… о детоубийствах в Античности

Сегодня ценность детства необычайно возросла по сравнению с предшествующими эпохами: ребенку позволено оставаться всё детство ребенком, а не выполнять взрослую работу, пусть и детскими силами; в первую очередь защищают не производительные силы общества (мужчин), а детей (наше будущее). Инфантицид (намеренное умерщвление младенцев), на взгляд современного человека, — ничем не оправданная жестокость, а в древних обществах маленькие дети были самой «расходной» категорией. Разбираемся, так ли уж жестоки были древние люди к детям.

В ранний период детства выживаемость младенца зависит лишь от родителей. В древности наблюдалась высокая естественная смертность при родах и в течение первой недели внеутробной жизни: до 70 %. Инфантицид, пожалуй, был наиболее эффективной и безопасной для матери мерой ограничения количества детей в семье (возможно, и наиболее гуманная в отношении новорожденного).
Смерть от голода, холода или утопления (то есть с использованием традиционных методов детоубийства) не оставляет в веках следов и со временем может выглядеть естественной. По костям определяется лишь возраст смерти, а для установления ее насильственности нужен косвенный метод: отсутствие принятого в данной местности похоронного обряда, несвойственное возрастное распределение по шкале естественных смертей и т. д.
Немногие в античности были достаточно отважны, чтобы оставить ущербного ребенка. Множество патологий развития незаметны в первые недели жизни, и поводом для избавления от младенца могли быть только видимые при рождении уродства: такой ребенок считался наказанием богов, опасностью для семьи, поэтому к родителям, отказавшимся от него, относились с пониманием. Избавление от уже признанного ребенка не приветствовалось.
Из литературы и данных археологии известно, что детей-инвалидов можно было социализировать и при достаточной обеспеченности семьи сделать их жизнь вполне сносной. В Помпеях известны молодые погибшие, страдавшие расщеплением позвоночника, которое является наследственным заболеванием, а в Оплонтиса найдены два скелета близнецов с признаками врожденного сифилиса.
Это очень хорошие примеры: в обоих случаях гибель от извержения вулкана (а не естественная смерть) в жилом доме в окружении близких дает понять, что эти дети были вполне вписаны в общество, любимы и опекаемы семьей, несмотря на недуги.
В то же время некоторые религиозные культы требовали человеческих жертв, в том числе и младенцев, а массовость указывает на их поддержку населением.

Как рожали в Древней Греции
В Древней Греции рождение ребенка проходило дома:
«Когда же, Алкивиад, появляемся на свет мы, то, по выражению комического поэта, едва ли и соседи наши это замечают».
Платон. Алкивиад I. 121d; V–IV вв. до н. э.
Роды принимала обученная рабыня или приглашенная повитуха майя. После рождения ребенка обмывали в пресной воде.
Спартанцы «…обмывали новорожденных не водой, а вином, испытывая их качества: говорят, что больные падучей и вообще хворые от несмешанного вина погибают, а здоровые закаляются и становятся еще крепче».
Плутарх. Ликург. 16
Это делали не только из соображений гигиены, но и смывая скверну родов, что требовалось и матери.
Там, где тобой разрешились у матери мощные недра,
Стала искать она ключ родниковый, в котором могла бы
Нечистоту свою смыть от родов и обмыть тебе тельце.
Каллимах. Гимн Зевсу. 15–17; 1-я пол. III в. до н. э.
Сын акушерки философ Сократ в V веке до н. э. уточняет дальнейшие действия: «А после родов его полагается обнести вокруг очага и толком рассмотреть…» (Платон. Тэетет). Его рассуждения косвенно указывают, что по результатам первичного осмотра родители могли отказаться от ребенка.
Решение о признании новорожденного принимал глава семьи в узком кругу домочадцев. Греки не давали новорожденному имени в течение первой недели.
Аристотель (IV в. до н. э.) в «Истории животных» объясняет:
«Большинство погибают до седьмого дня, поэтому и имена детям дают в то время, так как уже больше уверены в их сохранении».
