Этнополитическая ситуация на Северном Кавказе: экспертная оценка

Авксентьев В.А.[1], Гриценко Г.Д.[2]
(Опубликовано в журнале "Социологические исследования", 2016, №1, с. 92-99)

Провал оптимистического сценария развития Северного Кавказа. С начала 2014 г под влиянием событий на Украине северокавказская проблематика отодвинулась на задний план как медийного пространства, так и общественного интереса. Означает ли такое ослабление внимания к территории, являвшейся в конце 2000-х гг. самой серьёзной внутриполитической проблемой нашей страны[3], что ситуация там значительно улучшилась и были "достигнуты существенные результаты в обеспечении политической стабильности на Северном Кавказе"[4]?

В 2014 г. произошла реорганизация управления макрорегионом. Создание Министерства РФ по делам Северного Кавказа привело к перераспределению функций полпредства в пользу административно-управленческой деятельности за счет экономической. Последней же теперь занимается вновь образованное министерство. Подобные организационные решения чреваты отходом от принципов системного антиконфликтогенного менеджмента, лежавших в основе деятельности полпредства в СКФО с момента его образования в 2010 г.[5].

Наиболее знаковым политико-управленческим событием стала ротация полномочного представителя президента РФ в СКФО и назначение в мае 2014 г. на эту должность С.А. Меликова, бывшего на тот момент командующим Объединенной группировкой войск по проведению контртеррористических операций на территории Северо-Кавказского региона и первым заместителем командующего войсками Северо-Кавказского регионального командования внутренних войск МВД России. Замена "проектного менеджера" А.Г. Хлопонина на "силовика" является косвенным признанием недостаточной результативности выбранной в 2010 г. модели системного антиконфликтогенного менеджмента, ориентированного на радикальные изменения обстановки через масштабные преобразования в экономике.

Впрочем, на наш взгляд, проблема кроется не столько в модели, сколько в реализуемой стратегии и в оценке ситуации в целом. Ошибка в выборе оптимального (фактически оптимистического) сценария была сделана еще на этапе принятия в 2012 г. Стратегии социально-экономического развития Северо-Кавказского федерального округа до 2025 г Оптимистические ожидания противоречили объективным условиям, прежде всего достигнутому уровню социально-политической стабильности. Вряд ли стоило надеяться на приток серьезных инвестиций в регион, где постоянно происходят подрывы, диверсии, теракты, вводится режим контртеррористической операции и т.п. Не мог он стать привлекательным и для массового туризма. Кроме того, все заявленные и отобранные для реализации проекты оказались автаркичными; мало среди них было проектов трансрегионального характера, связывающих республики между собой, не говоря уже о проектах, объединяющих СКФО с другими макрорегионами (исключение - создание туристического кластера на Юге России с включением в него Адыгеи, но и этот проект представляет собой, по сути, сумму отдельных мало зависимых друг от друга проектов). Не раз звучали предложения отказаться от оптимального сценария реконструкции региона в пользу более реалистичного базового[6], что в сущности и произошло, хотя официально это никак не оформлялось. На сегодняшний день можно даже говорить о развертывании инерционного сценария, тоже предусмотренного Стратегией, но признанного нежелательным.

Некоторые аналитики считают "реконструкцию управления" в СКФО после успешного завершения Сочинской Олимпиады оправданной[7]. Однако она оказалась не столь радикальной, как прогнозировалось: выдвигались предположения об упразднении и реорганизации округа, объединении его с Южным федеральным округом, замене ряда руководителей регионов, более решительных действиях "силовиков" и др., но ничего кардинального предпринято не было.

