Коронавирус привел к изменению российского наркорынка. Новые вещества стали популярнее героина — несмотря на противодействие со стороны Госдумы и МВД
В конце прошлого года президент Владимир Путин подписал закон об административных штрафах за пропаганду наркотиков в интернете. Сумма колеблется от 5 тысяч рублей для граждан до полутора миллионов для организаций. Кроме того, на этой неделе Госдума приняла законопроект об уголовной ответственности за склонение к употреблению запрещенных веществ с использованием интернета. Предусмотрено наказание — от 5 до 10 лет лишения свободы. Инициативу разработала думская комиссия по расследованию фактов иностранного вмешательства во внутренние дела РФ. «Против России западниками развернута кампания по увеличению количества наркопотребителей», — уверен глава комиссии Василий Пискарев. По его мнению, «диверсионную работу» ведут иностранные неправительственные организации, признанные нежелательными в РФ, и СМИ — «Медуза», «Радио Свобода» (Минюст признал эту организацию иноагентом), BBC.
«За десять лет удалось остановить рост наркомании в стране», — говорит секретарь Совета безопасности Николай Патрушев. На учете сейчас состоят 478,7 тысячи наркоманов. Официально зарегистрированных наркоманов становится меньше, но смертность от употребления растет: в 2019 году по этой причине умерли 4,6 тысячи человек, это на четверть больше, чем в 2011-м. Социологи считают, что время от времени употребляют наркотики 1,9 миллиона россиян.
Эксперты ООН отмечают, что в России и странах Центральной Азии произошел переход от потребления опиоидов к стимулирующим веществам.
«В 2020 году впервые зафиксировано преобладание «синтетики» над наркотиками других видов.
Ее доля в общем объеме изъятых запрещенных веществ составила свыше 50 процентов», — говорит министр внутренних дел Владимир Колокольцев.
В основном это продукция местного производства. В 2020 году полиция ликвидировала 139 подпольных лабораторий — в полтора раза больше, чем в 2019-м. Отечественному производителю помогли закрытие границ из-за карантина и развитие сетевой торговли. МВД подсчитало, что во время ограничительных мер количество наркопреступлений, совершенных с использованием даркнета и мессенджеров, выросло на 74%.
Из-за пандемии, как полагают специалисты ООН, «бедные слои населения окажутся еще более уязвимыми» перед наркотиками: потребители перейдут на дешевые и синтетические вещества, а безработные могут попытаться найти источник дохода в производстве и торговле.
Кощей и меф
«Покупатели меня любили. Я не обманывал. Привозил заказ в любое время в любое место», — собеседник говорит о своем бизнесе с заметной гордостью. Он 10 месяцев продавал саратовцам мефедрон, сейчас ждет суда.
Дилер держится непринужденно. Слегка небрежная прическа, темная рубашка, тату на предплечье. Зрачки кажутся слишком большими, правый шире левого. Собеседник просит называть его Кощеем. Кличку выбрал потому, что «похудел почти на 30 килограммов».
В левом углу за кроватью стоит большой портрет Ленина. В правом — книжная полка. Троцкий соседствует с Брэдбери и Буковски. Подростком Кощей учился в престижном лицее, панковал и, пытаясь разобраться в истоках субкультуры, с 13 лет читал Бакунина и Кропоткина.
Спрашиваю: наверное, родители тоже любили серьезную литературу? «Что они читают, я понятия не имею», — неожиданно резко отвечает молодой человек. Единственный раз за время разговора он на секунду выходит из образа жизнерадостного отморозка.
Кощей окончил социологический факультет университета, аспирантуру по философии. Кем только ни работал: лектором в доме творчества, банковским клерком, предпринимателем, барменом. Выдвигался в городскую думу от КПРФ. Проиграл единороссу.
О легализации Кощей готов говорить часами. Классификация товара, ГОСТы, лицензирование, налогообложение в зависимости от объема оборота — Кощей с увлечением продумывает детали.
За такие разговорчики, согласно новому законопроекту об уголовной ответственности за наркопропаганду, ему грозит наказание, пожалуй, большее, чем за торговлю. Авторы инициативы — комиссия по противодействию иностранному вмешательству — уверены, что мысли о легализации и заместительной терапии российской молодежи внушают нежелательные НКО и иноагенты.
