… о насилии и отношениях полов

Почему нам нужен новый закон о защите от насилия, как сделать, чтобы он работал, с чем связано отсутствие достоверных данных о количестве случаев домашнего насилия и как разрушить ореол стыда вокруг этой темы - рассказывает руководитель центра “Насилию нет” Анна Ривина.

– Почему вообще люди не могут договориться между собой сами и  отношения в семье нужно регулировать на правовом уровне?
– Те, кто может договариваться, за защитой к государству обращаться не станут. Между семейным конфликтом, когда люди ссорятся и не боятся друг друга, и насилием, когда один подавляет, подчиняет и разрушает самооценку другого, есть существенная разница. Так что закон нужен тем, кто договариваться не умеет и не планирует. Домашнее насилие – это преступление, а за преступление нужно отвечать по закону.
– У нас сейчас такого закона вообще нет?
– То, что есть, не работает эффективно, полицейские и судьи отказываются применять уже существующие нормы должным образом. Понятия «насилие» в законе не существует. А ведь насилие – это не только когда вас пытаются на тот свет отправить. Оно бывает физическим, сексуальным, психологическим, экономическим. Это должно быть прописано в законе.
В России, например, до сих пор не существует охранного ордера, защитного предписания, запрещающего обидчику на время разбирательства приближаться к пострадавшей женщине. Везде уже такой ордер есть, потому что есть понимание, что пострадавшей необходимо время собраться с силами, поговорить с психологом, юристом, подумать где жить и в какую школу перевести детей, чтобы не ложиться спать с топором под подушкой, боясь не проснуться.
Помните историю в Орле? Женщина умоляла по телефону полицейских помочь. А ей ответили: «Труп будет – приедем, опишем. Не волнуйтесь». Через 40 минут так и произошло, потому что сожитель забил ее до смерти. Правовая система должна быть построена так, чтобы полицейский не мог не отреагировать на звонок.
– Не верится, что полиция совсем никак не реагирует.
– Недавно ко мне обратилась женщина. Живет на Рублевке. Ее соседку избил боксер. В полиции сказали: «Зачем тебе заявление писать? Ну выпишут ему за побои штраф 500 рублей. Тебе это надо?»
Во-первых, не 500 рублей, а 5000 рублей. И не ей, а в госбюджет. И тем возмутительнее выглядит закон о декриминализации, принятый недавно. Кстати, после его принятия даже на Первом канале юмористы не отказывали себе в колкостях: “Спасибо Госдуме! Теперь стало можно бить”.
Поэтому мужчины идут и избивают своих жен. Нашей стране действительно необходим закон, направленный на защиту пострадавших. Пока закон у нас не про защиту, а про пополнение бюджета.
– Есть ли какие-то данные официальной статистики – сколько это случаев в год?
– С официальной статистикой плохо. Можно посмотреть сухие цифры, кончено, число обращений в полицию по регионам, например, или заявления МВД. Можно изучить данные Росстата и различных НКО. В среднем, в каждой четвертой семье происходит насилие. Но тиражируемые СМИ данные о 12-14 тысяч женщинах, ежегодно убиваемых в семьях, все-таки неверны. Это цифра родом из девяностых.
– Так  есть ли ясность с цифрами?
– Каждый раз, когда мы получаем хоть какие-то цифры – это удача. Понимаете, все упирается в отсутствие закона, в котором юридически и четко оговаривалось бы понятие “насилие”.
Представьте ситуацию. Женщина спасает свою жизнь и в результате убивает абьюзера. Такие случаи полицией рассматриваются чаще не как самооборона, а как умышленное убийство, а значит в статистику не попадают.
– Почему так происходит?
– За раскрытие умышленного убийства полицейским дают совершенно другое “спасибо”, чем за “самооборону”. Они получают больше репутационных похвал, баллов по службе, профита. Полицейским выгодно, чтобы дело было громким. И еще выгоднее дело не заводить вовсе.
Но мы знаем, что по официальной статистике 40% всех тяжких преступлений происходит в семье. Мы знаем, что за 2016 год в семьях больше 50 000 потерпевших, где женщины – абсолютное большинство. И мы знаем, что очень многим отказывают в помощи.
Например данные за 2014-2015 год – по статье о побоях поступило более 2 миллионов обращений каждый год, и каждый год больше миллиона случаев – отказ в возбуждении уголовного дела, а в суде в итоге обвинительный приговор – меньше 30 тысяч. Люди обращаются, а полицейские штампуют отказы…