Сегодня уязвимость Северного Кавказа по-прежнему сконцентрирована в сфере безопасности: актуальны терроризм, религиозный экстремизм и межэтническая напряженность. Тем не менее ситуация там все же стала стабильнее. По данным "Кавказского узла", ведущего наиболее скрупулезный подсчет потерь на основе открытых источников, число жертв вооруженных столкновений в СКФО (убитых и раненых) в 2014 г сократилось по сравнению с 2013 г. на 46,9%, причем сокращение произошло по всем субъектам федерации за исключением Чеченской Республики[8]. Достичь относительного спокойствия удалось за счет активных и профессиональных действий "силовиков", обеспечивавших безопасность во время проведения Сочинской Олимпиады и после ее окончания: в 2014 г число контртеррористических операций составило 74 (70 в 2013 г)[9].

В складывающихся условиях перед новым полпредом и его командой стоят сложные задачи. В частности, ему предстоит обеспечить укрепление и развитие общегражданских элементов российского общества, его консолидацию и интеграцию на основе общих ценностей и с опорой на местные этнокультурные и конфессиональные организации - Ставропольскую и Невинномысскую митрополии РПЦ, Пятигорскую и Черкесскую епархии, Координационный центр мусульман Северного Кавказа и т.д. Также на его плечи ложится формирование новых акторов политико-управленческого слоя, новых институтов управления, повышение качества деятельности правоохранительных органов и прокуратуры, без чего невозможны эффективная борьба с коррупцией во всех органах власти, нейтрализация криминальных группировок и обеспечение правопорядка и законности.

Экспертный опрос 2014 г. Изменение этнополитической ситуации поставило на повестку дня вопрос о продолжении исследования динамики конфликтных процессов на Северном Кавказе, начатого нами в 2006-2007 гг.[10]. В 2014 г нами был проведен новый экспертный опрос. В нем приняли участие 102 человека. Отбор производился по следующим критериям: активная научно-исследовательская или публицистическая деятельность в сфере региональной конфликтологии и этнополитики, опыт аналитической, экспертной или практико-управленческой работы, принадлежность к народам, населяющим регион, проживание в одном из субъектов федерации СКФО. Использование апробированной в 2006 г. методики отбора информантов и сохранение прежних целей и задач позволяют говорить о высокой степени валидности и сравнимости полученных результатов. Отличительной чертой исследования 2014 г стало проведение по итогам экспертного опроса глубинных интервью, в рамках которых политологи из числа экспертов смогли обсудить полученные прогнозы, что, с нашей точки зрения, является не только своеобразным продолжением диалога научно-экспертного сообщества Северного Кавказа, но и гарантией качества научной экспертизы.

Экспертные оценки реальной этнополитической ситуации. Одним из значимых показателей динамики этнополитической ситуации на Северном Кавказе в рамках исследования 2014 г. была оценка уровня напряженности за последние пять лет. По мнению экспертов, положение дел в регионе, за исключением 2014 г., было весьма напряженным, а в 2011 и 2012 гг. даже предельно напряженным. При сравнении этих данных с оценками 2006 г важно отметить, что тогда, почти десять лет назад, большинство экспертов прогнозировали не только сохранение, но и возможное обострение имеющихся конфликтов. "Поскольку факторы, дестабилизирующие ситуацию на Юге России, продолжают действовать, проблемы кардинально не решаются", то, полагал один из наших информантов, неблагоприятный прогноз и в дальнейшем не утратит своей актуальности[11]. Некоторые эксперты в 2006 г. высказывали предположение о возможном ухудшении ситуации: "...кризисные и конфликтные процессы в этнополитической сфере существуют, находясь в режиме "ожидания". Для их "возгорания" достаточно единичных случаев открытого противостояния, неприятия, источником которых могут быть как внутренние, скрытые причины, так и специально организованные провокации"[12].

