… о мобильности

Почему пассажир самолета менее свободен, чем кочевник на верблюде

Как возможность перемещаться в пространстве меняет человека и на самом деле ограничивает его свободу — об этом профессор факультета философии НИУ ВШЭ Александр Филиппов рассказал на своей лекции «Парадоксальная мобильность» в Музее Москвы. Встреча прошла в рамках проекта университета «Лекционные четверги в музеях Москвы».
Знаменитые философы никуда не двигались — Сократ никуда не выезжал из Афин, Кант всю жизнь провел в Кенигсберге, и постоянные перемещения в пространстве, характерные для большинства жителей современных городов, до XX–XXI веков не были чем-то обыденным. Молодой мужчина мог провести год или два в путешествиях, но для него это был определенный этап, после которого он возвращался к своей привычной жизни. Один из классиков социологии, описывая традиционный жизненный уклад средневековых немецких деревень, приводил в пример такую поговорку: «Парень, который не странствовал — это все равно что девушка, которая много странствовала».
Понятие «социальная мобильность» впервые предложил в начале XX века российский ученый Питирим Сорокин. Он разделил ее на «горизонтальную» — как перемещение в пространстве, и «вертикальную» — как изменение в социальном положении. Немецкий социолог и философ Георг Зиммель, в свою очередь, написал несколько работ, где анализировал отношение человека к пространству, его «солидарность» со своим местом постоянного проживания. Само по себе пространство, по его мнению, никакого влияния на человека не оказывает: он становится «солидарен» к нему, только если его связывают с ним результаты какого-то дела. Иначе по отношению к этому месту он остается чужим.
С появлением новых средств перемещения у человека появляется особое отношение к пространству: в фильме «Семнадцать мгновений весны» есть хороший пример на эту тему — разговор Штирлица с генералом в купе. Функционер, притворяющийся дипломатом, и генерал, который никем не притворяется, но очень пьян, заводят беседу. При этом они разговаривают очень откровенно. Для того чтобы между людьми возникла такая близость, они должны четко знать: путешествие продлится недолго, через некоторое время они разбегутся навсегда. У кочевника на верблюде необходимости занять время подобной беседой не возникает — для него такой способ перемещения является постоянным, это его образ жизни.
Современные социологи выделяют пять парадоксов, связанных с, казалось бы, возросшей мобильностью:
1. Понятие «резидентного» размещения, столь важного ранее, теперь размывается — люди могут жить в одном городе, а трудиться в другом. Раньше немецкий бюргер на вопрос, где церковь в его деревне, мог ответить: «Полчаса ходу», и вы понимали, что это время входит в его обычный путь, который включает встречу с друзьями по дороге, задержку, чтобы посмотреть на закат, и т.д. Теперь немецкий профессор может жить в Мюнхене, а преподавать в Бохуме, добираясь туда поездом девять часов — его «солидарность» со своим городом исчезает, и время, которое нужно ему, чтобы добраться в Бохум, он будет определять так же, как только что прибывший в Баварию чужестранец.
2. Рост туризма также ведет к отчужденности. Маршруты, которые в средневековой Европе были исхожены только паломниками, теперь преодолеваются людьми без определенной цели. Британский социолог Джон Урри в своей книге «Взгляд туриста» задается вопросом: что заставляет человека поехать к какой-то достопримечательности? Турист глазеет на нее из любопытства: да, он пытается что-то запомнить, у него могут даже появиться любимые места во время странствий, но он никогда не сможет испытывать солидарности ни с одним из них — его мобильность делает его везде чужим.
3. Рост автомобилизации ведет к тому, что окружающая среда меняется, и наличие машины заставляет ее владельца менять свое поведение. Сто лет назад машина была средством для того, чтобы переместиться из пункта А в пункт В. Теперь, по сути, не человек управляет автомобилем, а машина — человеком: она заставляет его создавать новые отрасли промышленности, приобретать новые компетенции и вести себя на дороге иначе, чтобы куда-то продвинуться.
4. Пребывание в местах ожидания — это еще один парадокс, тесно связанный с предыдущим. Вместо того чтобы удовлетворять изначальную потребность в перемещении, машина заставляет водителя терять время в пробках, пребывать в состоянии, которое он не может заполнить осмысленной деятельностью. В рамках исследования НИУ ВШЭ социологи также изучали, что люди делают в залах ожидания аэропорта. Оказалось, что они идут в кафе не потому, что хотят есть; читают книгу не потому, что хотят знать, что нового для них в этой книге — они просто убивают время. Мышление — это привилегия свободного человека. Но человек, который говорит: «Я думаю, потому что этим могу занять время от Москвы до Нью-Йорка» — менее свободен, чем Аристотель.
5. Парадокс мобильных средств связи: с одной стороны, они позволяют человеку оставаться на месте, с другой — тот же сотовый телефон или планшет «мобильны» именно потому, что перемещаются вместе со своим владельцем.
Сейчас все идет к глобальной мобилизации — когда человек будет везде оставаться чужим. Но ее парадоксы преподнесут людям еще немало сюрпризов. Так, несколько лет назад группе вышкинских преподавателей пришлось навестить коллег в университете в Ланкастере. Известно, что для Европы мобильность студентов — это не просто традиционная вещь, это вещь, на которую делается ставка в развитии общества. Но оказалось, что ланкастерским преподавателям приходится буквально выпихивать своих студентов из университета, чтобы те поучаствовали в каком-то мероприятии за его пределами. Так что мобильность далеко не всегда воспринимается как благо. Но, вероятно, она все же будет развиваться дальше, несмотря ни на что.

Мария САЛТЫКОВА. «Московские новости», 25 марта 2014 года