Мир давно прошел этот путь
– Вы молодой и успешный юрист, почему вы занимаетесь именно темой семейного насилия?
– Три года назад я прочла статью журналистки Анны Жавнерович. Однажды ночью ее избил молодой человек, с которым они решили расстаться. История сопровождалась фотографиями и повергла меня в шок. Ничего подобного в моей жизни не происходило. Насилие казалось чем-то редким и далеким. Совсем не той проблемой, которую нужно как-то выделять.
Ещё больше поразила реакция на статью. Хипстерская и прогрессивная молодежь в комментариях писала: “сама виновата”, “он плохо поступил, потому что ты спровоцировала”. При любом раскладе жертва выходила виноватой.
По делу Жавнерович состоялся суд. Парня осудили, но вскоре амнистировали по случаю юбилея Победы. Мало того, что человек превративший лицо молодой женщины в месиво, не понес ответственности, так он ещё и получил общественную поддержку: “получила, значит за дело”.
Я тогда училась тогда в Тель-Авиве. Если зайти в Израиле, простите, в туалет, там есть табличка на нескольких языках с инструкцией куда звонить и что делать в ситуации насилия. В Москве ничего подобного я не встречала не то что в туалете, даже в интернете. Максимум – обрывочные сведения в женских журналах. Так что куда бежать за помощью, понять невозможно. В полиции поддержки не допросишься.
Я юрист, кандидат юридических наук по информационному праву. Всю жизнь занималась проблемой СМИ и никогда не думала, что социальная проблематика хоть как-то может меня коснуться. Но история Жавнерович, обсуждение ее в сети, сам факт, что насилие в моей стране считается нормой, настолько меня возмутили и потрясли, что я призадумалась. А что я могу сделать, чтобы это изменить?
– Наверняка кто-то скажет, что в Израиле, который вы приводите в пример, неспроста в любом доступном и недоступном месте висят телефоны доверия для пострадавших от насилия. Может быть насилие там процветает?
– Понимаете, проблемы решаются там, где о них говорят. И в Израиле об этом говорят. Там, выйдя на улицу, вы увидите не только людей с дополнительными потребностями, но и людей с разным цветом кожи, женщин, которые одеваются так, как им хочется… А в нашей стране проблемы прячут и замалчивают, а еще говорят,  что “тебя изнасиловали, потому что платье слишком короткое и походка вызывающая”.
Вспомните послевоенный СССР, когда начали прятать тех, кто в войне потерял руки, ноги. С домашним насилием та же картина. Нет у нас никакого насилия и точка. Больше скажу, 70-80% случаев остаются в тени, о них не сообщают. Люди не обращаются за помощью, потому что боятся агрессора, боятся полицейских, боятся последствий для семьи, боятся осуждения и косых взглядов.
Наконец, домашние проблемы нужно держать при себе, потому что “выносить сор из избы – последнее дело”. Говорить о насилии в семье стыдно. Особенно пожилым. А пожилые люди, кстати говоря, одна из уязвимых категорий. Ну как мать расскажет, что ее сын-наркопотребитель давно вынес из дома все, что мог, и выколачивает кулаками пенсию?! Неужели можно собственного ребенка отправить за решетку?
– Вы решили заниматься проблемой домашнего насилия. И куда с этим пошли?
– Потребовалось немало времени, чтобы узнать кто занимается подобными вещами. Их оказалось немного: центр “Сестры” (помогает женщинам, пострадавшим от сексуального насилия) и образовательный центр “Анна” (инициировавший первую в стране линию телефона доверия), плюс несколько убежищ. Консорциум женских неправительственных объединений, где я и нашла Мари Давтян, которой я начала помогать и учиться у нее. Мне стало понятно, что о деятельности этих организаций знают не все, кому они нужны, так я решила работать в информационной сфере.
Изучила международный опыт, где доходчиво изложено: куда, зачем и как действовать пострадавшей женщине. Поняла, что изобретать велосипед нет надобности. Мир давно прошел этот путь. Не стала ждать, что кто-то предложит работу или на меня свалится грант. Просто начала делать  – такая волонтерская инициатива – и создала проект “Насилию нет”. Спустя три года системной работы мы уже доросли до НКО.