«Знакомые предлагали меф на протяжении года. А тут поссорился с девушкой. И сдуру решил отвлечься», — вспоминает собеседник. Пару месяцев принимал раз в три дня. «А потом — каждый день, везде, — по слогам произносит Кощей. — В какую бы дверь я ни входил, запах мефа шел впереди меня. Одежда ничем не отстирывалась».
Денег стало не хватать, и он решил подзаработать. Стартовую партию товара, 80 граммов, Кощей, как он уверяет, случайно нашел. Клиентская база была готова. «Меф — эйфоретик, его употребляют в компании. У меня уже было 200 телефонов тех, кто точно возьмет. Примерно половина покупателей — проститутки, геи и трансы. Вообще, употребляют люди разные: подростки и дяди за сорок, от малообеспеченных до крайне состоятельных».
Кощей продавал грамм за 2600 рублей — дороже, чем в Сети. «Ведь я брал на себя весь риск и транспортные расходы». Расчеты вел, не маскируясь, через банковскую карту.
Дилер считает, что тратил на закупку товара 300–400 тысяч рублей в месяц. Покупал на бирже в телеграме биткоины, переводил на кошелек на Гидре и делал оптовые заказы по 80–100 граммов в магазинах платформы. Уверяет, что получал не менее 350 тысяч рублей прибыли в месяц. Если судить по расходам, сумма была значительно меньше. Около 30–40 тысяч рублей уходило на такси. Примерно столько же — на связь и новые телефоны.
Через три месяца недораскрутившегося наркобарона «приняли» — сдала одна из клиенток.
Активного торговца, подозреваемого по нескольким эпизодам хранения и сбыта, выпустили под подписку. Кощей продолжил бизнес.
30 сентября ему вынесли приговор по первому делу — четыре года один месяц условно. Через две недели задержали снова, на этот раз вместе с девушкой.
«В отделе некоторые поздоровались, поржали. А другие не смеялись. Завели в кабинет, требовали пароль от телефона. Часов шесть били, душили, ставили на растяжку», — Кощей снова говорит о себе странно, как будто о ком-то чужом, и хихикает. «Пообещали отпустить ее, и я согласился говорить».
Кощея опять отправили под подписку. Скоро он узнал, что девушка беременна, и решил прекратить употребление. Переламывался дома. «Две недели не спал. Были дикие боли в ребрах. По ночам просыпался от собственного крика».
Спрашиваю, что они скажут о наркотиках своему ребенку? Услышав вопрос, Таня (имя героини изменено. — Н. А.) руками обнимает живот. Таня — маленькая брюнетка в очках — беззвучно лежит под пледом на кровати, в разговор не вмешивается. Она употребляла вместе с Кощеем и, едва начав учиться, вылетела из колледжа, потому что прогуливала лекции. Бросить наркотики смогла только благодаря беременности. «Теперь эйфория у меня внутри», — говорит она тихо.
«Мы просто ребята, у которых были проблемы»
«Мы не говорим, что мы — единственное решение. Не хотелось бы, чтобы нас сравнивали с профессионалами — медиками или специалистами по реабилитации. Мы просто ребята, у которых были проблемы, и мы собрались, чтобы это изменить». Кирилл — крупный, серьезный мужчина в синей толстовке — говорит неторопливо и твердо. Дважды в неделю он ходит на собрания группы «Анонимых наркоманов». Остается чистым уже 5 лет.
Фотографии, сделанные в то время, когда он употреблял наркотики, Кирилл стер. Все, кроме одной. «Оставил, чтобы напоминать себе иногда, на каком дне был. Я тогда облысел и похудел с 86 до 48 килограммов. Вместо лица — череп, обтянутый кожей».
Когда он впервые попробовал алкоголь, Кирилл точно не помнит, «наверное, в третьем классе». Это был 1998 год. Пиво и водку продавали в каждом ларьке покупателям любого возраста. Года три-четыре спустя в компании появилась марихуана.
Кирилл получил два высших образования, нашел хорошую работу. «Вечером я приходил домой, запирал дверь в свою комнату, делал вид, что лег спать. И употреблял. Это дорога в один конец. От марихуаны и «синтетики» докатился до «солей» и героина».