При похоронах мертворожденных или умерших вскоре после рождения детей обходились без традиционных ритуалов — они не считались полноценными людьми.

Подкидыши Античности
В Римской республике выбор будущности младенца также делал отец. Позднее, в более свободный во многих отношениях период Империи женщина могла сама решать, нужен ли ей ребенок: в ход шли и аборты, и «преждевременные» роды, и роды «со смертельным исходом», и подмена ребенка нужного пола, и т. п.
В комедии Тита Макция Плавта (конец II в. до н. э.) «Амфитрион» Юпитер в образе Амфитриона, покидая беременную, уже на сносях, супругу Алкмену, напутствует: «Дитя ты воспитай законное». Вероятно, в отсутствие супруга на момент разрешения от бремени жена должна получить заранее формальное признание им новорожденного.
Подкидывание, или «оставление детей» (expositio infantum), — законное право отца, закрепленное Законами XII таблиц (середины V века до н. э.). Об этом упоминают Цицерон в сочинениях «О законах» и «Дионисий Галикарнасский», приводя условие, данное Ромулом: «…предварительно покажут его пяти ближайшим соседям, и все они одобрят».
Младенца оставляли в определенных местах: в храме или на улице — нашедший его мог забрать себе. Его гибель не считалась убийством. Часто такие дети незаконно обращались в рабов и использовались в проституции.
Об этом говорит, например, Юстин Философ, живший при Антонине Пие: «…Подкидывать новорожденных младенцев есть дело худых людей; во-первых потому, что почти все такие — мы видим — не только девочки, но и мальчики употребляются на любодейство…»
Осуждение детоубийства и оставления появилось в источниках лишь с распространением христианства, а ранее эта проблема не считалась достойной обсуждения и осуждения.
Очевидно, подобная практика была распространена довольно широко. Косвенно об этом свидетельствует почти полное отсутствие данного сюжета в оригинальной мифологии Древнего Рима — на ум приходят только Ромул и Рем. В остальных случаях это переделки популярных греческих произведений. Однако в исторической или публицистической литературе, а также в частной переписке такие факты упоминаются нередко.
Известен случай массового отказа от новорожденных в Риме:
«…люди осыпали камнями храмы, опрокидывали алтари богов, некоторые швыряли на улицу домашних ларов, некоторые подкидывали новорожденных детей». Калигула. 5
День гибели популярного в народе полководца Германика, приемного сына императора Тиберия, сочли настолько несчастливым, что от ребенка, рожденного в этот день, лучше было избавиться.
Можно ли было вернуть брошенного ребенка
Оставление не давало права нашедшему дитя обратить его в рабство, их отношения закон регламентировал как «воспитатель—воспитанник», но этим часто пренебрегали. В переписке Плиния Младшего и императора Траяна (Плиний. Письма, X, 71 и 72) обсуждается вопрос о восстановлении права рождения таких детей.
Бывали и обратные случаи:
«Марк Антоний Гнифон родился в Галлии в свободной семье, но был подкинут; вырастивший его отпустил приемыша на волю и дал ему образование…». Светоний. О грамматиках. 7
«Гай Мелисс из Сполеция был свободнорожденным, но его родители, поссорившись, подкинули его. Стараниями и заботой воспитателя он приобрел глубокие знания и был подарен Меценату в качестве грамматика. Когда он увидел, что Меценат к нему благоволит и относится дружески, то, хотя мать и признала его, он остался в рабстве, предпочитая настоящее свое положение тому, какое следовало ему по происхождению». Там же. 21
Эти примеры свидетельствуют, что не каждого оставленного ребенка ждала печальная участь, вероятен был и счастливый исход, вплоть до обретения законных родителей.
Новорожденный в Риме получал crepundia — подвеску-оберег, сделанную специально для этого случая. Он был индивидуализированным, мог содержать имена родителей и позволял им в случае потери ребенка или его экспозиции опознать дитя, а также был знаком свободного рождения младенца.
