца в Науру. Теперь он может спокойно жить на небольшом клочке земли посреди океана, в стране, где 90% населения — безработные, а к беженцам относятся как к нахлебникам.
— Нам здесь нечего делать, нам здесь никто не рад. Работы не найти, мы спим целыми днями, смотрим телевизор или сидим в Facebook. Я бы рад заняться чем-то полезным, но ни я, ни мои друзья ничего не могут найти. Мы все очень надеемся, что законы скоро изменят и нам позволят отправиться в Австралию.

4 доллара в час
У Capelle & Partner, единственного супермаркета страны, я встретил Муджтабу, еще одного шиита-беженца из Пакистана. Он оказался в числе немногих счастливчиков, нашедших работу в Науру. Чтобы поговорить, Муджтабу позвал меня внутрь полупустого корабельного контейнера, который он вместе с двумя другим и беженцами разгружал.
— Тут за нами все следят, любой наш шаг докладывают полиции. Нам категорически запрещено общаться с иностранцами и журналистами.
Муджтабу, как и Риаза, преследовал Талибан, и он оказался в Науру похожим образом. 10 месяцев провел в центре содержания нелегальных иммигрантов.
— Мы жили в палатках по 20 человек. Спали без матрасов на походных раскладных кроватях, палатки жутко нагревались на солнце, внутри была ужасная жара — ни вентиляторов, ни кондиционеров. Дети и беременные женщины содержались в таких же условиях. У нас было восемь туалетов на 400 человек, на принятие душа нам давали две-три минуты в день, если была вода. Иногда случались перебои с питьевой водой. Многие болели, но чтобы попасть на прием к доктору и получить таблетку «Панадола», нам приходилось стоять в очереди на солнцепеке по нескольку часов. В первые месяцы нам не давали общаться по телефону с родственниками, родители даже не знали, живы мы или нет. Я думаю, что австралийцы специально создали нам такие условия, чтобы мы распространили послание остальным беженцам: не пытайтесь нелегально попасть в Австралию, вместо этого вы попадете в ад.
Спустя десять месяцев Муджтабу был распределен в один из лагерей за пределами центра, где условия значительно лучше. Сейчас за разгрузку контейнеров он получает около четырех австралийских долларов в час. По австралийским меркам — смешные деньги, но это все равно больше, чем дотации от правительства, на которые живут безработные беженцы. Им положено 80 долларов в неделю на взрослого и 45 на ребенка.
Я фотографирую Муджтабу у контейнера, и меня тут же замечает местный рабочий. Сразу же кидается звонить по телефону, а затем оставляет свой погрузчик и подходит ко мне:
— Зачем ты его сейчас сфотографировал?
Я понимаю, что на роль туриста я уже не гожусь, прощаюсь с Муджтабой и отхожу в сторону. Через несколько минут к тому месту, где мы находились, подъехала машина австралийской иммиграционной службы с мигалкой. Я решил не дожидаться развязки и прыгнул в как раз проходивший мимо автобус для беженцев, так и не узнав, вызвали их специально или это просто совпадение.

Зашитые рты
У того же супермаркета, где отоваривается все население Науру, включая беженцев, я познакомился с Патриком и его женой Эстер, христианами из Ирана. Они были вынуждены покинуть родину из-за религиозных преследований со стороны соседей-мусульман и правительства. Когда я признался, кто я такой и с какой целью приехал в Науру, пара пригласила меня в гости в один из лагерей для беженцев с детьми в районе Иджув.
— Только приезжай, когда стемнеет, мы попробуем провести тебя через охрану.
К восьми вечера Патрик вместе с другими иранцами встретил меня у ворот лагеря.
— Сегодня дежурит охрана из Науру, они плохо нас знают. Мы сказали, что ты еще один иранский беженец из другого лагеря, просто пришел в гости.
Окруженный иранцами, я делаю вид, что говорю с ними на фарси, и с безмятежным видом прохожу через охрану. Внутри все сжимается, но никто ничего не заподозрил. Мы заходим в коридор между металлическими белыми контейнерами: в них живут семьи беженцев, у которых есть дети. Жена Патрика уже приготовила нам чай, и я начинаю расспрашивать беженцев про жизнь в лагере.
— Только на диктофон наши голоса не записывай и не фотографируй. Мы очень боимся. Нас австралийцы запугивают каждый раз, чтобы мы со СМИ даже по телефону не общались. Иначе у нас заберут статус беженцев и никогда не дадут визы в Австралию.
Патрик все же соглашается на фото, где не видно его лица, и затем спрашивает, есть ли у меня флешка.
— Я тебе сейчас скопирую фотографии из центра содержания иммигрантов, в котором нас вместе с семилетним ребенком держали, как в тюрьме, в течение года.
Патрик копирует мне видео и фотографии из лагеря и одновременно рассказывает свою историю:
— Нас когда сюда выпустили, мы думали, все, свобода. Оказалось, что не так все просто. С острова нам никуда нельзя деться, документов, кроме бумажки о статусе беженца, нет. Родственников сюда тоже не пригласишь — мы очень далеко отовсюду, и визу Науру получить сложно, посольств этой страны нет практически нигде. С иранским паспортом сюда просто не попадешь. Когда поселились в этом лагере, я думал, найду работу, ребенок начнет ходить в школу, он ведь уже два года пропустил. Но работы здесь практически нет, мы все время сидим в этом железном контейнере. Сын пошел в школу, но местные ребята стали его дразнить и бить. Они кричали: беженец, уходи! В итоге он пришел однажды домой и сказал мне: «Папа, я хочу себя убить». Мы отвели его к психиатру, и его стали пичкать таблетками. В школу он больше не ходит.
Патрик показывает мне снятые телефоном фото: на них молодые мужчины с зашитыми ртами.
— Недавно сообщили, что в лучшем случае нас переправят в Камбоджу, если австралийское правительство подпишет контракт с этой страной. А в Австралию мы никогда не попадем. Мы стали протестовать. Вышли за ворота лагеря с плакатами. Несколько беженцев из центра содержания иммигрантов зашили себе рты нитками в знак протеста. Это уже не в первый раз происходит. До этого пару лет назад люди уже зашивали себе рты, протестуя против того, что с беженцами обращаются, как со скотом.
Я ему рассказываю, как в другом лагере-тюрьме на острове Манус в Папуа — Новой Гвинее в феврале этого года охранники убили 23-летнего Резу Барати во время очередного протеста.
— Да, мы слышали про это, все были в шоке.