Реальное развитие событий в общих чертах подтвердило прогноз 2006 г. Однако, если сравнить оценки экспертов с данными статистики за 2011 - 2012 гг., то согласиться с ними можно лишь отчасти, поскольку наибольшее число происшествий и столкновений приходится на 2010 г (по оценкам экспертов уровень напряженности в тот год составил 4,3 балла[13]). Тогда на Северном Кавказе произошло 974 терракта, а в 2011 и 2012 гг. - 597 и 675, соответственно[14]. Число жертв в 2010 г. достигло 754 чел., из них 727 - мирные жители. Для сравнения: в 2011 г. из 750 убитых гражданских лиц было 340 чел., а в 2012 г из 700 - 303, соответственно[15]. Отмеченное несовпадение, скорее всего, объясняется субъективно-психологическими особенностями восприятия событий, случившихся в регионе на рубеже десятилетий. 2011 г (4,8 балла) запомнился эскалацией локальных конфликтов, в частности в Дагестане, Кабардино-Балкарии и Карачаево-Черкесии.

В последней, например, ситуация ухудшилась настолько, что число жертв вооруженных нападений возросло более чем в восемь раз по сравнению с предшествующим годом[16]. Утверждения экспертов о высоком уровне напряженности в 2012 г (4,8 балла) могут быть объяснены рядом громких убийств общественных и религиозных деятелей в Дагестане, а в 2013 г (4,6 балла) - ростом числа погибших среди гражданского населения (на 17,5% по сравнению с 2012 г) и увеличением количества терактов, совершенных смертниками (особо трагическими были три крупных теракта в Волгограде, унесших жизни 38 человек)[17].

Резкое изменение этнополитической ситуации в СКФО в 2014 г, проявившееся в снижении напряженности до 3,5 баллов, является, полагают эксперты, следствием успешных действий "силовиков", введением исключительных мер безопасности при проведении Олимпиады, уничтожением главаря "Имарата Кавказ" Умарова, активизацией ИГИЛ, оттянувшей часть "пассионариев" с Кавказа, и стабилизирующим эффектом украинского кризиса как внешнего конфликта. И хотя положительная динамика была достигнута не за счет качественного изменения основ жизни, что считалось главным при создании СКФО, а за счет "дополнительных" обстоятельств, она позволяет говорить о наметившемся переходе от негативного конфликтологического сценария к умеренно-негативному[18].

И все-таки наибольшей эвристической ценностью обладают не ретроспективные оценки, а прогностические суждения о будущем региона. По мнению экспертов, в ближайшие два года после проведения исследования весьма вероятно обострение этнополитической ситуации. К 2016 г. напряженность возрастет до 3,8 балла[19] (по сравнению с 3,5 баллами в 2014 г.). Участники опроса отмечали резко усиливающуюся в последнее время непредсказуемость внутрирегиональных, общероссийских и международных геополитических процессов, вызванную их взаимозависимостью, с одной стороны, и противоречивостью, разнонаправленностью, с другой. Это обусловило трудности прогностических оценок этнополитической ситуации на Северном Кавказе. В отношении 2017-2020 гг. (плавное снижение напряженности с 3,3 до 2,6 баллов) существенная доля наших информантов затруднилась с ответом (35%). Однако это не помешало им выявить факторы, способствующие обострению этнополитических конфликтов в регионе (табл. 1).

Таблица 1. Ранжирование факторов эскалации современной этнополитической напряженности на Северном Кавказе

Факторы эскалации этнополитической напряженности. Наиболее разрушительным среди них была признана коррупция. Организованная государством мощная антикоррупционная война, считают эксперты, "сводится к отдельным показательным политическим прецедентам - дело ЮКОСа, дело Лужкова, дело Сердюкова, а также [к] смене состава глав субъектов (в том числе бизнесменов на военных, например, в субъектах РФ СКФО)" - и не приносит ощутимого положительного результата. "Непобедимость" коррупционной составляющей российского общества обусловлена многими причинами. На региональном (северокавказском) уровне ее "живучесть" объясняется этническим, родственным, конфессиональным соответствием при подборе, ротации и расстановке кадров, личной преданностью, знакомством, кумовством, фамильностью, тейповостью, диаспорностью, воспринимаемыми населением в качестве своеобразных констант местного сообщества. В то же время, полагают эксперты, противостоять этому социальному недугу вполне возможно. Однако "системная борьба с коррупцией может успешно вестись только, если будет <...> развиваться не дирижистская (ручная) система политико­административного управления, а институциональная, которая дезавуировала бы коррупционные связи и схемы"[20].