Роль крепундия как опознавательного знака могли играть и другие предметы: игрушки, украшения и т. д.
Плавт использует сюжет возвращения детей в лоно семьи с помощью крепундиев в двух комедиях. В «Шкатулке» мать, родив дочь вне брака, избавляется от нее, а выйдя замуж за отца ребенка, ищет подкидыша. Содержательница борделя, воспитавшая и пристроившая девочку в свое заведение, боясь наказания, возвращает ее родителям, используя крепундии как доказательство родства:
…Здесь лежат игрушки, с ними принесли тебя ко мне;
Ты по ним родителями легче будешь признана… (635–636)
В «Канате» пропавшая во время шторма шкатулка с крепундиями вызывает у ее владелицы бóльшую печаль, чем кораблекрушение, ведь вещи должны помочь найти родителей.
А в той ее шкатулке погремушки; маленькой
В них она играла. Это все лежит в плетенке той.
Для него какая польза в них? А ей могли б они
Помощь оказать, несчастной, если б их он отдал ей.
Ведь она по ним могла бы отыскать родителей. (1081–1085)
В финале по этим предметам отец узнает в незнакомке свою дочь, похищенную еще малышкой.
Не только уродство или увечье толкало родителей на экспозицию, причиной могла быть бедность, беременность вне брака, слишком большое количество детей в семье, подозрения в происхождении младенца и т. д. Но многие родители заботились, чтобы подкинутый выжил и в дальнейшем мог остаться свободным.
В мифах Древней Греции сюжет о случайном спасении брошенного в лесу или горах младенца пастухом или крестьянином нередок. Самые известные примеры: Парис из Трои; Эдип, царь Фив; Аталанта из Аркадии; Ион из трагедии Еврипида; Дафнис и Хлоя.
Чаще всего в мифах детей бросают в связи с предсказанной им ужасной судьбой, отец Аталанты не хотел девочку, отец Дафниса — детей больше имеющихся, Ион родился в результате насилия.
Античное общество позволяло главе семьи взять на себя ответственность за новорожденного или отказать ему в существовании в рамках домохозяйства, то есть в праве на жизнь. Нет статистики, насколько часто прибегали отцы к этому жестокому решению, но, судя по источникам, процент оставленных младенцев был довольно велик, а их выживание и в дальнейшем восстановление в правах не были редкостью, что вело к накоплению судебной практики.

Младенческие жертвоприношения в Древней Греции
Из источников известно о двух таких традициях, закрепленных на государственном уровне. Обе осуждались современниками и использовались в пропаганде как иллюстрация жестокости их носителей.
Младенцы и ягнята: тофет Карфагена
Ритуал молк обязывал родителей жертвовать первенцев богу Баал-Хаммону. Самые известные его описания мы находим у Диодора Сицилийского (20. 14. 4–6):
«Они также утверждали, что Крон отвернулся от них, поскольку в прежние времена они имели обычай жертвовать для этого бога благороднейших своих сыновей, но в последнее время тайно купленных и выращенных детей они посылали ему в жертву; а когда было произведено расследование, выяснилось, что некоторые принесенные в жертву, были подменены. Когда они задумались об этих вещах и увидели вражеский стан под своими стенами, они переполнились суеверным страхом, потому что сочли, что они пренебрегли почитанием к богам, которые были утверждены их отцами. В своем рвении загладить вину за свое бездействие, они выбрали двести благородных детей и принесли их жертву публично, а другие, которые были под подозрением, принесли себя в жертву добровольно, в количестве не менее трехсот человек».
и у Плутарха (О суеверии. 13):
«…сознательно и намеренно они приносили в жертву своих собственных детей, а те, у кого детей для заклания не было, покупали их, словно птенцов или ягнят, у бедняков, и мать ребенка хладнокровно стояла рядом, не издавая ни единого стона, а если даже рыдала и плакала, то вызывала этим только презрение, дитя же ее все равно приносили в жертву…»
Есть упоминания у Тертуллиана, Клитарха, Порфирия, Квинта Энния и в диалоге «Минос», приписываемом Платону.