Но у нас предпочли декриминализировать побои
– Как НКО может изменить ситуацию с домашним насилием?
– Во-первых, мы делаем все, чтобы тема насилия перестала быть табуированной. Стараемся разрушить стереотипы из серии  “сама виновата”. Увы, без государственной поддержки социокультурную модель поведения изменить очень сложно, но мы делаем все, что в наших силах, у нас большие планы.
Понимаете, если детям с ранних лет рассказывать о личных границах, которые нарушать не позволено никому, если объяснять, что покушение на эти границы – не в порядке вещей, то ситуация сдвинется с мертвой точки. Говорить об этом нужно не только в школе, но и на других публичных площадках. У государства возможностей для просвещения намного больше, конечно, мы очень надеемся достучаться и выстроить такую работу, но пока нет.
Своей деятельностью мы хотим не увеличить адресную помощь (хотя занимаемся юридическим и психологическим сопровождением пострадавших), нам важнее наполнить информационное пространство, чтобы каждая пострадавшая знала куда бежать в ситуации насилия.
Мы собираем всю аналитику, планируем создать всероссийскую сеть помощи пострадавшим от домашнего насилия, объединив в единое профессиональное сообщество все кризисные центры, существующие в стране.
Наконец, мы занимаемся вопросами правового регулирования, потому что Россия, как я уже говорила, последняя страна (вместе с Узбекистаном) без закона о профилактике семейно-бытового насилия. Кавказ, уж куда как патриархален, но даже там приняли законы. И только Россия гордо чего-то ждет.
– Вы говорите о просвещенной Европе, но давно ли там существуют такие законы?
– По-разному. Самая передовая – Швеция. Недопустимость физического насилия по отношению к детям, а следом о насилии в семье там запрещены законом еще в 1979 году . Америка приняла такой закон в 1994 году, когда Конгресс США счел домашнее насилие уголовным преступлением, предусматривающим судебное преследование.
В странах Европы законы о насилии против женщин принимались волнами. Во Франции несколько лет назад (в 2010 году) в уголовном кодексе появился новый вид преступления – «психологическое насилие» . Закон защищает женщин от издевательств нефизического характера. Израиль подбирается к тому, чтобы на законодательном уровне наказывать за экономическое насилие.
Бывшие советские республики начали принимать подобные законы лет пять назад. Украина, например, подписала такой в январе 2018 года. Действовать он начнет с 2019 года. А киргизы умудрились к закону об охране и защите от семейного насилия  уже несколько раз внести современные поправки.
Даже если бы Россия приняла такой закон сегодня, то не сильно бы отстала от Европы. Но у нас предпочли декриминализировать побои. Побои в России не преступление, а проступок, который ставится в один ряд с неправильно припаркованной машиной.