Следующим по значимости конфликтогенным фактором эксперты назвали социально-экономическое положение людей: "Вероятный рост напряженности в сфере межэтнических и этноконфессиональных отношений обусловлен прежде всего объективными процессами, а именно: неблагоприятными социально-экономическими условиями и факторами, кризисными явлениями в экономике и в финансовой сфере России. Обвал рубля, внутренние структурные проблемы российской экономики (стагнация, снижение ВВП, рост инфляции), экономические санкции в отношении РФ со стороны стран Европы и США провоцируют снижение уровня жизни, безработицу, ухудшение социального настроения и т.д. Все это неизбежно будет проецироваться в сферу отношений этнических групп, обостряя противоречия и борьбу за экономические и социальные блага, политизируя требования этнических активистов".

Региональная статистика подтверждает приведенное выше высказывание. Так, в 2014 г среднемесячная номинальная начисленная зарплата в СКФО составила 21,2 тыс. рублей, что в 1,5 раза ниже среднероссийского уровня, а среднедушевые денежные доходы населения - 20,9 тыс. руб. против 27,7 тыс. руб. в среднем по России[21]. Еще более ярким свидетельством социально-экономического неблагополучия региона является уровень безработицы. По данным Федеральной службы государственной статистики, в течение длительного времени Северный Кавказ занимает лидирующее положение в стране по количеству незанятого населения. В 2014 г. этот показатель почти в 2 раза превысил среднероссийское значение и составил 10,5%[22]. Больше всего людей, оставшихся без работы, проживает в Ингушетии (44,5%) и Чеченской Республике (26,6%)[23]. Особо тревожная ситуация складывается в молодежной среде: безработные молодые люди примыкают к религиозным, экстремистским и криминальным организациям, а это в свою очередь влечет за собой рост уровня преступности, наркомании и алкоголизма в этой возрастной группе.

Несмотря на ряд конструктивных решений, реализующихся через различные федеральные целевые программы и региональные проекты, существенно изменить ситуацию с безработицей до сих пор не удается. При этом СКФО обладает огромными трудовыми ресурсами и является трудоизбыточным регионом. Доля населения трудоспособного возраста достигает здесь 60%, а населения младше трудоспособного возраста - 24%. Это самый высокий показатель среди федеральных округов РФ[24]. Нестабильность в социально-трудовой сфере толкает людей в сторону теневой экономики. В 2012 г., например, теневой сектор в СКФО составлял в среднем 30%. Говоря другими словами, практически каждый третий житель Северного Кавказа в той или иной мере был связан с нелегальным бизнесом. Хуже всего дела обстоят в Ингушетии (87%), Северной Осетии (80%) и Дагестане (75%)[25].

Неблагоприятная социально-экономическая ситуация отрицательно сказывается на социально-политической и этноконфессиональной обстановке в регионе, что проявляется в радикализации религии. Из семи самых конфликтогенных факторов воздействие религиозности и конфессиональности, по мнению более половины наших экспертов, усиливается сейчас и продолжит усиливаться в будущем (табл. 2). Пропагандистское, вербовочное давление на молодежь со стороны террористических и экстремистских организаций, прежде всего ИГИЛ, с целью приобщения ее к непосредственной террористической деятельности на территории Северного Кавказа будет возрастать, поскольку "религиозные структуры как "ловцы человеческих душ" опосредованно используют апатию и разочарованность людей, превращая их в своих адептов или бойцов".