Тофеты — священные некрополи в финикийских городах Северной Африки, на Сицилии и Сардинии — выглядят практически одинаково: участки под открытым небом на северной окраине города, где захоронены запечатанные керамические сосуды (урны) с кремированными останками младенцев и молодых животных (обычно ягнят). Захоронения иногда сопровождают стелы с надписями. Помимо урн на участках имеются алтари, места для кремации, служебные сооружения.
Давние археологические исследования открытых тофетов привели к двум основным взглядам на проблему.
Тофет — кладбище для категории общества, еще социально не признанной: детей раннего возраста, мертворожденных или умерших естественной смертью, что не отменяет и действительных жертв богам живых детей в сложные для человека или государства периоды.
Тофет — кладбище для детей раннего возраста, принесенных в жертву богам; священные участки для церемоний культа с человеческими жертвами. Умерших естественной смертью детей хоронили в других местах.
Обе гипотезы вызывают вопросы.
Если тофет — обычное кладбище, почему не каждый финикийский город имел его? А если тофет свойствен именно финикийской религии, то почему в финикийских поселениях Леванта их нет? На жертвоприношение могут указывать и останки ягнят (как заместительные жертвы), но как объяснить останки недоношенных и мертворожденных детей?
В то же время ягнята — сезонное явление, значит, жертвовать их возможно только один-два раза в год. Вряд ли умерших детей не хоронили в другие периоды года, ожидая приплода скота. Да и практика захоронения животных на обычных некрополях нам неизвестна.
Есть мнение, что письменных источников с упоминанием ритуала слишком мало на фоне нескольких сотен лет его существования, и есть сомнения в беспристрастности авторов — граждан Рима, противника Карфагена. Кроме того, описания жертвоприношений младенцев у пунийцев связаны с экстраординарными событиями, а не являются регулярной практикой.
Текст на погребальных стелах тофетов (только в тофете Карфагена Саламбо их более 6000) отличается от текста на стелах обычных кладбищ, где есть имена похороненных. Стелы тофетов — свидетельство договора с божеством в отличие от обычных погребальных стел, несущих функцию памяти об умершем, тут нет имен детей, они — «предмет» соглашения с богом.
Остеологическим исследованиям содержимого урн тофетов Карфагена, Гадрумета, Тарроса, Мотии, Сульчиса скоро исполнится сто лет, и нам известно, что захоронения действительно содержали большое количество кремированных костей новорожденных, которые часто смешаны с костями животных, что указывает на их одновременную кремацию. Если сопоставить примерное (VIII–II вв. до н. э.) время использования Саламбо и известное сейчас количество его урн (около 20 тысяч), то получится, что и для естественной младенческой смертности, и для регулярных жертвоприношений цифра слишком низка. Соответствующие данные по Мотии, Тарросу и Сульчису совпадают с этим выводом.
Цитата из книги раннехристианского римского писателя африканского происхождения Марка Минуция Феликса (II–III вв. н. э.) может в какой-то мере объяснить наличие недоношенных и мертворожденных младенцев среди жертв (Октавий. 30. 2–3):
«Вы, я знаю, иногда выбрасываете своих детей зверям и птицам, а иногда предаете жалостной смерти через удушение; есть такие женщины, которые лекарственными напитками уничтожают в самом чреве своем зародыш будущего человека и, еще не родив, убивают человека.
Это, разумеется, школа ваших богов: Сатурн детей своих, правда, не выбрасывал, он их пожирал. Ему, по праву, в некоторых областях Африки родители и приносили в жертву младенцев, ласками и поцелуями зажимая им рот, чтобы не приносить жертву всю в слезах».
Здесь имеется в виду Баал, пунийский аналог Сатурна. Женщины не желали убивать детей во время ритуала и использовали аборт или удушение для их умерщвления.