Насилие происходит там, где права ничего не значат
– Опять все упирается в статистику? У нас она не такая пугающая, как в Америке и передовых европейских странах?
– Дело скорее в патриархальности нашего общества, которое женщину воспринимают как мать и жену в первую очередь. И лишь во вторую, как человека со своими интересами, желаниями, в том числе желаниями профессиональной реализации.
– Разве это плохо?
– Как сказать. Женщине, для того чтобы не выглядеть в глазах окружающих неудачницей, нужен хоть какой-нибудь мужчина. И когда с детства ты привыкла слышать: “скорей бы тебя замуж отдать”, а с возрастом возникает еще и дополнительное социальное давление, то идешь замуж за кого угодно, лишь бы не прослыть старой девой. Глобально давление изливается на нас из фильмов, телепередач, рекламы, речей публичных ораторов, книг, газет…. Мы в это погружены с головой.
И лишь прогрессивное меньшинство понимает, что сказать “нет” – право, а не недостаток. Тех, кто может сказать “а я не хочу замуж”, “пока не готова рожать” – единицы.
Но брак не должен быть показателем востребованности женщины. Нельзя гнать в брак. Семья должна быть осознанным выбором, а не результатом социального давления. Потому что именно в контексте брака уязвимой остается женщина. Если она рожает, например, больного ребенка, то в подавляющем большинстве случаев среднестатистический россиянин уходит и заводит себе новую семью. Если женщина серьезно заболевает, мужчина опять уходит и заводит новую семью. Если по какой-то причине она оказывается в местах лишения свободы, мужчина тоже уходит. Но если мужчина сидит в тюрьме, то женщина пишет, звонит, возит продукты и передает носочки с печеньем.
– Женщина решает быть винтиком и от этого происходит насилие в семье?
– В нашей стране, кажется, каждый человек решает быть винтиком, не то, что женщина. Вот история с сёстрами Хачатрян. Представьте, девочки не ходили в школу. Почему никого это не беспокоило? Они не были на домашнем обучении. Они просто не приходили на уроки.
Где был учитель, директор, психологи, социальные работники, органы опеки, которых так все боятся? Почему никого из них не привлекла ситуация в этой семьей? Да потому что люди привыкли жить по шаблону и принципу “моя хата с краю”.
Каждый учитель решает, отслеживать ли ситуацию в семье ученика. Пройти мимо или остановиться, если дети в беде. Каждый учитель, да каждый из нас, постоянно стоит перед выбором, быть ли человеком.
В том же Израиле отношение к детям совершенно иное, на них не кричат на улице, до них есть всем дело. Очень тронула меня одна история:  мама одной девочки сообщила учителю, что у дочери онкология. Девочка прошла облучение, облысела и должна вот-вот вернуться в школу. Мать попросила учителя, чтобы ребёнка не обижали. Когда утром девочка вошла в класс, все ученики были лысыми, включая педагога.
Почему там родители, дети, учитель поняли, что их поступок поддержит ребенка в такой щепетильной ситуации, а у нас люди волнуются, что в районе будет прачечная для бездомных?
Понимаете, насилие происходит там, где права ничего не значат.
Нам известно, что больше двадцати раз соседи жаловались на ситуацию в семье Хачатрян. Мать девочек обращалась в отделение полиции, где он ее сразу же и побил. Но полицейские бездействовали. То есть мы вновь упираемся в правовой контекст и человеческий, конечно.
– Хотите сказать, что в Америке и Европе все эти проблемы обнаружились раньше?
– В Америке изменения в законодательстве в том числе несли волны феминизма. Именно феминистки впервые начали говорить, что женщина, сидящая дома с детьми, заботящаяся об уюте, готовящая обед – не пустое место. И быть на кухне – это тоже труд, который нужно уважать. Женщины там отстаивали свои права. Они немало сил потратили, чтобы получить возможность голосовать и работать не только секретаршами.
Советские женщины, кстати, за это никогда не боролись. Нашим мамам и бабушкам одним из первых в мире дали все на тарелке.
Мы никогда не знали борьбы за право возглавить завод или управлять бетономешалкой, не говоря уже про военное время, когда женщины делали все. Советская женщина была человеком. И тем сильно отличалась от среднестатистической американки послевоенного периода, которая обязана была с мартини и ужином в пять перемен блюд встречать мужа с работы в вечернем платье и с укладкой. В СССР женщине может не приходилось безвылазно сидеть на кухне, но это не значит, что было гендерное равенство, его у нас тоже не было.
Международное явление, что труд мужчин и женщин оплачивается по-разному. Как следствием женщины попадают в экономическую зависимость. А ведь насилие  – это не обязательно головой об батарею. Насилие – это когда ты не хочешь заниматься с мужем сексом, а он заставляет, потому что супружеский долг. Или ты хочешь работать, учиться, развиваться, а он запрещает получать образование, потому что твое место на кухне. И выходит, что это вещи взаимосвязанные. Насилие начинается тогда, когда вы боитесь отстаивать свои интересы, права, боитесь говорить о том, что важно и волнует вас.
Наша цель как информационного ресурса – разрушить ореол стыда вокруг темы насилия. Стыдно должно быть не тому, кого бьют, а тому, кто бьет. Я уверена, если женщина напишет на заборе, в Фейсбуке, расскажет друзьям, позвонит на телефон поддержки и скажет:  “Вася это сделал”, а в ответ услышит: “Это не ваша вина”, тогда очень многое в нашей стране изменится.
Если мужчина будет знать, что законом запрещено избитой жене забрать заявление о побоях из полиции, он сто раз подумает распускать ли руки. Потому что это будет значить, что государство готово защищать пострадавших.