Медицина
Друг Патрика отводит меня в другую комнату, здесь живет семья из Иранского Курдистана: Аднан, его жена Марьям и их 12-летний сын. Марьям на шестом месяце беременности.
— Я не боюсь запугиваний иммиграционных служб и полиции. Не хочу скрывать своего имени или лица. Моей жене скоро рожать, но у нее беременность протекает с осложнениями. Она переволновалась, когда мы жили в центре для иммигрантов, как в тюрьме. Доктор в госпитале Науру совсем некомпетентен, несколько раз ей давали лекарства, противопоказанные беременным. Здесь нет УЗИ, здесь не купишь витамины. Я уже писал во многие правозащитные организации с просьбой помочь. Это не какая-то уловка, чтобы нас отправили в Австралию, мне все равно, что будет со мной, я просто опасаюсь за жизнь жены и будущего ребенка.
История Аднана еще не самая печальная. В австралийских центрах для нелегальных иммигрантов в Науру и Папуа — Новой Гвинее содержится множество людей, которым необходима квалифицированная медицинская помощь и которые не могут ее получить. По слухам, недавно правительство Австралии решило нанимать в эти лагеря медиков из Филиппин в расчете на то, что они, в отличие от австралийских врачей, не желающих молчать, будут закрывать глаза на ситуацию. Через австралийцев информация об условиях содержания в таких центрах часто просачивалась в прессу.
В декабре 2013 года группа из 15 австралийских врачей написала 92-страничный отчет о плачевной ситуации с медицинскими стандартами в центре содержания иммигрантов на австралийском острове Рождества. Вот некоторые из пунктов этого отчета, опубликованного в The Guardian:

• лица, ищущие убежища, осматриваются сразу после прибытия, в то время как их силы исчерпаны, организм обезвожен, тела покрыты грязью,  одежда «загрязнена, с мочой и фекалиями», потому что на лодках нет никаких туалетов;
• лица, ищущие убежища, должны стоять в очереди до трех часов для получения лекарств, некоторые стоят в очереди четыре раза в день;
• дородовое наблюдение не соответствует австралийским стандартам; на острове есть один аппарат УЗИ, но мало кто знает, как его использовать;
• очень высок риск депрессии среди детей, и нет эффективной системы для выявления группы риска;
• основные медицинские запасы скудны; препараты, запрашиваемые врачами, не предусмотрены;
• длительные задержки в переводе больных в госпитали на материк создают угрозу для жизни.

Подобные или даже еще худшие условия доктора наблюдали в Науру и на острове Манус. Недавно к существующим проблемам добавился сексуальный скандал: работников центра содержания иммигрантов Науру обвинили в сексуальном насилии над женщинами и несовершеннолетними детьми. Женщин принуждали совершать половые акты перед охранниками, заставляли раздеваться догола, если они хотели использовать душ дольше двух минут; одну женщину угрожали изнасиловать после  переселения в другой лагерь, расположенный за пределами центра.