Таблица 2. Оценка влияния факторов динамики этнополитической ситуации на Северном Кавказе, 2014 г. (в % по строкам)

В условиях поликонфессиональности северокавказского региона и высокого уровня внутренней миграции отказ от светского принципа организации общественной жизни в совокупности с расползанием радикального ислама крайне негативно влияет на этнополитическую ситуацию, становясь реальной угрозой безопасности[26]. В этой связи экспертами были сформулированы предложения по нейтрализации религиозной угрозы. Выделим некоторые из них, которые, с нашей точки зрения, целесообразно реализовать в силу их явно прикладного характера:

• "сохранение и акцентирование светского характера государства, отделение школы от церкви, отделение конфессий от политической практики, нейтрализация навязывания обществу религиозных практик и конфессионализации общественного дискурса";
• "прекращение апеллирования к лидерам конфессий со стороны глав субъектов, работников органов власти и управления в осуществлении функционала органов власти и местного самоуправления";
• "прекращение внедрения (даже и в рекомендательном плане) в функциональную практику государственных и муниципальных служащих национально-религиозной, этнокультурной атрибутики (национальный костюм, отправление религиозных обрядов в рабочее время, использование в рабочей ситуации религиозной символики)";
• "отказ от практики "замалчивания" этнической составляющей правонарушений, сокрытия этнических интерпретаций бытовых локальных конфликтов, как равно и практики "этнизации" в СМИ и в общественном дискурсе бытовых противоречий и конфликтов";
• "предоставление на всех уровнях своевременной объективной оценки конфликтных ситуаций и формирование коллективной публичной позиции в отношении ксенофобии, национализма, агрессии, терроризма, экстремизма".

С религиозным фактором напрямую связан фактор внешнеполитический, роль которого тоже возрастает (табл. 2). На эту тенденцию указал каждый четвертый эксперт. Мировая геополитика сегодня находится в неравновесном, переходном состоянии, что подтверждается множественностью конфессиональных и этнонациональных конфликтов на цивилизационных разломах и отсутствием международных гарантий безопасности. Все это неизбежно толкает мир к новой гонке вооружений. Кроме того, в современной системе геополитических координат появилась новая технология контроля над пространством - технология информационной войны, предусматривающая использование массированных коммуникационных потоков, включающих такие фантомы, как "борьба с терроризмом" и "нарушение прав человека". Однако информационное наступление не исключает стратегии упреждающих действий, призванных закрепить "моральные победы". Пример тому - военные операции в Югославии, Афганистане, Ираке.

Из всего многообразия внешнеполитических акторов максимально дестабилизирующее влияние на ситуацию в северокавказском регионе оказывает, по мнению экспертов, Саудовская Аравия - 10 баллов[27]. Следом за ней идут США (8 баллов), Грузия (7,3 балла) и Евросоюз (6,5 балла). Лидирующее место аравийского государства в этом списке объясняется, как нам кажется, его политикой, направленной на финансовую поддержку исламистских террористических организаций. Помимо этого, негативные геополитические реалии вокруг России в связи с прецедентами Крыма, Южной Осетии, Нагорного Карабаха, Абхазии могут вывести на новый уровень претензии к ней со стороны Украины, Грузии, Азербайджана, Турции, что, в свою очередь, чревато ухудшением отношений между соответствующими диаспорными группами Северного Кавказа.

Подводя итог вышесказанному, отметим: результаты экспертного опроса не позволяют говорить об устойчивости позитивных тенденций в северокавказском регионе. В ближайшем будущем там ожидается рост напряженности. Негативные последствия, вызванные мировым кризисом и экономическими санкциями, а также непредсказуемость и запутанность международных внешнеполитических отношений неизбежно повлекут за собой этнополитическую нестабильность и усиление кризисных процессов на Северном Кавказе.