Родители (отец военный, мама учительница) до последнего не могли поверить в происходящее. Но однажды увидели передозировку. «Плохо помню, что творил. Громил квартиру, стекла, все летело. Наутро сказал: мама, папа, это наркотики, вы уже ничего не сделаете».
Кирилл пытался сменить обстановку, переезжал из города в город. Но везде находил «соль». Начал посещать собрания группы «Анонимных наркоманов».
«Сидел молча, жалел себя. Неделя тянулась за неделей. Накопилась усталость от работы, одиночество. Я не знал, как радоваться жизни. И срочно захотел праздника.
Одного раза оказалось достаточно. Тогда я понял, что значит выражение «наркотик умеет ждать». Моментально, с разбегу вернулся в старую жизнь. Продал машину за миллион и все потратил на наркотики. Получил судимость за хранение, мог реально попасть в тюрьму. Вынес из дома все, у меня даже батарей не было».
Кирилл снова пришел к «Анонимным наркоманам».
«Сначала было очень страшно говорить, что моя жизнь разрушена. Полностью. — Кирилл разводит руками, оставляя между ладонями пустоту. — Вокруг сидели ребята — аккуратные, веселые — и рассказывали о том, как решали такие же проблемы, как у меня. Несколько человек дали мне номера телефонов, сказали: будет плохо — набирай! Я видел, что я не один. Если у них получается, то почему у меня не получится?
Два месяца назад родилась моя дочь. Я кладу ее рядом с собой, смотрю на нее и понимаю: то, что происходит в моей жизни, — чудо. Наверное, теперь я должен показать ребятам, которые только начали освобождаться от зависимости, что это возможно».
Кирилл не употребляет наркотики с 27 лет.
Сообщество выздоравливающих «Анонимные наркоманы» появилось в 1953 году в США. В России первая группа АН организовалась в 1990 году в Петербурге. Сейчас АН действует более чем в 200 городах. Старейшая саратовская группа собралась 18 лет назад. Стенды с информацией о сообществе размещены в саратовских наркологических диспансерах, в СПИД-центре и СИЗО, действуют региональный сайт и горячая линия.
Желающие организовать группу сами находят помещение для собраний. «Некоторые арендодатели пугаются, услышав слово «наркоманы». Но мы объясняем цель нашей работы и чаще всего находим общий язык. К тому же мы неприхотливые гости: помещение нам нужно только на полтора часа в день, мы сами убираемся и готовим себе чай». АН не принимают ни вступительных, ни членских взносов, ни пожертвований со стороны. Деньги на аренду и заварку собирают в шапку, которую пускают по кругу в конце собрания.
«Программа «Двенадцать шагов» эффективна потому, что мы, люди, — стайные животные, — объясняет саратовский психиатр Глеб Поспелов. — Когда человек начинает заботиться не только о себе, но и о ближних, это дает ему психологический якорь. Таким способом мы получаем эндорфины, мы самоутверждаемся: я — немножко бог, если вытащу кого-то еще. Сообщество в последние годы растет, люди находят группы через соцсети. Положительная тенденция будет развиваться. Если, конечно, интернет в России не запретят».
Борцы за антинаркотические бюджеты
В 2020 году, по официальным сведениям, в России было 478,7 тысячи наркоманов. Авторы Стратегии антинаркотической политики, утвержденной осенью, подсчитали, что за десять лет потребителей стало меньше на треть. В статистику попадают только те, кого поставили на учет в государственных диспансерах. Не учитываются пациенты коммерческих клиник, частнопрактикующих «похметологов» и потребители, не обращавшиеся за помощью.
В Министерстве здравоохранения уверены, что количество школьников, которые пробовали наркотики, сократилось «до единичных случаев». По подсчетам уполномоченной по правам ребенка Анны Кузнецовой, в 2019 году в стране было выявлено около 500 детей с наркозависимостью. Примечательно, что полиция за тот же год поймала почти 1700 несовершеннолетних драгдилеров.
Официальные цифры отражают скорее не объективную реальность, а интересы того ведомства, которое считает.