Режимный объект
В этот лагерь в районе Анибаре меня поздним вечером решил отвезти на мотоцикле друг Патрика, сказав, что я должен увидеть все, пока я в Науру.
Этот лагерь больше, здесь селят супругов без детей и одиночек. Молодая иранская пара, не пожелавшая фотографироваться, показала мне свою комнату. В контейнере два на четыре метра стоит двухъярусная кровать: муж и жена должны спать отдельно друг от друга, таковы правила. В туалете напротив унитаза — мини-холодильник. На сливном бачке — доска с приготовленными для выпекания кругляшами теста. Жена раскатывает его на полу, у кровати.
— Так здесь и живут. Есть общая кухня, но она постоянно занята, все хотят приготовить еду, нужно занимать очередь. Приходится готовить в таких вот условиях.
В другой комнате — молодые женщины из Сомали. Все они покинули страну, спасаясь от преследований исламистской группировки «Аш-Шабаб». 28-летняя Сабах показывает фотографии троих детей — они в разлуке несколько лет, с момента побега от террористов. Как и другие беженцы, женщина мечтает попасть в Австралию и оттуда заняться поисками детей.
Пара молодых иранцев обещает организовать мне поездку к центру для нелегальных иммигрантов, чтобы я мог сделать несколько кадров. Я уже пытался туда попасть, но центр хорошо охраняется, практически невозможно фотографировать, оставаясь незамеченным.
— Мы отвезем тебя рано утром, пока еще темно, как раз перед сменой охраны. Есть место, откуда можно незаметно сделать хороший общий кадр.
Четыре часа утра, моя последняя ночь в Науру. За мной приезжают трое беженцев на двух мотоциклах, я сажусь позади одного из парней. Мне разъясняют: если нас заметит охрана, один мотоцикл остановится, чтобы ее задержать, а второй должен меня увезти. Я прижимаю сумку с фотокамерой к спине моего водителя. Ранним воскресным утром мы несемся по главной кольцевой дороге страны в сторону лагеря-тюрьмы для беженцев. Вскоре сворачиваем на какую-то тропинку, выключаем фары и медленно продвигаемся вглубь острова. Ближе к лагерю, видимо, из-за шума мотора, нас замечают. Сзади слепит свет фар — кто-то из охранников преследует нас на мотоцикле. Мой водитель мгновенно разворачивается и едет назад, преследователь делает то же самое. Как мы и планировали, беженцы на втором мотоцикле перегородили дорогу, и нам удалось оторваться. Через 20 минут все встретились в условленном месте.
— По той дороге не попадешь, охранники все увидят, — говорит мне один из беженцев. — Тебя не заметили, подумали, что это мы просто ночью катаемся, и сказали, чтобы мы на этой дороге больше не появлялись. Так что этот вариант отпадает. Но есть еще одна дорога. Там вид не такой хороший, и у тебя будет всего лишь несколько секунд, чтобы сделать фото. Хочешь рискнуть?
Я смотрю на часы и киваю. До шести остается полчаса, в 6.10 меня должна отвезти в аэропорт администратор мотеля. Второй мотоцикл выходит из игры, у ребят заканчивается бензин. Я снова прижимаюсь к спине водителя, и мы несемся по другой дороге — ее использовали рабочие во время добычи фосфатов. Через пятнадцать минут останавливаемся, вдалеке виднеется вышка с включенными лампами ночного освещения лагеря.
— Мы сейчас подъедем прямо к воротам. У тебя три секунды.
Я ставлю камеру на серийную съемку, и мы мчимся в направлении входа в лагерь. Наш мотоцикл отлично видно, у входа потягивается охранник, но он, кажется, не смотрит в нашу сторону. Прячась за спиной сообщника, я делаю несколько кадров, и мы сразу же едем назад.
Я возвращаюсь в мотель — времени только чтобы взять сумки.
— Как спалось? — спрашивает администратор Калмина. — Вам понравилось в Науру? Очень жаль, что здесь не так много туристических развлечений.
В аэропорту я регистрируюсь на рейс до Маршалловых Островов, сажусь в китайском кафе у входа и делаю бэкап всех фотографий лагерей и беженцев на микро-флеш-карту, которую прячу в кроссовок. Кажется, всеобщая паранойя начала преследовать и меня. Без проблем прохожу паспортный контроль и вскоре взлетаю над Науру в полупустом самолете. Из окна делаю последние кадры странной островной республики, затерянной у экватора посреди Тихого океана. Следующая остановка — Маджуро, столица Маршалловых Островов, откуда я лечу на остров-трущобу Ибай, снимать другую историю про вынужденных переселенцев.
И да, совсем скоро я отправляюсь на остров Манус в Папуа — Новой Гвинее, где находится еще один австралийский лагерь-тюрьма для беженцев. На этот раз я пытаюсь получить официальное разрешение

Vlad SOKHIN. «Русский репортер», 30 октября 2014 года