[1] Авксентьев Виктор Анатольевич - доктор философских наук, профессор, директор Института социально-экономических и гуманитарных исследований Южного научного центра РАН.
[2] Гриценко Галина Дмитриевна - доктор философских наук, профессор, главный научный сотрудник Института социально-экономических и гуманитарных исследований Южного научного центра РАН
[3] Медведев Д.А. Послание Федеральному Собранию Российской Федерации. 2009. 12 ноября. URL: http://www.kremlin.ru/transcripts/5979 (дата обращения: 17.03.2015).
[4] Указ Президента РФ от 19 декабря 2012 г. N 1666 "О Стратегии государственной национальной политики Российской Федерации на период до 2025 года".
[5] Авксентьев В.А., Васильченко В.А., Маслова Т.Ф., Лепилкина О.И. Этнополитические основания системного менеджмента на Северном Кавказе. Ростов н/Д: Изд-во ЮНЦ РАН, 2014: 31 – 74; Гриценко Г.Д., Ничеговская М.А. Стратегия развития Северо-Кавказского федерального округа: проблемы и решения // Научные проблемы гуманитарных исследований. 2011. Вып. 8. С. 185-192.
[6] Матишов Г.Г., Авксентьев В.А., Агларов М.А. и др. Проблемы социально-экономического и геополитического развития южного макрорегиона / Отв. ред. Г.Г. Матишов. Ростов н/Д: Изд-во ЮНЦ РАН, 2012: 110.
[7] Аствацатурова М.А., Иванова С.Ю. Общий обзор общественно-политической и этнополитической ситуации в Северо-Кавказском федеральном округе // Состояние межнациональных отношений и религиозная ситуация в СКФО: экспертный доклад / Под ред. В. А. Тишкова. Ставрополь: Изд-во СКФУ, 2014: 5 – 7.
[8] По итогам 2014 года Чечня стала единственным регионом СКФО с ростом числа жертв конфликта // Кавказский узел. 2015. 30 января. URL: http://www.kavkaz-uzel.ru/articles/256507/ (дата обращения: 01.02.2015).
[9] В 2014 году на Северном Кавказе были проведены 74 контртеррористические операции // REGNUM. 2014. 9 декабря. URL: http://www.regnum.ru/news/polit/1874911.html (дата обращения: 10.12.2014).
[10] Авксентьев В.А., Гриценко Г.Д., Дмитриев А.В. Динамика регионального конфликтного процесса на Юге России (экспертная оценка) // Социологические исследования. 2007. N 9. С. 70-78; Авксентьев В.А., Гриценко Г.Д., Дмитриев А.В. Региональная конфликтология: концепты и российская практика / Под ред. чл.-корр. М.К. Горшкова. М.: Альфа-М; Авксентьев В.А., Гриценко Г.Д., Дмитриев А.В., Зинев С.Н., Майборода Э.Т. Конфликтный регион: экспертное мнение // Вестник Южного научного центра. 2009. Т. 5. N 3. С. 15-21; Авксентьев В.А., Аксюмов Б.В., Гриценко Г.Д. и др. Юг России в зеркале конфликтологической экспертизы. Ростов-н/Д.: Изд- во ЮНЦ РАН, 2011.
[11] Авксентьев В.А., Гриценко Г.Д., Дмитриев А.В. Региональная конфликтология: экспертное мнение / Под ред. чл.-корр. М.К. Горшкова. М.: Альфа-М, 2007.
[12] Там же.
[13] Ретроспективное оценивание проводилось по шкале от "0" - фоновая напряженность, не перерастающая в открытые конфликты, до "5" - высокая степень напряженности, проявляющаяся в множественных конфликтах.
[14] Атлас социально-политических проблем, угроз и рисков России. Т. VI: Южнороссийский макрорегион и Олимпиада в Сочи / Отв. ред. акад. Г.Г. Матишов. Ростов-н/Д.: Изд-во ЮНЦ РАН, 2013: 52.