Нам нужно, чтобы закон не просто был, а работал
– Что “Насилию.нет” может сделать в области законодательства? Какие возможности, кроме информирования населения, у вас есть?
– Наш законопроект лежит в Госдуме. Его разработали блестящие адвокаты: Мари Давтян и Алексей Паршин. Этот закон еще в шестом созыве лёг на стол “Справедливой России”. Его продвижением активно занимается Алёна Попова, как общественный деятель, и Оксана Пушкина (депутат Государственной Думы и зампредседателя комитета по вопросам семьи, женщин и детей). Но пока, увы, законопроект даже не вышел из профильного комитета и до первого чтения так и не дошел.
– Почему так происходит?
– Потому что мы испытываем огромное сопротивление с той стороны. В Думе сидит Слуцкий, которого обвинили в домогательствах, а он и те, кто с ним рядом, убеждены, что “девушки сами виноваты”. Наши депутаты – такие же представители общества, исповедующие идеи “бьет – значит любит”.
Сказать когда именно закон будет принят, я не могу, но принят он будет точно. Каждый раз, когда происходят какие-то страшные истории, всплывающие публично, как с сёстрами Хачатрян, в Думе каждый должен нести ответственность за декриминализацию побоев.
Недавно в Орехово-Зуево произошел случай. Мужчина измывался над женой, и ночью, не выдержав избиений, связав простыни, она вместе с ребёнком выбралась из квартиры. Но сорвалась. Каждый раз в таких случаях мы говорим, что это личная ответственность Мизулиной и Баталиной, инициировавших закон о декриминализация побоев.
Другое дело, что предложенный нами законопроект могут взять, выбросив из него весь действенный механизм. Нам же нужно, чтобы он не просто был, а еще и работал.
Мы ждем, надеемся на лучшее, продолжаем делать наши проекты. Недавно выпустили видеоинструкции, в которых рассказали как понять что над вами совершается насилие, что делать, как вести себя в медучреждении, полиции, суде; как вести себя в контексте сексуального насилия; что делать, если происходит насилия над детьми.
В наших роликах участвуют психологи, юристы, адвокаты, представители полиции. Мы считаем, что в стране, в которой наблюдается тотальное незнание своих прав и где пока нет закона, такие видеоинструкции и карта кризисных центров – универсальный механизм, которым могут пользоваться женщины от Калининграда до Хабаровска.

Анна РИВИНА, Дарья РОЩЕНЯ Правмир, 2 октября 2018 года

Обескураживающее дело Вайнштейна положило начало периоду размышлений, самоанализа и пересмотра поведения внутри различных компаний, пишет журналист Le Figaro Квентин Перинель.

Что осталось от движения #MeToo год спустя после медийной шумихи? Что привнесло дело Вайнштейна в нашу повседневную жизнь? Можно ли действительно говорить об "эре после #MeToo" в компаниях? Опрос, проведенный исследовательской компанией Harris Interactive в начале этой недели, выявил, что, по мнению примерно каждого второго француза, это движение не дало ни отрицательных, ни положительных результатов, передает автор статьи.
Трансформировало ли это движение офисную жизнь на самом деле? Прекратило ли оно бестактные или грубые "шутки", которые порой слышатся в офисном опенспейсе? Заставило ли #MeToo исчезнуть приставания или флирт на работе? Создало ли оно кланы женщин, с одной стороны, и мужчин, с другой? Конечно, нет, считает Перинель.
Зато оно дало пищу для размышлений. Открыло большой период переосмысления, самоанализа и пересмотра ощущения, какова "моя собственная" позиция по отношению к этому ужасному делу, отмечает журналист.
По опросам компании Opinion Way, 38% мужчин признают, что они пересмотрели свое поведение в отношении коллег, но 61% пояснили, что они не изменили ничего.
Что касается компаний, то они, со своей стороны, поставили под сомнение многие кадровые решения, проповедующие прослушку: это внутренние платформы для предупреждения потенциальных проблем, обучение "чувствительности" к сексизму с целью выявления и изучения конкретных случаев, вкладные листки с обзором о сексуальных домогательствах, приложенные к расчетным ведомостям... В офисах как со стороны женщин, так и мужчин стали открыто проявляться совсем иные чувства: усталость и раздражение. Всем это осточертело, указывает автор статьи.
Как уточнил в начале лета социолог Рафаэль Лиожье в издании Le Parisien, "становится страшно, что больше не будет юмора, тактильных ощущений и даже нельзя будет сказать то, что думаешь. Обстановка в офисах станет холодной и формальной".
В США офисная жизнь раскололась на два лагеря еще задолго до движения #MeToo. Многие мужчины просто отказываются от общения со своими коллегами-женщинами, указывает Перинель.