В 2013–2014 годах ФСКН заявляла, что в России употребляют от 8 до 12 миллионов человек. В 2016-м службу расформировали, и цифра, которую теперь называет Минздрав, потеряла нули.
Возможно, одна из причин в том, что финансированием психиатрических и наркологических больниц обязаны заниматься регионы. Количество необходимых коек и врачебных ставок рассчитывают по числу пациентов на территории. То есть бедному региону слишком мрачная статистика не по карману.
«Наркотическая зависимость — психическое заболевание, связанное с тревожными расстройствами и депрессией. Но — в отличие, например, от шизофрении — это еще и социальная проблема. Чем хуже дела в стране, тем больше пациентов в наркологии, — говорит психиатр Глеб Поспелов. — Общество, в котором нет перемен к лучшему, обречено на взрыв. Это неизбежно, если вместо работы с молодежью заниматься имитацией бурной деятельности: начальственные комиссии, школьные советники по воспитанию — это просто тошнотворно. Нужно открыть социальные лифты, дать выход энергии тем, кто еще не оброс материальными ценностями, которые страшно потерять, но намерен добиться чего-то в жизни. Это огромная комплексная работа, выходящая далеко за пределы медицинской сферы».
Всего в стране действуют около 20 тысяч наркологических коек. Их количество, по данным исследования, проведенного Центром психиатрии имени Сербского, в течение десяти лет «неуклонно снижается». О состоянии провинциальных больниц можно судить по тому, что, например, в Саратове областную психиатрическую клинику пытаются сдать в концессию. Региональные власти не видят другого способа отремонтировать здание.
Амбулаторных отделений реабилитации в большинстве регионов нет. Эта обязанность поручена участковым психиатрам-наркологам. Всего их около 5 тысяч человек. Каждый работает, в среднем, на полторы ставки. В некоторых регионах — на три-четыре. По наблюдениям исследователей, две трети рабочего времени психиатр-нарколог тратит на оформление справок здоровым посетителям и меньше всего — непосредственно на лечение и реабилитацию больных. Почти 80% психиатров и наркологов страдают эмоциональным выгоранием, уступая по выраженности синдрома только онкологам.
Не хватает психотерапевтов (в амбулаторном звене наркологической службы занято чуть больше 200 ставок — в десять раз меньше, чем нужно), клинических психологов (занято меньше 1,5 тысячи должностей) и специалистов по социальной работе (их всего около 500).
На борьбу с наркоманией чиновники извели немало бумаги. В 2012 году модернизация наркологической службы была обозначена специальным пунктом в майских указах. В 2015-м прошло тематическое заседание Госсовета. Сферу социальной реабилитации наркоманов поручили Госнаркоконтролю — той же службе, которая их ловила и сажала. На свою программу ФСКН попросила 180 миллиардов рублей, вызвав зависть других ведомств, желающих работать с антинаркотическими бюджетами. Денег, правда, так и не дали.
Нишу заняли частные центры. Сколько их сегодня действует — неизвестно, называют цифры от 500 до 1000. Их услуги считаются не медицинскими, а социальными. Рехабам не нужна лицензия. Для них не утверждены правила работы.
Государство иногда проявляет к таким центрам интерес: напомним, что в 2018 году в Саратове сотрудники ФСБ и Росгвардии взяли штурмом мотивационный дом «Начало» и терапевтическое сообщество «Решение». Пациентов, не завершивших курс лечения, выпустили в город. Стратегический директор реабилитационной сети «Решение» Олег Болдырев рассказывал на своей странице в фейсбуке, что были разгромлены подразделения в Воронеже и Новосибирске. Происходящее он связывал с недобросовестной конкуренцией.
Саратовское управление Следственного комитета возбудило уголовное дело по факту незаконного лишения свободы клиентов рехаба, а затем еще одно — в отношении учредителя и директора ООО «Решение-Саратов». По мнению следствия, они пытались передать сотруднику ФСБ 450 тысяч рублей взятки.
Дальнейшей информации о расследовании в прессу не поступало. На сегодня, как указано на сайте «Решения», саратовский центр (хотя и с другим руководством) продолжает работу.
Надежда АНДРЕЕВА. Новая газета, 10 февраля 2021 года