[15] Атлас социально-политических проблем, угроз и рисков России. Т. VI: Южнороссийский макрорегион и Олимпиада в Сочи / Отв. ред. акад. Г.Г. Матишов. Ростов-н/Д.: Изд-во ЮНЦ РАН, 2013: 66; В ходе вооруженного конфликта на Северном Кавказе в 2011 году погибли и были ранены 1378 человек // Кавказский узел. 2011. 12 января. URL: http://www.kavkaz-uzel.ru/articles/198756/ (дата обращения: 10.02.2015); В ходе вооруженного конфликта на Северном Кавказе в 2012 году погибли и были ранены 1225 человек // Кавказский узел. 2011. 21 января. URL: http://www.kavkaz-uzel.ru/articles/218940 (дата обращения: 10.02.2015); Вооруженный конфликт на Северном Кавказе: 1710 жертв за 2010 год // Розыск пропавших без вести на Северном Кавказе. 2011, 18 января. URL: http://www.rozysk.org/i/news697 (дата обращения: 10.02.2015).
[16] Вооруженный конфликт на Северном Кавказе: 1710 жертв за 2010 год // Розыск пропавших без вести на Северном Кавказе. 2011, 18 января. URL: http://www.rozysk.org/i/news697 (дата обращения: 10.02.2015).
[17] Теракты в Волгограде // Газета. URL: http://www.gazeta.ru/subjects/terakt_v_Volgograde.shtml (дата обращения: 10.02.2015). Уровень безработицы в Российской Федерации. URL: М(р://уровень-безработицы.рф (дата обращения: 11.03.2015).
[18] Впервые возможные сценарии развития Северного Кавказа мы сформулировали в 2005 г., а в 2009 г. нами был сделан вывод о переходе региона на негативный конфликтологический сценарий [Авксентьев В.А., Голубева Н.И. Социально-политические процессы в южном макрорегионе: состояние, тенденции, прогнозы // Вестник Южного научного центра РАН. 2013. Т. 9: 128]. Он сохранял свою актуальность вплоть до 2013 г.
[19] Прогностическое оценивание проводилось по той же методике, что и ретроспективное (см. прим. 1 на с. 94).
[20] Здесь и далее курсивом выделены высказывания экспертов, прозвучавшие в ходе проведения опроса.
[21] Самые низкие зарплаты в России - у жителей СКФО // Ставрополье. 2015. 10 апреля. URL: http://www.stavropolye.tv/sfdnews/view/80773 (дата обращения: 11.03.2015).
[22] Уровень безработицы в Российской Федерации. URL: М(р://уровень-безработицы.рф (дата обращения: 11.03.2015).
[23] Социально-экономическое развитие Северо-Кавказского федерального округа за январь-сентябрь 2013 г. Ессентуки, 2013. URL: http://www.mezhreg.ru/docs/analitika/Analiz_hoda_realizatsii_
gosprogrammy_razvitiya_SevernogoKavkaza_SER_SKF0_na_01-10-2013.pdf (дата обращения: 11.03.2015).
[24] Денежные доходы населения СКФО в 2014 г. выросли на 4% // Интерфакс-Россия. 2015. 10 апреля. URL: http://www.interfax-russia.ru/South/main.asp7icU600556 (дата обращения: 11.03.2015).
[25] Теневая экономика в субъектах СКФО: возможности и пути ее трансформации в легальную. М.: ФПИ "Бастион", 2012: 59
[26] Гриценко Г.Д. Региональные СМИ как источник информации о социальном самочувствии // Медиа- и межкультурная коммуникация в европейском контексте: материалы Международной научно-практической конференции. Ставрополь: Изд-во СКФУ, 2014: 21-23; Авксентьев В.А., Аксюмов Б.В., Гриценко Г.Д. и др. Юг России в зеркале конфликтологической экспертизы. Ростов-н/Д.: Изд- во ЮНЦ РАН, 2011.
[27]Оценка влияния производилась по 10-балльной шкале, где "1" - влияние минимальное, а "10" - приоритетное влияние. Если эксперт затруднялся с оценкой, его ответ кодировался нулем.