Квентин ПЕРИНЕЛЬ, Le Figaro
InoPressa, 5 октября 2018 года

Нобелевскую премию мира 2018 года получили два человека, активно выступающих против сексуального насилия во время войны — это Денис Муквеге, хирург-гинеколог из Конго, и Надя Мурад, правозащитник из Ирака. Нобелевский комитет решил не присуждать премию невероятному трио, которое выделили букмекеры всего мира: Трамп, Ким Чен Ын и Мун Чжэ Ин, которые, пытаясь провести денуклеаризацию Корейского полуострова, смогли добиться лишь шаткой разрядки, пишет «Нью-Йорк таймс».

Нобелевскую премию мира 2018 года получили два человека, активно выступающих против сексуального насилия во время войны — это 63-летний Денис Муквеге (Denis Mukwege), хирург-гинеколог из Конго, и 25-летняя Надя Мурад (Nadia Murad) из Ирака, которая стала смелым голосом тех женщин, которые были обращены в сексуальное рабство членами группировки «Исламское государство» (запрещена в России — прим. ред.).
Норвежский Нобелевский комитет сообщил, что они получили эту награду «за их усилия, направленные на прекращение использования сексуального насилия в качестве оружия войны и вооруженных конфликтов».
Доктор Муквеге неустанно проводит работу, направленную на то, чтобы обратить внимание на бедственное положение конголезских женщин, и его не останавливает даже то, что он сам едва не стал жертвой покушения несколько лет назад. Г-жа Мурад, побывавшая в плену у членов ИГ, постоянно рассказывает о том страдании, которое причиняют члены этой группировки по всему миру. Кроме того, она пытается убедить Госдепартамент США в том, что эта террористическая группировка совершает геноцид против ее народа.
В тот год, когда движение «Я Тоже» (Me Too) привлекло внимание к женщинам, ставшим жертвами изнасилований и сексуальных домогательств, решение Нобелевского комитета выводит на первый план глобальную кампанию, направленную на прекращение использования массовых изнасилований как оружия в ходе глобальных конфликтов.
Доктор Муквеге работает в одном из наиболее пострадавших месте на планете — в восточной части Демократической Республики Конго.
В бедной больнице, расположенной на холмах рядом с городом Букаву, в которой в течение многих лет не хватало электричества и анестезирующих препаратов, он прооперировал бесчисленное количество женщин, сумевших туда добраться. Он получил известность среди конголезского народа и стал активным сторонником гендерного равенства и искоренения изнасилований в войнах. Он посещает другие части мира, где происходят войны, и помогает там создать программы помощи выжившим людям.
«Это не женский вопрос, это гуманитарный вопрос — люди должны взять на себя ответственность и сделать все для того, чтобы покончить с этим, — подчеркнул доктор Муквеге в одном интервью. — Это не только африканская проблема. В Боснии, Сирии, Либерии, Колумбии существует такая же проблема».
В 2012 году доктор Муквеге произнес пламенную речь в ООН, в которой он подверг резкой критике конголезское правительство и другие нации за недостаточно эффективные действия, направленные на прекращение того, что он назвал «несправедливой войной, в которой используется насилие в отношении женщин в качестве элемента военной стратегии».
Его активная позиция едва не стоила ему жизни. Вскоре после своего выступления в ООН он вернулся в Конго, и там четыре вооруженных человека проникли в его дом в Букаву. Они взяли в заложники его детей и ждали того момента, когда он вернется с работы. В ходе возникшей перестрелки был убит его охранник, а сам доктор Муквеге бросился на землю и каким-то образом смог выжить.
Он провел более двух месяцев в эмиграции, но затем решил, что должен вернуться на родину, несмотря на существующие риски. «Я занимаюсь лечением женщин один раз, затем второй раз, а теперь лечу детей, родившихся в результате изнасилований, — сказал доктор Муквеге. — Это неприемлемо».
Г-жа Мурад была похищена вместе с тысячью других женщин и девочек, принадлежащих к этническому меньшинству езидов, когда боевики ИГ захватили ее родные места на севере Ирака в 2014 году. Затем боевики этой группировки отобрали ее для изнасилования.