Весь цикл ритуала был довольно дорогим: погребальный костер, животные жертвы, стелы, подношения богам и служителям тофета. Это наблюдение подтверждает античные сообщения, что молк для пунов не повинность, а честь, которой достойны лишь привилегированные слои населения.
Однако надписи на стелах тофетов содержат имена не только аристократов, но ремесленников, слуг и даже иностранцев. Подобные обряды относительно младенцев в иных культурах не зафиксированы.
Очевидно, что тофеты — сложный исторический, социальный и религиозный феномен западного Средиземноморья, и пока невозможно выбрать из двух гипотез лишь одну. В отсутствие дополнительных данных (например, пунических письменных источников) дискуссия об их назначении будет продолжаться.
Но говорить о регулярных массовых жертвоприношениях младенцев в финикийских городах Средиземноморья, где найдены тофеты, не приходится, как не имеют под собой почвы и утверждения о полном отсутствии такой традиции.
Спартанских младенцев бросали с обрыва: правда или миф?
Из греческой истории вспоминается лаконская традиция избавляться от уродливых и больных младенцев, о которой поведал Плутарх (Ликург. 16):
«Отец был не вправе сам распорядиться воспитанием ребенка — он относил новорожденного на место, называемое „лесхой“, где сидели старейшие сородичи по филе. Они осматривали ребенка и, если находили его крепким и ладно сложенным, приказывали воспитывать, тут же назначив ему один из девяти тысяч наделов. Если же ребенок был тщедушным и безобразным, его отправляли к Апофетам (так назывался обрыв на Тайгете), считая, что его жизнь не нужна ни ему самому, ни государству, раз ему с самого начала отказано в здоровье и силе».
Поскольку из античных авторов больше никто об этом не упоминает, считается, что Плутарх переосмыслил содержание «Государства» Платона:
«Взяв младенцев, родившихся от хороших родителей, эти лица отнесут их в ясли к кормилицам, живущим отдельно в какой-нибудь части города. А младенцев, родившихся от худших родителей или хотя бы от обладающих телесными недостатками, они укроют, как положено в недоступном, тайном месте». V. 460c
Сообщению Плутарха противоречит жизнь царя Спарты Агесилая II, хромого от рождения. Несмотря на принадлежность к царскому роду и, значит, освобождение от государственной системы обучения, он не был наследником первой очереди и стал царем случайно в зрелом возрасте.
Апофеты пока так и не найдены, зато, возможно, подтвердилось существование другого зловещего ущелья Тайгета — Кеады, которое упоминается у нескольких античных авторов как место казни предателей, преступников и врагов:
«Всех их лакедемоняне решили бросить в Кеаду: они бросают туда тех, кого они хотят наказать за величайшие преступления». Павсаний. IX, 18, 4
«Они думали было кинуть тело его [Павсания] в Кеаду, куда бросали преступников, но потом решили закопать его где-то недалеко оттуда». Фукидид. I. 134
Расположение Кеады было определено еще в 1879 году. В 1983 году пещера под современным названием Трипи исследовалась мультидисциплинарной группой ученых, которая обнаружила большое количество скелетных остатков на ее дне и в естественных трещинах и полостях стен. Радиоуглеродное датирование двух образцов отнесло их к VIII–V вв. до н. э.
В 2007 году были опубликованы предварительные результаты нового исследования. К сожалению, пресса спутала Кеаду с Апофетами, и интернет запестрел «документально подтвержденным опровержением спартанской традиции».
Однако речь шла именно о Кеаде, где удалось выявить 46 скелетов. Большинство из них принадлежали мужчинам от 18 до 25 лет, несколько — мужчинам старше 40 и 2–3 — подросткам 12–17 лет. Костей младенцев или детей нет. Людей сбрасывали, как и указано в источниках, в расщелину скалы сверху, а кости на стенках пещеры принадлежат тем, кто выжил и пытался ее покинуть.
Таким образом, на легенде о спартанской жестокости окончательный крест пока не поставлен.

Юлли УЛЕТОВА. НОЖ, 9 апреля 2019 года