В то время как большинство сбежавших от «Исламского государства» женщин отказываются называть свои имена, Надя Мурад в беседах с журналистами настаивала на том, чтобы было названо ее имя и чтобы были опубликованы ее фотографии. Она начала всемирную кампанию: выступала в Совете Безопасности ООН, в Палате представителей США, в британской Палате общин, а также в большом количестве других международных организаций.
По словам Нади Мурад, ей было тяжело выступать так много раз, однако она понимала, что другие женщины езидского происхождения подвергаются сексуальному насилию в ее стране. «Я вернусь к своей жизни, когда похищенные женщины вернуться в свои дома, когда у моей общины будет свое место, когда я увижу, что люди несут ответственность за совершенные ими преступления», — сказала она.
Она родилась и выросла в поселке Кочо на севере Ирака, и получилось так, что г-жа Мурад и члены ее семьи оказались в центре проводившейся членами группировки Исламское государства кампании по этнической чистке. Поселок Кочо расположен на южном склоне горного хребта Синджар, и он стал первым езидским поселком, захваченным боевиками ИГ, которые начали свое наступление с юга 3 августа 2014 года.
Жителей этого поселка согнали в здание единственной школы, где женщин и девушек отделили от мужчин. Пленных мужского пола, включая шесть братьев г-жи Мурад, погрузили на машины и отвезли за пределы населенного пункта, где они были расстреляны.
После этого женщин и девушек под дулом автомата заставили сесть в автобус. Г-жу Мурад привезли на рынок рабов, где она была продана одному из судей Исламского государства. Этот человек постоянно ее насиловал, а также избивал, если она пыталась закрыть глаза во время насилия. Когда она попыталась выпрыгнуть в окно, он приказал ей раздеться и оставил ее одну с его телохранителями, которые один за другим ее изнасиловали. В конечном счете, ей удалось бежать.
«Надя отказалась молчать, — написала в предисловии к ее книге адвокат и специалист в области международного права и прав человека Амаль Клуни (Amal Clooney), представляющая интересы г-жи Мурад. — С момента нашего знакомства Надя не только обрела свой голос, она стала голосом всех езидов, ставших жертвами, голосом всех женщин, подвергшихся сексуальному насилию, всех беженцев, оставшихся без помощи».
В 2016 году она стала первым послом доброй воли ООН в рамках инициативы по Защите достоинства людей, ставших жертвами незаконной торговли людьми. Историю своей жизни она рассказала в своей недавно опубликованной биографии «Последняя девушка» (The Last Girl).
«Я хочу быть последней девушкой в мире с такой историей», — написала Надя Мурад в своей книге.
В 2016 году Надя Мурад получили премию Вацлава Гавела в области прав человека, названную в честь чешского писателя и диссидента, который в течение 14 лет был президентом своей страны после крушения коммунизма.
В августе нынешнего года г-жа Мурад объявила о своей помолвке со своим коллегой из числа езидских активистов.
Норвежский Нобелевский комитет, вручая награду активным борцам против сексуального насилия, решил не присуждать ее невероятному трио, члены которого были выбором букмекеров во всем мире. В него вошли президент Трамп, Ким Чен Ын из северной Кореи и президент Южной Кореи Мун Чжэ Ин, которые взвалили на себя геркулесову задачу, пытаясь провести денуклеаризациию разделенного Корейского полуострова и смогли добиться шаткой разрядки.

The New York Times, США
ИноСМИ.RU, 5 октября 2018 года

Что бы произошло, если бы всем мужчинам в мире запретили выходить из дома после 21.00? Результаты опроса нескольких тысяч женщин показывают, что в этом случае дамам не пришлось бы бояться возвращения домой поздно вечером, а некоторые из них предпочли бы прогулки в темное время суток. Но мужчин подобные ответы привели в ярость. Они сравнили их с проявлениями расизма, пишет "Гардиан".

Чего на самом деле хотят женщины? И что бы сделали сумасшедшие феминистки, если бы им, наконец, удалось отобрать у мужчин все права, запретить им ночью выходить из дома, а власть взять себе? Ну что, благодаря мысленному эксперименту ответы только что пришли, и они, наверное, вас удивят. «Дамы… что бы вы сделали, если бы для всех мужчин с 21:00 был введен комендантский час?» — размышляла Даниэль Мускато (Danielle Muscato) в одном из твитов, появившихся во вторник утром. И добавила: «Чуваки, прочитайте ответы и задумайтесь».
Ответили тысячи женщин, и результат получился довольно жалким — если бы женщины оказались во главе мира, они… ходили бы по разным местам, иногда — не боясь. Возможно — с вокзала домой после работы, или гуляли бы ночью по лесу одни. Некоторые воспользовались бы возможностью покупать продукты, когда в магазинах мало народу. Многие начали бы совершать пробежки. По словам многих, при этом они даже надели бы наушники и слушали музыку. Круто!
Мужчины ответы прочитали, и некоторые из них пришли в ярость. По их словам, требование ввести комендантский час с 21:00 из-за того, что все мужчины, на ваш взгляд, являются насильниками, глупо, истерично и в принципе — подобно расизму. Хотя никто и не предлагал вводить комендантский час, и не говорит, что все мужчины способны на что угодно. Было грустно читать о том, как мало надо, чтобы многие женщины стали по-настоящему счастливыми. Но еще было тягостно наблюдать, как люди выходят из себя из-за гипотетического комендантского часа — при том, что в реальной жизни женщин в их передвижениях ограничивают постоянно.
Почти четыре года назад в Лондоне был мужчина, который приставал к женщинам, и полиция посоветовала всем местным женщинам не ходить по ночам в одиночку, пока они его не поймают. Дело было в декабре, поэтому почти все время было темно. А этого мужчину все еще не арестовали. Фактически это рекомендованный властями комендантский час для женщин (хотя я, конечно же, все время его нарушаю, идя на работу и обратно, и некоторые мужчины говорят мне, что если я буду настолько упрямой, я вполне заслуживаю того, чтобы меня изнасиловали).
Представьте себе, если бы из-за действий одного человека полиция попросила не выходить по ночам из дома не женщин, а мужчин. Ужас! Помимо рекомендаций властей, есть еще и все то, на что идут женщины, обладающие «самодисциплиной», которые жертвуют тем, что доставляет удовольствие — например, физическими упражнениями или вечеринками с друзьями или поездками домой в ночном автобусе. Но из-за этого, похоже, не разозлился никто.
Кажется, что многие эмоции были направлены не по адресу. Почему людей так возмутили слова нескольких тысяч женщин, которые во вторник утром провели несколько приятных секунд, наслаждаясь мечтами о том, что они смогут делать, если им не придется бояться? Где вся злость по отношению к той незначительной части мужского населения, которые заставляют нас бояться? И как можно было прочитать тысячи ответов от женщин, не без основания считающих, что они не могут спокойно и не опасаясь выходить ночью из дома, и сделать вывод, что это — реальная угроза для мужчин?
Разумеется, некоторые мужчины прочитали ответы и задумались, и их ответы были очень показательными. «Ну и ну! Теперь я чувствую себя ужасно, — написал один из них. — Я об этом никогда не задумывался, как о проблеме. Я бегаю, хожу и делаю все, что я хочу, где хочу и когда хочу. Почему же все это время женщин не переполняет чувство безудержной злости?» Это очень хороший вопрос, и я все чаще думаю, что он прав — мы должны испытывать эту злость.
А другой мужчина обратился по этому вопросу непосредственно ко мне, спросив: «Когда стало социально приемлемым вот так открыто клеймить и демонизировать мужчин?» И еще: «Хорошо, а что именно вы предлагаете нам с этим делать?» Не искушайте меня, господин. Поскольку когда сумасшедшие феминистки, наконец, захватят мир и лишат вас ваших прав, и возьмут всю власть себе, людям, задающим такие глупые вопросы, первым запретят выходить из дома по ночам. А потом мы пойдем гулять. И гулять мы будем очень долго. С наушниками в ушах.

Кэти ГЕСТ (KATY GUEST) The Guardian, Великобритания, 8 октября 2018 года
ИноСМИ.RU, 9 октября 2018 года